Синдром Искариота, или История одного предательства. Повесть

Воцарились иконы, задышали растения на подоконниках, закрасовалась современная мебель – приобретённые для её занятий книжный шкаф, стол и тумба вместо безнадёжно расстроенного пианино, которое уже использовалось как вещевая полка, но по настоянию Регины было варварски разломано и выброшено во двор грузчиками. Засветились кольцевидными узорами новые занавески, будто переродилась тахта в спальне, облагороженная светлой обивкой с кудрявыми меандрами, накрылся благородным плюшевым покрывалом старый диван в гостиной. При переноске неожиданно скинутой Эсператову в виде досок тумбы, а также уже на работе – шкафа и гипсовых изделий он надорвал себе спину. И жене пришлось, кроме возни с его отцом, ещё и его бережно выхаживать.

Эсператов и сам постоянно заботился о здоровье любимой жены: посещение дорогих клиник, современная диагностика и дорогостоящее лечение. Он вообще не жалел тратить на неё никаких средств: погасил подложенный ей первым мужем двухсоттысячный кредит, покупал кучу самых разных и дорогих вещей, щедро одаривал подарками. Для нужд Регины тщательно подбиралась и наскоро приобреталась разумно-печатающая, глянцующая, информационно-звонящая, автоматически шьющая и прочая ультрасовременная техника, покупались изысканные косметические средства. Обладавший художественным вкусом муж не только оплачивал, но и сам активно принимал участие в выборе элементов женского гардероба: не скупясь собирал и волочил домой всё, что пожелает его «солнышко» – от дублёнки до перчаток… Регина тоже участвовала в подборе солидной одежды для мужа. Будучи весьма образованным и эрудированным, а также умудрённым опытом мужчиной, Эсператов считал важнейшим делом заботу о профессиональном имидже жены: умом, талантом и деньгами он проторил ей дорогу к получению второго высшего образования и карьерному росту: дипломная работа с замахом под диссертацию, научные статьи, учебные задания, заслужившая призовое место в областном конкурсе программа и презентация…

И всё же временами Эсператова охватывало лёгкое смятение чувств, какая-то тускло-серая и необъяснимая хандра – и тогда он был задумчив, нелюдим и не уверен в себе, но старался внешне не выдавать своих переживаний. Ко всему прочему он был тревожен и суеверен, углублялся в толкование сновидений и копался в значении народных примет, пытался осмыслить мимолётные впечатления, разглядеть в них знаки судьбы, тонко чувствовал связь между материальным и духовным. Как-то у него слетело с пальца обручальное кольцо – жена быстро отреагировала и помогла найти. Но второй раз оно потерялось безвозвратно (недобрый знак), пришлось покупать новое. «Только венчание вернёт кольцам заветный смысл», – подумал он.

Крестился Эсператов в день Николая Угодника уже в сознательном возрасте, вернувшись после армейской службы. Накануне старинная знакомая его родителей, ставшая ему крёстной матерью, рассказала про сон, в котором, подводя его к небесному алтарю, спрашивает святого владыку, можно ли его крестить. И тот длинным золочёным крестом осеняет его с небес. Но на глазах святителя появились слёзы. Почему? Кто знает… Так и принял крещение. Дух новозаветного учения он воспринял сердцем; был верующим, но не религиозным, не относил себя к ортодоксам. Не все церковные обряды считал необходимыми, исполнял только основные, но венчанию как свидетельству истинного брака отводил в жизни знаковую роль.

Уже после смерти своего отца Эсператов приехал развеяться в родительский дом жены. Несмотря на доброжелательный приём, в разговоре о венчании он не нашёл поддержки. С женой ранее всё обговорили на эту тему и уж было договорились. С трудом добились развенчания первого брака, для чего он несколько раз направлялся в синодальный отдел, так как Регина не успевала туда заехать после работы. Ездил он, несмотря на острые боли в пояснице, и неловко поскользнувшись в гололёд на лестнице у порога, получил усугубление травмы. Эсператова возмутило, что Регина легко пошла на поводу своих родителей и одного сельского священника («духовного наставника»). Ведь смогла пойти против воли матери, заключив с ним официальный брак, а в вопросе о церковном браке неожиданно упёрлась насмерть. «Либо на кого-то променять меня задумала, либо сильно ей надавили на мозг какими-то сектантскими запретами, – размышлял он. – И её родители видят во мне лишь временщика». После этого он к родителям жены уже принципиально не приезжал (да и по работе в выходные дни был часто занят), однако по-прежнему радушно принимал их у себя дома.

