Детектив «Седьмой флот»

Погрузившись в прохладу просторного холла, немного оживился и неспешно взошел по мраморной лестнице на второй этаж. Прошагал по пурпурной ковровой дорожке до конца коридора, где наткнулся на дверь с табличкой: «Замначальника управления уголовного розыска полковник Черноух В. И.».

Служебное обиталище Юнкера мало чем отличалось от иных стандартных кабинетов руководителей оперативных служб – длинный ряд стульев вдоль стены, большущий письменный стол с плоским монитором и коммутатором внутренней связи. Неподъемный сейф, встроенный шкаф, холодильник и скромный диванчик в углу. Возле окна – пара кресел и журнальный столик.

Переступив порог, потащился к холодильнику, подобно зомби. Юнкер глянул на посетителя, хохотнул и подначил:

– Отходняк или акклиматизация?

– И то и другое. Странно – почти не пил.

– Благородные крымские вина долго о себе напоминают. Доставай холодный боржомчик. Лучшее снадобье!

– Не откажусь. Хотя отдал бы предпочтение горячему чаю. Как-то в командировке бакинские сыщики научили утолять жажду.

– Нет проблем! – Черноух выбрался из-за стола и, отодвинув дверцу встроенного шкафа, продемонстрировал стоявший на полке электрочайник в окружении кофейных чашек и граненых стаканов в подстаканниках.

Дожидаясь гостью из Джанкоя, почаевничали, поговорили о деле. Виктор Иванович изредка поглядывал на часы и нетерпеливо шевелил усами.

Наконец, раздался стук в дверь. Белобрысый крепыш заглянул в кабинет, поздоровался и пропустил мимо себя невысокую коренастую блондинку с миловидным опечаленным лицом. Вошел следом, предложил ей присесть, после чего удалился.

– Здравствуйте, – еле слышно проговорила Татьяна, примостившись на крайнем стуле у стены. – Вы меня помните? Сразу хочу сообщить, что …

Порывисто всхлипнула и принялась перебирать содержимое сумочки. Достала платок и промокнула глаза.

– Помню только в общих чертах, – проворчал Черноух. – На вашей свадьбе виделись. Только давай на ты и мокроту в кабинете не разводи. Познакомься с Сергеем Ивановичем. Слыхала, небось, про Слона?

– Конечно. Саша часто вспоминает. Меня правда мало кто знает из ваших. Мы поженились, когда Кухаренко был уже капитаном. Он по жизни замкнутый и правильный на всю голову, но я хотела сказать, что …

– Это точно, – не дал я досказать, припомнив, как Слоник отлынивал от пьянок и похождений по злачным местам. – Влияло воспитание в семье школьных учителей.

– Мы его штундой дразнили, – дополнил Юнкер и спросил у Татьяны. – Саня давно уволился?

– Два года назад, как только выслуга подошла. Кум предложил неплохую должность в строительной фирме. Материально стали жить лучше. Сколько двоим надо? Дочка замужем, живет отдельно. Но я хотела сообщить …

На сей раз ее перебил хозяин кабинета:

– Ничего подозрительного не замечала в последнее время?

– Как же! С месяц назад Кухаренко заявился с работы злой, как мегера. Наорал на меня ни за что. Потом извинился, но с того дня переменился до неузнаваемости. Ходил, как в воду опущенный, ночами не спал. Слова из него не вытянешь.

– Не дозналась в чем дело?

Посетительница подернула плечами и залепетала со слезой в голосе:

– Ты ж его знаешь, Витя! Талдычит себе под нос – нормально, разберемся. Потом пропал на трое суток. В жизни такого не бывало! Я всех знакомых на уши поставила. Твердят в один голос – загулял, обожди пару дней. Представляете?! Кухаренко загулял!

– Трудно вообразить, – вставил я.

– Вот-вот! Потому и пошла в милицию. Сашкин дружок до сих пор служит.

