Путешествие как образ жизни. Исследователь Центральной Азии П. К. Козлов

Пржевальский называл свои экспедиции научными рекогносцировками, задачами которых являлись наблюдение, описание, сбор коллекций, оставляя ученым, которых он называл «присяжными жрецами» науки, более подробное и детальное изучение обследованных им территорий. Он был убежден, что «соединение усилия, с одной стороны, пионеров науки, а с другой – ее присяжных жрецов, снимут окончательно, вероятно, в недалеком будущем темную завесу, еще так недавно покрывавшую почти всю Центральную Азию»[32].

Четвертая Центральноазиатская экспедиция Пржевальского прошла через пустыню Гоби к Алашаньскому хребту, далее к озеру Кукунор и в восточный Цайдам. В ставке монгольского князя Дзун-Цзасака (Дзун-засака) была устроена база экспедиции. Отсюда небольшой отряд, в котором был и Козлов, отправился исследовать северные окраины Тибетского нагорья. Перевалив через хребет Бурхан-Будда, путешественники достигли истоков реки Хуанхэ. Отдохнув в местах зарождения одной из великих азиатских рек, они направилась к истокам другой великой реки – Янцзы, носящей в своем верховье название Дычу. Здесь их небольшой группе 13 и 19 июля 1884 г. пришлось отразить нападение одного из воинственных тангутских племен, значительно превосходящих русских путешественников по численности[33]. За проявленные в этой схватке смелость и отвагу Козлов получил из рук Пржевальского свою первую награду – Знак отличия Военного ордена 4-й степени (Георгиевский крест)[34]. До этого, в феврале 1884 г., Козлов был произведен в младшие унтер-офицеры, а после боя с тангутами 13 июля приказом Пржевальского по экспедиционному отряду был произведен в старшие унтер-офицеры[35].

По пути дальнейшего следования путешественники изучали озера, через которые протекает Хуанхэ в своем истоке, и в середине августа вернулись в Цайдам, к своему базовому лагерю. Следующий пунктом маршрута была северо-западная часть Цай-дама – урочище Гас, у подножия Куньлуня – одного из высочайших хребтов Центральной Азии. Отсюда были совершены многочисленные разъезды для подробного изучения орографии, флоры и фауны среднего Куньлуня и прилегающей к нему северо-восточной части Тибетского плато. В конце января 1885 г. Пржевальский направил свой отряд к уже посещенному им в 1877 г. озеру Лобнор, где в течение двух месяцев наблюдали весенний пролет птиц. Далее путь пролегал по Кашгарии, через оазисы Керия и Чира до Хотана. Здесь также были сделаны несколько непродолжительных (из-за тяжелых климатических условий) экскурсий к Тибетскому нагорью. Из Хотана экспедиция повернула на север, пересекла пустыню Такла-Макан и вышла к южной окраине Тянь-Шаня, который преодолела по перевалу Бедель, и 12 ноября 1885 г. путешественники вступили на родную землю.

Эта экспедиция стала для Петра Козлова превосходной школой будущей профессиональной деятельности, проверкой характера и силы духа. Кроме того, он на практике усвоил исследовательские методы полевой работы Пржевальского и его стиль и принципы руководства большими центральноазиатскими экспедициями, которые в дальнейшем Козлов применял и развивал.

В январе 1887 г. Совет РГО по представлении Пржевальского присудил его спутникам по путешествию Петру Козлову и старшему уряднику Забайкальского казачьего войска Пантелею Телешову серебряные медали Общества. Оба они, как отметил Пржевальский, «помогали в исполнении общей задачи»[36]. Это была первая награда Петра Кузьмича за исследовательскую работу.

По рекомендации Пржевальского Козлов в январе 1886 г. поступил в Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище. Во время учебы Пржевальский поддерживал своего молодого друга морально и материально. В своих письмах к Кизо он давал ему советы по учебе, подробно рассказывал о новостях и событиях в жизни усадьбы и общих знакомых, обсуждал план новой экспедиции.