Конфликт удалось временно замять, но взаимное недовольство не исчезло. Да к тому же полное безразличие мужа к поддержанию порядка в доме и вялость в решении хозяйственных вопросов стали раздражать Регину. Были и другие источники нервозности. Постоянные скандалы соседей этажом выше не давали покоя. А замена полов наверху привела к тому, что в их квартиру пришли незваные гости – рыжие тараканы, от которых было трудно избавиться. Регина также неоднократно жаловалась на то, что Эсператов поздновато ложится спать, а она без него никак не может уснуть. Жена эгоистично требовала к себе как можно больше внимания даже тогда, когда муж для её же пользы занимался делами её учёбы или работы. Регина умела хорошо готовить, но делала это всё реже и реже. Эсператов, поначалу приносивший жене завтраки в постель, постепенно ограничивался быстрым складированием основных продуктов для перекуса на ходу. Он не замечал, что в бытовой суете отношения постепенно притирались, становились будничными, привычными, чего не выносила романтично настроенная Регина. Хотя лирический настрой окрылял их не раз во время совместных прогулок, одинокие путешествия в отцовском авто для того, чтобы побывать в родительском доме и навестить дочь, огорчали жену Эсператова. Да и было кому за его спиной раскачать их семейную лодку. Он это чувствовал – чувствовал, но ничего не предпринимал, надеясь на крепость семейных уз и на верность жены.

5

Вот уже несколько дней, оставшись дома только с кошкой Крис, Эсператов с головой окунулся в работу. Он торопился успеть сдать эскиз в срок. Наполовину задумка была уже воплощена, но другая половина работы, связанная с решением антуража и деталировкой композиции, нуждалась во вдумчивом анализе и точности исполнения. Скучать было некогда, да Крис и не давала скучать. Её мурчание становилось всё навязчивее, повадки – диче и агрессивнее.

Решившись немного отвлечься, Эсператов включил телевизор. Звучали рождественские стихи. Под скрипичную музыку женщина в строгом тёмно-пурпурном одеянии читала известное стихотворение Блока, полное мистических озарений и мрачных предчувствий:

Был вечер поздний и багровый,Звезда-предвестница взошла.Над бездной плакал голос новый —Младенца Дева родила.

«Гм …Конечно, люблю Блока, – стал философствовать Эсператов. —Но к Рождеству могли бы что-то и оптимистичнее прочесть – возможно, Бродского или Бунина. Да, почему бы не Бунина – «вечерний ангел», «грёзы золотые», «чистой радости» мечта… А может, их уже читали? Даже у меланхоличного Надсона был светлый рождественский стих…». Рассуждение Эсператова прервало возвращение ощущения голоса женщины-чтеца на последней строфе:

Владыки, полные заботы,Послали весть во все концы,И на губах ИскариотаУлыбку видели гонцы.

«И на губах Искариота улыбку видели гонцы», – машинально повторил Эсператов последнюю фразу. А затем он мысленно вернулся к пропущенной строфе:

И было знаменье и чудо:В невозмутимой тишинеСреди толпы возник ИудаВ холодной маске, на коне.

Почему Искариота сделал Блок свидетелем Рождества? – задумался Эсператов. Он часть предвечной силы, оскверняющей свет и радость. Не антихрист и не бес – вечный лицедей, предатель и мнимый победитель. Предательство ранит больнее, чем открытая вражда, не так ли? Чудо Рождения и чудо греховного лицедейства. Одно неизбежно сопровождает другое, как спутник, как предвестие грядущего столкновения двух начал одной истории, что изображено на фреске Джотто…

К ночи телефонный дисплей высветил сообщение от жены. Снова завязалась «телеграфная» беседа.

Жена: – Я на Рождество никак не успею. Миу. Спишь?

– Какой тут сон…

Жена: – А что?

– Пушистик ничего делать не даёт.

Жена: – А что делает?

– Мешает. То на стол лезет, то на планшет, урчит и вращается.

Жена: – И что? Кошке просто плохо, пройдёт.

– Мне тоже не лучше.

Жена: – А тебе от чего?

– От этого.

Жена: – От кошки? Ну запри её тогда.

– Да постоянно вой в ушах, на все столы к любой посуде прыгает.

Жена: – Тебя это злит, так?

– Не злит, просто изматывает.

Жена: – Если бы я сделала операцию ей, она бы так не мурячиля. Ты сам отказался от этой идеи, кстати.