– И с умом дружит, – зарифмовал Юнкер. – Догадался мне позвонить.

Татьяна лукаво усмехнулась и выпалила скороговоркой:

– Мог бы не звонить! Нашелся Кухаренко! Ага!

– Как так!! – взвился полковник. – Чего молчала?!

– Вы же слова не даете вставить! Позвонил сегодня ни свет, ни заря. Воркует, как ни в чем не бывало – Танюшка не волнуйся, я на море…

– Не могла мне сразу позвонить?! Зачем приехала?!

– Саша наказал по телефону ни с кем…

– Уверена, что именно он с тобой разговаривал?

– Что ж я мужниного голоса не признаю?! Негромко так говорит – приеду, расскажу, а ежели кто из наших спросит – скажешь, что грипп у меня. Только с глазу на глаз говори. По телефону ни-ни!

– Грипп, – плямкнул губами Виктор Иванович. – На море он значит. Как тебе фортель, Слон?

Закивал, состроив шибко задумчивую мину и поразмыслил:

«Кухаренко точно не в себе, коль сочинил этакую нелепую отмазку. Какой грипп летом в Крыму? Правдоподобнее было бы соврать про ангину или простуду».

– Зря сомневаетесь ей Богу, – тараторила благоверная Слоника. – Я Сашку как облупленного знаю. Сказал, хворает, значит так и есть. Морскими процедурами излечивается.

– В теткином домике, небось, – выложил козырь Черноух.

Татьяна выпучила глаза и заголосила, подскочив со стула:

– Как дознался?! Кухаренко не мог разболтать! Мы с ним договорились!

– Сама растрезвонила!

– Я?! Ой! Точно я. Бес попутал. Стыдно как! Отпустил бы меня домой, Виктор Иванович!

Юнкер пошевелил усами, вдавил кнопку на коммутаторе, а через минуту в кабинет ввалился белобрысый крепыш.

После ухода Татьяны замначальника управления розыска сделал пару телефонных звонков. Распорядился в срочном порядке произвести адресную установку в Малореченском, предупредил неизвестного собеседника о скором приезде и попросил не впадать в фанатизм. Черкнул пару строк в блокноте и, подняв глаза скомандовал:

– Че сидим?! Погнали на море!

– Прямо щас?!

– А чем мы хуже Слоника?! Координаты домишка на Малой речке ведомы тамошнему шерифу. Но для начала зазывает к себе малеха перекусить. Заодно наметим план действий. В горы поедем на вечной тройке. Молодую японку желаю поберечь!

Около часа добирались до гаражного кооператива, где в кирпичном боксе сберегался неубиваемый жигуленок Юнкера.

Бывалый водитель проверил уровень масла и долил в бак полканистры бензина. Произвел рокировку машинами и пригласил устраиваться в не шибко удобном, но видавшем виды пассажирском кресле.

Запустив движок, стартанул с места, а спустя полчаса припарковался возле своего подъезда. Покрутил ус и поторопил:

– Пять минут на сборы! И плавки не забудь как тогда!

Глава шестая

СЛОНИК

Просторы нашей неньки Украины изобилуют живописными ландшафтами. Видимо-невидимо исторических и природных памятников, заповедников, артефактов древнего зодчества.

Среди рукотворных достопримечательностей современности выделяется уникальный и единственный в своем роде экспонат.

Бесспорно, автомобильные дороги Европы отличаются от наших – высоким качеством и надежностью. О долговечности и говорить не приходится. Но только в украинском Крыму по горному шоссе, соединившему Симферополь с Ялтой, проложен наидлиннейший троллейбусный маршрут. Данный феномен занесен в Книгу рекордов Гиннеса не только вследствие протяженности (без малого 100 километров), но и как старейший троллейбусный маршрут на планете.

От себя могу добавить немаловажный аргумент о сказочной нереальности окрестных пейзажей.

