Совместно нажитое

– Правильно передумала, хорошая мысль. Первое средство от депрессии. И?

– Нажралась в зюзю текилой и переспала с заказчиком.

– С московской шишкой?

– Именно! С прекрасным мужчиной. И так мне это понравилось, ты себе даже не представляешь. Так что пришлось повторить и не один раз. Всё утро повторяли и всю пятницу до самого вечера!

– А Серёжка чего?

– Чего, чего? Ты же видела, чего! Почуял чего-то, сюда примчался, решил, что я с Виктором твоим шуры-муры кручу. – Марина усмехнулась.

– Это плохо, очень плохо. Витьке проблемы не нужны, у него своих полно. Серёжа твой собственник, каких мало, запросто Витьке какую-нибудь козью морду устроит. Ну ладно, а заказчик твой чего? Шишка московская?

– Заказчик? А ничего. Если бы ему не в Москву возвращаться, я бы и сейчас с ним была. Ты даже не представляешь! От него просто невозможно оторваться. Но у него в субботу утром какая-то встреча важная.

– Жену из отпуска встречает, не иначе! – сыронизировала Ляля. – Все они одинаковые.

– Нет, он не такой. Он хороший и ни капельки не женатый. – Марина мечтательно закатила глаза к потолку. – И ещё красивый. Весь такой, не знаю, как сказать. Я только теперь понимаю, что такое настоящий секс. Мама дорогая! Сколько времени-то пропущено. Сначала мурашки по всему телу, потом сплошной оргазм. В одно касание!

– Не врёшь? Так разве бывает?

– Ещё как бывает! После такого уже ничего другого и не надо.

– Ага! Сейчас, значит, начнешь мучиться: позвонит – не позвонит. И вся эта маета, как в юности.

– Не начну. Он мне точно не позвонит. У него моей мобилы нет. – Марина захихикала. – А у меня его.

– Не поняла.

– Да с ним секретарша наша связывается обычно через его секретаршу.

– А он твоим номером не поинтересовался? У тебя лично, когда демонстрировал тебе хороший секс.

– Нет. Он мне свитер подарил. – Марина назвала марку фирмы, изготовившей этот свитер. – Его надо шиворот навыворот носить, чтоб все этикетку видели! Умрут от зависти.

– Ни фига себе! Я, считай, уже умерла. – Ляля присвистнула. – У них носки шёлковые практически по пятьдесят тысяч. Петюне как-то сертификат подарили.

– На носки?

– На пятьдесят тысяч. Можно потратить у них в магазине. Вот. Мы носки купили и галстук, как у президента. Один в один. Так то, когда было! Тогда доллар в два раза дешевле стоил. Так что теперь точно только носки на такие деньги и купишь. Петюня, конечно, хотел ещё денег добавить и уже купить чего-то посущественней, но я его быстро оттуда увела. Терпеть не могу, когда людей за дураков держат.

– Сколько ж этот свитер стоит? Надо зайти посмотреть.

– Зачем? Чтобы узнать за какие деньги ты отдалась московскому командировочному? Так сказать, получить представление о расценках. Чтоб потом уже брать по прейскуранту.

– Ляля! Вот ты дура! Злая причём. Мне муж изменяет, ты не забыла?

– Подумаешь! Они все изменяют. Так устроены. Самцы.

– И Петюня твой?

– И Петюня! Устроен так же, тютелька в тютельку. Только кто ж ему позволит изменять?

– А как ты не позволишь? Он у тебя каждый день на работу вроде ходит, а там секретарши разные и бухгалтерши молоденькие. Сплошное искушение. Он, конечно, не прекрасный принц, но мужчина вроде состоятельный хотя бы с виду.

– А я в отличие от тебя про простатит сказки слушать не буду. Отведу к врачу, анализы проверю и прибью, если что. Он это знает и боится.

– Ага! Мечта всей жизни! Тебе такое надо? Боится, поэтому любит тебя изо всех сил. Но это, ладно, дело десятое, каждому своё. Петюню твоего прибить ещё можно, ты иди, попробуй Рукожопа моего стукни. Я ему про развод, а он мне кукиш под нос. Говорит, изменял, изменяю и буду изменять, а ты сиди дома и внуков нянчи.

– Так и сказал?

– Практически.

– Вот козёл.

– А я тебе что говорю?

– Кто козёл, где козёл? – В дверях показался Виктор. – Завтракать дадут?

– Дадут, дадут! – Ляля расплылась в счастливой улыбке. – Садись за стол. Как спалось?

– Хорошо, как в море. Так же тихо. А где Петюня?