– Ещё хуже бы было калечить. Не говори об этом живодёрстве вообще.

Жена: – А лучше, чтоб ты психовал?

– Лучше, чтобы она жила в кошачьей компании, была бы сытая, ухоженная и довольная.

Жена: Ты хочешь кота завести?

– В деревне ей было бы лучше. Надо бы только корм периодически передавать для неё.

Жена: – Мы её уже взяли себе, теперь куда?

– Тогда кота по вызову)

Жена: – Нет, я котят не буду раздавать.

– Отдай в деревню. Там коты, а на какое-то время можно будет её забирать и выкармливать.

Жена: – Боюсь, так не получится, её уже не примут.

– Почему?

Жена: – Это психология животных, и ты её не понимаешь просто, не примут её кошки. Мы её взяли, значит, будет с нами.

– Кошки не примут, а коты примут) Она сейчас сильная, боевая.

Тут возникла небольшая пауза. Эсператов снова втянулся в работу под демонстративное мурчание кошки Крис. По-видимому, Регина в это время что-то с родителями обсуждала. И опять высветился на табло её ответ.

Жена: – Дочку ты тоже родителям вернёшь, если что-то не понравится?

«Вот так ответ! – подумал Эсператов. – Интересно, кто автор этого сравнения? Надо же мозгами шевелить! Одно дело животное, другое —человек – дочь, тем более. Похоже, эту идею ей подкинули…»

– Ты не сравнивай. Для неё самца искать не придётся)

Жена: – Мне неприятно, что ты так стал говорить о Крис, это безответственно так с кошкой поступать.

– Я забочусь о её состоянии, чтобы ей было лучше. А ты готова её живодёрам отдать калечить, лишь бы при себе держать.

Жена: – Ладно. Я спать. С Рождеством!

– И тебя с Рождеством!

Позвонив по телефону, Регина ещё раз подтвердила, что к Рождеству её отец не сможет довезти её из деревни до дома и предложила Эсператову приехать самому. Да как тут приехать? Кошку куда деть, с работой как расквитаться? Такой праздник, а встречать придётся порознь… Художник сильно погрустнел…

Следующий день, Сочельник, он провёл в тревожном настроении. Работа шла тяжело. Праздник или нет, а работу заканчивать надо, чтобы сдать заказчику – поддержать свой профессиональный имидж, да и семью обеспечить. Снова завязалась переписка с женой.

Жена: – Как там живёте? А? Чем занят?

– Да всё так же, без изменения.

Жена: – Ничего. Прорвёмся! Обиделся, что ли? Кстати, мы будем квартиру освящать?

«Прорвёмся!» – Эсператов не любил это слово, в нём ему слышались очень знакомые нотки беспринципного нахрапистого внедрения куда-либо ради какой-то выгоды: так часто говорил предавший его друг, который испортил отношения с бывшей его невестой в юности – Кирой. Эсператов думал было ответить жене: «Если хочешь, освятим, но важнее брак освятить». Но потом подумал, что надо бы использовать эту тему, чтобы она, наконец, решилась на венчание, как и договаривались изначально. Сколько можно ему всё время уступать? Надо же, чтобы и жена тоже прислушалась к его мнению. Вот он и ответил:

– Нам это не нужно. Важнее брак освятить.

Жена: – Я не могу спокойно спать, пока там такие товарищи ходят странные.

«Детские страхи, прямо», – досадовал Эсператов. То ей в этом доме мерещился домовой в образе чёрного кота, вроде бы не проявлявшего активности, но которому не нравилось, что там прибирают. То уже после смерти отца Эсператова и когда кошка прижилась, в сумеречном состоянии, как бы сквозь сон, ей показалось, что какая-то мрачная фигура склонилась над ней, как будто хотела напугать, но её кто-то прогнал: «Скройся отсюда, чудовище!» (ведь над головой висела икона со Святым образом Спасителя). «Это, наверное, просто болезненная впечатлительность… Спросонья что только ни привидится… Тем более отец Регины как-то рассказывал, что в церкви ему показалось какое-то существо, похожее на карлика с крысиной мордой, которое скрылось в стенах. Так что, возможно, и наследственная склонность к галлюцинациям, в чём нет ничего плохого, пока они не становятся навязчивыми, – предположил он. – Она ведь девушка с тонкой душевной организацией, мало ли что ей померещится…». И решил до конца стоять на своём, да поспешил ляпнуть:

– Это глюки.

