Одиссей

Стейнар Бьяртвейт

Одиссей

Маттиасу и Филипу

© Vigmostad & Bjørke AS, 2016

© Воробьева Е., перевод, 2018

© Орлова И.В., оформление, 2018

© «Прогресс-Традиция», 2018

* * *

Предисловие

Эта книга была написана в пути. Я выражаюсь буквально, так как работал над ней в Кашкайше, Риме, Венеции, Флоренции и на Капри, а еще, разумеется, дома, так как без дома не бывает и путешествий. Кроме того, я выражаюсь фигурально, поскольку весь последний год я переживал серьезные перемены и находился в движении. Оставлял то, что мне было дорого, начинал новое. Я был мятущейся душой.

Эта книга рассказывает о путешествии. «Одиссея» – наивысшая форма путевых заметок. Многие считают «Одиссею» лучшей из когда-либо написанных книг. Рассказы о долгом возвращении Одиссея с Троянской войны многих вдохновляли и трогали за душу. И не без причины, потому что это история не отдельно взятого мужчины, но человека вообще. Путешествие – это повесть о движении и его причинах. Истории простираются дальше, чем любые другие описания. Поэтому эта книга посвящена «Одиссее», но прежде всего она будет говорить о человеке. С помощью психологии, философии и позднейших трактовок путешествия Одиссея я попытаюсь предложить читателю глубокий анализ тех тем и дилемм, которые затрагиваются «Одиссеей». Это будет не совсем обычная книга по психологии. Я отталкиваюсь от самого текста, поскольку выдающиеся литературные произведения говорят нам нечто очень важное о человеке. Психологические модели помогают объяснить происходящее в «Одиссее» и сами становятся понятнее благодаря этому тексту. Я пользуюсь в первую очередь методами конструктивизма и нарратологии, но в некоторых местах психологических моделей оказывается недостаточно, и тогда я прибегаю к философии, особенно к трудам Кьеркегора, Ницше и Макинтайра. Это позволяет достичь более глубокого понимания и неожиданных озарений. Но за рулем всегда остается Одиссей, и мы последуем за ним во всех перипетиях его истории.

Эта книга написана для путешественников. В первую очередь, конечно, для исследователей и студентов, но кроме того – для руководителей и коллег, друзей и возлюбленных. Хорошая книга всегда сообщает вам нечто новое о вас самих. Поэтому «Одиссея», лучшая книга для всех, кто находится в пути, может стать источником настоящих откровений, и я надеюсь, что мне удастся это донести. Я также надеюсь, что рассказанные в этой книге истории, приведенные параллели, иллюстрации и сам ее формат подарят вам нечто большее, чем просто информацию. Книги должны доставлять тактильное удовольствие, радовать глаз и служить хорошими попутчиками.

В некоторых местах я сознательно прибегаю к упрощениям. Так, неизвестно, кто на самом деле был автором «Одиссеи». Гомер мог быть одним человеком, группой людей, а мог и вовсе никогда не существовать. Но для простоты я везде называю его автором. Неоднозначность в этом вопросе ни в коей мере не умаляет достоинств самого произведения. «Одиссея» была блестяще переведена на норвежский язык Петером Эстби в 1922 году[1]. Однако некоторые формулировки могут показаться слишком туманными для современного читателя, поэтому я позволил себе немного изменить их, чтобы сделать более доступными. При этом я старался держаться как можно ближе к оригиналу и другим переводам. Имена приводятся обычно в узнаваемом и общепринятом варианте. Одиссея я иногда называю латинизированным вариантом его имени – Улисс, если таковым пользовался автор цитируемого произведения. Ахейцев и аргейцев я для простоты везде называю греками.

Я хочу сказать большое спасибо Хильде за то, что она всегда поддерживала, помогала и подгоняла меня в работе над книгой. Не знаю, когда я закончил бы рукопись и закончил бы ее вообще, если бы не она. Она уникальный, превосходный редактор. Еще более я благодарен Лауре за то, что отпустила меня в это путешествие. Когда я оказываюсь в пузыре, где существует только текст и весь окружающий мир на какое-то время исчезает, со мной не так-то просто ужиться. Она всю дорогу поддерживала и направляла меня. Она знает меня лучше всех и дарит мне тот покой и то беспокойство, которые мне необходимы. Домой и из дома, внутрь и наружу – этим путем движемся мы все.

