Три любви

– Я не так уж люблю пиво, – пробормотал Фрэнк, глядя, как она достает бутылку из маленького буфета. – В это время я обычно не пью.

На самом деле он хотел сказать, что Люси не любит, когда он пьет в это время.

В ответ Анна, наклонившись, посмотрела на него через плечо, потом вынула пробку, наполнила два стакана и подала ему один.

– Вот, Фрэнк! Тебе это не повредит. Выпьем за наше взаимопонимание.

Чуть смущаясь, он отпил глоток и поставил стакан на каминную доску. В этот момент открылась дверь и в комнату вбежал Питер.

– Ты слышал, папа? – запыхавшись, спросил он. – У нас с Неттой была битва. И я победил. – Мальчик, конечно, сочинял – в момент «триумфа» он с позором был изгнан половником из кухни, но для его цели было важно выглядеть победителем. Стоя на одной ноге, Питер спросил с притворной наивностью: – Можно мне пока не ложиться спать, папа?

– Уже скоро восемь, сынок, – сказал Мур и умолк.

Ему не удавалась роль строгого родителя, и одна мысль об этом нервировала его.

– Разреши мне дождаться, пока не приедет мама, – упрашивал Питер. – Она наверняка мне что-нибудь привезет. Правда.

– Позволь ему остаться, Фрэнк, – вмешалась Анна. – Это ему не навредит.

– Отлично! – прокричал Питер, считая вопрос улаженным, и, взяв книгу Ханса Андерсена, швырнул ее на коврик перед камином и весело повалился рядом. Он шумел больше обычного, и с отъезда Люси его колени и уши перестали быть безукоризненными. – Пожалуй, на этот раз почитаю «Огниво», – громко объявил он, отыскал нужную страницу, широко расставил локти и, упершись подбородком в ладони, погрузился в чтение.

В комнате вновь воцарилась тишина, но вдруг ее нарушили отчетливые звуки – легкие проворные шаги по дорожке у дома. В замке повернулся ключ, шаги ускорились, в коридоре почти перешли на бег, потом распахнулась дверь столовой и ворвалась Люси.

На пороге она помедлила – в руках свертки, блестящие глаза, сияющее лицо, почти детское возбуждение во всей тонкой девичьей фигуре. Эта свежесть, этот энтузиазм и пыл были вызваны радостью возвращения домой.

– Я приехала! – воскликнула она. – Я приехала, привет всем!

Мур резко обернулся.

– Люси! Что ж, прекрасно, – спокойно произнес он.

Хотя он ожидал ее появления, но выдал перед Анной свое волнение, когда, выпрямившись, робко поставил стакан, который был у него в руке.

Люси продолжала стоять в дверях, наблюдая эту сцену. Такая картина домашнего уюта должна была наверняка обрадовать ее! Фрэнк и Анна, сидящие в больших креслах по обе стороны от камина, и между ними на коврике Питер. Но она чувствовала себя подавленной. Ее улыбка растаяла. Почему они в ответ не выказали радость? И этот стакан?.. Она не ханжа, но… пиво сразу после ужина? Она заметила, что рядом с Анной на каминной доске стоит еще один стакан. Анна! Пьет пиво с ее мужем! Взгляд Люси, блуждая по комнате, моментально отметил еще дюжину мелочей, на которые не обратил бы внимания другой человек: полузасохший цветок в вазе, пятно на скатерти, измазанные колени Питера, грязь на абажуре лампы, который должен быть безупречным. Бурную радость Люси, помимо воли, сменила смутная тревога.

– Непохоже, чтобы ты сильно обрадовался, – с трудом сохраняя улыбку, произнесла Люси. – Я думала, ты встретишь меня на станции.

– Как-то не подумал об этом, – с запинкой ответил Мур, чувствуя, как он неловок.

– Что ты привезла мне, мама? – живо вскакивая на ноги, вскричал Питер. – Дай посмотреть. Скорее! Ой, скорее!

Не двигаясь и глядя на сына с некоторым недовольством, она позволила ему завладеть свертками. Неужели он думает только о вещах, которые она может подарить ему?

