Кот-Супервизор и сын его Пушок

Услыхала крик Персефоны мать – но и только. Нигде не может отыскать возлюбленной дочери. Девять дней в темных одеждах скитается Деметра среди богов, расспрашивая всех, не видели ли ее девочки. Наконец, на десятый день сжалился над несчастной Гелиос-Солнце и открыл ей правду. Разгневалась Деметра на Зевса и покинула веселое общежитие богов на светлом Олимпе. Приняла она вид простой смертной и, скорбя, стала скитаться среди смертных.

Возникли проблемы. Ведь от дел удалилась не простая мать, а богиня плодородия. Все увяло, перестали плодоносить поля – наступил голод. Бессмертным он не грозит – у них спецпитание: нектар и амброзия – но ведь смертные перемрут, игровой зал богов навсегда прикроется. Пришлось Зевсу пойти на попятный: повелел он Аиду отдать Персефону матери. Однако схитрил Аид: дал он Персефоне проглотить зернышко граната – символ брака. Вернулась Персефона к ликующей матери, вмести взошли они на светлый Олимп, и Зевс огласил свое решение (зернышко брака – вещь серьезная!): две трети года проводит Персефона на земле, с Деметрой, но на одну треть возвращается к своему мужу, в подземное царство.

С тех пор так и повелось в Греции: две трети года цветет и благоухает наземный мир: вместе мать и дочь. Но одну треть проводит Персефона с мужем – и тогда умирает природа, потому что в глубокую депрессию погружается мать-Деметра…

***

П: Красиво…

К-С: Да, один из самых красивых мифов. А скажи, Пушок, тебя ничего не удивило?

П: Нет, не удивило. Сейчас удивляет.

К-С: Ну-ну?

П: Во-первых, почему Деметра сразу же не пошла к брату-Зевсу и не попросила помочь в поисках их, между прочим, дочери? Скиталась девять дней среди второстепенных богов, а такой очевидный шаг не сделала? Во-вторых, вот она узнала от Гелиоса правду – но и теперь не идет к Зевсу, а уходит к смертным. Да любая мать!..

К-С: Тихо, Пушок! Ты прав. Но и Деметра действовала правильно. Видишь ли, Зевс прежде всего – Верховный Бог, а уж потом – сын, брат, муж, отец. Свергнет в Тартар – и все дела. Даже Гера его побаивается. Помнишь, с Ио: мстила-то не напрямую, исподтишка. На собраниях богов Гера всегда имеет свое особое мнение, но высказывает его (если только не срывается) осторожно. Ведь были случаи – и бичевал ее Зевс за строптивость, и подвешивал. Как? Между небом и землей, на золотых цепях, а к ногам привязано две наковальни.

П: Во картинка!

К-С: Аллегорическая. Чтобы и жену на место поставить, и другим богам понятно было. Золотые цепи, похоже, символизируют узы брака, а наковальни… Возможно, напоминание о ее сыне…

П: Какой сын? И почему «ее»?

К-С: Видишь ли, Пушок, у Зевса было множество внебрачных детей, и Гера их, мягко говоря, не привечала. Эти истории с Аполлоном и Гераклом… Ну, ладно. В пику своему неугомонному мужу решилась Гера на вызывающий шаг: родила ребенка сама, без помощи мужчины. Это сейчас в порядке вещей (хотя семя мужское все же требуется), а тогда боги поколения Геры такого способа размножения себе не позволяли. Считалось неприличным и святотатственным. Ведь, если не считать бесполого Хаоса, только Земля-Гея прибегла к нему, да и то в самом начале, когда настоящих мужчин и не было. Правда, сам Зевс родил Афину-Палладу в одиночку (хотя и не без помощи первой своей жены)…

П: Ой! Расскажи!

К-С: Как-нибудь потом. Сейчас важно, что для Геры этот подвиг мужа, возможно, стал решающим, когда она задумала родить ребенка в одиночку – и я, мол, не хуже. Однако задумка не удалась. Мальчик родился таким слабеньким и некрасивым, что разгневанная мать сбросила его с Олимпа! По другой версии – это сделал Зевс, но я не верю: на него непохоже. Разумеется, божественный младенец выжил (хотя и сломал ножку при падении) и стал впоследствии богом-кузнецом Гефестом. Отсюда, думаю, наковальни.