Дома, 16 сентября 2016 года. Стейнар Бьяртвейт

Глава 1

Где Одиссей?

Человек

Боги, герои,нимфы тенистые —не за горамиих вечности местные —ясно, капризнов смертных объятияхих вечной жизнидлилось проклятие.А есть еще века,где нам – какое дело,что ненависть легка,что близость пустотела,где детской простотыбесхитростно коварство,где олимпийцев ртыумели целоваться[2].

Муза, скажи мне о том многоопытном муже… Начало «Одиссеи» предельно ясно. Первое предложение – самое важное в любом произведении. Оно задает тон всему повествованию, и чаще всего в нем содержится вся суть книги. В «Одиссее» достаточно и первого слова: в оригинале это andra – человек[3]. Да, это история многотрудного возвращения Одиссея домой с Троянской войны. Да, это величайшее в мире произведение в жанре «фэнтези», в котором элегантно перемешаны боги и чудовища. Да, это повесть о том, как смекалка побеждает грубую силу. Но прежде всего это рассказ о человеке. Сквозь время и пространство мы узнаем историю человека, который никогда не сдается, которому есть что сказать любому из нас, независимо от того, в какой эпохе и стране нам выпало жить. Эта история обладает такой силой, что она задала тему и направление многим великим рассказчикам – от Данте и его Вергилия до Джеймса Джойса и Хорхе Луиса Борхеса. Самое невероятное, пожалуй, заключается в том, что такую историю вообще могли выдумать. Мы даже не знаем наверняка, кто это сделал. Молва твердит, что это был Гомер, но неизвестно, жил ли вообще на свете такой человек[4]. Тем не менее ходят слухи: за 800 лет до рождения Христа слепой поэт сидит на берегу соленого Адриатического моря и вглядывается в самого себя, рассказывая миру историю о путешествии через море. Немногие сумели увидеть дальше, чем этот слепец. Борхес говорит, что если вечность существует, то с человеком может произойти все что угодно, и тогда, «в условиях бесконечного времени и бесконечной смены обстоятельств, невозможно представить себе, чтобы “Одиссея” не была написана по крайней мере один раз»[5]. Andra moi ennepe, Mousa – Муза, скажи мне о том многоопытном муже. Речь идет об одной из муз Аполлона, которые вдохновляли людей заниматься искусством. И вот слепой Гомер стоит на границе моря и суши и взывает к помощи богини, чтобы рассказать историю человека.

«Одиссея» – история путешествия. Все великие произведения в жанре путевых заметок рассказывают о двух путешествиях – внешнем и внутреннем. Внешнее путешествие может увлечь читателя кульминациями и краткими передышками на американских горках сюжета, но вместе с тем его приглашают и в другое путешествие. Внутреннее путешествие развивается параллельно и приводит к даже большим открытиям и откровениям. Поэтому Данте отправляется в свои божественные скитания в поисках утраченного пути. Поэтому Гёте отправляется в Италию, чтобы найти там то место, которое так необъяснимо притягивает его. И поэтому Фродо отправляется к Ородруину – ради чего-то большего, чем просто бросить кольцо в жерло огненной горы. Внешние события служат отражением внутренних. В следующий раз, когда отправитесь в путешествие, возьмите с собой ручку и блокнот, не довольствуйтесь дежурными отпускными селфи, выложенными на «Facebook». Путешествия всегда подталкивают к самоанализу, а сделанные в пути наблюдения иногда становятся источниками неожиданной мудрости. Как в случае с Одиссем, который возвращался на Итаку, но, прежде чем вернуться домой, вынужден был скитаться по миру десять лет, чтобы узнать нечто важное о себе и человеке в целом. Другими словами, его путешествие – отнюдь не античная версия средиземноморского круиза. Он метит гораздо выше, и на этом пути его сопровождает слепой поэт, который может смотреть только внутрь себя. Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен, многих людей города посетил и обычаи видел.

Дома

«ЕЛЕНА» по Эсхилу значит «ПЛЕН» —все на коленях у ее колен.Услада мира и Эриний мера —она – немая спутница Гомеранезрячего.

