Черная птица ревности

В антракте Майя несколько успокоилась, поскольку по фойе прогуливались люди, одетые очень разнообразно. Кстати сказать, декольтированные дамы не составляли большинства. В основном, люди были одеты довольно скромно. Похоже, многие пришли в театр прямо с работы. Иващенко повел ее в буфет, где пытался угощать пирожными и соком. Майе кусок в горло не шел, но она заставила себя съесть половинку эклера. Константин Эдуардович расспрашивал о том, понравилось ли ей действие и какое впечатление произвела на нее Алла Завельская, но Майя была в состоянии твердить только одно и то же: да, все хорошо, очень понравилось.

Во время второго действия Майя мучилась еще больше, чем во время первого. От сладких духов рядом сидящей дамы у нее разболелась голова. Она боялась, что после окончания спектакля Иващенко задаст ей какие-нибудь вопросы по сюжету, поэтому изо всех сил старалась сосредоточиться на том, что происходило на сцене, но чем больше она старалась, тем хуже у нее это выходило. К концу спектакля она так измучилась, что уже чуть не плакала. Когда зажги свет, девушка сказала преподавателю, чтобы он поскорее отвез ее домой.

– Вам не понравился спектакль? – спросил он.

– Дело не в этом… – дрожащим голосом отозвалась Майя. – У меня просто очень разболелась голова…

Во время езды к дому Майя украдкой вытирала выкатывающиеся по одной слезы. Она поняла, что полностью провалила свидание с Иващенко. Конечно, он и не собирался с ней встречаться далее, но от этого вчера у него могло бы остаться хорошее впечатление. Могло бы. Но не останется.

На одном из перекрестков, где пришлось долго стоять в очередной пробке, Константин Эдуардович вдруг сказал:

– А поедемте ко мне, Майя! У меня есть чудесный травяной сбор от головной боли. Я заварю вам чай с этой травой, и вы очень скоро почувствуете себя здоровой.

Майя, которая уже не надеялась ни на что хорошее, смогла только кивнуть.

В своей квартире Константин Эдуардович посадил ее в комнате в мягкое низкое кресло, а сам удалился на кухню. Чай, который он вскоре принес, был чуть горьковатый, но очень душистый. Пока она пила его, Иващенко сидел перед ней на корточках и почти неотрывно смотрел в лицо.

– Почему вы так на меня смотрите? – наконец окончательно смутившись, спросила Майя.

– Как? – удивился он.

– Н-не знаю… На меня еще никто так не смотрел.

Преподаватель зачем-то подергал себя за нос и, медленно подбирая слова, начал говорить:

– Майя… Я мог бы сделать вид, что ни о чем не догадываюсь… но это не так… Я не мальчик, а потому вижу ваше состояние… и все понимаю… Вам я чем-то нравлюсь, хотя, честное слово, даже не могу понять, чем… Я самый заурядный мужчина, самый обыкновенный…

– Вы необыкновенный… – прошептала Майя, прижимая к себе полупустую кружку.

– Нет же! Я же все про себя знаю и… Словом, вы быстро разочаруетесь и тогда…

– Я не разочаруюсь!! – выкрикнула она, и чашка выскользнула у нее из рук. Она не разбилась, поскольку упала на ковер, но из нее выплеснулись остатки чая, и бежевый ворс обезобразило коричневое пятно. Майя с испугом посмотрела на Иващенко и, еле ворочая языком, прошептала: – Я испортила вам ковер…

– Какая ерунда! – поднявшись на ноги, отозвался Константин Эдуардович. – Что такое какой-то ковер… Да и вообще, сейчас в магазинах столько средств для чистки, что не стоит на этом даже зацикливаться. Мы же говорим о другом…

Девушка промолчала, потому что совершенно не знала, что ей на это ответить, и преподавателю пришлось опять говорить самому.

– В общем… вы, Майечка, мне тоже очень симпатичны… Вы напоминаете мне… Впрочем, это неважно… – Он опять присел перед своей студенткой на корточки. – Понимаете, я рад был бы, если бы вы… я не знаю, как сказать… в общем, я с радостью буду с вами встречаться до тех пор, пока вы не скажет, что больше этого не хотите…

– Я так никогда не скажу! – опять выкрикнула девушка и, сползла с кресла, оказавшись перед ним на коленях.