П: А как Гефест потом с Герой?

К-С: Потом расскажу, в его истории. А сейчас давай вернемся к Деметре – почему она не качала права перед Верховным. Потому что прямым наскоком Зевса не возьмешь: мужик он неплохой, но должен поддерживать свою репутацию законника и громовержца.

П: Ага. Значит, Деметра действовала в обход?

К-С: Именно. Установив, что девочка жива… Тьфу! Боги бессмертны… Значит, так: установив, где Персефона, Деметра повела дистанционную осаду Зевса. Непрямой шантаж: ты отнял у меня дочь – я отниму у тебя игровой зал. В результате пришли к соглашению: Аид владеет третью Персефоны, а Деметра – двумя третями. Чего приуныл, сынок?

П: Знаешь, стало понятно – и скучно… Расчет – и никаких чувств, никакой поэзии.

К-С: Одно другому не мешает. Как это, «никаких чувств»! Девять дней Деметра просто теряла голову от утраты, кидалась с мольбами к первому встречному (только инстинкт удерживал от ошибки – обратиться непосредственно к Зевсу). Кстати, заметил – 9 дней? Сакральное число. Период острого горя – и у Богов, и у Людей. Но и потом, когда Деметра уже начала компанию по освобождению дочери, скорбь ее неподдельна (хотя, на современный взгляд, несколько театральна, отсюда расхожее выражение «греческая трагедия»). Видишь ли, никто из богов не может самопроизвольно отрешиться от своей сути: Зевс – громовержец, Посейдон – бог моря, Арес – бог войны, и точка. Боги просто не могут уклониться от исполнения своих обязанностей. А она – смогла. Материнская суть оказалась сильнее божественной. И родился миф – об утрате и ее преодолении, когда разум прислуживает чувствам – не наоборот. Кстати, у смертных Деметра исполняла роль простой служанки. (Ну, не совсем простой – прочтешь сам). Полегчало?

П: Да, наверное. Споешь?

К-С: Не сегодня. Ты, вроде, хотел поэзии? Слушай:

Из тьмы и холода, на крыльях злого ветра

Летит весна, и вот уже – апрель.

По дышащим полям идет Деметра

Божественною поступью своей

Навстречу дочери. Вы думаете – ретро?

Тысячелетья минут. Вновь – апрель.

И Новый Кот опять узрит Деметру,

И Новый Стих родит во славу ей.

К-С: Пушок, положи ручку! Завтра напишешь. Сейчас – спать.

АУ-6: Любовь после смерти

К-С: Добрый вечер, Пушок!

П: Good evening, Dad!

К-С: С матушкой занимался?

П: Yes!

К-С: Ну ладно, переключайся на русский. Что это у тебя?

П: Зевс и Ио! [Протягивает листок отцу: репродукция картины Корреджо]

К-С [огорченно]: Ну вот, правильно Хозяин говорил – рано тебе еще такие картины смотреть. Давай поменяем [протягивает сыну припасенный листок].

П: Эт-т-то что?

К-С: Ио на пути в Египет. Я сам рисовал, нельзя же…

П: Да брось, папа! Что я, не знаю, откуда котята берутся! Корреджо нарисовал Любовь, а ты – корову! Корреджо говорит: как это здорово – любить Бога, отдаваться Богу! А ты… Знаешь, подари-ка ты свою Ио Хозяину, а мне расскажи свой любимый миф про Любовь. Которая стирает различия между Людьми и Богами, которая превозмогает все – даже смерть! Которая всегда побеждает!

К-С: Романтик ты, Пушок. Не могу.

П: Что – не можешь?

К-С: В моем любимом мифе Любовь НЕ превозмогает смерть и НЕ побеждает.

П: Мр-р-у-у-у. Мазохизм какой-то.

К-С: Не бросайся диагнозами: вылетит – не поймаешь. Будешь слушать?

П: Yes!

*****

В далекой Фракии жил чудесный певец – Орфей. Сын речного бога и Каллиопы – музы эпической поэзии. Хорошее происхождение, но недостаточно для бессмертия. Юная жена Орфея – нимфа Эвридика тоже была смертной. И трагически погибла в самом начале их супружества: ее укусила змея, когда Эвридика резвилась на цветущем лугу в компании своих подружек-нимф.