Остров Итака находится у западного побережья Греции. Здесь дом Одиссея. Он царь Итаки. Но никто не знает, где Одиссей. Он не был дома уже двадцать лет, с тех пор, как уехал на войну. Братья Агамемнон и Менелай позвали его в поход на Трою. Троянский принц соблазнил и похитил красавицу-супругу Менелая, Елену, и такое оскорбление греки стерпеть не могли. Братья послали гонцов ко всем царям и принцам Эллады. Многие поклялись им в верности, в том числе Одиссей. Честь Менелая необходимо восстановить, а Елену вернуть домой. Одиссей неохотно покидал дом, куда лишь недавно привел молодую жену, Пенелопу, и та родила ему сына по имени Телемах. (См. ил. 1. Рафаэль, «Парнас» – группа с Гомером.)

Но слово есть слово, так что Одиссей отправляется за море вместе с знаменитыми воителями Акиллом и Аяксом – в Трою. Поход, задуманный как маленькая победоносная война, превратился в десятилетнюю осаду. Герои погибали, насилия и разруха царили на открытых всем ветрам окрестностях Трои. Ярость и смерть, обрушившиеся на этот прекраснейший из городов Античности, будут воспеваться тысячелетиями. В конце концов Троя была взята – не силой, но хитростью, и Одиссей сыграл главную роль в этом стратегическом маневре. Именно у него родилась идея построить деревянного коня, именно он стоял во главе отряда, спрятавшегося в его брюхе. Именно он открыл ворота Трои и стал причиной ее разрушения. Город сравняли с землей. Кровь лилась рекой, творились постыдные дела. Менелай нашел свою беглую жену, и греки отправились домой. Но многие так и не вернулись. Боги карают за ненужную жестокость, а в этом греки сумели отличиться. Одним из пропавших был Одиссей. Десять лет прошло после падения Трои, а он все еще не вернулся домой.

И теперь его дому угрожают враги. Пенелопа долго сдерживала их натиск, Телемах вырос и стал мужчиной. Но свято место пусто не бывает, Пенелопа все еще красива, а должность царя вакантна. Многим мужчинам начинает казаться, что это неплохой шанс. Первая красавица Итаки снова свободна, и к ней прилагается весьма достойное приданое. И к дому стекаются женихи. Поначалу осторожно, затем все настойчивее и в конце концов попросту нагло. Они не дарят цветов, не приносят даме маккиато из кофейни на углу и не приглашают в ресторан. Они заявляются к ней домой и оккупируют двор, гостиную и кухню. Греческое гостеприимство обязывает обращаться с гостями хорошо, но женихи просто-напросто разоряют дом. По вечерам они расходятся, чтобы отоспаться в собственных кроватях, но к обеду снова тут как тут. Они опустошают кладовые и винные погреба, требуют развлечений и помыкают слугами. В дом заявляются все новые и новые женихи – со всей Итаки и близлежащих островов. Некоторые происходят из хороших семей, другие – просто искатели легкой наживы. И всем хочется урвать свой кусок пирога. Кому помогут головы варваров на кольях у ворот, с такими-то гостями?

Женихи буквально объедают семью Одиссея. Обжорство, поглощение пищи – одна из сквозных тем всей поэмы[6]. Поведение женихов отвратительно – оно примитивно и здорово смахивает на каннибализм. В каждом человеке живет глубоко запрятанный первобытный страх быть съеденным. Умереть – одно дело, но быть съеденным – совсем другое. Человеческое начало уступает животному. Пиры женихов позднее звучат отголоском в историях о циклопах, которые пожирают спутников Одиссея, и лестригонов, которые варят себе бульон из костей мертвецов. Таким образом они пожирают саму человечность. Поэтому безудержное обжорство женихов выглядит как варварский пир над мертвым телом Одиссея. «Это легко: пожирают чужое без платы, богатство мужа, которого белые кости, быть может, иль дождик где-нибудь мочит на бреге, иль волны по взморью катают», – в отчаянии выговаривает Телемах. Они преследуют нас всю дорогу – чавкающие, рыгающие и истекающие слюной. Невозможно читать о них, не преисполнившись отвращения. Они вгрызаются прямо в душу. Поговорка «мой дом – моя крепость» верна во многих смыслах. Одиссей далеко, и в его отсутствие падальщики бесчинствуют. Эта тема прослеживается по ходу всей истории: дом Одиссея приходит в упадок, потому что сам он сбился с пути. В разрушении виноваты женихи и их ненасытная жадность, но виноват и Одиссей, который мог бы помешать им, если бы был дома. И если Одиссей не вернется домой, если он не очнется, где бы он ни был, не вырвется из плена, он погибнет. Падальщики сожрут его душу и уничтожат все человеческое.

