Спасибо, папа!.. Семейные хроники

И попросила меня бабушка сходить к соседке и попросить «олії». Дала бутылочку. Я пошёл. И другой бабушке, соседке, слово в слово так и повторил: «олії», мол, нам нужно…

Так узнал, что «олiя» – это масло. Пахучее, подсолнечное.

А чердак по-украински назывался «горище». Много незабываемых часов я провёл в середине шестидесятых у бабушки на «горище». Случайно среди старых книг я нашёл «избранное» Джека Лондона. Первым рассказом там был «Мексиканец». И – всё. Джек Лондон меня захватил. Томик был мной с жадностью прочитан от одной потрёпанной корки до другой. Там, у бабушки Тани, на «горище».

Совершенно особенными показались у украинцев застолья. Неожиданно вдруг – начинали петь. Один… к нему присоединялся другой… Так же естественно, как разговаривают, украинцы переходили к пению. Тут же, за столом, на несколько голосов. Задушевно, так, что пощипывало в глазах…

И как это можно так?..

Когда в Актюбинске появилась пластинка с трио Маренич, она была заслушана моими родителями до дыр.

В Казахстане у нас не пели.

В нашем посёлке ссыльных немцев, молдаван, татар петь как-то было не принято. Да и вообще – громко разговаривать.

Немцы на своих улицах первыми вывешивали красные флаги на каждый советский праздник.

Я тогда не знал ещё подробностей нашей истории. В учебниках они, подробности, опускались, и я удивлялся тому, что именно немцы почему-то так уважают советскую власть…

А водка на столе у бабушки Тани называлась «горiлка».

Бабушка её делала сама. На летней кухне у неё была печка и классический самогонный аппарат: два чугуна и змеевик. В один чугунок заливалась фруктовая брага, другой был с дыркой. Им первый чугунок накрывался, как крышкой, стыки промазывались тестом. В дырку сверху вставлялся змеевик, соединение тоже промазывалось тестом – и всё. Аппарат был готов к работе!

Папа очень любил эти, почти ежегодные поездки на Украину.

Конечно, потому, что было там всегда во всех отношениях тепло и гостеприимно. И за песни. И – к Днiпру.

Но ещё и потому, что каждый день к обеду, наряду с борщом и картошкой подавалась ещё рюмка фирменной бабушкиной «горилки». С неповторимым, непередаваемым ароматом сивухи и самых разнообразных фруктов.

…Ну, может, две-три рюмки…

Бабушка Таня всю жизнь прожила одна, воспитывая четверых детей. У них с дедушкой была очень сильная любовь. Бабушка Таня была маленькой и дедушка сделал ей небольшую табуреточку, чтобы ей было удобнее всё по дому доставать. И – чтобы было удобнее целовать бабушку.

Дедушка работал на заводе в Днепродзержинске. И что-то изобрёл. Ему выдали приличную премию, на которую они с бабушкой и купили небольшую хатку в Карнауховке. В ней бабушка потом, когда дедушку убил Сталин, всю жизнь растила и воспитывала детей…

Все выросли, у каждого сложилась своя жизнь.

Только сын Саша не вернулся с войны. Саша… Александр Васильевич Очеретяный…

Его именем назвали меня…

Одна из моих Украин совпала с четырнадцатым летом. У двоюродной сестры Ани была подруга, в которую я сразу начал влюбляться. Для этого были все предпосылки: подружка была невыносимо очаровательной и на меня совсем не обращала внимания. На фоне этого моего прекрасного безответного чувства на все улицы из радиоприёмников гремела самая популярная в шестидесятые музыка. Полад Бюльбюль-оглы пел про «позвони скорей!». Крутили музыку радиохулиганы, которых в Карнауховке называли «радиолюбители». Мальчишки как-то соединяли проводками радиолампы, подключали всю эту конструкцию к проигрывателю и микрофону, и в эфире появлялась новая радиостанция. Можно было услышать всё, что и не снилось нашим государственным радиостанциям. Если и снилось, то в снах страшных, кошмарных.

«Радиолюбителей» отлавливали, штрафовали, отбирали их радиостанции. Эффективность таких мероприятий была маленькой. И в эфире, для такого заезжего иноземного гостя как я, всё звучал немыслимый, нескончаемый полузапретный музыкальный праздник.