Константин Эдуардович тоже опустился на колени, и несколько минут они просто смотрели друг в другу в глаза. Потом Майя протянула руку и дотронулась до щеки своего преподавателя. Иващенко поцеловал ее ладонь, и тогда девушка не выдержала напряжения. Она захлестнула шею Константина Эдуардовича руками и начала беспорядочно целовать его лицо, приговаривая:

– Я никогда не разочаруюсь! Я всегда буду любить вас, потому что не любить не могу. Я и хотела бы не любить, но у меня ничего не получается.

И он не мог не откликнуться. Он обнял ее и в ответ тоже принялся покрывать поцелуями сначала руки, потом лицо. Когда он приник к ее губам, девушке показалось, что уходит из-под ног земля. Такое она раньше видела только в кино, чтобы взрослый сильный мужчина целовал юную девушку. А теперь она сама была такой девушкой, которую целует самый лучший на свете мужчина. Осознание этого во сто крат усиливало ощущение необыкновенности происходящего. Это она, Майя, так щемяще счастлива… Она запомнит этот вечер на всю жизнь… Ничего лучшего с ней еще не происходило… И возможно, что самое прекрасное ее еще ждет впереди…

– Я останусь с вами… – прошептала она.

– Но как же родители? Они же будут волноваться, – отозвался самый лучший на свете мужчина.

Майя с трудом разомкнула руки, поднялась во весь рост, отыскала свою сумку и сказала:

– Я отправлю им смс.

– Может, лучше, позвонить?

– Нет. Мама станет расспрашивать, а мне не хочется ни обманывать ее, ни правду говорить… Вы же понимаете?

– Понимаю, но как-то это не очень хорошо…

– Ничего… Я напишу, что осталась в общежитии у Риты Селивановой из нашей группы. Пару раз такое бывало. Мама, конечно, будет недовольна, но не удивится этому.

– А если Рита позвонит к вам домой?

– Нет, она знает только номер моего мобильника. Мы не так уж и дружны с ней…

– А отец?

– С ним пусть поговорит мама. Только она умеет его успокаивать… ну и вообще… И потом… со мной ведь ничего плохого не происходит, правда?

Майя посмотрела в лицо своего преподавателя. Он, наконец, тоже поднялся с колен, подошел к ней, опять прижал к себе и тихо, но твердо сказал:

– Правда, – потом опустил руки и поторопил ее: – Пиши… пишите скорее, а то уже поздно. Думаю, что родители уже сейчас все на нерве.

Майя кивнула и достала из сумки мобильник. Она и забыла, что отключила его еще днем после разговора с Ольгой. Стало понятно, почему до сих пор ей не пришлось отвечать на мамины звонки. Непринятых вызовов от нее было аж восемь и три сообщения. Майя тяжело вздохнула и набрала смс-ку. Тут же был получен ответ: «Немедленно перезвони!» Девушка показала мамино сообщение Иващенко и сказала:

– Я не буду звонить… Потом все объясню… Сейчас все равно не получится…

Она снова выключила телефон, убрала его в сумку и повернулась к Константину Эдуардовичу.

– Голова прошла? – спросил он.

Майя прислушалась к себе, но ничего не поняла.

– Я не знаю, – пожав плечами, проговорила она. – Непонятно… Может быть, она и не болела, просто я очень нервничала, мне прямо глаза чем-то застилало… Честно говоря, я даже не могу вспомнить толком, о чем был спектакль…

– А сейчас?

– И сейчас… Но уже по-другому… Я не знаю, как все будет дальше… От этого тревожно…

Иващенко снова привлек ее к себе. Между поцелуями он приговаривал:

– Все будет хорошо… Не надо тревожиться… Пусть все тревоги уйдут…

– Да-да… Они уйдут… Они обязательно уйдут… – охотно соглашалась Майя.

В ту ночь ничего, кроме поцелуев и тесных объятий, между ними так и не случилось. Константин Эдуардович, похоже, понял, что она и без того переполнена происходящим до краев, и решил не торопить события. Девушка уснула на груди своего преподавателя сладким, но тревожным сном. Ей снилось, что поцелуи продолжаются и продолжаются. Они должны были бы перейти во что-то другое, но почему-то это другое все откладывалось и откладывалось. Майя хотела этого другого и не хотела одновременно. И когда она наконец согласилась на все, ничего так не произошло. Мозг отказывался моделировать то, чего она еще никогда в жизни не испытывала.

Майя несколько раз, резко вздрагивая, просыпалась, чем будила Константина Эдуардовича. Он прижимал ее к себе, приговаривая одно и то же:

– Все хорошо… Я здесь… Все спокойно… Спи, милая…

И она, уткнувшись в шею своего преподавателя, засыпала снова.