Долинный ландшафт изменяется сразу за околицами столицы автономии. Дорога плавно поднимается в горы, пронзая добротным полотном лесные массивы, чередующиеся с ухоженными полями, виноградниками и причудливыми скальными нагромождениями.

За окнами троллейбуса затеивается фантасмагория с игрушечными домишками, хаотично разбросанными по склонам сопок. Их замысловатые фасады, утопающие в зелени садов демонстрируют путешественникам разнообразие архитектурных предпочтений. Помимо жилищ усердные землевладельцы расписали свои наделы в неповторимой манере и палитре красок не хуже признанных мастеров импрессии. Лоскуты домовладений как нельзя лучше запечатлелись на первозданном холсте под названием «Горный Крым».

Неубиваемая «тройка» приемисто одолевала долгие подъемы и крутые спуски. Юнкер выжимал из жигуленка все лошадиные силы, нахваливая при этом новую японскую «тройку». Спохватившись, повинился:

– Извиняй, труженица! Ты ж не ревнуешь, правда?! Движок недавно перебрал, ходовую обновил.

Я усмехнулся, любуясь склонами гор, и заговорил о деле:

– Не дает мне покоя скверная догадка. Почти уверен, что кто-то из своих откопал топор войны.

– Прям, войны! И каков мотив?

– Кабы знать! Доминанта по любому должна присутствовать. Хоть он и маньяк, но как-то мотивирует свои действия. За что-то же ему нужно было ухватиться, даже если крыша улетела напрочь.

– Думаю, затаил злобу и выкормил громадную жабу. Интересно, с какого времени все началось, и по какой причине. Доминанта могла засесть в мозгу с курсантских годов, а могла – гораздо позже. Теперь произошел толчок, после которого болячка особо воспалилась. Предполагаю, что искомый субъект знает всех нас персонально.

– Или тот, кто направляет действия серийника.

– Допустимо. Кстати этот кто-то мог учиться в нашем взводе.

– Не обязательно. Ты же помнишь, как на втором курсе всех перетасовали. Новохатов выполнил наказ замполита расколоть курсантские группировки. Слоника, Костюченко и еще двоих перевели в другой взвод.

Юнкер помолчал, разглаживая усы, и выдвинул версию:

– Предлагаю плясать от коробков. Это явный намек на Олимпиаду-80. Либо что-то случилось в Москве, либо накануне поездки.

– Если так, то злоба и зависть копились у него годами. Может из-за того, что у кого-то жизнь сложилась, а у него – нет.

– Ага! Чему завидовать, глядя на Дохода?

– Принимается. Тогда предположим, что субъект просил у наших помощи, а те отказали. Вспомнились старые обиды и в итоге крышу снесло. Мог же он предложить Костюченко провернуть по старой дружбе какую-нибудь аферу? Получил отказ и решил избавиться от свидетеля.

– Доход тут причем? – не сдавался полковник. – Каким боком притулить к твоей версии Вишенцева? Почему коробки одинаковые? Как присовокупить письмо, которое Бокалу прислали?

– Уговорил. Утверждается твоя версия про жабу. В Москву тогда не все поехали, а из оставшихся кто-то мог обзавидоваться до заворота мозгов.

Юнкер с ухмылкой подметил:

– То-то и оно! Меня забраковали в числе первых. Ростом не вышел.

□□□

Отбор на олимпиаду производился заблаговременно, тщательно и довольно жестко. Целый год курсанты зубрили специальные правовые дисциплины, обучались распознавать иностранную речь, заучивали чуть ли не весь английский разговорник. Просматривали учебные фильмы о тактических приемах спецслужб разных стран и действиях полиции во время массовых мероприятий. Накануне командировки сдали специальные экзамены, а на строевом смотре продемонстрировали внешний вид.

Из МВД Союза поступила разнарядка с описанием эталона внешности курсанта-олимпийца. Акценты ставились на комплекции, прическе и допустимом росте – не ниже 170 сантиметров. В итоге два десятка претендентов не прошли отбор по внешнему виду. К ним прибавился десяток, так называемых штрафников, а в сумме получился комендантский взвод. После отъезда отобранного контингента в Москву – нестандартные и разгильдяи занялись ремонтом помещений и караульной службой.