Женихи требуют от Пенелопы выбрать нового мужа. Они в своем праве, здесь ничего не поделаешь. Одиссей исчез, Итаке нужен царь. И кому какое дело, что она не хочет выходить замуж, что надежда на возвращение Одиссея еще жива в ее душе. Чем больше проходит времени, тем настырнее становятся женихи, уверенные, что хозяин не вернется домой. Пенелопа всячески тянет время: она обещает выбрать себе нового супруга, когда закончит ткать саван для старого свекра, Одиссеева отца. Женихи недовольно вздыхают, но соглашаются. В конце концов, она дала им надежду. В общем, днями Пенелопа ткет саван, а ночами тайком пробирается к станку и распускает все, что успела соткать днем. Таким образом ей удается пудрить женихам мозги целых три года, но в конце концов они ее раскрывают и требуют своего. Что может быть естественнее, чем прийти в праведное негодование за себя и за товарищей? Они требуют созвать общий совет. «Три совершилося года, уже наступил и четвертый с тех пор, как, нами играя, она подает нам надежду всем, и каждому порознь себя обещает, и вести добрые шлет к нам, недоброе в сердце для нас замышляя». Другими словами – нечестная игра против всех греческих мужчин и во вред всему обществу. Теперь совет должен положить конец этому притворству и заставить Пенелопу выбрать одного из претендентов. Сколько же можно терпеть ее увертки! Под конец они добавляют, что даже если Одиссей и вернется домой, что весьма маловероятно, он погибнет ужасной смертью от рук многочисленных противников.

У богов нездоровое чувство юмора. Подобно тому, как греки разрушили Трою, женихи разрушают дом Одиссея. (См. ил. 2. Джон Роддэм Спенсер Стенхоуп, «Пенелопа».)

Возвращение на родину

Оставленный залогомтого, что в оный часпреобразится в слововся эта кровь и грязь,в незыблемое пение,в античные стихи,запоминает Фемий,как гибнут женихи.

В античной литературе имелось специальное слово для произведений в жанре «Одиссеи». Они назывались nostos – возвращение на родину[7]. Это понятие включает в себя само прибытие домой, а также повествование о путешествии. Nostos также может означать возвращение к свету и к жизни. Это слово знакомо нам по понятию ностальгии, которое происходит от nostos и algea, что означает «боль». Ностальгия – это болезненно-сладкая тоска по дому[8]. Кроме того, в современном греческом есть слово nostimos, которым пользуются для того, чтобы описать необыкновенно вкусную еду – «как домашняя»[9]. Грегори Надь убежден, что слово nostos – ключевое для понимания всей «Одиссеи». Ведь после Троянской войны не у одного Одиссея возникли трудности с возвращением. Прибытие домой греческого военачальника, Агамемнона, было неоднократно описано в античной литературе. Он был убит на пороге собственного дома в Микенах – в этом смысле его возвращение, пожалуй, противоположно Одиссееву. Брат Агамемнона, Менелай, тоже долго скитался по пути в родную Спарту. Не только сама Троянская война, но и истории возвращения с нее дали богатейший материал для художественных произведений вплоть до наших дней. Поскольку, как справедливо отмечает Надь, nostos – это не просто путь домой, это еще и путь к самому себе.