В мае 1887 г. юнкер Козлов успешно сдал выпускные экзамены и уехал в летние лагеря. «Дорогой Кизо! – писал ему Пржевальский. – От души поздравляю тебя с блестящим окончанием выпускного экзамена. Дай бог тебе поскорее надеть офицерские эполеты. На обмундировку же получишь от меня двести рублей». И наставлял: «Хотя ты и окончил свое обязательное учение, но занятий наукою все-таки советую – не покидай. Излениться можно очень скоро. Конечно, можно обойтись и без науки, если жениться, например, на толстой купчихе, но я думаю, на такую сделку не пойдешь». Он верил в предназначение Козлова и его будущие успехи: «Твоя весна впереди, – говорил Пржевальский своему спутнику, – для меня уже близится осень»[37].

Козлов закончил Юнкерское училище по первому разряду и был произведен в подпоручики[38]. Он получил назначение в 1 – й лейб-гвардейский Екатеринославский Его Величества Александра III полк и для прохождения службы отбыл в Москву.

Пока Козлов учился, Пржевальский подготовил для публикации отчет о своей 4-й Центральноазиатской экспедиции и начал готовить новое путешествие в Тибет. На этот раз он решил пройти в эту высокогорную страну через Кашгарию и исследовать сначала еще совсем не изученную его северо-западную часть, а затем Кам – восточную окраину Тибета. Этот район привлекал Пржевальского богатством и своеобразием растительного и животного мира.

В марте 1888 г., закончив все организационные формальности, он с радостью сообщил своему ученику: «Одною ногою мы уже в Тибете. Экспедиция утверждена <…>. Пойдешь ты, Роборовский, 6 солдат из Москвы, 5 казаков из Забайкалья и 13 солдат и казаков из Туркестана. <…>. Займись выбором солдат для экспедиции <…> 10 апреля я приеду в Москву и тогда ты представишь мне намеченных». Вместе с этим письмом Козлов получил и официальный вызов в экспедицию: «Высочайше <…> повелено зачислить Вас в состав моей новой экспедиции в Центральную Азию»[39]. В тот раз Козлов был утвержден уже в качестве старшего помощника ее начальника.

Пржевальский собирался в этом путешествии осуществить свою мечту: попасть в закрытую для европейцев столицу Тибета – Лхасу. Однако судьба распорядилась иначе: в самом начале экспедиции, в октябре 1888 г., недалеко от г. Каракол, где была устроена база для окончательного снаряжения каравана, Пржевальский тяжело заболел, заразившись брюшным тифом, и умер[40].

«Слезы, горькие слезы душили каждого из нас, – вспоминал Козлов спустя годы. – Мне казалось, такое горе пережить нельзя <…> да оно и теперь еще не пережито»[41]. Боль утраты для Козлова была столь сильна, что в первый момент, осознав непоправимость происшедшего, он хотел покончить жизнь самоубийством. К счастью, фельдфебель Г. И. Иванов – участник экспедиций Пржевальского, а затем и Козлова, хорошо знал, как дорог Козлову его учитель, и спрятал принадлежавший Петру Кузьмичу револьвер. «Иванов бросился ко мне с Роборовским, – описывал Козлов эти события в письме Е. В. Пушкаревой, – схватили за руки и успокоили. Они оба не отходили от меня, и Роборовский взял слово. Я слово не дал и, в одиночестве пробыв три дня, я бросил мысль [о самоубийстве]»[42].

Хоронили Пржевальского на берегу озера Иссык-Куль со всеми воинскими почестями, которые полагались ему как генералу. В соответствии с приказом начальника Каракольского гарнизона о порядке похорон непосредственно за гробом следовали члены экспедиции под командованием подпоручика Козлова, затем 5-й Западно-Сибирский линейный батальон и два орудия 3-й Горной батареи Западно-Сибирской артиллерийской бригады[43].

Козлов всю жизнь боготворил Пржевальского. Он был для него идеалом профессионализма, нравственности, ответственности. «Преданность традиции, а главное неугасимая память об учителе, творят его благородство»[44], – писал о Козлове один из сотрудников его Монголо-Тибетской экспедиции 1923–1926 гг. Сергей Александрович Кондратьев. Данью уважения и памяти об учителе стали многочисленные публикации Козлова о нем. Пржевальскому был посвящен и самый значимый его географический труд «Монголия и Кам»[45], написанный по результатам Монголо-Камской экспедиции 1899–1901 гг. Козлов предварил ее словами: «Памяти незабвенного своего учителя, первого исследователя природы Центральной Азии Николая Михайловича Пржевальского посвящает труды экспедиции П. Козлов».