Жена: – А если нет? Тебе жалко это сделать для меня?

– Ко мне эти товарищи не ходят, и тебя обойдут. В комнате иконы. Кстати, не привози засохших цветов, где бы они ни стояли. Там сильные аллергены. После того, как поставили шкаф и убрали из комнаты засохшие цветы, у меня нос больше не забивается ночью.

Жена: – Понятно.

Была бы на месте жена, с ней бы обязательно встретил Рождество в церкви. Но, оставшись один, Эсператов принял решение закончить основную работу до приезда жены, используя и ночное время, постепенно дорабатывая рисунок, а в перерывах молясь, поставив свечу перед иконой Богородицы и смотря телевизионную трансляцию служения Патриарха.

Уже днём, после Рождества, продолжился разговор супругов по СМС.

Жена: – Как настроение. В храм не ходил?

– Нет. По телевизору смотрел ночью служение Патриарха.

Жена: – И как?

– В Питере там встречали. Президент тоже в храме был.

Жена: – Ясно.

– Когда приедешь?

Жена: – Днём, наверно, а что?

– Надо знать, когда встречать.

Жена: – Зачем встречать?)

– Надо)

Жена: – Как повезут, так напишу.

– Мур)

Жена: – Я плохо спала. Твой брат и его жена снились.

– Ты же их в реале не видела.

Жена: – Ты мне не веришь, что ли?

– Ну хрен с ними. Скоро узнаем, чем наследственное дело кончилось.

За час перед приездом Регина позвонила и сказала, подтрунивая:

– Буду через час. К моему приезду готовь праздничный ужин на столе с Шампанским, яствами и дичью.

– По попе тебе, Лиса, за несанкционированное лисятничество, а не праздничный ужин, – поддержал шутливый тон Эсператов.

Вскоре машина подъехала, остановившись неподалеку возле подъезда. Эсператов помог Регине выйти из автомобиля. Её отец отказался пройти в дом, сославшись на нехватку времени. Эсператов пожал плечами: «Что ж, не буду настаивать».

6

Когда после Рождественских праздников Регина приехала домой, изменений в её поведении трудно было не заметить. В позе появилась вальяжность, в жестах – раскованность и небрежность, в тоне разговора – самоуверенность, а взгляд стал оценивающим.

– Эх, – огорчённо начал разговор с ней Эсператов, – все друзья нас поздравляли по Интернету и СМС, думали, что мы вместе Рождество встречаем. А ты, Лиса, там застряла…

– Я с тобой Новый год встретила. А на Рождество ты сам здесь остался. Поехал бы с нами. А то тебя не интересует, как моя семья живёт, как дочка растёт…

– А пушистика куда? Она такие здесь концерты устраивала… О чём ты вообще?!

И Регина, посмотрев на него каким-то выгоревшим в задумчивости взором, сказала:

– Крис родители заберут через неделю, – эту фразу она повторила пару раз. – Кстати, она только с тобой так себя ведёт – самца чует, со мной она спокойна.

«Что у неё за взгляд такой странный стал. Как будто скрывает что-то… И её родители в это включены…», – промелькнуло в голове у Эсператова. Но он не задержался на этой мысли.

– Работы здесь невпроворот, надо успеть… Вот – посмотри, как здорово я заказ выполнил.

Регина как бы свысока, с саркастическим недовольством, даже с лёгким налётом презрения, посмотрела не на монитор, а на сидящего у компьютера мужа.

– Да можешь хоть сто таких заказов ещё сделать!

– Сто… И сделаю сто.

Все замолчали, и в этом молчании подспудно ощущалась предгрозовая тишина… Эсператов решил разрядить обстановку, переводя разговор на другую тему. После небольшой паузы он продолжил.

– Я хочу Михалычу, нашему знакомому плотнику, заказать продолжение полок твоего шкафа. Он заодно посоветовал бы, как лучше в отцовской комнате шкаф разобрать, чтобы составить на том месте большие картины. А пока тебе бы дополнительные полки соорудили.

– Не нужно этих полок, подожди пока, – полководчески сдержанным тоном ответила жена.

– Как не нужно? Чего ждать? Я тебе обещал… – набрызгами слов мгновенно отреагировал Эсператов. Ведь ты же сама до отъезда об этом говорила. Сказала, что к окну надо бы продолжить полки, чтобы больше профессиональной литературы поместилось, удобнее было работать…

– Не нужно пока, подожди немного, – спокойно и уверенно было сказано в ответ.