Вся история философской мысли проходила под девизом: познай самого себя. В древности эти слова были высечены над входом в храм дельфийского оракула: gnothi seauton. Сократ довольно быстро пришел к известному выводу: «Я знаю, что ничего не знаю», но, тем не менее, всю жизнь продолжал искать ответ. И он был не одинок в своем поиске. Пожалуй, самое невероятное в чтении древней литературы – это узнавание собственных мыслей в этих произведениях. Просто попробуйте. Почитайте стихотворения Горация или размышления Марка Аврелия. Я гарантирую вам, что вы узнаете в них себя. Разумеется, вы будете вкладывать в прочитанное свои проекции, как происходит при толковании пятен в тесте Роршаха. Разумеется, они жили в совсем других условиях, мыслили и понимали многие вещи иначе. Но вместе с тем они думали так же, как мы. Они размышляли над теми же вопросами. Не все человеческое определяется средой. В нас заложены склонности к определенным действиям, переживаниями и мыслям. Многие из этих склонностей даже древнее античных произведений. На этом основана вся эволюционная психология, не говоря уже о литературе и философии. Некоторые вещи просто имманентны человеческой природе, в частности потребность понять себя и найти свое место в мире.

Именно поэтому «Одиссея» все еще трогает нас. Она рассказывает историю возвращения к самому себе и к жизни. Мы узнаем этот мотив во многих современных шедеврах искусства и кинематографа, включая фильмы «Начало» и «Матрица». Если герой не проснется и не вернется к себе, его тело и сознание канут в небытие. Перенесите эту тему из сказок и научной фантастики в реальную жизнь – и ничего не изменится. Проблемы будут те же самые. Датский философ Сёрен Кьеркегор только об этом и писал. Он боялся, что человек проживет свою жизнь как пассажир, лишь наблюдающий из окна за происходящим. Как если бы он смотрел на себя со стороны. И жил свою жизнь, на самом деле не проживая ее. Иногда и мне интересно, когда же жизнь начнется по-настоящему. Я прожил уже довольно долго и чувствую, что прошел базовые уровни и преодолел последние препятствия. Я забрался довольно высоко – уровня этак до 77-го, так что я уже совсем готов. Жизнь может начаться. Я все еще чувствую себя молодым, просто более мудрым и опытным, чем 10–20 лет назад, другими словами, я готов начать жить по-настоящему. Вместе с тем меня не оставляет подозрение, что где-то за углом прячется главный злодей, который вот-вот выскочит на меня со словами: «Game over! Игра окончена». И что же я делал все это время? Хммм. Не только Одессей заблудился и этим подверг свой дом опасности.

Кьеркегор подходит к этой проблеме очень оптимистично, но, к сожалению, ее не решает. Просто потому, что он не предлагает готового курса, который приведет нас домой. Его ответ неоднозначен. Главная задача человека – осмелиться быть субъективным, утверждает Кьеркегор, тем самым отправляя в топку все книги по саморазвитию.

Потому что готового рецепта не существует. Что значит жить, что значит быть субъективным – это каждый должен решить сам. «Со всемирно-исторической точки зрения индивидуальный субъект, конечно же, – всего лишь пустяк, однако… с этической точки зрения индивидульный субъект бесконечно более значим»[10]. В этом вопросе не существует объективных истин, только субъективные. Поэтому Сократ может с искренней убежденностью заявлять, что ничего не знает. Он знает то, что недоступно объективному знанию: он знает, кто он есть.

Когда Кьеркегор пишет, он жонглирует словами, почти как авторы детских считалок. Шалтай-Болтай и Шишел-Мышел. Но Кьеркегор иногда совсем перегибает палку. Его необходимо читать с максимальным усердием, и желательно иметь под рукой пару специалистов по датскому языку образца двухсотлетней давности. Он и сам признает, что его изыскания ненаучны – и в слух насмехается над любыми объективными системами. Его истина субъективна, а не объективна. Истина искренна, а объективное безразлично к искренности. То, что истинно для меня, и является истиной, и только это имеет значение. Истина отвечает не на вопрос «что?», а на вопрос «как?». Как я отношусь к самому себе, своей жизни и тому, что считаю реальным и истинным. Что хорошего в том, чтобы отыскать истину, которая не вызывает у нас никаких эмоций? «Не является ли отсутствие внутреннего тоже своего рода сумасшествием?»[11]. Потому-то Кьеркегор считает, что Дон Кихот куда нормальнее профессора, который в одном абзаце с тридцатью библиографическими ссылками и тремя оговорками сможет объяснить, что такое человек. Потому что в процессе он и сам забудет, что является человеком. А Дон Кихот? В своем буйном помешательстве, с тазиком для бритья на голове и ветряными мельницами во взгляде, он изменит человечество, потому что он так искренне и полно отдается тому, что делает. «Решающим фактором становится страсть бесконечного, а вовсе не содержание, ибо содержанием здесь как раз и будет такая страсть. Таким образом, субъективное “как” и сама субъективность оказываются истиной»[12].