В 1913 г. вышла в свет книга Козлова «Николай Михайлович Пржевальский, первый исследователь природы Центральной Азии» – своеобразное подношение ученика учителю. Эмоционально и искренно он рассказал о Пржевальском, о его экспедициях, об их знакомстве и участии Пржевальского в его судьбе.

Проводив в последний путь незабвенного учителя, Козлов и Роборовский начали хлопотать в РГО о продолжении экспедиции. Совет РГО поддержал спутников Пржевальского и постановил обсудить этот вопрос с Главным штабом[46]. Новый, сокращенный план экспедиции 10 декабря 1888 г. по представлении Военного министра утвердил Александр III[47]. Ее главной целью стало исследование горной системы Куньлунь от р. Юрункаш до меридиана озера Лобнор и Северного Тибета («прилежащей к нему [Лобнору] на юге полосы Тибетского нагорья приблизительно до параллели 35°»). Руководство экспедиции было поручено полковнику (с 1891 г. – генерал-майору) Главного штаба Михаилу Васильевичу Певцову (1843–1902)[48]. К этому времени он уже имел опыт по изучению отдельных районов Центральной Азии: в 1876 и 1878–1879 гг. возглавляя охрану торговых караванов, Певцов дал географическое описание территорий по маршруту их следования – Джунгарии (1876) и Западной Монголии и Северного Китая (1878–1879)[49]. Кроме того, в 1883 г. Певцов участвовал в установлении («в натуре») государственный границы с Китаем к востоку от озера Зайсан. Роборовский и Козлов были назначены его старшими помощниками. Совет РГО со своей стороны командировал в экспедицию геолога К. И. Богдановича (1864–1947)[50].

Тибетская экспедиция под руководством Певцова 14 мая 1889 г. выступила из Каракола и через уже знакомый перевал Бед ель вступила в Кашгарию, которую пересекла от Тянь-Шаня через Яркенд и обследовала северные отроги Куньлуня. Зиму 1899–1900 г. путешественники провели в оазисе Ния, где была установлена первая метеорологическая станция в глубине Центральной Азии. Отсюда в апреле 1900 г. Певцов приступил к изучению северных пределов Тибетского нагорья. Эти работы продолжались до октября. На обратном пути участники экспедиции обогнули с востока пустыню Такла-Макан, пересекли Восточный Тянь-Шань и Джунгарию по дороге от Урумчи к Зайсану, куда прибыли в начале января 1891 г.

В ходе проведенных работ была исследована и нанесена на карту горная система Куньлунь, уточнены сведения о размерах и положении озера Лобнор, обследован оазис Токсун в Турфане, где была выявлена депрессия ниже уровня моря (130 м)[51], проведены сборы геологических образцов по маршруту и собраны богатые зоологические и ботанические коллекции[52].

Тибетская экспедиция Певцова прошла с маршрутно-глазомерной съемкой около 11000 км. Из них 5000 км составили боковые экскурсии Козлова, Роборовского, Богдановича. Козлов совершил четыре самостоятельные поездки. Первую, самую длительную (с 18 июля по 1 сентября 1889 г.), он сделал вместе с препаратором в долину верхнего течения реки Халастан. Здесь, в урочище Дове, расположенном на высоте 4000 м над уровнем моря, они собрали интересную зоологическую коллекцию и географические сведения об этой местности. Описания двух других экскурсий – на реку Кончедарья и озеро Баграшкуль (Баграшкёль), вошли в общий отчет Тибетской экспедиции как авторская работа Козлова[53].

В этой экспедиции Козлов, как и в предыдущем путешествии с Пржевальским, отвечал за сбор зоологических коллекций. Во многом его стараниями в Петербург были доставлены 60 видов млекопитающих, 220 видов птиц (1200 экземпляров), 11 видов рыб (100 экземпляров), 20 видов пресмыкающихся и земноводных (80 экземпляров), 200 видов насекомых[54]. Результаты своих зоогеографических наблюдений он изложил в статье «Географическое распределение млекопитающих и птиц в местностях, исследованных Тибетской экспедицией М.В. Певцова», опубликованной в «Ежегоднике Зоологического музея» за 1899 г.[55]

Совет РГО высоко оценил первые успехи начинающего исследователя природы Центральной Азии. По представлении вице-президента РГО П. П. Семенова-Тян-Шанского, секретаря Общества А. В. Григорьева и Роборовского 14 мая 1891 г. Козлов был избран действительным членом РГО[56], all января 1892 г. Совет РГО удостоил его вместе с Роборовским и Богдановичем своей только что утвержденной награды – серебряной медали имени Н. М. Пржевальского[57]. Кроме того, ему был высочайше пожалован орден Св. Анны 3-й степени и пожизненная пенсия в 150 руб.[58] Военное ведомство отметило участие Козлова в Тибетской экспедиции производством его в поручики (1 сентября 1891 г.).

