Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Джейн Кэмпион сняла поэтический женский портрет.

О том, как в девочке рождается женщина, о том, как возможна женщина в современном мире, если она женщина, а не сумма обязательств, социальных, традиционных, семейных.

И о том, как соотносятся телесность и духовность женщины, как бы предугадывая свой будущий фильм Пианино.

P.S

Фильм «Ангел на моём столе» снят женщиной, по автобиографии женщины, о женщине. О женщине, которая не обезумела от страха, когда все начали бессмысленно метаться.

На мой взгляд, фильм ещё и о том, что, по крайней мере, начиная с XX века, «бессмысленно метаться» начинают больше мужчины.

Не исключаю, что это моя точка зрения и Джейн Кэмпион её бы не разделила.

«Портрет леди»

…неприятие, которое сохранилось через много лет

В предыдущих главах обращал внимание на то, что та или иная книга, фильм, просто история, могли зацепить меня после первого просмотра. Потом это забывалось, пряталось в неведомых мне закоулках сознания, и нужен был толчок извне, чтобы «раскупорить» давнее впечатление. Причём, самое неожиданное, эти давние впечатления могли «прорастать» во мне, ожидая своего часа.

Примерно об этом говорит М. Мамардашвили[709]: «в детстве тебя поразило какое-то впечатление, и вот двадцать лет спустя из-за какого-то случая, какой-то встречи пути пересекаются, и ты внезапно понимаешь смысл того полузабытого впечатления, сохранявшегося в тебе двадцать лет. Какая-нибудь случайная встреча раскроет тебе смысл того, что ты однажды почувствовал, что сохранилось в тебе, неподвижное и непонятное, словно зачарованное».

Действительно, «словно зачарованное», но в случае, когда речь идёт не о детских впечатлениях, они не оставались «неподвижными», а постепенно изменялись, «прорастали», вместе с тем, как изменялся я сам.

Так из «зачарованного» и «проросшего» родились опусы настоящей книги о «Жюле и Джиме», о «Фиесте», о Сабине Шпильрейн, о «Гедде Габлер»[710].

Но, как оказалось, возможен случай противоположного толка. Имя известное, почти классическое, а после первого чтения возникло неприятие. Не стал оспаривать, не осмелился, решил, что-то не понимаю, с тем и примирился. Но когда вернулся к этому тексту, через десять, двадцать лет, – опосредованная цепочка невольно возвратила к нему – оказалось, что неприятие не прошло. Так и сохранилось «неподвижное» и «непонятное»…

…фильм «Портрет леди»: после фильма «Ангел за моим столом» и фильма «Пианино»

Фильм «Портрет леди»[711] Дж. Кэмпион сняла после фильма «Пианино».

До «Пианино» был фильм «Ангел за моим столом», о котором я говорил выше. О женщине, которая попала в психиатрическую клинику, будучи абсолютно нормальной, но не сломалась, выжила, стала писательницей, наверно помог ангел за её столом, она сама была как ангел, хотя была обычной женщиной, нескладной и бесхитростной.

После «Пианино», о котором речь впереди, наступило время фильма о «леди», и само название завораживало не менее, чем «пианино» и «ангел».

Название названием, но дело в том, что фильм Дж. Кэмпион «Портрет леди» был снят по роману Генри Джеймса «Женский портрет»[712]. А этот роман и был причиной моего давнего неприятия.

Как оказалось, так и оставшегося «неподвижным».

Попробую разобраться в своём неприятии, хотя бы сейчас (2015 год 4 марта). Настолько, насколько в состоянии разобраться.

Начну с темы, которая, как мне показалось, напрашивалась: «американка-англичанин», «бесцеремонная американка в чопорной Англии», но «ружьё» так и не выстрелило[713]. Возможно, не было никакого «ружья», выдал желаемое за действительное. Две подобные истории, когда-то зацепили меня, врезались в память, вот и решил, что роман Г. Джеймса «об этом».

…Сильвия Платт[714] и Тед Хьюз[715]

Первая история: «американка-англичанин».

Сильвия Платт, американская поэтесса, Тед Хьюз, британский поэт. Любовь, брак, творчество.

Сильвия самоотверженно занимается стихами мужа, собирает, посылает на конкурс, радуется его успехам.