Утром они вместе отправились в институт. У Майи пылало лицо и перехватывало дыхание от ни с чем не сравнимого счастья. Иващенко поглядывал на нее с чуть снисходительной улыбкой. Девушка видела, что он понимает, что с ней происходит, и радуется этому. На крыльце они столкнулись с Ольгой Макеевой. Та расширила от удивления глаза и растерянно поздоровалась:

– З-з-здр-рась… Константин Эдуардыч…

– Здравствуйте, – весело отозвался Иващенко, махнул рукой девушкам и отправился к гардеробу для преподавателей.

Как только он отошел на приличное расстояние, Ольга вцепилась в локоть Майи и зашипела ей в ухо:

– Это что такое происходит? Зачем Иващенко к тебе с утра приставал?

– Он не приставал, Ольга… – улыбаясь, отозвалась Майя.

– Что-то улыбка у тебя больно идиотская! К чему бы это?

– Вовсе она не идиотская!

– А какая?

– Счастливая!

– Да? – Ольга измерила глазами подругу и потребовала: – А ну-ка с этого места поподробнее!

– Ну… я даже не знаю, как начать…

– Я тебе помогу! Тебя позвала Эмма Ивановна, ты пришла к Иващенко… И что дальше?

– А дальше… ты не поверишь… он подарил мне букет бордовых роз… с такими длинными стеблями…

– Голландских?!

– Ну… не знаю… Может, и голландских… В общем, очень красивых!

– Подарил?

– Да!

– Просто так?!

– Нет…

– А как? Слушай, Маха, почему из тебя надо все клещами вытаскивать? Колись, что у тебя за шашни с химиком!

Майя опять счастливо улыбнулась и ответила:

– У нас не шашни… У нас… любовь…

– Да ладно…

– Странно, что ты не веришь, хотя видела, что мы вместе пришли в институт!

– То есть, ты хочешь сказать… – И Ольга охнула, закрыв рот ладошкой.

– Я хочу сказать, что мы провели ночь вместе! – Выпалив это, Майя вдруг испугалась своей откровенности и доверительно попросила: – Только ты никому об этом не говори, ладно? Ну… пока…

– Не скажу, конечно, но… Слушай, так между вами все было? – Ольга сделала такое ударение на слово «все», что было совершенно ясно, что конкретно она имеет в виду. Майя решила, что не будет ничего плохого, если она слукавит, а потому коротко, но многозначительно ответила:

– Да.

У Ольги опять так же расширились глаза, как в тот момент, когда на крыльце института она увидела Майю с преподавателем. Макеева огляделась вокруг, не увидела никого, кто мог бы прислушаться к их разговору и спросила:

– Ну… и как?

– Что как?

– Как… сам процесс? Тебе понравилось?

Майя смутилась, поскольку поняла: придется врать дальше. Сказать, что ей не понравилось, значило бы уронить в глазах подруги Константина Эдуардовича, и потому она ответила:

– Это… это было волшебно…

– Да? – с сомнением произнесла Ольга. – А вот Лариска Кузнецова из параллельной группы говорила, что все это противно и больно!

– С кем попало, наверно, действительно, противно, а у нас… чувства… – сразу нашлась Майя, посмотрела на настенные часы и выдохнула: – Мы же сейчас опоздаем, Олька! Еще ж на четвертый этаж пилить!

– И когда они только лифт установят! – выкрикнула Макеева, устремляясь вслед за подругой к лестнице.

– А никогда! Здание ж старое! Для лифта просто нет места! И потом – лестницы – это вертикальный стадион! Слыхала?

Тяжело пыхтящая Ольга отвечать не стала.

Уже на лекции Макеева подвинула к подруге блокнот, где было написано:

«А как же Измайлов?»

Майя написала под этим вопросом:

«Никак. Я же говорила, что можешь забирать его себе.»

«Я помню. Просто уточнила. А то Глеб все время спрашивает о тебе.»

«А ты скажи, что я уже занята!»

«Я, пожалуй, погожу говорить. Твой Иващенко – не вариант, и ты скоро это сама поймешь.»

«Почему вдруг не вариант?!»

«Да потому что на нем взгляду не за что зацепиться! Серый, как мышь!»

На это возмущенная Майя особенно размашисто написала:

«Если ты еще хоть раз скажешь или напишешь про него одно дурное слово, то я перестану считать тебя подругой!»

«Что, все так далеко зашло?» – не отставала Ольга.