Эсператову такая перемена решения показалось непонятной, он слегка насторожился. И многозначительный мутный взгляд жены куда-то перед собой он расшифровал: «Что-то задумала…». Но что именно, было в этот момент совсем неясно, прояснилось уже позже, когда он смог представить целостную картину событий. Наспех перекусив, Регина отправилась на работу в «шокошколу», как окрестил это место Эсператов. А сам он достал наполовину сточенный карандаш и стал заполнять альбомчик эскизами к новой картине.

Придя с работы домой, Регина застала мужа с трубкой беспроводного телефона в руке, когда он нехотя отвечал на вопросы маркетолога о прослушивании радиопрограмм. Эсператов сказал абоненту, что надо бы заканчивать маркетинговый опрос, но тот навязчиво просил: «Сейчас-сейчас, ещё несколько минут – и всё…». Регина смеясь стала кидать в мужа наспех скомканными обрывками бумаг со стола, вынуждая прервать телефонный вояж и переключить его внимание целиком на себя. «Ну скорей же, заканчивайте! Меня жена сейчас убьёт. Настроена очень решительно… Бумажками кидается, потом вещами начнёт…», – проглотив смешинку, торопил маркетолога Эсператов. Супруги резвились как дети, со смехом, как снежками, швыряя друг в друга обрывками мятой бумаги… А этот бренд-менеджер, хрен моржовый, всё не отставал: «Уже чуть-чуть осталось. Без вас я никак не отвечу на этот вопрос…». После эмоциональной разрядки муж с женой плюхнулись со смехом на диван, просидев так пару минут в обнимку.

Потом ничего особенного будто бы не происходило. Вот только одна деталь врезалась в память: когда Эсператов подошёл к двери ванной комнаты, увидел там Регину, которая ухаживала за волосами, аккуратно их приглаживая и завивая после мытья. Он ненадолго остановился, принюхиваясь к ароматической свежести и разглядывая подвижный силуэт жены в тёплом освещении: по-мужски было приятно наблюдать, как его дама в непринуждённой домашней обстановке, нацепив лёгкий светлый халатик, проворно орудует туалетными принадлежностями. Она же, обернувшись в его сторону и придерживая чёрную плойку, неожиданно спросила:

– А у тебя всегда оставались хорошие отношения с девушками, с которыми расставался?

– Конечно, как же иначе – всегда только дружеские.

– Да? – о чём-то внутренне размышляя, переспросила Регина.

– Да, – утвердительно ответил муж, так и не поняв, к чему был задан вопрос.

После прогулки в магазин Эсператов вот было собрался идти в спальню. Но его остановил голос жены.

– Посмотри, какой теперь Даша у нас стала, – с холодком, размеренным тоном вымолвила Регина, боковым зрением наблюдая реакцию Эсператова и сухим жестом протянув мужу три фотографии.

– Ага… Да, большая уже стала, – притормаживая в движениях принял фотографии трёхлетней дочери Илья. – Вот какая симпатяга…

– Ты совершенно не интересуешься, как у нас дочь растёт! Это тебе совсем не интересно! – с раздражением метнула Регина.

– Как это, ты что? – с недоумением среагировал Эсператов.

– Совсем не интересуешься, – досадливо повторила Регина.

– Нет, что ты, – стал оправдываться Эсператов. – Мне это очень интересно…

Они прилегли вместе отдохнуть на кровать. Немного погодя разговор супругов продолжился уже в постели.

– Ты ничего не делаешь для Лисы, – тихо, обиженным и грустным тоном проговорила Регина.

Илье эти рассуждения были до глубины души обидны при той затрате сил и энергии, которая уходила на жену.

– Ага, ещё что интересного скажешь? – с недовольной миной спросил Эсператов.

– Вот что ты сделал для меня? Скажи.

– Ты сама знаешь. Чего тут говорить… Всё, что мог, то делал.

– Нет, ну давай же перечисляй, что сделал… – с какой-то подковыркой, словно дантист с иглой, не отставала Регина.

«Как будто провоцирует», – подумал Эсператов.

– Ты сама знаешь, память, видимо, у тебя слишком короткой стала…

– Ты мне говорил, что я могу в доме делать всё, что захочу. А получается – то нельзя, это нельзя. У меня только уголок тут, а к остальному притронуться не могу. Нормальный ремонт нужно в квартире делать.