□□□

– Меня забраковали, Миху-Малыша, Сашку Егорова, – загибал пальцы Черноух. – Это только наш взвод. Миху из-за роста не взяли, как и меня. У Егорова жена готовилась рожать. Насколько я знаю – никто из нас троих особо не порывался ехать. Миха тогда сох по молдаванке с Лузановки, Егоров самолично еле выпросился, а я просто прыгал от счастья, оттого что не еду. Ленку отправили в Одессу на практику, так мы все лето провалялись на пляже.

– Пока достойные ложились костьми, отстаивая честь великой державы.

– Ты серьезно?!

– Иронизирую.

– Про достойных или державу?

– Проехали. Чего привязался?

Тем временем жигуленок вскарабкался к наивысшей точке Ангарского перевала. Юнкер подрулил к застекленной будке поста ГАИ и посигналил. Из-за угла выскочил щекастый старлей и, козырнув, поклонился водительской дверце.

‒ Здравия желаю, товарищ полковник! – доложился, косясь по сторонам. – За время моего дежурства …

– Кончай официоз, Петро! – скривился Черноух. – Я ж не с проверкой. Едем к шерифу в Лучистое, оттуда в Малореченское. Короче, не расслабляйтесь. Могу сыграть тревогу.

– Завсегда готовы! А вы через Алушту поедете иль напрямик?

– По серпантину.

□□□

С некоторых пор дорога по серпантину стала известной и памятной. Лет десять назад я здорово опростоволосился, возжелав проехаться напрямик, дабы сэкономить горючее.

Тогда на Ангарском перевале мою видавшую виды 31-ю «Волгу» тормознул сердобольный гаишник. Доведавшись, что коллега нацелился отдохнуть с женой в Рыбачьем – присоветовал лазейку по серпантину через Лучистое:

– Километров пятнадцать срежете, и в Алушту заезжать не придется.

– Дорога хоть нормальная? – поинтересовалась Оля.

– Превосходная! – козырнул на прощанье лейтенант.

Свернув на «превосходный» тракт, стало понятно, что в ближайшие полчаса придется выслушать от благоверной немало интересного о себе.

Кое-где и кое-как асфальтированный проселок петлял высоко в горах по отрогам, выматывая нервы бесконечными закрытыми поворотами, крутыми подъемами и спусками. Слева – отвесная скала, справа – бездонная пропасть, а вдалеке – сверкающая гладь моря.

До ближайшего населенного пункта пришлось ползти со скоростью черепахи позади ревущего и разящего соляркой самосвала, доверху груженного щебенкой.

Короче говоря – скупой поплатился сполна.

□□□

– Классная дорога! – словно подтрунивая, заключил Юнкер, повернув на серпантин. – Давеча мы гоняли тут ростовскую банду. Гастролеры задумали бомбануть сберкассу в Верхней Кутузовке. Агент вовремя отсемафорил, а местные опера дали маху – спугнули раньше времени. Мы в засаде сидели на перевале. Злодеи сунулись и назад! Свернули сюда на своем новеньком бимере. Чаяли проскочить на Судак через Лучистое.

– Получилось?

Черноух заулыбался, подрулил к ближайшему повороту и указал перстом на дно ущелья.

– Там их гастроли закончились. БМВ всмятку, а бандюкам хоть бы хны. В кандалы их заковали и ждали, пока спасатели крышу автогеном срежут. Ихний водила рыдал, как дитя малое.

Вскоре за очередным поворотом показались утопавшие в зелени жилые постройки поселка Лучистое. Вдалеке в белесой дымке раскинулась сверкающая гладь, переливавшаяся всеми цветами радуги. Безмятежное теплое море подобно гигантскому зеркалу отражало безоблачное небо. По другую сторону над поселком нависли причудливые скальные нагромождения величавой горы Демержи-яйла.