«Да!»

«Слушай, а может, ты уже беременная?»

Майя ничего на это отвечать не стала, только покрутила пальцем у виска, но Макеева угомониться никак не могла и опять написала в своем блокноте:

«А что такого ужасного я спросила? Если между вами уже все происходит, то беременность вполне может случиться!»

«Мы предохраняемся! Отстань!» – вынуждена была написать Майя, а ее щеки аж пощипывало от того жара, который к ним прилил.

После занятий Майя ждала Иващенко в скверике, недалеко от института.

– Майя, может, ты все же сходишь домой? – спросил Константин Эдуардович, подойдя к ней. – Твои родители не могу не волноваться.

Девушке было очень приятно, что он теперь называет ее на «ты». Ко всем остальным студенткам он всегда обращался исключительно на «вы».

– Родители сейчас все равно на работе, только после шести будут дома, – ответила она.

– Но ты хоть позвонила?

– Я послала сообщение. Написала, что нахожусь в институте в полном здравии.

Иващенко улыбнулся, обнял ее за плечи, и они пошли в направлении к его дому.

– Все же как-то не очень хорошо получается с твоими родителями, – сказал преподаватель. – Я неловко себя чувствую.

– Я все объясню им, – охотно пообещала Майя, – но попозже, ладно?

– Ладно, – согласился он и поцеловал ее в висок. По всему телу девушки от этого его поцелуя разлилась сладкая истома. Она решила, что сегодня разрешит ему все. И не потому, что надо оправдывать слова, сказанные подруге. Просто она его любит, и хочет, чтобы он был с ней счастлив. А раз уж мужчины без этого не могут, она стерпит все, даже если ей будет неприятно и больно, так же как Лариске Кузнецовой из параллельной группы.

Квартира Иващенко, в которую они вошли, уже казалась Майе родной. Она сразу побежала на кухню, чтобы включить чайник.

– Ты хочешь есть? – спросил преподаватель.

– Ну… так… Мы же попьем чаю? С той травой! Можно? Она такая душистая!

– Нет, с той травой не будем, она, и правда, лечебная. Вдруг снова голова заболит! Но у меня есть замечательный зеленый чай? Ты любишь зеленый чай?

– Не знаю. – Майя пожала плечами. – Я никогда не пила. У нас в семье все пьют только черный.

– Ну, раз тебе понравился травяной чай, значит, и этот понравится. Сейчас заварю!

Майя уже была не рада, что завелась с этим чаем. Она ведь на все решилась, и не хотела откладывать, поскольку очень не любила нервничать в ожидании. Когда они всем школьным классом ходили к зубному врачу, она всегда заходила в кабинет одной из первых, потому что гораздо больше боялась представлять ужасы и ждать боль, чем ее испытывать.

– Я подожду в комнате, – сказала она, вышла из кухни, прикрыв дверь, и сразу нырнула в ванную. Она не могла себе позволить принять душ, но кое-какие гигиенические процедуры все же провела. Из ванной она быстро прошла в комнату и принялась лихорадочно раздеваться.

Когда Константин Эдуардович вкатил в комнату сервировочный столик с чайником, двумя чашками и блюдом с пряниками, обнаженная Майя, сжавшись в комок, сидела на диване, несколько прикрывшись все тем же джемперком с кошкой, и смотрела на него с испугом и надеждой. Преподаватель от неожиданности остановился в дверях, потом потер рукой подбородок, оставил столик, подошел к дивану, опять опустился перед Майей на корточки и так долго смотрел ей в глаза, что девушка не выдержала и, чуть не плача, проговорила:

– Ну что же вы… медлите… Я же все… для вас…

– Майечка, ты уверена, что к этому готова? – спросил он.

– Я… да… я давно готова… для вас… только для вас… Никому и никогда раньше…

– Да я это сразу понял, что никому и никогда… И я боюсь причинить тебе боль… Боюсь, что для тебя это слишком рано, что ненужно еще…

– Нет! Не рано! – вскрикнула она. – Я хочу! Для вас! Я люблю вас! И вы не можете отказаться! Нельзя! Это будет подло! Низко! Вы не такой! Я знаю!

– Да откуда тебе меня знать… – Иващенко вздохнул и окинул ото лба волосы таким нервным жестом, что девушка поняла: он тоже волнуется. Это придало ей силы. Так и прижимая к груди кошку на джемпере, она потянулась другой рукой к своему преподавателю, как уже делала в прошлый раз, провела ладонью по его щеке и сказала:

– Я все про вас знаю… Ну… то есть… чувствую… Вы не волнуйтесь так… Все будет хорошо, вот увидите…

– Ты меня еще и успокаиваешь… – проговорил он и забрал у нее серый джемперок.