– Так и надо, – пожурила его Люси. – Давай рви бумагу. Устрой здесь разгром. – Сделав над собой усилие, она стала снимать шляпу и перчатки. Нельзя быть смешной. Ерунда – стакан эля вечером. И разве мог Фрэнк обнять ее при Анне? С напускной легкостью Люси воскликнула: – Во всяком случае я рада, что вы снова подружились!

– Мы всегда были друзьями, – спокойно откликнулась Анна.

И, нисколько не смущаясь под пристальным взглядом Люси, она прихлебнула пиво из стакана, потом скрестила ноги перед пылающим камином.

– Понятно, – процедила Люси.

Ее радость омрачилась без причины, и казалось, что приезд получился каким-то бестолковым.

– Приятно видеть тебя дома, – смущенно сказал Фрэнк, потирая подбородок. – Мы скучали по тебе.

– Да, у вас действительно довольный вид, – ответила Люси со смешком – какая пародия на смех! – Пойдем, Питер! Тебе давно пора быть в постели.

Это было ужасно нелепо, но глаза ее затуманились слезами, и она вспомнила о прошлой встрече после разлуки, о былом восторге… Глубоко в груди закипела мучительная обида. Люси резко повернулась и вышла из комнаты.

Глава 5

Но на следующее утро того дня, когда была намечена поездка к Эдварду, Люси вполне воспрянула духом. Ей нравились такого рода путешествия – обязательных визитов нет, однако есть возможность со вкусом одеться, показать, какой у нее чудесный сын, как он развит и как примерно себя ведет. К тому же Люси, с ее природной общительностью, хваталась за шанс навестить родственников мужа, поскольку сам Фрэнк легкомысленно относился к укреплению семейных связей, вернее, открыто пренебрегал ими.

Утро было погожим: над морем сверкало солнце, в воздухе еще чувствовалась летняя мягкость – все предвещало приятное короткое плавание по заливу.

Надев на Питера килт, сшитый в честь ее рода из шотландки цветов клана Мюррей, она объясняла ему огромную важность вежливого поведения.

– Не забывай всякий раз говорить «спасибо» и «пожалуйста», – внушала она, туго стягивая ремнем кожаную сумку сына. – Боюсь, Анна баловала тебя. И никаких глупых замечаний, а иначе я сильно рассержусь.

Во время предыдущего визита два года назад сын совершенно опозорил ее, наивно поинтересовавшись, отчего это у мисс О’Риган нос такого странного цвета.

Питер обещал хорошо себя вести и выказывать самые тонкие и благородные манеры. В волнении от предстоящей поездки он непрестанно подскакивал, и Люси никак не удавалось застегнуть прямоугольные металлические пуговицы на его темно-зеленом пиджаке.

– Интересно, как там поживает желтая кошка Эйлин? А на тот берег нас переправит Дейв или Ангус? – сыпал Питер вопросами, переминаясь с ноги на ногу. – Надеюсь, будет штормить. Я люблю качку.

– Да что ты говоришь? – с легким кивком пробормотала Люси. От одного только вида бурного моря ее начинало мутить. – А как же твоя бедная мама? Стой спокойно, сынок.

– Возьми с собой лимон – пососешь, – с невинным видом предложил он.

Она искоса посмотрела на него, подумав о том, что он сын своего отца. Во время последнего морского путешествия ее уговорили воспользоваться этой фруктовой профилактикой, и Фрэнк на протяжении многих недель не давал ей забыть пагубных последствий этого.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Люси, наконец отстраняя сына и внимательно осматривая напоследок его ногти и уши.

Затем она занялась собственным туалетом. Поскольку эта поездка не ставила целью облегчение чьих-то страданий, Люси, конечно, наденет лучшую одежду – темно-малиновый костюм из шерсти с рисунком из белых крапинок, напоминающих снежинки. Зибелин – роскошное, звучное название для ткани. А какой богатый крой – расклешенная юбка, короткий жакет с баской из темно-красного бархата! Со шляпы – тока из черной синели – кокетливо свисали черные петушиные перья. Черные лайковые перчатки были отделаны белой строчкой, изящная кожаная сумочка на цепочке соответствовала последнему слову моды.

И последний штрих – без сомнения, стильный: Люси сбрызнула свой носовой платок несколькими каплями одеколона. Вздохнув, она посмотрела на себя в зеркало – элегантная, сияющая сдержанной радостью. Потом легко постучала в дверь напротив и вошла в комнату Анны.