□□□

В советские времена карта Крыма пестрела пролетарскими наименованиями населенных пунктов – Красноперекопск, Колхозное, Буденовка, Урожайное. За годы независимости Украины возвращено немало татарских названий – Кызыл-Коба, Кок-тебе-ель, Эмине-Баир-Хасар. К примеру, речка Малая зовется Орта-Узень. Словосочетания воспринимаются с мистической подоплекой из-за непонимания смысла, будто слышится завораживающий перестук морских камушков в полосе прибоя.

Гротескно звучат имена древнейших городов, нареченные греками – Херсонес, Маргапуло, Форос.

Разные люди в разные времена запечатлели наименования для потомков, передав в них любовь и трепетное отношение к полуострову.

□□□

Лежавший на торпеде телефон разразился вступительными аккордами марша «Прощание славянки». Черноух принял вызов и восторжествовал:

‒ Здорово, Бокалище! Рад слышать… ‒ умолк на полуслове, с полминуты молча шевелил усами, после чего пропел. ‒ Неприятность эту мы переживем! Не кипишуй, накажу, чтоб отпустили. Слон в порядке. Бывай!

Меня тут же посетила догадка.

– Дай угадаю, Витя? Наружка припутала гангстеров Бокальчука. Между прочим, это мое сопровождение и прикрытие.

– Ты прав, но все гораздо проще, – хохотнув, отозвался Юнкер, потыкал пальцем в экран смартфона и приложил к уху. – Слушай сюда, правдолюбец крымских дорог! Отпусти черный мерин с николаевскими номерами, а гоблинам невзначай подскажи, что объект их наблюдения повернул на Лучистое. Можешь взыскать за это курортный сбор. Благодарю за бдительность!

Я дождался окончания переговоров и подсчитал:

– Третья бочина к ряду. Бокал, небось, в бешенстве.

– Лютует. Дождемся твоих телохранителей. Пущай себе пасут – подстраховка не навредит.

Черноух вырулил на каменистую обочину и осадил «тройку». Минут через десять из-за ближайшего поворота выполз приземистый черный «мерседес».

Выехав на центральную площадь поселка, Юнкер заложил крутой поворот влево. Жигуленок занырнул в тенистый проулок и вскоре выкатился на площадку перед массивными металлическими воротами. Застопорил ход и замер рядом с диковинным транспортным средством, в котором едва угадывался милицейский уазик.

Тента на месте не было, но оставался металлический каркас, как на машинах класса «сафари». Над передними сидениями нависла хромированная дуга с гаишной мигательной «люстрой» и двумя громкоговорителями. Окрас кузова надлежащий – камуфляж в желто-зеленых тонах и яркие эмблемы на дверцах в виде шерифских звезд. Под ними на желто-голубом фоне красовалась рукотворная надпись: «Міліція».

– Сказал же, что к шерифу едем, – напомнил Юнкер, выбираясь из салона. – Парень что надо, только с причудами. Пошли, что ли?!

Он приоткрыл створку ворот и пропустил меня в просторный двор. Выложенная тротуарной плиткой дорожка тянулась вдоль ухоженных клумб к добротной хате с невысокой террасой. Повсюду – фруктовые деревья, тропические растения и лозы винограда с многокрасочными гроздями, завившие каменный забор, террасу и бытовые постройки.

Навстречу гостям вышагивал высокий смуглолицый брюнет атлетического сложения. Из одежды – белая майка, потертые джинсы и пляжные шлепанцы. Справа на портупее висела неуставная открытая кобура с табельным «Макаровым», а слева – наручники и газовый баллончик в кожаном чехле.

– Роман. Тутошний околоточный, – отрекомендовался атлет. – Милости просим! Супруга заждалась!

