Сотерия

– У тебя есть кандидатура? – поинтересовалась я.

– У меня, нет, но есть у этой реальности…

– Кто же это? – выпытывала я.

– Ты, – спокойно ответил Герман.

– Я? – мой голос заметно дрогнул.

– Я пытаюсь всеми своими силами спасти тебя из паутины моего вымышленного мира, но он с каждой секундой всё глубже затягивает тебя.

– Что ты можешь сделать? – тихо и задумчиво произнесла я, не требуя никакой реакции на мои слова.

– Нам было здесь хорошо… – напомнил он.

– Нам? – я подняла на него глаза. – Ты шутишь? Ты создал эту параллельную реальность только с целью получения удовольствия: Ангелина – удовлетворяла твои мужские потребности, Элим – твоё самоутверждение, а остальные – восполняли недостаток в общении. Ты вырастил здесь своё эго до невероятных размеров, возраст которому около двадцати лет.

– Чем тебя не устраивает жизнь в этом мире?! – взорвался он, но потом вернулся в исходное спокойствие.

– Тем, что на деле его не существует! Я хочу чувствовать твои прикосновения в реальности, а не представлять их на своей коже здесь! Я хочу дышать воздухом свободы, а не быть зажатой этим пьяным угаром! Я хочу знать и быть уверенной в том, что за пределами вселенной нет другой – настоящей, а та, в которой обитаю я – единственно реальная!

– Ты мыслишь слишком узко, – безразлично заметил он.

– Передо мной открыты тысячи дорог в мире, принадлежащем миллиардам людей, а твой мир существует только для тебя.

– Это моё убежище от мерзкой реальности! Здесь мне не причинят боли!

– Герман, – я взяла его руку в свои ладони, – в этом ведь и заключается жизнь: разочарования, потери, а потом счастье, разрывающее тебя от восторга и радости. Я же, в свою очередь, клянусь тебе – никогда не причиню боль, страдания, никогда не предам. Доверься мне и выйди вместе со мной из фальшивого рая.

Он пристально смотрел мне в глаза, изучая каждый спектр радужной оболочки.

– Ты ведёшь себя, как змей – искуситель, – смущённо улыбнулся он.

Я коснулась пальцами его колючего подбородка.

– Знаешь, у меня остался лишь один аргумент – в реальности чувства ярче и ощущения совершенно другие… – я коснулась его губ своими, перенесла подушечки пальцев на пуговицы его рубашки.

Он только неслышно простонал, когда мои поцелуи спустились к его шее.

– Зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – прошептал он.

– Затем, чтобы ты сам понял все преимущества жизни…

Я толкнула его на спинку дивана, заняв место на его коленях, скользнула рукой по обнаженной груди, коснулась губами кожи там, где пульсирует сонная артерия.

– Ты провоцируешь меня, – усмехнулся он.

– На что? – оторвавшись от его тела, уточнила я.

– На это, – он рывком поднялся, держа меня на руках, быстро двинулся к противоположной стене, прижал меня к ней спиной, обвил моими ногами свой торс.

Я лишь безвольно простонала.

– Сама виновата, – прохрипел он.

18.03.

Я проснулась в холодном поту, когда во сне мы оба достигли самой высокой точки блаженстве. В комнате никого не было, а из кухни доносились голоса.

Я поднялась с постели, поправила волосы, одежду, босиком прошла к двери, прислушалась к беседе.

– …получается, активные металлы вытесняют водород из соединений, – говорил Герман.

– Да, все металлы, стоящие до знака водорода в электрохимическом ряду активности, – подтвердил мягкий женский голос.

Я вернулась в комнату, достала лекции, начала учить.

19.22.

Входная дверь захлопнулась, а через несколько секунд в помещении показался Герман.

– Как позанимались? – поинтересовалась я, отложив тетрадь.

– С тобой во сне? – усмехнулся он.

Я засмеялась.

– Нет, химией, – уточнила я.

– Неплохо. Уже заканчиваем неорганику.

– Быстро…

– Ну, я же в школе прошел бóльшую часть.

– Это было двадцать лет назад.

– У меня неплохая память.

Я отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

20.45.

– Мне удалось доказать тебе преимущества реальности? – спросила я, когда мы, поужинав, сидели в комнате и смотрели какой-то фильм.

Он обнял меня, положив мою голову на свою грудь, гладя мои волосы.