Отлетела душа Эвридики в царство мертвых. Но не смог смириться с этим Орфей: долго тосковал он по своей Эвридике, а потом решил идти за ней к самому Аиду, просить владыку мертвых вернуть ему возлюбленную жену. Как сын бога (хотя и второстепенного), Орфей знал пути в царство мертвых. По одному из входов спустился он к берегам священного Стикса (сами Боги клянутся его водами!) и обратился к Харону-перевозчику. Не слушает его Харон: запрещено живым ступать на тот берег. Тогда ударил Орфей по струнам своей кифары. Волшебные звуки понеслись над черными водами: придвинулись, заслушавшись, скалы, подлетели ближе неприкаянные души – и вместе с ними вошел Орфей в ладью очарованного Харона.

Так, не переставая играть, дошел Орфей до трона Аида и запел о своей любви, о своей потере. Заплакала Персефона, склонил голову сам Аид. Даже не знающих жалости мстительниц-Эриний, даже ужасную трехликую Гекату тронул своей песней Орфей. А когда он закончил, поклялся Аид водами Стикса, что исполнит любую просьбу чудесного певца.

Конечно, Орфей попросил отпустить (на время!) его Эвридику, дать ей – такой юной – испытать радости жизни. Беспрецедентный случай! Аид шокирован, но клятва есть клятва. Он согласился выполнить просьбу Орфея, и даже дал ему в провожатые быстроногого Гермеса – но при одном условии. Идут в связке: Гермес – Орфей – тень Эвридики, причем Орфей не должен оглядываться. Оглянется – вернется тень в царство мертвых, уже навсегда.

Доставил Гермес тень Эвридики, и двинулись все в поход: через поля, через Стикс, по крутой каменистой тропке. Долог путь. Наконец забрезжил свет – близок уже выход в мир живых. И тут дрогнул Орфей. А идет ли еще за ним Эвридика (ведь тень ступает беззвучно), не отстала ли, не блуждает ли, потерянная, далеко внизу? Не выдержал – оглянулся. И успел увидеть лишь, как отлетает от него тень Эвридики, растворяется во тьме.

Долго стоял на тропе Орфей. Потом повернул назад, к Стиксу. Но категорически отказался везти его Харон. Семь суток провел Орфей на мертвых берегах, потом вернулся к себе, во Фракию. Прошло четыре года – ничего не изменилось: скорбит Орфей по Эвридике, не хочет даже смотреть на женщин, лишь иногда играет и поет, и все о потерянной возлюбленной. Однажды пел он так на полянке; дикие звери выходили из леса и слушали, скалы и деревья придвигались поближе. И тут налетела развеселая стая вакханок: местные женщины отмечали весенний праздник Вакха. «Вот он, ненавистник женщин!» – выкрикнула одна, а другие стали забрасывать Орфея всем, что попалось под пьяную руку. Тщетно молил о пощаде Орфей – добили его вакханки, разорвали тело руками, а голову вместе с лирой выбросили в реку.

Отлетела душа Орфея к берегам Стикса. Теперь без возражений переправил Харон ее на другую сторону, и здесь нашла тень Орфея тень Эвридики. Теперь они неразлучны – вместе блуждают по сумрачным полям, заросшим асфоделами.

***

П: Господи, папа, ну и вкус у тебя! Да от такой любви плакать хочется!

К-С: А от любви, сынок, вообще часто плакать хочется – то от радости, то от горя.

П: Тогда не надо мне такого!

К-С: Тебя и не спросят. Божественный Эрос вездесущ: рано или поздно достанет. А если ухитришься избежать с ним встречи – тоже не обрадуешься. Боги этого не любят. Могут покарать, как Нарцисса.

П: Но-но, не запугивай! А как же свобода воли? Не захочу – и не полюблю. К-С: О свободе воли потом поговорим (тема замечательная!) а сейчас давай по мифу. Что чувствуешь? Какой контр-перенос, сын?

П: А Хаос его знает! Вот странно… злюсь на Орфея, будто он не герой, а предатель. Чушь какая-то!

К-С: Не чушь. Кого он предал?

П: Ну, Эвридику. Сказано же было: не оглядывайся! А он не выдержал, оглянулся. Фактически, второй раз убил.

К-С: Да, и это тоже. Но – на поверхности. Пойдем глубже?