Следует сказать, что поначалу отношения Козлова с Михаилом Васильевичем Певцовым складывались непросто. Верный и преданный ученик Пржевальского, он с некоторой подозрительностью и ревностью относился к новому начальнику экспедиции, постоянно сравнивал с Пржевальским, иногда иронизировал над стилем его руководства, кардинально отличавшимся от авторитарности Пржевальского мягкостью и демократичностью по отношению к подчиненным. Однако по ходу совместной работы, Козлов изменил свое мнение. В дальнейшем у них сложились теплые, дружеские отношения. Козлов высоко ценил Певцова за его глубокие знания, отзывчивость и сердечную доброту. Свое искреннее уважение к старшему товарищу и «безупречно честному» человеку Петр Кузьмич выразил в некрологе по случаю смерти Певцова, опубликованном в «Известиях РГО»[59].

В беседе с корреспондентом журнала «Огонек» в 1927 г. Козлов, оценивая влияние личности Пржевальского на свою жизнь, сказал, что смерть любимого учителя содействовала его духовному росту. Он понял, что должен «свято хранить заветы своего учителя»[60]. И, прежде всего, продолжить исследования Центральной Азии. Для этого нужно было постоянно пополнять свои знания. Его образование не закончилось только военным училищем. Между путешествиями «годы оседлой жизни на родине» Козлов посвящал самоусовершенствованию в естественных науках, этнографии и астрономии. «После Николая Михайловича Пржевальского самое большое участие в моем дальнейшем развитии, – вспоминал путешественник, – принимали: П.П. Семенов Тян-Шанский, А. В. Григорьев, М. В. Певцов, а по специальным отделам естествознания В. Л. Бианки и Е. А. Бихнер. Всегда с глубокой признательностью <…> я вспоминаю годы, проведенные в Пулково, под эгидой Ф. Ф. Витрама»[61]. Поэтому, хотя у Козлова не было университетского диплома, его знания, касающиеся экспедиционной деятельности, были необычайно глубокими и разносторонними. Все это позволило ему стать, по определению непременного секретаря Академии наук академика С. Ф. Ольденбурга, «путешественником-энци-клопедистом», которому наука обязана столькими важными научными открытиями, «использованными специалистами для целого ряда крупных научных работ»[62].

Но это чуть позже. А пока впереди у него были новые путешествия в Центральную Азию, которые для Козлова являлись доказательством верности его «незабвенному учителю» Николаю Михайловичу Пржевальскому.

«Центральная Азия стала для меня целью жизни»

Сколько раз я был счастлив, стоя лицом к лицу с дикой грандиозной природой Центральной Азии.

П. К. Козлов[63]

Тибетская экспедиция В. И. Роборовского, 1893-1895

Участие в экспедиции Пржевальского 1883–1885 гг., как мы уже отмечали, определило дальнейший жизненный путь Козлова. «Из этого двухлетнего, первого для меня путешествия, – вспоминал он в автобиографическом очерке, – я возвратился иным человеком: Центральная Азия стала для меня целью жизни»[64]. В другой публикации он уточнил: «Здесь, на Тэтунге[65], впервые сознательно пробудилась и моя душа – я познал собственное влечение к красотам дикой горной природы. Природа вообще, центральноазиатская в особенности, завладела мною окончательно»[66].

Тибетская экспедиция 1889–1890 гг. под руководством Певцова еще более укрепила его в мысли о правильности сделанного профессионального выбора – стать путешественником-исследователем.