– Петюня уже позавтракал и пошёл в правление ругаться насчёт снегоуборки. Каждую зиму одно и то же. Деньги платим, а убирают через пень колоду.

– А где Окологазпром?

– Кто поминал Газпром всуе? – В помещение ввалился Рукожоп. – Каши хочу!

– Помяни чёрта он и явится, – тихо заметила Марина, делая себе ещё чашку «американо».

Надо же, как тихо подкрался, мерзавец, даже и не звенело ничего, пока раздевался в прихожей. Марина уже начала подозревать, что именно там у него постоянно звенит.

– Сейчас-сейчас, – закудахтала Ляля, накладывая Рукожопу кашу.

– А мне каши? – попросил Виктор.

– И тебе, разумеется.

Мужчины застучали ложками, а довольная Ляля уселась напротив любоваться, как они едят. Ну, да! Нет ничего приятней, когда приготовленная тобой еда улетает в мгновенье ока. У Ляли с Петюней не было детей, и Ляля реализовывала своё материнское в заботе о муже. Марина тоже привыкла о муже заботиться не меньше, чем о сыне. Она всегда по утрам готовила ему на завтрак эту самую полезную кашу, и в выходные, и в будние дни, несмотря на то, что оба уходили рано. Марина ставила будильник пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок и сварить кашу. Сама она обходилась тостами и кофе. Ужин же в последнее время всё чаще и чаще перестал быть событием, так как по вечерам Сережа задерживался на работе и приходил поздно. Зато те вечера, когда он оказывался дома, стали для Марины праздником. Она старалась изо всех сил накормить любимого Серёженьку повкуснее да пополезнее, изучала новые рецепты, экспериментировала всячески. Надо сказать, он всегда высоко ценил её кулинарные способности. Многие люди из их круга взяли моду приглашать домой поваров, но муж Марины всегда говорил, что его жена готовит круче любого повара.

Марина ела вкусный деревенский творог, смотрела на мужа, уплетающего Лялину кашу, и не испытывала никаких чувств, кроме сожаления и досады на собственную глупость. Надо всё-таки иногда маму слушать. Вспомнив о маме, она решила не откладывать свой визит к ней, а поехать сразу же после завтрака. Не домой же действительно ехать? Что там делать? Рукожопом любоваться? Покончив с завтраком, она поблагодарила Лялю за гостеприимство, сказала Виктору, как приятно ей было с ним познакомиться, и направилась к выходу.

– Ты куда это? – поинтересовался Рукожоп.

– Поеду, пожалуй, – сообщила Марина.

– Это я вижу. Я спрашиваю, куда собралась?

– К маме собралась. А что?

– К маме езжай. – Милостиво разрешил Рукожоп и попросил у Ляли добавки.

Выходя из дома Ляли, Марина почувствовала, что начинает слегка ненавидеть мужа. Она позвонила матери, сказала, что заедет, та явно удивилась.

После смерти отца мама жила одна на Петроградской стороне в большой квартире бывшей коммуналке. В начале перестройки соседи выехали на постоянное место жительства, как тогда говорили, на историческую родину, и уступили свою жилплощадь родителям Марины по сходной цене. Отец сделал капитальный ремонт, и квартира по тем временам стала практически, как у «новых русских», потом в доме отремонтировали лестницы, поменяли на них разбитые окна и закрыли парадную на замок с переговорным устройством. Сейчас эта квартира стоила огромных денег, мало того, что находилась практически в центре недалеко от метро, так ещё и все окна выходили в тихое место на зелёный сквер. И хотя Марина родилась и выросла в этой квартире, она почему-то никогда не считала её домом. Ей всегда казалось, что её собственный дом обязательно будет другим. Сейчас же её собственный дом, то есть квартира, где она жила с мужем, напоминала родительскую, как две капли воды. Разве что санузлов больше и мебель пошикарней. А так… Как будто один дизайнер всё планировал. Конечно, существовала ещё родительская дача в Репино, вот там, да! Там Марина чувствовала себя дома, но после смерти отца дача стояла заброшенная, и мама задумывалась над тем, чтобы её продать.

В воскресенье на Петроградской стороне было тихо и пусто. Платные парковки сюда ещё не добрались. Марина без труда нашла место для машины.