Следом от террасы семенила фигуристая девица в цветастом халате. Подойдя, назвалась:

– Маричка, – стянула с головы косынку и продемонстрировала короткостриженые пшеничные вихры. – Умойтесь с дороги и пойдемте кушать.

Освежившись, расположились на террасе вокруг обеденного стола. Я тут же пришел к выводу, что вечеря у Черноуха была всего лишь разминкой. Теперешнее изобилие грозило разгулом чревоугодия, весьма губительного в этакую жару и духоту.

Шериф повел бровью, вопросительно глядя на Черноуха. Виктор Иванович распушил усища и проурчал:

– Пьянству бой, Рома. Дел прорва.

– Поняв! Тогда приятного аппетита!

Предложенный гостям ассортимент свидетельствовал о том, насколько кулинарные предпочтения многонационального населения полуострова отобразились в блюдах местной кухни. Тем не менее, главный пищевой штандарт державы пребывал на почетном месте – в центре стола красовалась розетка с белоснежными ломтиками сала, притрушенными рубленой зеленью и чесноком. Чуть поодаль в чугунной сковороде потрескивало на разогретом смальце внушительное кольцо домашней колбасы. Рядом высилась горка из помидоров, сладкого перца, пупырчатых огурчиков и пряной зелени. В плетеной корзинке благоухали свежеиспеченные хачапури и самса.

Маричка подала татарскую шурпу из молодого барашка, а на второе были уготовлены горшочки с овощным рагу на ребрышках.

Опустошив горшочек, я наивно понадеялся, что трапеза подошла к концу, но вскоре в центре стола материализовалось огромное блюдо с десертом. Обреченно глядя на гору налистников с творогом, розетки со сметаной и клубничным вареньем – пробормотал:

– Похоже, мы никуда не едем.

– Как скажете, – отозвался участковый, достав из кармана телефон. – Щас помощника озадачу, а мы продолжим…

– Забудь! – фыркнул Черноух. – Знаю я твоего ботаника. Давно его бабы на базаре лупили!

– Так свояк же…

– Обойдемся, сказал! Это тебе не в российском боевике сниматься. Небось, на зарплате у киношников?

– Нищенское жалование, – отмахнулся Роман и объяснил. – Джип им шибко понравился. Кстати, я не только в боевике снимался. Недавно фрицем вырядили. На мотыке по поселку рассекал. Местные алкаши до сих пор шарахаются.

Я рассмеялся, представив зрелище и предложил, припомнив схожий эпизод:

– Хотите послушать отрывок из мемуаров?

– У тебя три минуты, – пробурчал Черноух, взглянув на часы.

– Дежурил однажды в управлении с помощником по фамилии Пирожок. Комплекция в точности соответствует фамилии – здоровущий, мордатый, пузатый. Я тоже не балерун, вот и получилась сладкая парочка. Поздно вечером постовые привели двух подвыпивших пацанов. Задержали за то, что маршировали по Пешеходному мосту в бутафорских фашистских касках и нарукавных повязках со свастикой. Оказалось, что в Гидропарке снимают кино про войну, а балбесы умыкнули из массовки экипировку. В итоге составили на них протоколы, изъяли инвентарь и отпустили. Через какое-то время мы с Пирожком от нечего делать нахлобучили каски, натянули повязки, состроили грозные рожи и встали плечом к плечу перед окном дежурки, которое выходит в коридор. По коридору туда-сюда снуют сотрудники управления – косятся на двух придурков за окном, смеются. Некоторые крутят пальцем у виска. И тут два омоновца волокут под руки чуть живого пьянчугу. Тащат его в помещение для задержанных, в окно не глядят – чего там не видали? Мужик волочится, потупившись, но потом вдруг вскинул голову и зыркнул в окно.

– Могли до инфаркта довести бедолагу, – смеясь, подметил Юнкер.

– Алкоголь уберег. Встрепенулся он, словно током шандарахнуло, глаза выпучил. Потом как заревет! Хмель из башки враз выветрился. Пришлось отпускать. Омоновцы шибко на нас разобиделись.