Третью экспедицию в Центральную Азию Петр Кузьмич совершил вместе со своим другом, также учеником Пржевальского, Всеволодом Ивановичем Роборовским (1856–1910)[67]. Эта экспедиция стала частью плана РГО по изучению «восточных окраин Нагорной Азии»[68], разработанного с учетом рекомендаций Пржевальского, которые он высказал в 1883 г. в своей последней книге[69]. Для его реализации Совет РГО планировал организовать одновременно две экспедиции, чтобы они соединили произведенные ими съемки своих маршрутов в Сычуане – юго-западной провинции Китая, известной своей богатой дикой природой. Государственный Совет по представлении Министерства внутренних дел выделил РГО на эти цели специальное финансирование[70]. Первую возглавил Г.Н. Потанин (1835–1920) – уже известный и авторитетный исследователь этого региона. Организовать вторую предложили Роборовскому, а в качестве его помощника пригласили Козлова[71].

Представленный Роборовским план экспедиции был одобрен Советом РГО 18 мая 1892 г. Он включал три основные задачи: пройти по Восточному (Китайскому) Тянь-Шаню и еще не исследованной центральной области плато Большого Юлдуса; обследовать Люкчунскую впадину к югу от оазиса Турфан (произвести съемку и нивелировку и обустроить метеостанцию для организации долговременных метеонаблюдений); исследовать восточную часть Наньшаня, откуда добраться до Сычуани и юго-восточной части Тибетского нагорья – области Кам.

Девять месяцев ушло на подготовку экспедиции, согласование ее маршрута и состава с Министерством иностранных дел и Военным министерством, на получение разрешения от властей Цинской империи вести научные исследования на ее территории. По представлении военного министра П. С. Ванновского 10 февраля 1893 г. Николай II утвердил Тибетскую экспедицию под руководством Роборовского. В ее состав вошли 13 человек: начальник – штабс-капитан 145-го пехотного Новочеркасского императора Александра III полка Роборовский, его старший помощник – поручик 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского Императора Александра III полка Козлов, помощник и переводчик – губернский секретарь В.Ф. Ладыгин (1860–1924), два препаратора и восемь человек конвоя («нижних чинов»)[72], в том числе фельдфебель Г. И. Иванов. Инструменты, необходимые для производства топографической съемки, определения астрономических координат, высот местности и других измерений, предоставили Главный штаб, РГО, Главная физическая обсерватория. Кроме того, братья Н. М. Пржевальского, Владимир и Евгений Михайловичи, передали Роборовскому экспедиционные инструменты и книги, оставшиеся после его смерти[73].

Из Москвы отряд Роборовского выехал 1 апреля 1893 г. по железной дороге в Севастополь. Здесь пересели на пароход до Батуми, оттуда по Закавказской железной дороге в Баку, где вновь на пароход, чтобы пересечь Каспийское море и опять поездом, уже по Закаспийской железной дороге, в Самарканд, откуда в Ташкент и затем в Пржевальск[74]. Последние участки пути (до Ташкента и в Пржевальск) добирались на почтовых лошадях, а снаряжение доставили на обозах. В Пржевальск – отправной пункт экспедиции – прибыли 20 мая. Перед ее началом преданные ученики посетили могилу Николая Михайловича на берегу оз. Иссык-Куль. «Укрепленные духом, полные сил, энергии и надежды на счастливый успех предприятия»[75] Роборовский и его товарищи 15 июня 1893 г. выступили в трудный путь.

В ходе путешествия было немало экстремальных ситуаций. Так, например, в августе 1893 г. Петр Кузьмич отправился на экскурсию к хребту Коктекетау (Тянь-Шань). Путь к одному из перевалов преградил большой ледник (5 км длиной и 200 м шириной), который он решил обследовать, для чего поднялся до его вершины. На обратном пути он едва не сорвался в пропасть. Сам Козлов так описывает этот случай: «Спуститься обратно по леднику было чрезвычайно тяжело, тающий снег скользил под ногами. Несмотря на опытность в горных восхождениях, я трижды обрывался и последний раз чуть не навсегда. Зияющая пропасть ледника смотрела мне прямо в глаза. Дна ее не видел, так она была глубока. На глазах своего номада [проводника] я от одного неверного шага потерял равновесие и с ужасной быстротой скатился не один десяток шагов. Как сейчас помню тот момент, когда я тщетно цеплялся за скользкий лед <…> И только благодаря попутному камню, плотно сидевшему во льду, мне удалось спастись!»[76].