Тед, принимает её хлопоты как должное, наверное, считает, что заслужил.

Потом наступает разрыв.

После разрыва с мужем. Сильвия покончила с собой.

В прессе, прежде всего, в феминистической, появилось множество обвинений в адрес Хьюза, но в подобных деликатных вопросах, простых ответов не бывает.

Тысячи и тысячи причин, которые остаются нераскрытыми, тысячи и тысячи причин, которые раскрыть невозможно.

Не помню, где прочёл о пикировке между Сильвией и Тедом.

…почему-то думаю, что в НГ (Независимая газета)-Exlibris[716], попробовал разыскать в Интернете, не получилось…

Запомнилось, как запомнилось, но, признаюсь, случается со мной, позволяю себе дописывать в воображении.

Запомнилось, что пикировка была доброжелательная, но не без капельки яда, с обеих сторон. Он, упрекал её в том, что ей не знакомы хорошие манеры, слишком она порывиста, эксцентрична. Она парирует, такое впечатление, что здесь, в Англии, все умерли, или, вот-вот умрут.

Не скрою, интуитивно мои симпатии на стороне Сильвии Платт.

…тем более, – такая мощная поддержка – И. Бродский[717] дарование Платт считал более сильным, чем дарование Хьюза…

Но в то же время, понимаю, мои симпатии и антипатии мало что значат, не тот случай, когда можно позволить себе торопливый вердикт.

Напомню только, что в 2003 году, режиссёр Кристин Джэффс сняла фильм «Сильвия»[718], о Сильвии Платт и о Теде Хьюзе. Фильм затерялся, мало кто его сегодня вспоминает.

…Клайв Стейплз Льюис[719] и Хелена Джой Дэвидмен[720]

Вторая история: «американка-англичанин».

Сэр Клайв Стейплз Льюис, английский детский писатель и христианский философ, Хелена Джой Дэвидмен, американская журналистка.

«Он – сэр, чопорный англичанин, оксфордский профессор, старый холостяк, целомудренный и строгий, до смешного, стеснительный.

Она – замужем, журналистка, член компартии, прямолинейная, временами откровенно грубая, страстная и несдержанная».

…откуда выписал эти строки уже не помню…

Ему 58 лет, ей 41. Любовь, брак, болезнь женщины, смерть.

Брак продлился всего 4 года. Женщина стремительно вошла в жизнь пожилого профессора и столь же стремительно ушла.

После её смерти К. Льюис написал «Исследование скорби» (другое название «Боль утраты»[721]). Пытался разобраться, как совместить веру в Бога с потерей близкого человека, с которой невозможно примириться.

Через кощунственные строки о Боге («космический садист», «злобный кретин») К. Льюис приходит к христианскому самоотречению и смирению.

Любопытна последняя фраза книги:

«она (Хелена) припала к вечному источнику».

Однажды Он, сэр Клайв Стейплз Льюис, писатель и философ, похвалил Её, Хелену Джой Дэвидмен, журналистку и члена компартии, за «мужские достоинства».

Она немедленно заставила его замолчать, спросив, как ему понравится, если она сделает комплимент его женским достоинствам. Не удивительно, в догендерную эпоху, можно было похвалить женщину за мужские достоинства, но принципиально нельзя было похвалить мужчину за женские достоинства. Думаю, сегодня многое изменилось. У себя в стране, к моему огромному изумлению, встречал мужчин, которые называли себя «феминистами», фактически признаваясь в «женских достоинствах».

Но в контексте взаимоотношений Клайв-Хелен, американка была права.

Напомню, что в 1993 году, режиссёр Ричард Аттенборо снял фильм «Страна теней»[722], о Клайве Льюисе и Хелене Джой.

…мужчина из «старого света» и женщина из «нового света» в романе Генри Джеймса «Женский портрет»

Два приведённых случая, совершенно различны, но есть в них нечто общее. «Старый свет» и «новый свет», мужчина из «старого света» носитель консервативных традиций, и женщина из «нового света», способная разрушить эти консервативные традиции. При этом, если судить по этим двум случаям, брак, при прочих равных условиях, может быть и счастливым, и несчастным.