– Обиженные в отпуск зимой ходят, – подметил полковник и покосился на хихикавшего участкового. – Хорош потешаться! Произвел установку на недвижимость Кухаренко?

Шериф посерьезнел и доложил:

– Ту фазенду на краю обрыва я давно приметил. Стоит на отшибе, потому держал в поле зрения. Больше года там никто не жил – могли бомжи обосноваться. Хозяйка переехала в Алушту, а домишко подарила племяннику. Приходил ко мне знакомиться прошлым летом. Пенсионную ментовскую ксиву показал и попросил изредка наведываться. Опасался, чтоб не растащили имущество.

Со стороны горного хребта послышался раскатистый грохот.

– Понятно, отчего парит, – проворчал Юнкер и сощурился, заглянув Роману в глаза. – Хотя бы раз хибару проверил?

– Виноват. Помощника посылал. Повода беспокоиться не было. Кухаренко с тех пор не объявлялся. Про лачугу будто забыли, зато сегодня, как прорвало.

– С этого момента подробнее! – насторожился Черноух. – Ты же не только нас имеешь в виду?

– Говорю ж – прорвало. После вашего звонка я метнулся на рынок в Малореченское. Маричка список накатала. Скупился, заодно с агентурой пообщался. Танька-оптовичка шепнула, что поутру нездешний мужик интересовался той самой халупой. Наплел, будто высмотрел в интернете объявление о продаже и приехал прицениться.

Не сдержавшись, я грохнул кулаком по столу и закричал:

– Опередил-таки! Чего сидим, Витя?! Там же Слоник!

– Выскажусь и поедем! Бочину свою признаю – погано провел инструктаж, – поднявшись, он навис над участковым. – Но ты же должен был смекнуть, Рома! Почему сразу не позвонил? Почему до сих пор молчал?!

– Не допер! Свояка по приметам озадачил. Вы ж сказали, что пропал бывший мент, а про бандита – ни слова. Думал, доложу, как покушаем…

Черноух отмахнулся, сорвался с места и побежал к воротам. Громовые раскаты слышались все громче и чаще. Гигантская темно-фиолетовая туча наползала на поселок со стороны Демержи.

Роман помчался следом, застегивая на ходу форменную рубаху с лейтенантскими погонами. Поблагодарив хозяйку, я пустился вдогонку.

– На джипе поедем! – крикнул околоточный, распахивая створку ворот. –Оставьте ключи в замке, Иваныч! Маричка жигуль во двор загонит. Я пока крышу натяну.

Выдернув из заднего отсека сложенный тент, развернул и ловко накинул на дуги. Я только успел закрепить пару лямок и запрыгнуть на заднее сидение, как внедорожник сорвался с места.

Если принять во внимание сытный обед, сложившуюся ситуацию и манеру вождения шерифа, то ваш покорный слуга ощущал себя, словно внутри авиационного тренажера.

Под раскаты грома и вспышки молний милицейский джип с переливающейся «люстрой» мчался по горной дороге. Чуть притормаживал перед закрытыми поворотами, дополняя грозовой аккомпанемент завыванием сирены.

– Ты о приметах упомянул, – напомнил Роману Черноух, вцепившись мертвой хваткой в поручень на торпеде.

– Все записано в бортовом компьютере, – шериф постучал указательным пальцем по виску. ‒ Мужику на вид полтинник. Коренастый, сутулый, рост выше среднего. Лицо овальное, высокий морщинистый лоб, густые нависающие брови. Когда говорит – выпучивает глаза и кривит рот, будто зубов нету. Лысый почти, седая щетина на подбородке и щеках. Коричневая рубаха с длинными рукавами. Ворот расстегнут, на шее монетка, вроде бы серебряная на черном шнурке. Старомодные темные брюки с манжетами, убитые остроносые туфли. Приехал на синей «ниве». Номера заляпаны грязью.