Мама ждала её, как всегда вооружившись свежезаваренным чаем. Она терпеть не могла чай в пакетиках, называла его «сено-солома» и привозила настоящий цейлонский чай из дружественной Финляндии, куда регулярно каталась с подружками на шопинг. Кроме чая Марину поджидали разномастные печенюшки. Марину всегда удивляло, как мама, регулярно употреблявшая все эти вредные для фигуры вещи, совершенно не толстеет. Мама вообще выглядела прекрасно. Она учила Марину, что женщина обремененная интеллектом должна иметь соответствующую внешность. Некрасивых женщин не бывает, говорила она, бывают глупые и ленивые. Мама всегда следила за фигурой, одевалась элегантно и никогда не выходила из дома без причёски и макияжа. Марине с детства всегда казалось, что мама, как героиня сериалов, уже встает с постели вооружённая любимой причёской под названием «Бабетта». Папа над ней всегда смеялся и называл эту причёску министерской. Мама обижалась и говорила, что он путает «Бабетту» с «Халой».

– А где же шоколадный тортик? – удивилась Марина, не найдя на столе любимого маминого десерта.

– Испортился! – поведала мама, разливая чай. – Пальмовое масло! Антисанкции, то есть импортозамещение, сама знаешь. Интересно, где у нас в стране вырабатывают это чёртово пальмовое масло, чтоб им замещать нормальное сливочное? Всю кондитерку невозможно в рот взять. Вот попробуй финское печенье с шоколадом. Совсем другое дело. Ты не знаешь, почему за что наши ни возьмутся, у них постоянно какое-то непотребство получается?

– Ты имеешь в виду КПСС, автомат Калашникова и майонез Провансаль?

– Майонез не трожь! Его сложно испортить. Хотя если туда пальмового масла … И автомат Калашникова – хорошая вещь. Правда, ходят слухи, что его пленные немцы всё же изобрели. А КПСС не так уж и плоха была, если сравнивать её с нынешними партиями. Жуликов там точно было гораздо меньше.

– Ещё есть Аэрофлот и Сбербанк.

– О, да! Летайте самолётами и храните деньги! Никогда не забуду.

– Сбербанк, между прочим, семимильными шагами движется в сторону цифровой экономики. Они там планируют полную роботизацию.

– Да, что ты говоришь? – Мама расхохоталась. – Открою тебе секрет, там всегда роботы работали. И при Советах, и сейчас. Разве они похожи на людей? Только робот может придумать брать комиссию с переводов из отделения в отделение. Я вот всё жду, когда наши пенсионеры, наконец, осознают, что их пенсии захватили роботы, и уйдут оттуда.

– Куда? На почту?!

– Тут ты права! В двадцать первом веке некоторые до сих пор на почту за пенсией ходят, в очередях стоят. Но скоро всё наладится, я уверена. Эти вымрут, остальные до пенсии не доживут, так что очередей не будет. Ну, да Бог с ними, что у тебя случилось? Я же вижу. С Юркой всё в порядке?

– С Юркой всё хорошо.

– Как же я по нему соскучилась, по птенчику моему. – Мама тяжело вздохнула и полезла за сигаретами.

– Курить – здоровью вредить, – сообщила Марина.

– Догадываюсь. – Мама с удовольствием затянулась. – У меня все анализы хорошие.

– Слава Богу. А я решила развестись, пока у меня анализы не испортились.

– С чего бы это тебе разводиться? – Мама явно удивилась. Правда, челюсть у неё не отвисла.

– Изменяет.

– Почему-то именно это меня ни капельки не шокирует. Мне кажется, измена – это естественное состояние твоего …, – Мама явно попыталась подобрать подходящее определение своему зятю, но не стала этого делать. Странно! Раньше она никогда не стеснялась в выражениях, если дело касалось мужа дочери.

– Тебя это не шокирует, потому что ты умная и меня предупреждала. Я хорошо помню.

– Да, я умная, поэтому и сейчас тебе советую глупостей не делать. Подумаешь, изменяет. – Мама пожала плечами и фыркнула.

– Но ты же говорила… – Марина опешила.

– Говорила. То когда было? Это в двадцать лет за эту сволоту не надо было замуж выходить, а когда на носу сорок пять, как говорится, поздно пить боржоми.

– Почему это?

– Потому что это в кино «в сорок лет жизнь только начинается»!

– Что-то я тебя не понимаю.

– Чего тут непонятного? Тебе, моя дорогая, далеко не сорок! Тебе скоро аж целых сорок пять. И уж если в двадцать найти себе путного мужа трудно, то в сорок пять, нечего и стараться. Нет, помечтать, конечно, можно. Говорят, мечтать не вредно. Хотя, на мой взгляд, очень даже вредно. Из-за глупых мечтаний обычно и делаются разные дурацкие поступки. А кроме того твой муж он кто?

– Кто?

– Номенклатура. Вот кто. Как были они около власти, так и остались. Что папаша его, что сыночек. Думаешь, они чего-то сами, своей головой добиться могут? Нет! Они всегда при калитке. Вернее, своей головой они могут добиться исключительно места при калитке. Ну, может, и правильно. Калиточники всегда на коне.