У нас нет оснований упрекать Генри Джеймса за то, что его не заинтересовала тема «американка-англичанин», у него достаточно своих «ружей», которые должны были выстрелить. Да и приведённые две истории, скорее свободные «размышления на заданную тему», чем основания для серьёзных обобщений.

…Уже после написания данных строк, натолкнулся на следующие слова Генри Джеймса по поводу его романа «Американец», и не могу удержаться, чтобы их не привести.

Г. Джеймс пишет:

«Мой сюжет как раз в том и состоит, что американец, в силу присущего ему великодушия, отпускает безнаказанным надменного европейца, который надругался над ним и которого теперь он держит в своей власти. Чтобы показать великодушие, я должен показать зло».

Несколькими строками ниже Г. Джеймс сообщает: «Мой следующий роман будет об Americana – о приключениях в Европе женского варианта Ньюмена (герой романа «Американец» – Р. Б.); она также восторжествует над надменным европейцем».

Речь, как вы догадались, шла о романе «Женский портрет». Оказалось, что я был не прав, «ружьё» было, на него следовало обратить внимание, и, по мнению писателя, оно выстрелило. Просто, не думал, что у классика всё сведётся к «присущее великодушие», «надменный европеец», «отпустить безнаказанным», «восторжествовать», и пр.

…название романа

Второе «ружьё», на котором хотелось бы остановиться, касается названия романа «Женский потрет». Невольно возникает вопрос, речь пойдёт о «портрете женщины», или о «портрете женщины», а это различие предполагает различные художественные решения.

В одном случае, «потрет» становится художественным обрамлением, виньеткой. Как в станковой живописи. Мы можем говорить – и нередко говорим – о характере изображённого на «портрете» человека, но это упрощение, уступка наивному взгляду. Главным в «портрете» остаётся цветопись, светопись, композиция. К примеру, в женских «портретах» Ренуара[723], главное не характер женщины, а то, как в том или ином освещении, светится её тело, её кожа. С теми или иными поправками, такой подход можно отнести и к портрету в художественной литературе.

Во втором случае, мы сознательно размыкаем границы портрета как рамки, чтобы перейти, перетечь, в область социальных, нравственных, психологических проблем. Но границы художественности заставляют нас оставаться в границах «перетекания»,

…только постмодернизм позволит себе пренебречь любыми демаркациями…

не переступая в область прямых логических высказываний.

«Психологический портрет» писателя должен сохранять дистанцию от «психологического портрета» психолога, в противном случае мы должны будем признать, что «психологический» портрет в литературе всего-навсего наглядная иллюстрация к психологии.

Напомню, что выше я писал о женском портрете в фильме «Ангел за моим столом» и о рамке-обрамлении-огранении этого портрета, который включает в себя и историю, и ландшафтные практики, и др.

На мой взгляд, Г. Джеймс, как в русских сказках, оказался на развилке двух дорог, – «налево пойдёшь», «направо пойдёшь», – и так и не смог сделать окончательный выбор.

«Налево пойдёшь», чистая эстетика, столь притягательная для писателя. Отсюда почти постоянная тема безупречного вкуса, изящества, утончённости (почти «старый свет»?), даже непосредственного коллекционирования предметов высокого искусства. Как настоящая жертва воспринимается в романе, готовность одного из персонажей продать ради любимой свою богатую коллекцию безделушек в стиле рококо[724] (?!).

Сама героиня «женского портрета», молодая американка Изабелла Арчер отказывается от выгодных партий (американский фабрикант, английский лорд), а выходит замуж за утончённого аристократа Гилберта Десмонда.

Этот Десмонд эстет до мозга костей, живёт среди собственной художественной коллекции, естественно, циник, и столь же естественно, что для соблазнения женщины он выбирает художественные «декорации» Флоренции. Красиво.

Но границы сексуально-артистических страстей, включая сексуально-артистические разочарования, показались писателю тесными – «направо пойдёшь».

«Прошу, осторожно!» – «На ней уже есть крохотная трещинка»: красивая художественная идея, но амбиции романиста оказались много шире. «Эстетика» уступает место модной «психологии».

…время, когда был написан роман «Женский портрет»

Роман «Женский портрет» начал печататься в 1880 году, за десять лет до «Гедды Габлер».