Сейчас, когда я слышу Бюльбюль-оглы из тех далёких времён, я вспоминаю летнюю Украину середины шестидесятых и девочку, подружку моей сестры Ани, которая так меня и не полюбила…

А ещё – из виденных мной чудес света – это кручи, которые пересекали Карнауховку и устремлялись дальше, вниз, к Днепру. Кручи – впервые услышанные и увиденные мной в Украине глубокие овраги, прорытые дождями и талыми водами в красной глине. Насколько глубокие? Ну – сорваться туда – всё равно, что в пропасть. Высокая шелковица, абрикосы с вишнями, которые росли на дне этих круч, казались сверху мелким кустарником. Спуститься в кручу можно было по узенькой тропинке. Страшно и опасно: с непривычки кружилась голова. Но пройтись по дну кручи в жаркий полдень было довольно приятно. Прохладно и отовсюду – фрукты, фрукты, фрукты… Которые никто не собирал и не ел…

А ещё в отвесных стенах круч были пещеры.

Их выкопали местные жители Карнауховки во время войны. Они там прятались от бомбёжек…

Когда пишешь рассказ, стихотворение, всегда управляющим сигналом бывает вспыхивающая, потрескивающая электричеством, основная мысль, фраза, строка, из-за которой и выплёскивается потом на бумагу, экран поток слов и мыслей…

Вот и сейчас…

Я люблю тебя, Украина…

Папа

Папа выходит из дома. Перед этим он в передней становится на половичок и тщательно вытирает ноги.

– Папа, ты же из дома выходишь, а не заходишь в квартиру с улицы!..

– Ах, да, говорит папа.

Дошаркивает левой ногой о половичок и выходит.

За папой всё время нужно следить. Как бы он чего не отчебучил. Проследить, что он надевает на себя перед тем, как пройтись по деревне, как он ходит, что собирается делать. От прежней городской жизни он вынес убеждение, что и тут, в забытом Богом отделении бывшего совхоза, а теперь А/О, он должен выглядеть интеллигентно и идти в ногу со временем. Поэтому он почти не расстаётся с фетровой шляпой, оставленной впопыхах сбежавшими в Германию друзьями-немцами. Шляпа изгрызена молью, что, по мнению папы, подтверждает её происхождение из дорогих натуральных материй. К нам в отделение ничего натурального уже давно не привозят, только забирают. Заезжие лица кавказской национальности, обративши внимание на папин простодушный вид, попытались выманить у него шляпу за леденец. То ли, как тряпку, то ли – как цветной металл. Папа запросил триста долларов, как за тарелку НТВ, чем ещё больше убедил смуглых пришельцев в том, что у него не все дома. Но шляпы они так и не получили. Только и поживились, что сняли ночью сердечники с поселкового трансформатора, да метров сто алюминиевого провода. Хотя, может, сердечники с проводами сняли и не они, потому что прошлый месяц в местную милицию взятку за лицензию на воровство цветмета возил наш, русский.

Папу не смущает, если из дома он выходит в разных ботинках и ему на это укажут. Носки он каждые два дня проворачивает на ноге на 90 градусов. По его мнению, так пятка меньше изнашивается, а срок службы каждой пары увеличивается в 4 раза. Со свитерами сложнее. Их можно проворачивать только на 180 градусов, т.е. надеть задом наперёд, чтобы не протирались рукава на локтях.

Папе ничего бы не стоило уйти из гостей в чужой обуви, но это невозможно физически: у папы очень большой размер ноги.

Обустраивая подворье, папа откуда-то приволок старые двери, высотой метра три или четыре, и с метр шириной. Откуда такие могли взяться, остается загадкой. Может, половинка от входа в опочивальню какого-нибудь великого князя? Тащили, тащили по степям белогвардейцы, да и бросили. Или тащили красные для опочивальни своего комиссара, грабанув и обосрав напоследок помещичью усадьбу?..

Конечно, дома такую вещь приспособить было негде, и папа установил свою находку во дворе, в центре забора, для удобства прохождения из огорода к сараю. Под сооружением осталось установить объёмную надпись: «Никто не забыт. Ничто не забыто». И водить туристов. Потому что второй такой в данном огородном контексте в мире больше не было. Дверь было видно за версту. Проезжающим по трассе шофёрам она стала служить ориентиром. Вначале на горизонте появлялась дверь. Потом – папин посёлок.

Однажды, загрузившись дустом, дверь сбил низко пролетавший над посёлком самолёт-кукурузник.

Папа забывает всё и про всё на каждом шагу. Встаёт в 5 часов утра в мороз, в метель, уходит на работу, на маленькую газораспределительную станцию, передавать режим. Через час возникает из ночи, как снеговик: ключи забыл. Но дома их нет. Всей семьёй помогаем папе искать ключи. Находим у него же в кармане. Выражение муки и обречённости на лице папы сменяется детской радостью: «Ну, я, прям, опять – как чукча…».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.