Прикосновения Константина Эдуардовича были бережны и ласковы. Майя хвалила себя за то, что сказала подруге правду: происходящее сейчас между ней и мужчиной, было волшебно. В лексиконе девушки не было слов, чтобы описать полнее и подробнее свои ощущения. Все было ново, остро, сладостно и прекрасно. И когда она уже решила, что находится на пике счастья, ее вдруг пронзила такая боль, что она, не удержавшись, вскрикнула.

– Ну вот… – огорченно произнес ее мужчина глухим голосом. – Я ведь говорил…

– Это ничего… ничего… – тут же принялась утешать его Майя. – Это ведь просто плата за радость и счастье! И пусть всегда будет боль! Я готова платить, только чтобы вы… чтобы со мной… Чтобы вам было хорошо…

– Глупенькая моя девочка! – Константин Эдуардович крепко прижал ее к себе. – Все заживет, и тебе больше никогда не будет больно. Я не знаю, насколько будет хорошо, но больно уже не будет – это точно!

– Мне все равно, все равно, – продолжала твердить она. – Лишь бы вы… лишь бы с вами…

– Майя! – Иващенко отстранил ее от себя и, глядя в глаза, с улыбкой сказал: – Ты теперь должна говорить мне «ты»!

– Да? – удивилась она, хотя кинематограф давно уже всем объяснил, что после интимной близости люди переходят на «ты». – Константин Эдуардович, я не смогу… сразу не смогу…

– И теперь я для тебя вовсе не Константин Эдуардович, а просто… Костя… Ну-ка повтори: Ко-стя!

– Нет! Я не могу! – заупрямилась Майя, смущенно улыбаясь.

– Ничего не поделаешь, девушка! Таковы условия! Повторяй за мной: Ко-стя…

Майя набрала в грудь побольше воздуха и очень тихо повторила, так же, как он, по слогам, будто впервые училась говорить:

– Ко-стя… – И от звуков этого простого имени, которое она заставила себя произнести, у нее опять кругом пошла голова. Это было так необыкновенно, так волнующе, что хотелось плакать и смеяться одновременно.

– Гляди-ка, получается! – Иващенко расхохотался и потребовал: – А теперь сама! Давай! Скажи-ка что-нибудь на «ты» и назови по имени!

Майя улыбнулась. Потом улыбка погасла. Она очень серьезно посмотрела в глаза своему преподавателю и произнесла слова, от которых вся ее кожа покрылась мурашками:

– Я люблю… тебя… Костя…

Иващенко тоже стал серьезен. Он чуть помедлил, но все же ответил:

– Я постараюсь любить тебя так же сильно.

Майя не смогла больше сдерживать нахлынувшие эмоции и расплакалась.

– Где ты была? – сурово спросила мама, как только переступила порог квартиры. По заведенной у них традиции Майя всегда выходила из своей комнаты навстречу родителям, приходящим с работы, и потому мамин вопрос сразу достиг ушей дочери.

– Я же тебе написала, – ответила Майя.

– Почему не перезвонила?!

– Потому что мы были заняты!

– Чем таким можно было заниматься, что даже не позвонить матери, которая волнуется?!

– Может быть, ты все же войдешь в квартиру! – предложила ей Майя, и сама втащила маму в коридор.

– Трудно себя сдерживать, когда дочь так себя ведет! – сказала Мария Максимовна.

– Можно подумать, что я безобразно себя веду! Вечером я написала тебе сообщение, где нахожусь, утром написала, что все в порядке! Что тебе еще нужно?!

– Мне нужно слышать твой голос!! Мало ли кто может взять твой телефон и написать родителям сообщение, чтобы усыпить их бдительность!!

– Мама!! Ну что ты городишь!! – возмутилась Майя. – Ты лучше раздевайся! Все же в порядке! Давай сумку!

Мария Максимовна хотела еще что-то сказать, но только безнадежно махнула рукой, сунула сумку дочери и рухнула на ящик для обуви, чтобы в относительном комфорте расстегнуть сапоги.