Уже написаны романы О. Бальзака[725], Ч. Диккенса[726], Ф. Достоевского[727]. Сам Г. Джеймс, дружит с И. Тургеневым[728], восторгается его творчеством, знакомится с Г. Флобером[729], Э. Золя[730], Г. Мопассаном[731].

Старший брат Генри, Уильям Джеймс[732], становится одним из основателей прагматизма и функционализма в психологии. Г. Джеймс не мог оказаться вне этой «новой волны». Он с пафосом заявляет:

«Психологические мотивы, на мой взгляд, дают блестящие возможности для живописи словом; ухватить их сложность – такая задача может вдохновить на титанический труд».

…попытка «ухватить сложность»

И Г. Джеймс начинает свою «титаническую работу», чтобы с помощью «живописи словом» передать психологические мотивы своей героини.

Для начала следовало сделать Изабеллу богатой (как с таким именем оставаться бедной), и как по мановению волшебной палочки она становится богатой (всё во власти романиста). Теперь, будучи богатой, она может в полной мере демонстрировать не только свою утончённость и своё изящество. Но и свои, особенные, «психологические мотивы». Она ведь была не такая как все, не в том смысле, что все люди, все звери, все деревья, не похожи друг на друга. Это, банально. Она особенная, как уникальное художественное изделие, которое одно в подлунном мире,

…«она чувствовала, что стала старше – намного старше, но оттого словно бы «больше стоила»…

точно какая-нибудь редкостная вещь в коллекции антиквара.

…бесстрашье американской литературы

Червь сомнения меня гложет, разве не следует прямо сказать, что это эстетство, переходящее в откровенный снобизм. И что это эстетство и этот снобизм бесконечно далеки от подлинных образцов американской литературы, которая олицетворяет для меня бесстрашье «нового света» в самом расширенном его значении, от Джека Лондона[733] и до него, до Уильяма Фолкнера[734], и после него. В этом бесстрашье, даже «больше стоила» выворачивается наизнанку, обнажает своё «подполье», а не сводится к умилению высокой антикварной стоимостью.

…загадочная Изабелла

Она, Изабелла, особенная, настолько «особенная», что даже самому Г. Джеймсу не под силу «ухватить» её сложность. Остаётся признаться в её «загадочности», которая выделяет её среди обычных, «средних» женщин, в которых, по определению, не может быть ничего загадочного:

«в тайниках души наша юная леди… жаждала успеха, но тайники эти были так глубоко запрятаны, что сообщение между ними и внешним миром было весьма затруднительным».

Вот и результат «титанического труда»: фактическое признание того, что «сообщение» между тайниками души нашей леди и читателями, останется «весьма затруднительным».

…такой же великий, как Шекспир

И вновь меня гложет червь сомнения, и вновь не могу удержаться. Грэм Грин[735] называет Г. Джеймса «таким же великим в истории романа, как Шекспир в истории поэзии».

Да что там Гр. Грин, сам Г. Джеймс, без ложной скромности, считал, что роман «Женский портрет» его обессмертит.

Не знаю, что конкретно имел в виду Г. Джеймс, а Гр. Грин считал, что величие Г. Джеймса в том, что он «развёртывает длинный свиток человеческой испорченности».

Признаюсь, неожиданная для меня разгадка. Следовательно, мы должны считать, что роман «Женский портрет» о крушении иллюзий, о крушении романтических идеалов?

О том, что молодой американке Изабелле, предстоит открыть в человеке изначальное зло?

И если в конце романа Изабелла остаётся перед выбором, то следует ли думать, что ей предстоит сделать последний шаг своего жизненного пути, столкнуться с изначальной испорченностью в самой себе?

И вправе ли мы в таком случае, поставить творчество Г. Джеймса, в первую очередь «Женский портрет», в один ряд, с произведениями великих мизантропов, маркиза де Сада[736] и Луи Селина[737]?

Что до слов Г. Джеймса о «присущем великодушии» американцев, то мало ли что может написать человек в частном письме.

…несколько слов о названии фильма «Портрет леди»

Чем же привлёк Дж. Кэмпион роман Генри Джеймса?