П: Ох, па, неохота что-то. Орфей, вот, тоже глубоко ходил…

К-С: Сопротивление, дружок. Будем работать. Как ты полагаешь, зачем вторая часть мифа, там, где Орфей четыре года мается, и в результате его убивают вакханки?

П: В мифах ведь ничего не бывает «просто так»?

К-С: Ничего, сынок. Что чувствуешь?

П: Печаль и злость – но не на вакханок, а опять на Орфея! Папа, может у меня с мозгами что-то не так!?

К-С: Все у тебя так. Возмущено твое чувство жизни. А предает Орфей именно жизнь – и вместе с ней и себя, и Эвридику. Скорбь по умершему – нормально. Но не 4 года! Орфей не живет. Пренебрегает даром Богов. А вакханки – символ жизни: смеющейся, жестокой, радостной. Они ведь не убивают – они карают святотатца.

П: Ага! Значит, так: погоревал, сколько доктор прописал, а потом – хвать бубен, и за вакханками.

К-С: Давай без цинизма, сынок. Ты пока еще не вакханка. Сроков никто устанавливать не будет: у всех по-разному. Но обычно не больше года-двух. Традиционное время официального траура. Потом предписано жить, а не можешь – к психотерапевту.

П: [под нос] …или к вакханкам. [громко] Кем предписано?

К-С: Обществом – и самими умершими.

П: Пап, ты чего? Какими умершими?!

К-С: Читал, наверное, душещипающие истории, как умирающая жена (или муж) просит остающегося супруга не горевать сверх положенного, а найти себе новую подругу (или друга) и жить долго и счастливо. Так вот. Это и на самом деле бывает – и довольно часто. Не поднимай глазки к небу, Пушок! Не ангелы, а обычные Люди. И цель у них при этом самая эгоистическая.

П: Это кто же из нас циник?

К-С: Ты, конечно. Мне уже поздновато. Суть в том, что душа человека живет и после смерти – в любящих его живых людях. И чем крепче, живее этот носитель памяти/любви, тем сильнее укреплена душа ушедшего в мире живых. Уходящий это чувствует, и потому просит: помни меня, но иди вперед, будь счастлив! И – самое замечательное! – носитель памяти о любимых, следуя завету, сам черпает в этом жизненные силы. Такое вот взаимодействие между миром мертвых и миром живых. Послушай-ка:

«Наблюдая за расстановками, мы видим, что умершие не исчезают, они определенным образом влияют на нашу жизнь, мы тесно связаны с ними, у них существуют свои потребности, претензии к нам, ожидания. И наоборот – порой мы сами обращаем к ним свои ожидания и требования. Царство живых и царство мертвых пронизано друг другом, мы в состоянии и должны научиться участвовать в этой игре жизни и смерти, сменяющих друг друга. Это иная внутренняя собранность, чем если мы смотрим только на видимое, непосредственное, имеющее смысл и живое. Тогда наши корни намного глубже в земле, мы прочнее связаны с ней».

П: Это кто?

К-С: Берт Хеллингер. Создатель крайне оригинального метода семейных расстановок. Нечто полу-мистическое. Может, испробуешь в свое время. У меня не получилось – особый талант нужен.

П: Ага, попробую… [Сонным голосом] И все-таки, почему «не оглядывайся»? Что за кошки-мышки такие?

К-С: Это совет древних тому, кто перенес утрату. Твой умерший недосягаем физически, но он рядом. Иди вместе с ним вперед, к свету. Живи настоящим, не оглядывайся на прошлое! Тогда любимый останется с тобой, пусть в виде тени. А потом – неизвестно еще, что произойдет, когда вы оба вместе выйдете к свету…[Поет]:

Пусть чаша Богов и тебя не минует.

Ты встретишь Любовь, мой сынок, и споёшь:

Моя Эвридика, одно лишь прошу я –

Я к свету иду – ты со мною пойдёшь.

Чудесно любить лучезарной весною,

Но холод зимы обращается в дрожь.

Моя Эвридика, останься со мною.

Я к свету прорвусь – ты за мною пройдёшь

.

Богини судьбы посылают порою

Болезни, разлуку, и смерть – ну и что ж!

Моя Эвридика, ты следуй за мною.

Я к свету иду – ты за мною идёшь.