– Что за ерунда! А что ещё тебе надо? Картины и скульптуры лучше не трогать. А с остальным – ну много раз говорили. И по поводу ремонта – обо всём договорились. В бывшей комнате отца – что хочешь, то выкинем, что хочешь, оставим. Только согласовывать со мной надо, с моим же мнением тоже как-то считаться бы. Отцовскую кровать и диван выкинули уже оттуда. Вот картины мои, надеюсь, не собираешься выкидывать? А так – всё, что хочешь.

– Тебе что ни скажешь – всё ерунда, каждую мелочь постоянно обговаривать приходится. Ты же там ничего не делаешь.

– Ну так я не только этим занимаюсь. А потом – я хочу посоветоваться со специалистами, как это всё лучше сделать. Секретер надо выкинуть – выкинем, зеркало-двульяж с тумбой тоже. Просто выкинуть не сложно, а вдруг что из этого пригодится – в качестве деталей даже.

После отдыха супруги переместились в гостиную, где продолжился их разговор.

– Почему ты не хочешь освятить квартиру, мне тут спать страшно.

– Да ну, перестань… – почти взныв с подброшенным вверх взглядом и округлённым ртом, выпалил Илья. Полтора года спала – и ничего, а сейчас вдруг приспичило. Как ребёнку маленькому привиделось что-то – начинаешь пугаться всего. А потом, скажи мне: а ты почему не хочешь освятить наш брак? Сколько раз уже говорили о венчании…

– Одно к другому не относится вообще. Нет, никакого венчания. Я к нему не готова, – категорично ответила жена.

– И сколько ещё можно готовиться? – с недовольным видом задал вопрос Эсператов. – Уж если церковь призываешь, то надо сначала с таинством брака всё решить, а потом всё остальное.

– Я ни с кем вообще больше венчаться не собираюсь, – ещё жёстче бухнула Регина.

Словосочетание «ни с кем» в этом случае показалось ему странным (не многовато ли странностей в этот день?). Что это – случайная и нелепая оговорка? Что значит «ни с кем»? Муж ведь только он. Или это оговорка по Фрейду, невзначай приоткрывшая завесу истинного положения вещей? Несмотря на то, что Эсператову был ближе первый вариант, в голове его уже поселился червь сомнения, которого он всячески пытался оттуда вытравить. А зря…

– Ну тогда и я тебе тоже говорю «нет», – как гвоздь вбил, тихим, но уверенным тоном вставил Эсператов. Сколько можно только мне уступать? А со мной считаться кто будет?

– И зачем я вообще замуж за тебя вышла, – как бы сама с собой рассуждая, посетовала Регина.

– А… Так никто ведь насильно не тянул, – усмехнулся Илья Эсператов.

– А я тебе готовить тогда не буду, – с выражением: «Что – съел?» брякнула Регина.

– Вот уж напугала, прямо, Лиса! – вновь с ироничной усмешкой раззадорился Илья. – Да ты давно здесь ничего не готовила.

– Я тебе борщ оставляла, между прочим.

– Бывает, посещают тебя иногда кулинарные озарения. Так что не оправдывайся, – продолжал иронизировать Эсператов.

– Квартиру надо нам освятить, как ты не понимаешь, – снова вернулась к первоначальной теме жена.

– Тогда и венчаться тоже надо.

– Нет, – вновь отрезала она.

– На «нет» и от меня «нет», – никак не уступал Эсператов.

– Ну ладно… Ты упрям, а я ещё упрямее, – ответила его жена, недовольно поджав губы и буравя стену глубоким ядовито-мглистым взглядом.

Потом мельком в разговоре она остановились на каких-то бытовых темах, которые обсуждались тихо и спокойно.

Но вслед за этим жена как бы невзначай, выворачивая, будто рукав наизнанку, взгляд в сторону (словно этот взгляд перекосило пренебрежительной гримасой), заметила, что Илья за год постарел на лицо, что он не знает, «где и что читают» (что его уж совсем удивило – надо же, на такую глупость её настроили!), да и фигура у него стала какая-то не мужская, грушевидная – живот заметен. Он ей отвечал, что конституция по пикническому типу постепенно даёт о себе знать. Она же возражала, что он просто стал хиреть, а раньше хоть физкультурой немного занимался. И тут у неё вполголоса вырвалось: «Да кому ты вообще нужен?». «Не хило же её там настроили против меня!», – сверкнув глазами, подумал Эсператов, но решил, что мудрее будет пропустить эту пику мимо ушей, якобы не заметил случайно пророненной фразы.