Прежде чем ответить на этот вопрос, обращу внимание на один переводческий нюанс, который, возможно, имеет отношение к пониманию фильма.

Роман Г. Джеймса в оригинале называется «The Portrait of lady», а переведён как «Женский портрет». Фильм Дж. Кэмпион в оригинале называется, как и роман, «The Portrait of lady», а переведён как «Портрет леди». Случайно ли это?

Возможно, переводчики романа отказались от «леди», поскольку в русском языке «леди» воспринимается не просто как женщина, не просто как «дама», а как женщина, которой присущ особый стиль поведения. Поэтому переводчики предпочли не «портрет леди», тем более, не «дамский портрет», а «женский портрет».

Почему же в названии фильма сохранили «Портрет леди»?

Думаю, просто механически, сохранили оригинал, да и звучит красиво. Хотя Дж. Кэмпион, на мой взгляд, снимала фильм как раз не о «леди», а о женщине, о женской судьбе.

…пролог фильма

Необычен пролог фильма до титров, в котором сняты современные девушки из Сиднея, такие обычные, и такие не обычные, такие похожие друг на друга, и такие неповторимые.

Звучат слова, которые, как следует думать, произносятся от имени современных девушек из Сиднея:

«такие трепетные мгновенья»,

«я люблю целоваться, мы не можем без этого, не важно несёт ли это радость или несчастье»,

«в моих глазах появляется выражение, которое говорит, что я загадка»,

«я верю в судьбу».

Никаких «леди», обычные, не обычные, современные девушки из Сиднея, а могли бы быть не из Сиднея, главное, в такие трепетные мгновенья предощущенья любви, как предощущения будущей счастливой жизни.

Г. Джеймс в отношении Изабеллы использует слово destiny – «судьба-удел», а не fate – «судьба-рок», но эти девушки из Сиднея, далеки не только от «судьбы-рока», но и от «судьбы-удела», они из тех современных девушек, которые могут смело заявить «судьба это то, что я с ней сделала»[738]. Они больше не рассчитывают на небеса, только на самих себя.

…отказ от «удачного» замужества

Самые первые эпизоды как будто подтверждают, что героиня фильма Изабелла Арчер, не будет подчиняться правилам, церемониям (американка?!), она отправляется в путешествие то ли для того, чтобы узнать мир, то ли для того чтобы узнать себя. Узнать жизнь, в которой способен «пробиться свет».

Начинает она с того, что отвергает чрезвычайно заманчивое предложение руки и сердца:

«прекрасный человек, сто тысяч в год дюжина домов, место в парламенте».

Она понимает, это отказ можно признать проявлением «дурного вкуса». Действительно, «дурной вкус», если до середины XIX века, а потом далее, до наших дней, в зависимости от страны, сословия, состоятельности, бытующих нравов, многого другого, не оставляющего зазор для свободных поступков, такой отказ назовут глупостью, просто блажью.

Действительно, женским уделом (destiny) остаётся удачное замужество.

Далее Изабелла, с раздражением добавит,

«надеюсь, что не получу больше предложений, они огорчают меня, лишают «света».

Будто заговаривая судьбу, пусть будет неудачной, главное, чтобы был в ней «свет».

Позже, признаётся кузену, которому доверяет, который её любит, к тому же смертельно болен:

«я не могу плыть по течению, это не моя судьба. Удачный брак мне много даёт, но лишает других возможностей. Возможности жить и возможности опасности».

Больше не добавляет, что «лишает света».

…в поисках «света»

Изабелла забирает с собой в путешествие таблички с надписью «нигилизм», «неподкупность», возможно, они давно с ней путешествуют, и она не собирается от них отказываться.

На упрёк тётушки (английской тётушки?!) «больно она своенравна», ответит, почти с вызовом, «да, я своенравна». Не собирается она отказываться от своего «своенравия», как без него выйти к «свету».

Далее, фильм развивается почти по Г. Джеймсу, то есть одновременно в разных направлениях. Благо Николь Кидман[739] в роли Изабеллы, способна оставаться органичной в разных «направлениях».

Мы вправе подумать, как справедливо считают некоторые критики, что молодой американке, «внучке пуритан», не хватало на родине «изысканной культуры». Именно поэтому она могла отказать богатому фабриканту, но не могла отказать блестящему английскому джентльмену, чей старинный флорентийский особняк полон антикварных предметов «выставленных напоказ» («frankly proclaimed»).