Я к свету иду – ты со мною идёшь…

К-С: Заснул. Улыбается… Вот и хорошо. [Рвет на мелкие кусочки свою корову-Ио и уходит]

АУ-7: Цепкая хватка Судьбы

[К-С входит в спальню Пушка и видит на тумбочке «Записки Кота-Супервизора»]

К-С: А книжка-то моя! Что почитываешь на сон грядущий? Мышку ставлю – мартовскую «Записку».

П: Выиграл, отец. Конечно же, читаю «Конечно же, любовь!». После вчерашнего-то!

К-С: Значит, сегодня тема та же?

П: Нет, дай передохнуть. Сегодня – о богинях судьбы.

К-С: Ты же спал, когда я о них пел!

П: Ох, папа. Пора уже мне тебе лекции читать. Ладно, можешь считать, что (раз) я спал, (два) ты общался с моим подсознанием и (три) подсознание осознанно донесло всё сознанию. Донос, понимаешь.

К-С: Уж очень бойкий ты стал, Пушок. Придется взять тебя на супервизию. Параноика, например. Завтра поговорю с Хозяином. А сегодня, изволь, о Судьбе. Тебе как, теорию или практику?

П: И то, и другое!

К-С: Хорошо. Слушай вначале теоретическую часть.

*****

Схема простая, трехступенчатая: Рок-Мойры-Оракул.

Рок по вместительности напоминает Хаос. Но если в Хаосе заключены все создания – живые и неживые, то в Роке – программы развития всех живых, от рождения до смерти. То есть, Хаос – вместилище всех ЧТО, а Рок – всех живых КАК.

Каждая программа Рока жесткая: то, что тебе предназначено, обязательно сбудется. Но для всякой сложной программы (а тем более, для их совокупности!) необходимо предусмотреть, во-первых, преобразование для непрофессионального пользователя и, во-вторых, защиту от сбоев.

Подпрограмма-преобразователь – это и есть Мойры. Их три: Клото, Лахесис и Атропос. Клото прядет нить человеческой жизни: оборвется нить – умрет человек. Длина нити предопределена Роком. Лахесис вытаскивает жребий человека. Лотерея нечестная: хотя Лахесис в барабан сует руку «не глядя», но жребий в руку вкладывает тот же Рок. Атропос сидит на регистрации: подробно записывает вытянутый жребий в свиток судьбы. Думаю, для надежности: записано пером – не вырубишь топором. А может, и для ревизоров. Поговаривают еще, что нить, которую прядет Клото, не сама по себе рвется, а ее обрезает (конторскими ножницами) все та же Атропос. Чик! – Готово!

Надежность выполнения программы гарантируется Оракулом. Расположен он в городе Дельфы, в офисе Аполлона. Прости, Пушок! В храме Аполлона. Шеф – бог Аполлон, штат – жрецы и пифии. Жрецы преобразуют информацию, получаемую непосредственно от шефа, в тексты пророчеств – от совершенно невразумительных до точных инструкций. Пифии специально поставленными голосами зачитывают эти тексты. А Люди, как овечки, становятся в очередь к Дельфийскому Оракулу. Получил? Иди, выполняй. Следующий! Вот и вся механика.

***

П: Пап, а ведь тебе не нравится!

К-С: Ещё как, сынок! С тех пор как в твоем возрасте узнал историю Эдипа – просто возненавидел Дельфийского Оракула. Чистой воды манипуляция Людьми! Ведь Человек идет к Оракулу в критические моменты. Они же –точки неустойчивости системы (еще их называют точками бифуркации, в теории самоорганизации). Такая точка – распутье: равновероятны различные пути. А Дельфийский Оракул толкает тебя лишь на один – предначертанный. А чтобы ты точно попал, куда Року надо, учитывается характер «овечки». Одной надо просто сказать, что делать (точная инструкция), другой – запудрить мозги (нечто невразумительное), а третью – запугать, как Эдипа.

П: Гад Аполлон!

К-С: Так ведь он просто выполняет распоряжение своего венценосного папаши. Говорит, как бы, Аполлон, но – во исполнение воли Зевса.

П: А Зевсу что люди сделали?