– Той реальности нужен преемник, и, пока я его не нашел, я не могу оставить тот мир полностью.

– Ты способен защитить нас от несуществующей жизни? – подняв на него глаза, вздрогнула я.

– Ещё не уверен. Его слишком много внутри меня. Я одержим им и пока не в силах противостоять его власти…

– В таком случае, кто чей хозяин? Он так сильно владеет тобой!

– Я его создатель, но творения часто «поднимают руки» на своих творцов…

– Быть может… – я не стала договаривать, поскольку идея, мелькнувшая в моей голове, устрашала меня.

– Ты в чем-то права, и, возможно, так и нужно поступить, – он определенно знал то, о чем я подумала. – Только где гарантия того, что после жуткой катастрофы этот мир не окажется просто опустевшим и мертвым, но по-прежнему будет существовать в моем сознании?

– Тогда тебе можно выбрать кого-нибудь из действительно больных людей в психиатрической клинике и впустить его в несуществующую реальность, оставив его вместо себя.

– Боже, какая ты наивная! – воскликнул Герман. – Этому миру нужен совершенно здоровый человек, обладающий фантазией, способной развивать ту чёртову реальность!

– Тогда уничтожь её! – взмолилась я.

– Этой же ночью… – пообещал он.

12.09.2006 – вторник

01.07.

– Какой план? – проснувшись на груди Германа в гостиной сказочного домика, поинтересовалась я.

– Существует мнение, что Бог однажды уничтожил бóльшую часть человечества всемирным потопом, а в следующий раз будет пожар. Это куда эффективнее наводнения.

Я быстро поднялась на ноги, вышла из комнаты, взяла на барной стойке свечи, вернулась к камину, зажгла их.

– Ты готов? – улыбнулась я ему.

– Не уверен, – ответил он.

– Держи, – я протянула ему свечу, и мы вышли наружу.

Он взял бутылку вина со стола, что находился возле домика, сделал глоток.

– Будешь? – предложил он мне крепкий напиток.

Я согласилась, поднесла горлышко к губам, и по моей глотке разлилось горькое тепло.

Герман поджёг плющ, укрывавший стены его сказочного убежища. Пламя охватило всю постройку. Он довольно усмехнулся, протянул руку в мою сторону, и я вернула ему бутылку. Он отпил ещё немного, после чего вылил несколько капель алкоголя на лужайку и стол. Огонь похоронил под слоем пепла ещё один участок несуществующей реальности.

Когда всё здесь было поглощено пожаром, мы направились по тропинке через лес в сторону старого поместья, заполняя всё вокруг себя пламенем, прошли по поляне мимо одинокого дерева, поднялись по массивной каменной лестнице, полив её вином. Холл провел нас к проходу на второй этаж, мы зашли в комнату с большим старинным зеркалом. Герман подвёл меня к нему.

– Леди вперёд, – галантно произнес он.

Я толкнула пальцем холодную стеклянную гладь, и в ту же секунду преграда между реальностью и придуманным миром рассыпалась вдребезги, а в комнату ворвался свежий ветер.

Огонь уже подбирался к нам, входя в дверной проем из коридора.

– Давай сгорим в этом пожаре, пройдем через ад. Мы ведь с тобой навечно вместе – рука в руке, стоим над пропастью. Поцелуй меня. Сейчас. Под этим огненным дождем! Сгорим?! А потом возродимся из пепла, словно Феникс! – его голос был требовательным, но я желала того же, о чем говорил он.

Я повернулась к Герману, приблизилась к нему, обвила руками его шею, коснулась своими губами его губ.

– Я жду тебя в реальности, – сообщила я и переступила порог зеркала.

07.24.

Я проснулась в пустой постели. Германа рядом не было, а на себе я обнаружила только нижнее белье.

Обмотавшись простынею, я поднялась с кровати. Мне сегодня ко второй паре, поэтому я совсем не торопилась.

На кухне был открыт балкон, а возле ограждения стоял Герман. Я осторожно подкралась к нему сзади, уткнувшись носом между его лопаток.

– Уже проснулась? – тепло отозвался он.

Я согласно промычала. Он повернулся и крепко обнял меня.

– Спасибо тебе за то, что ты для меня сделала! – произнес он.

– Обращайся, – кокетливо ответила я.