Майя выгружала на кухонный стол продукты из маминой сумки и думала о том, что она с большим удовольствием призналась бы всему свету о том, как счастлива. При этом она понимала, что делать этого сейчас еще нельзя, а маму вообще незачем пугать. Она же непременно все поймет неправильно. А все ли правильно в ее жизни? Не совершила ли она ошибку? Конечно, нет! Разве может быть ошибкой, что она преподнесла себя в дар любимому человеку и сказала: «Владей. Распоряжайся. Я твоя.» Конкретно эти слова она ему, конечно, не говорила, но все было ясно и без них. Константин Эдуардович во всем разобрался. Впрочем, почему она по-прежнему называет его Константином Эдуардовичем? Он же для нее теперь просто Костя… Ко-стя… Майе никогда не нравилось это имя. Почему-то оно вульгарно-буквально ассоциировалась в ее мозгу с чем-то неприятно костлявым. Но Иващенко не был чрезмерно худым. Он был… нормальным… Майя вспомнила ощущение тяжести от его тела, и у нее перехватило дыхание. Надо же, как странно! Мир вокруг совершенно не изменился, а она стала другая! С ней сегодня произошло нечто очень серьезное. Она теперь… окончательно взрослая. У нее есть мужчина. Не сопливый мальчишка и даже не стильный Глеб Измайлов. Мужчина. Константин… Костя… Самый важный, самый любимый…

Весь вечер Майя была сама не своя. Она не могла ничем заниматься. Она пыталась читать книгу, но поймала себя на том, что точно так же не может вникнуть в ее содержание, как вчера в суть спектакля. Отложив книгу, девушка открыла ноутбук и зашла на свою страницу в социальной сети «Мы вместе». Она намеривалась послушать музыку, но сегодня и эта страница, и загруженные музыкальные записи, и видео, и фотографии, и приколы друзей показались ей детскими и глупыми. Выключив комп, Майя прошла в большую комнату и включила телевизор. Ни на одном канале она не смогла найти ничего стоящего, ничего такого, что могло бы удовлетворить ее, обновленную и взрослую. Люди на экране суетились, чего-то добивались, против чего-то протестовали, обменивались кулинарными рецептами, пели дурацкие песни, не понимая, что все есть суета сует и сущая ерунда по сравнению с любовью, которая заполнила ее всю и одна лишь была важна. Больше всего Майе хотелось бежать к нему, к Косте, пить с ним чай, обнимать его, целовать, но она понимала, что не стоит так уж навязываться. Это она может слоняться по квартире и ничего не делать. А ему надо готовиться к лекциям и лабораторным, проверять студенческие работы, да и вообще – мало ли чем может заниматься дома серьезный мужчина, доцент Политехнического института. Вспомнив про то, что Иващенко доцент, Майя опять бросилась в свою комнату и включила ноутбук. Ей хотелось уточнить, кто такой доцент. Оказалось, что преподаватель высшего учебного заведения, занимающий должность доцента, как правило, должен иметь ученую степень кандидата наук. Вот как! Ее Костя не какой-нибудь там завалящий преподаватель! Он кандидат наук! Это наполнило ее гордостью и опять щемящей нежностью.

Майе захотелось очередной раз всплакнуть без особой причины, когда раздалось пиликанье мобильника, который таким образом сообщал, что пришло сообщение. Девушка нехотя взяла телефон, открыла сообщение и прочитала: «Как ты там, моя девочка?». Подписано оно было просто: «Костя.» Майя аж вскочила со стула. Надо же! От Иващенко! Но как он узнал ее номер? Она же ему его не называла! Впрочем, все просто. В личных делах студентов, конечно же, есть номера мобильных телефонов. Майя вспомнила, как при поступлении в институт заполняла анкету, где была графа: «Телефон для связи».

Сначала Майя хотела позвонить Константину Эдуардовичу, но вовремя раздумала – вдруг мама услышит. Объясняться с ней желания не было. Она плюхнулась в кресло, поудобнее в нем устроилась и ответила:

«Я скучаю».

Через пару минут был получен ответ:

«Я тоже».

У Майи загорелись щеки. Неужели все это происходит на самом деле? Костя, Константин Эдуардович Иващенко, кандидат химических наук и доцент Политехнического института пишет ей смс-ки, как какой-нибудь студент первого курса! До чего же это странно… И как же это здорово!

«Я могу приехать», – написала она, отослала и тут же испугалась того, что сделала. Ну как она сейчас уйдет из дома? Что сказать маме? Но ей не пришлось ничего сочинять, поскольку Константин Эдуардович ответил:

«Давай лучше встретимся завтра. Может быть, ты сможешь опять «заночевать» у Риты?»