Но, на мой взгляд, дарование Дж. Кэмпион иного толка (сужу по «Ангелу» и «Пианино»), вряд ли её волновали «сексуально-артистические страсти», Изабелла Арчер должна была предстать одной из девушек из Сиднея, в их порывах, в их предощущениях, которые по определению не могут сбыться, но без которых мир потеряет свою жизненную силу.

…Изабелла как предшественница будущих феминисток

Мы вправе подумать, как справедливо считают другие критики, что Изабелла предшественница будущих феминисток,

она могла стать жертвой мужского садомазохистского диктата, но не стала,

она могла стать жертвой мужского сексуально-артистического диктата, но не стала,

она могла подчиниться диктату «удачного замужества» (самое простое), но не стала,

она застывает перед новым выбором (буквально застывает в стоп-кадре), как избежать любых притязаний мужчин, если они не способны осознать свою агрессивность, свои собственнические инстинкты.

Как продолжение феминистической линии фильма можно расценить почти публицистическую тему насилия в семье, которой должны попытаться избежать такие красивые, но такие наивные сиднейские девушки.

В фильме «Портрет леди» аристократ Озмонд позволяет себе даже поднять руку на жену, что эстет Г. Джеймс не позволил бы своему герою, ведь изысканная женщина предопределяет изощрённые методы насилия.

…«киноизыски», которые так и остались «киноизысками»

Делая ставку на «портрет» Дж. Кэмпион могла бы решиться на стилевые изыски. В эпизоде путешествий героини по миру, оператор Ст. Драйберг[740] снимает изысканный «фильм в фильме». Изысканный, ещё и по той причине, что в 70-е годы XIX века, время путешествия героини по миру, кино ещё не существовало, и мы становимся свидетелями своеобразной художественной игры, в которой солирует искусный оператор.

Но всё это так и осталось отдельными киноизысками, может быть и по той причине, что дарование Дж. Кэмпион более земное и чувственное. Эстетские игры не в её природе.

…спасительная мелодрама?

Остаётся последнее, мелодрама.

Далёк от мысли, упрекать в этом режиссёра, напротив, именно изящная, чуть эстетская, мелодрама, могла бы сплести различные линии в канат. И то, что путешествие Изабель стилизуется под чёрно-белую мелодраму начала века, придало бы фильму особое художественное изящество.

В этом случае было оправдано приглашение Дж. Малковича[741] на роль Гилберта Озмонда и ассоциации с Вальмоном из «Опасных связей»[742]: «человеческая испорченность» вечна и ничего с этим не поделаешь.

И столь же оправданы были бы проникновенные слова Каспара Гудвуда в конце романа:

«Я ваш на веки, на веки веков… Я не оскорблю вас предложением. Что вас может заботить, как на это посмотрят, что об этом скажут люди – весь извечный, непроходимый идиотизм. Нам-то что за дело до этого, мы ведь с вами другой породы: нам важна суть, а не видимость».

Какая «суть» была важна для Дж. Кэмпион, осталось для меня загадкой.

«Портрет леди» так и не стал «портретом женщины», а слова современных девушек из Сиднея в прологе фильма, так и повисли в пустоте.

«Пианино»

…тот самый фильм

После фильма «Ангел за моим столом» (1990) и фильма «Портрет леди» (1996), перехожу к фильму «Пианино» (1992), основной теме настоящего текста.

Перехожу с некоторой робостью, ведь это тот самый фильм, который, как уже говорил, меня удивил, ошеломил, напугал, восхитил.

Хватит ли у меня смелости разобраться в своих мыслях и чувствах, хватит ли умения выразить их?

Не знаю.

Но, прежде всего, позволю себе два замечания.

…два замечания, предваряющие разговор о фильме «Пианино»

Первое замечание.

Долгие годы выступал в качестве кинокритика, сейчас собственно художественная интерпретация фильма будет носить для меня вспомогательный характер. Главное, насколько фильм «Пианино» добавляет новые чувства и новые смыслы к сквозной теме всей книги: трансформации ролей мужчины и женщины.