Он отстранился от меня, поцеловал в лоб, скользнув руками по моему телу. Я вздрогнула от его прикосновений. Он, заметив это, подхватил меня на руки, занёс на кухню, посадил на стол, стягивая простынь с моей плоти.

– Тебе же ко второй? – прошептал он в мою шею.

– Да… – на неловком выдохе подтвердила я.

– Тогда ближайшие полтора часа ты принадлежишь мне, – твердо решил он.

– Как скажешь, – улыбнулась я и притянула его к себе.

9.15.

Мы лежали в обнимку на полу в кухне поверх расстеленной простыни.

– Мне уже пора собираться, – напомнила я, пробежавшись пальцем по его груди.

– Не думай даже, что я тебя отпущу, – засмеялся он.

– Эй, – притворно вырывалась я из его объятий. – Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось потом отрабатывать?

В комнате зазвонил телефон. Я поднялась с пола, босиком прошлепала в гостиную. На экране высветилось «Ваня». Я ответила.

* Ян, привет! – донеслось из аппарата.

– Привет! – отозвалась я.

* Помнишь, на конец сентября была назначена врачебная комиссия по Герману?

– Помню.

* Её перенесли на конец октября из-за того, что председатель уходит в учебный отпуск на месяц.

– Ладно, спасибо, что предупредил.

Я выключила телефон, забросила его в сумку, собранную с вечера на учебу.

– Что там? – требовательно прозвучал голос Германа от двери.

– Комиссию перенесли на месяц, – сообщила я ему.

– Отлично. Я как раз закончу автошколу! – подбодрил он меня.

Я только улыбнулась в ответ, оделась и поехала в институт.

Шло время. Наступил октябрь.

26.10.2006 – четверг

10.08.

Я сидела позади Германа в кожаной куртке, обтягивающих леггинсах и тяжёлых берцах. За моей спиной был небольшой рюкзак. Волосы коротко пострижены, а руки обвивали торс моего жениха. На голове шлем.

Мотоцикл, на котором мы с ревом неслись по улицам, был довольно внушительных размеров – Harley Davidson Fat Boy 2003 года выпуска, новое поколение подобных тому, что был в фильме «Терминатор 2».

Герман ловко маневрировал между машинами и пешеходами. Ему вслед бросали фразы, что-то вроде «псих», «самоубийца», а он лишь улыбался в ответ, хоть я этого не видела, поскольку он тоже был в шлеме.

Из динамиков доносилась песня из нового альбома немецкой рок-группы Oomph! «Tanz in den Tod», от чего бабушки, гулявшие по тротуару, нервно крестились.

10.23.

Герман подъехал по изогнутой траектории к воротам психиатрической клиники. Я, перебросив ногу через сиденье, спрыгнула на землю и сняла шлем.

– Готова? – усмехнулся мой спутник, взяв в руку и свой головной убор.

– Шутишь? – с улыбкой ответила я.

– Ты мне так и не сказала, что у тебя в рюкзаке, – отряхнув мою куртку от пыли, что прилипла ко мне по дороге, уточнил он.

– Халат, сменка… – начала перечислять я.

– Эээ…– протянул он. – Хватит! Никаких правил. Послушай, – он прижал меня к себе так, что я оказалась между его коленей, пока он сидел на мотоцикле боком к рулю. – Сегодня здесь мы с тобой главные. Я абсолютно здоров, даже психиатр на медкомиссии для получения прав не задавал вопросов – молча поставил печать.

– Они могут снова запереть тебя в палате, – пролепетала я.

– Выше нос, малышка, – засмеялся он. – Я не собираюсь возвращаться в клинику, особенно после всего того, что было между нами. Поняла?

Он хищно улыбнулся и повел меня к калитке, что пропустила нас на территорию больницы.

В холле нас встретил Ваня, проводил в раздевалку, где я, сняв кожанку, натянула поверх черной водолазки медицинский халат.

– Не будешь переобуваться? – указав на мои берцы, поинтересовался санитар.

– Нет, сегодня мы здесь главные, – повторила я слова Германа.

10.35.

Я зашла в конференц-зал, куда меня проводил Ваня. Внимание врачей – специалистов, что находились там, тут же оказалось прикованным ко мне. Они изучили мой внешний вид: коротко постриженные волосы с почти выбритым правым виском, уложенные в асимметричную прическу; обтягивающие кожаные штаны, заправленные в тяжелые сапоги и белоснежный халат, из-под которого выглядывала мрачная кофта. Все это явно не вызывало у них особого доверия ко мне.