К-С: Он хочет, чтобы Люди оставались просто людьми, без свободы воли. Послушными подданными. Знаешь, как он разгневался, когда Прометей людям огонь подарил! Конкуренты богам не нужны. Поиграться с людьми – пожалуйста, но не более. Уж если Боги подвластны Року, что тут говорить о людях?! Век им свободы не видать!

П: А Боги подвластны?

К-С: Да! Вот в этом и мышка! Сам Крон танцевал, как паяц на веревочке. Ему же предсказали, что его свергнет сын, как он сам некогда сверг отца-Урана. Ну, ты же помнишь: провокация естественной защиты параноика – проективной идентификации. Чтобы избежать выполнения пророчества Крон попросту пожирает рождающихся детей, а в результате – пророчество великолепно воплотилось! Мы, психотерапевты, в таких случаях говорим о самоактуализирующемся пророчестве.

П: И никакого выхода?

К-С: Отчего же, сынок. Выход всегда есть. Не ходи к оракулам. Думай сам. Решай сам.

П: А эти, древние греки, чего туда ходили?

К-С: Традиция, дружок. Не следуй слепо традициям. Да и в те времена далеко не все были «овечками». И Боги, и Люди. Переходим к практическим приложениям.

*****

Приложение 1: Зевс и Афина.

И Зевсу предсказали, что сын его свергнет. Но ошибки своего отца Зевс не повторил. Нет, Пушок, к Дельфийскому Оракулу Зевс не ходил – не тот уровень. Сами Мойры и предсказали, точнее, «открыли ему тайну». Конечно, это не положено, но Зевс – Верховный, мало ли что там между ними на высшем уровне было. В общем, узнал Зевс от Мойр, что у жены его, богини разума Метис, будет дочь Афина и сын, и что этот сын – невероятной мощи и разума – его «свергнет». Стоп, Пушок, не шебуршись! Метис – первая законная жена Зевса, еще до Геры.

Зевс любил нетривиальные решения: он съел не сына, а жену! Возможно, рассчитывал, что заодно резко поумнеет. Но получилось другое – страшно разболелась голова. До того, что попросил Зевс Гефеста разрубить ему череп. И первая нейрохирургическая операция блестяще удалась! Из головы Зевса вышла дочь Афина – в полном боевом облачении и при всей своей божественной красе! Боги восторженно приветствовали нового члена семьи. С тех пор и обходятся все без богини разума, потому что спросить, куда делась Метис, никто не рискнул. А Зевс очень полюбил свою голубоглазую дочку. Похоже, в ней он видел олицетворение всех утраченных членов семьи: умница (Метис!), воинственная (сын!), но – женщина, значит, не «свергнет».

Приложение 2: Сизиф и смерть.

Сын повелителя ветров Эола, Сизиф, был хитрой бестией. Он основал город Коринф и, используя свои таланты, собрал там неисчислимые богатства. И вовсю наслаждался жизнью в своем Коринфе! Мысль о посещении Дельфийского Оракула просто не могла прийти в его голову – зачем время в очереди терять, и чего ради? А когда пришел срок умирать, и к Сизифу явился Танатос, то беспардонный сын Эола обманул официальное лицо и заковал бога смерти в цепи.

По всей Земле перестали умирать люди. То-то все возрадовались! Но не боги. Разгневанный Зевс послал своего кровожадного сына Ареса восстановить порядок – и загремел Сизиф в царство мертвых.

Стал ли Сизиф безутешной тенью носиться по сумрачным полям? Вот еще! Перед кончиной успел хитрец шепнуть жене, чтобы та не приносила положенной жертвы владыкам царства мертвых. Ждут Аид с Персефоной – нет въездной пошлины. Прикинулся удрученным Сизиф и попросил Аида отпустить его на Землю, чтобы дать нагоняй нерадивой жене – и сразу вернется! Аид купился. Сизиф, конечно, не вернулся. Снова пирует в своем дворце, и сам Зевс ему не брат. Снова послали Танатоса, и засадили, наконец, жизнелюбца. Но послали его не бездельничать на поля, а – в назидание наглецам – на горные работы. Вечно вкатывает Сизиф камень в гору – и вечно срывается камень у самой вершины…

Зачем тебе мораль, Пушок? Нет тут никакой морали. Если человек смело и весело идет поперек предначертанию, и сам выбирает (в данном случае жизнь – а не смерть), то наказывать за это – аморально!