Работа экспедиции Роборовского большей частью проходила в очень трудных географических и климатических условиях. Ураганные ветры в Цайдаме валили с ног не только людей, но и вьючных лошадей и яков. Высоты на окраине Тибетского нагорья достигали 4000 м, а их склоны были покрыты льдом. В приказе по Главному штабу по возвращении экспедиции отмечалось, что «отряд штабс-капитан Роборовского перенес много трудов и лишений от стужи, зноя и болезней, от отсутствия воды, пиши и корма для животных»[77]. В верховьях тибетских истоков Хуанхэ в ночь на 28 января 1895 г. Роборовский тяжело заболел – у него случился инсульт. Несколько дней стоянки не принесли улучшения в его состоянии. Возвращение экспедиции стало неизбежным, и 5 февраля отряд выступил в обратный путь.

Однако и здесь экспедицию поджидала серьезная опасность. У подножия гор Амнэ-Мачин русские путешественники 13 февраля 1895 г. пережили столкновение с недружественным отрядом кочевых тангутов. В уже упомянутом приказе по Военному ведомству указано, что «шайки диких тангутов числом до 200 человек <…> предательски подкрались к бивуаку и открыли по нему огонь. Штабс-капитан Роборовский, поручик Козлов, губернский секретарь Ладыгин, мещанин Курилович, унтер-офицеры Иванов и Смирнов и урядники Байнов и Жаркой смело приняли бой, метким огнем выбили засевших за закрытиями тангутов и рассеяли их с большим уроном, без потерь с нашей стороны. Благодаря такому образу действий экспедиция спасла свои драгоценные коллекции от тангутов и открыла себе свободный проход через их земли»[78]. В октябре 1897 г. Военное ведомство отметило участие Козлова в этой практически боевой операции серебряной медалью «За походы в Средней Азии 1853–1895»[79].

К счастью, в дальнейшем пути таких опасных инцидентов больше не было. Путешественники проследовали вновь через Турфан, оазис Гучен, Джунгарию и 21 ноября 1895 г. вернулись на родину, в Зайсан. Козлов в экспедиции Роборовского проявил себя зрелым, глубоко подготовленным исследователем, способным решать многообразные научные задачи. Он совершил 14 самостоятельных маршрутов, «с замечательным самоотверждением и рвением, весьма обдуманно и умело», по характеристике Роборовского[80]. В своих экскурсиях-рекогносцировках Козлов прошел 8000 км с глазомерной съемкой, выполнив практически половину картографических работ экспедиции[81]. Проведенные дополнительные исследования озера Лобнор позволили ему вступить в полемику с известным шведским исследователем Центральной Азии Свеном Гедином (Sven Hedin

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Мурзаев Э. М. Русское географическое общество в истории Российской империи // Русское географическое общество. 150 лет. СПб.; М., 1995. С. 74.

2

Овчинникова Т.Н. П.К. Козлов – исследователь Центральной Азии. М.: Наука, 1964.

3

Житомирский С. В. Исследователь Монголии и Тибета П. К. Козлов. М.: Знание, 1989.

4

Кравклис Н. Н. Жизнь и путешествия Петра Кузьмича Козлова. Смоленск: Полиграмма, 2006.

5

Козлов П. К. Дневники Монголо-Тибетской экспедиции. 1923–1926 / Ред. – сост. Т. И. Юсупова, сост. А. И. Андреев, отв. ред. А. В. Постников. СПб.: Наука, 2003.

6

Andreev А. I., Yusupova T.I. Pyotr Kuz’mich Kozlov, 1863–1935 // Geographers Biobibliographical Studies. Vol. 34 / Ed. by H. Lorimer and Ch.W. Withers. London; New Delhi; New York; Sydney: Bloomsbury Academic, 2015. P. 127–164.

7

Российские экспедиции в Центральную Азию: Организация, полевые исследования, коллекции. 1870—1920-е гг. / Под ред. А. И. Андреева. СПб.: Нестор-История, 2013.

8

См., напр.: Цыремпилов Н.В. Новые сведения о советско-тибетских отношениях в 20-х годах XX в. // Письменные памятники Востока. 2011. № 2. С. 238–247; Андреев А. И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб.: Изд-во СПбГУ; Изд-во А. Терентьева «Нартанг», 2006; Кулешов Н. С. Россия и Тибет в начале XX века. М.: Восточная литература, 1992.