– У калитки это как?

– Сами ничего полезного не производят. Называй это калитка, труба или ещё как-нибудь. Хоть граница! Пересек – плати. И женился этот козел на тебе только потому, что в те времена папаша его растерялся, запутался слегка. Передел был, сразу и не поймешь, кто нужный, кто нет. Отец твой в депутаты тогда подался. Перестраивать всё хотел. Он этой семейке до зарезу нужным казался.

– Ты хочешь сказать, что я сама по себе ничего ценного из себя не представляю, и поэтому на мне можно было жениться исключительно по расчёту?

– Ну, что ты! Ты у нас умница и красавица получилась, только это существо на тебе бы никогда не женилось, не будь твой папа депутатом. Другой бы женился непременно. А этот нет. Представляешь, как он обломался?

– Почему это?

– По кочану! Потому, что папа твой с его депутатством оказался для их семейки бесполезным, не пристроил зятя в Москву с портфелем в министерство ходить.

– В какое министерство?

– Да им без разницы, в какое. Они же всё умеют, всё знают. Поэтому сейчас это и происходит.

– Что?

– Реванш – вот что! – Мама постучала себя по лбу. – Хорошо отец не видит всего этого, царствие ему небесное. – Мама перекрестилась. – Они опять в силе и при делах. Сейчас образование, умения и способности ничего не решают, всё решают связи. Ох! Говорили нам соседи наши Гринберги, уезжайте, детей спасайте, пока молодые! Мы не послушались. А евреи всегда самые умные были. Их надо слушать!

– Ты преувеличиваешь!

– Хотелось бы. Только, милая моя, сдается мне, что твой, не знаю, как и назвать-то его, тебя из своих лап не выпустит. Тем более, что за спиной твоей никакого всесильного папы нет. Они сейчас с жёнами церемонятся, только если у тех за спиной папаша-воротила или целый аул со свирепыми братьями. Или он против развода не возражает? Говорит, ступай, родная, на все четыре стороны?

– Не говорит. Кукиш показывает.

– Вот! «Сам не ам и другим не дам»! Не допустит он, чтоб ты от него ушла. Он, если захочет, если ему какая-нибудь выгодная партия подвернется, в два счёта тебя на помойку выбросит, а вот чтоб ты сама… Да, ни за что! Что люди скажут?

– Какие люди?

– Уважаемые! Референтная группа называется. У Ляльки своей спроси, что это означает, она психолог. В его референтной группе жёны мужей не бросают. Они сидят дома, рожают детей и молчат в тряпочку. Как говорила твоя бабушка, не питюкают!

– А я адвоката найму.

– Тю! Кому сейчас адвокат помог?

– Мам, а что же тогда делать?

– Ничего не делать. Затаиться и жить дальше. Женщины веками так живут. Без уважения, в отвращении и ненависти к мужу. Не ты первая, не ты последняя.

– Не хочу.

– Конечно, не хочешь. Кто ж хочет? Но, согласись, положение твоё не самое бедственное. Смотайтесь с Лялькой за границу, или к Юрику езжай, сына проведай. Ну, не знаю, что ещё тебе посоветовать. Любовника себе заведи, в конце концов! Только будь осторожна. – Мама достала новую сигарету. – Вспомни, тебе всегда нравилась его железная хватка. С чего ты взяла, что в отношении тебя эта хватка станет какой-то другой или вдруг ослабнет?!

– Но, если что, если я всё же решусь от него уйти, я могу на тебя рассчитывать? Не в смысле к тебе жить переехать. Мы взрослые люди, нам отдельно жить надо, я понимаю. А в смысле помощи.

– В смысле помощи всегда! Только чем я тебе помочь в этом деле смогу? Вот вопрос! Кстати, и жить тоже можешь переехать. Если захочешь, конечно. Обещаю особо тебе не указывать. Кому сейчас мать указ?

Когда Марина вышла от матери, уже совсем стемнело. Домой ехать не хотелось. Да какой это теперь, собственно говоря, дом? Так, берлога прелюбодея Рукожопа. Марина вдруг почувствовала, что, несмотря на материнские печеньки, хочет есть, и решила заехать в тот самый ресторанчик, где они с Лялей обычно встречались за бизнес-ланчем.