Я разместилась за кафедрой, стоявшей на невысоком подиуме, в то время, как десять пар подозрительных глаз уставились на меня.

– Здравствуйте, милочка, – произнес седовласый дедок.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич, – отозвалась я, демонстрируя свою осведомленность в том, кто есть, кто.

– Нам обещали представить новатора в психиатрии, молодого врача – специалиста. А что мы видим сейчас перед собой? – продолжал пожилой профессор.

– Я так понимаю, – равнодушно говорила я, – Вас удивляет мой внешний вид.

Он попытался что-то ответить, но я не дала ему такой возможности, повысив тон и продолжая.

– Однако, на период лечения моего пациента я выглядела соответствующе своему призванию, и Николай Васильевич, – я посмотрела на Филина, сидевшего прямо передо мной, – может это подтвердить.

Главврач клиники улыбнулся мне, сложив руки перед собой.

– Давайте начнем, – предложила я, поместив на кафедре свою тетрадь с записями.

– А Вы готовы ко всем вопросам? Даже самым провокационным? – спросил седой профессор, который сразу меня невзлюбил.

– Да, Андрей Николаевич, – подтвердила я.

– В таком случае, – начал молодой мужчина в белом халате, являвшийся председателем комиссии, – я возьму слово. И первое, что я хочу узнать – чем Вы руководствовались при постановке диагноза Германа Верского?

Накануне мы обсудили всё, что я буду говорить на комиссии, изучили научную литературу, и теперь я была готова ко всему.

– Для начала, – отвечала я на вопрос, – я ознакомилась со всеми предыдущими исследованиями, проштудировала все данные, касательно своего подопечного и выявила недостатки всех методов терапии, которые применялись к нему.

– Почему онейроидный синдром? – прервал меня врач. – Что стало причиной того, что Вы остановились именно на делирии?

– Точнее сказать, «грёзоподобный онейроид», – поправила я его. – В процессе общения со своим пациентом я выяснила, что в его жизни имеет место быть параллельный мир, в котором он укрывался от жестокой реальности.

– На протяжении двух десятков лет он ни с кем не контактировал, – продолжал председатель, – как Вам удалось преодолеть этот барьер?

– Я подошла к этой проблеме нестандартно, посредством привлечения его матери в процесс терапии, отменой препаратов и создания дружеской обстановки.

– Сотерия?

– Да.

– Судя по результатам, Ваша методика имеет право на существование, но, насколько я понял, у вас сложились отношения более, чем дружеские.

– Да, это так, – спокойно признала я.

– И теперь вы живёте вместе?

– Именно, – подтвердила я.

– У меня больше нет вопросов, – молодой врач сделал какие-то записи в своем блокноте.

– Тогда продолжу я, – отозвался Филин. – Как теперь проходит адаптация пациента в окружающей среде?

– В данное время он заканчивает курс общего среднего образования, устроился на работу в охранную компанию, прошел обучение в автошколе, получил права.

– А как складываются его отношения с близкими?

– Прекрасно, – улыбнулась я. – Он не проявляет никакой агрессии, ведёт себя адекватно и дружелюбно.

– Больше вопросов не имею, – Филин одобрительно кивнул мне.

– В таком случае, я задам свои, – старый профессор приготовился к немощной атаке. – С какими проблемами Вы столкнулись в процессе лечения?

– Поначалу, определенный барьер представляла собой алалия (отсутствие речи при сохранности слуха и интеллекта), так же были выявлены: аменция (синдром расстроенного сознания), амиостения (мышечная слабость), анергия (снижение способности к активной деятельности), в некоторой степени афразия (утрата речи психогенного происхождения), боваризм (смешение грез с реальностью).

– Хм, – произнес профессор, – а что Вы скажете о сфере лечебного воздействия?

– Социальная. Я старалась оказать пациенту моральную поддержку, принятие, сопереживание, дать ему возможность проявить собственные чувства и не быть осужденным за это.

– Вы вступали в интимную близость с Вашим пациентом?

– До или после выписки?

– В клинике.

– Нет.

– А после его переезда к Вам?

– Мы живём вместе уже два месяца.

– И Вы так быстро отдались мужчине?