Кьеркегор знает, в чем заключается противоположность субъективной истины: в мещанской обыденности. Общественное пространство, которое мы заполняем сугубо прекрасным и политически корректным содержанием, представляет собой полюс, противоположный субъективности. Многие из нас кивнут с пониманием. Мещанство – это зло. Мы все согласимся с этим, и в тот же момент превратимся в то, что Кьеркегор презирает всеми силами души. Ведь он критикует не мещанство – но объективность, обыденность. Тех, кто без раздумья соглашается с любым утверждением – «полностью согласен!» и «да, не правда ли?», тех, кто всегда наступает на пятки самым модным и популярным членам общества, тех, кто знает, что сейчас принято критиковать, а чем восхищаться, кто поет в унисон с церковным хором сегодня и присоединяется к толпе, кричащей «Распни его!», завтра. Так что поостерегитесь осуждать людей за то, что они не понимают Кьеркегора. Вполне возможно, что самый эксцентричный маргинал в своей сумасбродности гораздо ближе к кьеркегоровской субъективности, чем вы.

Если субъективность есть истина, значит, главная задача человека – стать субъективным. Мы теряемся в толпе. Мы путаемся в том, как правильно думать и как правильно жить. В нашем коматозном существовании жадные прихлебатели пожирают нас изнутри, а вездесущие всезнайки по кусочку откусывают от нас снаружи. Одиссей должен найти путь домой, пока не стало слишком поздно.

В поисках

Посмотри сквозь Ахиллеса,Агамемнона послушайречи мертвые, и, еслине затопчут тебя души,ты спроси кого попало —безызвестности не бойся —там ли Элиот и Паунд,нет ли там такого – Джойса?

Свою версию «Одиссеи» – роман «Улисс» Джеймс Джойс тоже начинает с прихлебателей[13]. Его юный Телемах, перенесенный на две тысячи лет вперед, обитает в небольшой квартирке в Дублине. За жилье платит он, но у него постоянно живет его друг по имени Бык Маллиган. Он занимает место, постоянно навязывается и даже приглашает в квартиру своего приятеля. Всего-то и нужно, что сказать нет. Но Бык весь светится и окатывает своим шармом, своим стилем и красноречием. Он одновременно весел и снисходителен. Он все время одалживается у Стивена Дедала, он требует собственный ключ от квартиры. Он вечный рубаха-парень и даже дразнит ирландского Телемаха за его немногословность и угрюмый нрав. Первая глава «Улисса» заканчивается одним-единственным словом, практически стоном, вырывающимся изо рта Стивена Дедала: «Захватчик!»

Таковы были женихи в прежние времена, таковы они и теперь. Они существуют не только в сказках и метафорах. Они похожи на друзей или родственников, которые, получив подарок, говорят: «Спасибо, а можно еще один?» И со временем подарки превращаются в вашу обязанность. Дружеский обмен любезностями превращается в грубую эксплуатацию. Такие люди встречаются даже в самом тесном кругу друзей. Они обижаются, когда их пытаются выгнать, заявляют, что их неправильно поняли и несправедливо обидели: «Что ты сказал, Телемах, необузданный, гордоречивый? Нас оскорбив, ты на нас и вину возложить замышляешь?» Так выступили женихи, прикрываясь идеалами братства, хотя их настоящие идеалы скорее напоминают мораль Скруджа Макдака, которой он делится со своим племянником Дональдом: «Все твое – мое, все мое – тоже мое». Им свойственна приятельская манера Быка Маллигана: они могут взять тебя за руку, дружески подмигнуть и пригласить тебя пировать за твой же счет. Они лгут, искажают и умалчивают. Они воруют и паразитируют на других. Что характерно, Бык Маллиган зарабатывает на жизнь продажей произведений искусства, а сам ничего не создает. Он не отступает, пока не получает ключ от квартиры. В какой-то момент Телемах и у Гомера, и у Джойса понимает, что его жизни угрожает опасность. Когда враги или друзья откусывают от тебя по кусочку, нужно поскорее уносить ноги. И Телемах отправляется в путь.