Около ресторана тоже оказалось полно свободных мест для парковки, внутри было пусто. Марина заказала себе целую кучу всего и с удовольствием поела. Расплатиться она решила с помощью своей зарплатной карточки, но не тут-то было. Банк карточку упорно не принимал. Марина вспомнила, что карточку недавно поменяли, её привезла из банка Маринина помощница Кристина вместе с конвертом пин-кода и велела активировать в банкомате, что Марина так и не удосужилась сделать. Пришлось достать карточку Рукожопа. Когда официантка вставляла её в считыватель, мелькнула мысль, а вдруг Рукожоп эту карточку заблокировал. Мало ли. С него станется. Позвонил в банк и вуаля. Уж если её муж имел на кого-то зуб, этому кому-то нельзя было бы позавидовать. Та самая железная хватка. Мол, хочешь развода, оцени сразу жизнь без моей карточки. Однако всё обошлось, платеж прошёл, и Марина выдохнула с облегчением. Действительно с чего бы это уважаемому Сергею Владимировичу иметь на неё зуб. Это Марина в данной ситуации на него зуб имеет. Ещё какой!

Дома её поджидал Рукожоп, развалившийся на диване перед телевизором в гостиной. По телевизору энергично пели про забивание свай. Рукожоп отбивал такт ногой.

– Ну, как там старушка мама? – поинтересовался он, выключив звук.

– Скрипит помаленьку, – сообщила Марина.

– Это хорошо, что скрипит. Присядь-ка. – Он повелительно похлопал по дивану рядом с собой.

Марина вспомнила, что ей посоветовала мама, и послушно села. Рукожоп крепко обнял её за талию и придвинул к себе.

– Значит так. Шею тебе я сворачивать не буду, бить тоже. Повременю пока. Ты всё-таки мать моего сына…, – начал он.

– И на том спасибо, – вставила недоумевающая Марина. С чего бы это ему ей шею сворачивать?

– Заткнись. Но фраеру твоему московскому мало не покажется, только дёрнись. Вылетит из Москвы в свою Тьмутаракань в два счёта. Или откуда там они в столицу понаехали. И еще хочу, чтоб ты запомнила, когда кто-то трахает тебя, он не тебя трахает, и не меня, и не мою контору, он считай всю мою уважаемую отрасль трахает.

– Ну, так у вас там, известное дело, какой поток, – не удержалась Марина.

– Тебе надо язык отрезать. – Он больно взял её за волосы, намотав их на кулак.

– А тебе руки, чтоб не пихал, куда не следует.

– Ох, договоришься. Всё. Свободна. – Он отпустил её и слегка пихнул.

Марина встала и пошла в ванну. В этот момент она уже ненавидела мужа далеко не слегка. По полной программе ненавидела. Оставалось понять, что ему известно и откуда. И вообще может ли он как-то навредить Байкачарову? Вот гадство. Как назло и телефона Байкачарова у неё нет. Даже не предупредить. Она села на край ванны и задумалась. По всему выходило, что узнать о её измене Рукожоп мог только от Ляли. Ну, конечно, у Петюни же проблемы с бизнесом, а Лялька мечтает, чтобы Рукожоп его к себе в контору пристроил на хлеба окологазпромовские. Опять же вон она как испугалась за своего братца, не дай Бог, Рукожоп подумает, что у Марины с ним шашни. По всему выходило, что Рукожоп прав, она действительно, дура! Причем дура наивная. Вот кто её за язык тянул? Ну, так подруга же! Лучшая! Как не поделиться? Вот гнида!

Ночью он её… Несмотря на пижаму с мячиками и собачками. Марина раньше всегда думала, как такое может случиться, чтобы муж вдруг взял и жену изнасиловал, ведь они по идее должны любить друг друга. А когда любят, разве насилуют? Оказывается, насилуют да ещё как. Так ведь и не любят вовсе. А самое страшное, что об этом не просто по телевизору разные истерички рассказывают, как Марина раньше думала, и не байки это, не сочинения воспалённого мозга, выходит, случается такое в обычной человеческой жизни. Вот и с Мариной случилось.

Потом, отвалившись от неё, сказал:

– Вот теперь ты, наконец, знаешь, что такое настоящий секс!

«Какая же всё-таки Лялька сука»! – подумала Марина.

Реветь она не стала. Именно, как говорится в книжках, «взяла волю в кулак», чтобы не доставлять ему удовольствия. Заснула только под утро. В результате проспала. Когда проснулась, его уже не было дома. Не стал каши дожидаться. И на том спасибо. Ведь мог бы разбудить, дать пинка и заставить кашу варить. Или глаз подбить, например, чтоб пошевеливалась. Хотя нет, обещал вроде не бить, раз она мать его сына, тут ей, вероятно, повезло, а вот не насиловать не обещал. Она умылась, привела себя в порядок, позавтракала и поехала на работу. Всю дорогу мучилась мыслью, что теперь делать дальше? Мириться с подобным она не собиралась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.