– Полагаю, что для комиссии не имеют значения мои моральные убеждения. К тому же, если я скажу Вам, что у нас с ним любовь и серьезные отношения, Вы всё равно не поймёте.

– Грубите мне, милочка?

– Боже, упаси! Констатирую факт.

– По-моему, Вы подошли довольно безрассудно к решению проблемы. Я осуждаю Ваши методы.

– Цель оправдывает средства, тем более, когда результат оказался даже лучше ожидаемого.

– Вы изрядно потрудились, обустраивая свою личную жизнь! – я прекрасно понимала, что у профессора закончились аргументы, и он перешёл на личности.

Дверь в конференц-зал распахнулась, и ко мне уверенными шагами подошёл Герман. В его руках был шлем, а на нем кожаная куртка, черные джинсы и тяжёлые ботинки.

– Довольно! – строго произнес он, обращаясь к комиссии, обняв меня. – Девочка за месяц добилась бóльших результатов, чем все ваши доктора наук за двадцать лет! Я бы на Вашем месте, профессор, поблагодарил её за проделанную работу!

– Это он? Пациент? – раздался удивленный шепот врачей.

– Да, это я! – подтвердил Герман. – С неё хватит допросов! Пошли!

– Прошу прощения, – бросила я напоследок, пока он вел меня за руку к выходу.

Мы зашли в раздевалку, я сняла халат, забрала свои вещи. Ваня пообещал позвонить после того, как узнает заключение комиссии.

Герман сел за руль мотоцикла. Я, как и он, надела шлем, а после обхватила руками торс своего спутника, перекинула ногу через сидение. Он, запустив мотор и включив музыку, помчал по лесу в сторону города.

15.47.

Я взяла со стола телефон, который звонил уже несколько секунд. Это был Ваня.

– Ну, что там? – спросила я у него.

* Они были шокированы его поведением, но признали его абсолютно здоровым.

– Ну, хоть так! – радостно воскликнула я.

* Я передам тебе через Женю их заключение.

– Спасибо!

Я вернула телефон на стол.

– Что он сказал? – Герман оперся на дверной косяк.

– Хм, – протянула я, повернувшись к нему, – тебя признали дееспособным.

– Они даже не представляют, на что я способен, – двусмысленно с усмешкой произнес он, подходя ближе ко мне.

– Видимо, это знаю только я, – проведя ладонью от его груди к животу, прошептала я.

– Я совершенствуюсь, – продолжил он, прикасаясь губами к моей шее и слегка прикусывая кожу.

Я засмеялась.

– Могу продемонстрировать, – настаивал он, прижав меня поясницей к столешнице кухонных шкафов.

– Неужели ты думаешь, что я откажусь?

– Не думаю.

Он резко нагнулся, подхватив одной рукой меня за ноги, а второй придерживая спину, занёс в гостиную, и снова по нашим телам разлилась опьяняющая страсть, ведь внутри нас опять горело бешеное пламя, что делало нас живым и бессмертными.

***

Меня не привязывали ремнями к кровати, так как я не считалась буйной или агрессивной. Я могла спокойно передвигаться по палате.

Когда-то я думала, что это просто учебное задание, в котором не будет никакого подводного течения, однако мне пришлось многократно тонуть, чтобы потом подниматься и снова умирать под толщей воды, смыкавшейся над моей головой… И самое главное, причиной моей внутренней гибели было, казалось, то, что часто остаётся незамеченным – взгляд. Ох, как много могут сказать глаза, даже, если это глаза человека, проведшего последние двадцать лет в смирительной рубашке.

Теперь я погружалась в мир, некогда созданный Германом. Когда я пришла сюда, всё было выжжено, ведь в наш последний визит мы уничтожили всю несуществующую реальность до основания. Однако, сейчас, спустя несколько лет моего господства здесь, вселенная наших грез снова обрела яркие краски.

Всё было в порядке. До определенного момента… До этого дня.

Я немного задремала, лежа на кровати в послеобеденное время. Сквозь это легкое забытье до меня донесся звук открывающейся двери. Я посчитала, что это зашел санитар, но нет…

Я проснулась и увидела рядом с моей постелью его… Германа.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? – залепетала я.

– Лучше спроси меня, почему ты здесь.

– И почему же?

Он привычно осмотрел меня с ног до головы и улыбнулся.

– Что тебе снится, девочка? – вдруг поинтересовался он.

– Мне? Я…

– Тебе снится мир, созданный мною?

Я замолчала. Он был прав. Мне снится то, что когда-то я видела, будучи его лечащим врачом. Что изменилось теперь? Мы поменялись местами. Сейчас он на свободе, а я в заточении… здесь… среди этих стен.

– Откуда ты знаешь? – выдавила наконец я.

– Видишь ли, когда я заключал негласный договор со своей вселенной, одним из условий было – наличие хранителя. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Того, кто будет присматривать за ней…

Он улыбнулся, проведя рукой по своему подбородку и щекам, заросшим длинной густой щетиной.

– И что теперь? – впадая в сладкие воспоминания о близости наших тел, прошептала я.

– У тебя есть целая вселенная! Это то, что ты всегда хотела! Ты выгнала меня из моего мира, заставила… хоть я и не сопротивлялся, а даже помогал тебе в этом. Теперь я – нормальный человек, а ты– хранитель этой реальности. Ты заняла моё место. Обратного пути нет.

– Ты можешь меня спасти?

– Даже не знаю… – с каким-то намеком ответил он.

– Чего ты хочешь?

– Знаешь, за все эти долгие годы моего заточения в собственном же мире, я понял только одну вещь – всё, что есть во сне, не дает мне счастья, которое можно ощутить только в реальности, а после моего возвращения к жизни вне клиники, ты с успехом мне это доказала.

– Теперь я вынуждена это осознать?

– Хочешь вернуть полноценное счастье?

– Оно было у меня одно время.

– Иди со мной, – позвал он меня.

Я вышла за ним на крыльцо психиатрической лечебницы. За воротами стоял его мотоцикл.

– Ваня мне рассказал, что хотят с тобой сделать, если ты не перестанешь галлюцинировать.

– Что же?

– То же, что и мне, когда-то.

– Лоботомию?

– Ну, что-то в этом роде.

– Что предложишь ты?

Он подошел вплотную ко мне. Я почувствовала его дыхание на своем лице и обжигающий взгляд зелено-карих глаз.

– Я украду тебя. Сейчас, – прошептал он с каким-то животным, зверским огнем.

Я отшатнулась от него. В его голосе было что-то такое, что напугало меня. Я боялась продолжать идти с ним. Куда? Зачем? Что он хочет на самом деле? И не было ответа ни на один вопрос. Что будет, если я сейчас поеду с ним? Ничего. Мрак. Пустота. Злоба. Разврат. Боль. Страдания. Желание умереть.

– Лучше лоботомия, – отреклась от него я.

Он громко засмеялся.

– Ты думала, что я тебя люблю и дорожу тобой? Я никогда не оберегал тебя и не лил по тебе слезы! Ты полагала, что существуешь лишь ты? Ты так больна и отвратительна! Я не жил для тебя?! Ты считала, что освобождаешь меня? Ты полагала, я верю в тебя? Ты думала, что я не лгу? Я ненавижу тебя и презираю!

Боже, я так его любила! Я ждала его все эти годы, пока он был на воле, а я в этой белой тюрьме. Я перенесла множество методов терапии. Что мне только не кололи! Я вынесла издевательства медсестры Виктории, которую я однажды застукала с Валерой в подсобке… Я боролась до конца, до самого края этой сумасшедшей черной всепожирающей бездны. Сегодня только я поняла, что всё это было бессмысленно.

Он силой поцеловал меня, прокусив клыками мою нижнюю губу так, что к подбородку стекло несколько капель крови, злобно улыбнулся и уехал прочь.

Сейчас мне тридцать четыре, Герману – сорок восемь.

Завтра мне сделают лоботомию. Моя жизнь кардинально изменится.

Вечером я отнесу мои дневники Ване, чтобы он передал их Жене, с которой они женаты уже десять лет и у них двое замечательных детей.

Я села за стол, взяла ручку и записала в этот дневник последние слова:

«Мама и папа, я очень вас люблю. Теперь, когда вы придете ко мне, я вас не узнаю, потому что после удаления лобной доли, я потеряю способность распознавать лица, помнить имена и вообще разговаривать. Я буду молча сидеть в кресле-каталке и смотреть перед собой. Этой записью я заканчиваю историю.

Я очень надеюсь, что все, кто любил меня будут счастливы. Все. Кроме Германа».