– Ты почти готова? – спросила она.

– А знаешь, – протянула Анна, сидевшая на краю кровати, – мне не очень хочется ехать. Я не питаю к Эдварду особой симпатии – он такой высокопарный малый. Поезжайте вы с Питером. Я останусь и накормлю Фрэнка ужином.

Помимо своей воли, Люси поскучнела.

– Фрэнка вполне может накормить Нетта, – медленно произнесла она и, помолчав, добавила: – Тебя приглашали особо.

– Мне-то какая забота, – уронила Анна с тем же равнодушием.

– Но почему? День такой чудесный, – настаивала Люси. Очевидно, ей было не понять подобного отношения. – И пикник будет замечательный.

– Ты любишь делать все по-своему – правда, Люси? – мило улыбаясь, спросила Анна.

– Ну… – Люси покраснела. – Конечно…

– Хорошо, – вдруг сказала Анна, – я поеду.

На миг воцарилось молчание, потом Люси повернулась и в задумчивости пошла вниз.

– Ну что – прилично я выгляжу? – рассеянно спросила она, медленно кружась в центре кухни.

Отношения у Люси с прислугой были доверительными.

– Если уж вы неприлично, то не знаю, кто прилично, – откликнулась Нетта, уперев руку в бок и оценивающе разглядывая Люси.

Из уст Нетты этот сомнительный комплимент прозвучал как высшая похвала.

– Ты чудесно выглядишь, мама, – искренне восхитился Питер.

Последовала пауза, они ждали Анну.

– Пока меня не было, все шло хорошо? – спросила Люси, лениво поправляя свои наручные часы.

Она не совсем понимала, зачем задала этот вопрос – к тому же Нетте, надежной Нетте, «настоящему сокровищу», – и слова, слетевшие с ее губ, показались ей ненужными.

– Хорошо – да, хорошо, – уверенно ответила служанка.

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату медленно вошла Анна, даже не извинившись за опоздание. На ней было скромное темное платье, и Люси, с ее быстрой реакцией, моментально решила, что ее зибелин чересчур яркий.

– Жаль, здесь нет Фрэнка, – сказала Анна, – тогда мы поехали бы все вместе.

– Увы, – довольно сухо произнесла Люси, направляясь в коридор, – ты же знаешь, он занят делами.

Действительно, Фрэнк заранее написал Эдварду ироничную записку с выражением сожаления, которую Люси обещала не передавать.

Они шли по дороге к каменному молу, выдававшемуся в море прямо из двора Боуи. Женщины шагали рядом, Питер чуть отставал, держась за руку матери.

– Этот путь короче – и приятнее! – воскликнула Люси со всей ответственностью чичероне.

Они подходили к спуску, под ногами шуршали чистые сосновые опилки.

Право, Мурам было гораздо проще оплачивать небольшой паровой катер, принадлежащий братьям Боуи, чем идти целую милю к пристани, откуда довольно редко отчаливал пароход. Кроме того, молодые братья-близнецы Боуи, Дейв и Ангус, были приятными и услужливыми людьми. Они продолжали дело своего старого отца: сооружали ялики, сдавали напрокат гребные лодки и гоняли по заливу «Орла» – то как паром, то как судовую шлюпку.

Да, Дейв или Ангус – столь похожие, что их было не различить, – в кратчайший срок и без лишних формальностей переправляли через залив человека, овцу или бочку картофеля.

Сегодня «Орлом», этим славным судном, управлял Дейв. Этот крепкий парень всегда сиял улыбкой из-под кепки и с беззаботной лихостью носил свой промасленный саржевый комбинезон. Завидев пассажиров, Дейв вдруг покраснел по какой-то неясной причине, явно имеющей отношение к семейству Мур.

– Как поживает твой папа, Дейв? – дружелюбно спросила Люси.

– Хорошо, хорошо, – заулыбавшись, ответил тот. – С ним все было бы отлично, будь у него ноги, по его словам. – Такой содержательной идиомой Старый Мореход описывал свою немощь. Помолчав, Дейв произнес: – Что ж, если вы готовы…

И он галантно помог им перебраться через низкий металлический фальшборт на корму, где для них была положена продолговатая плюшевая подушка. Через миг «Орел» отчалил под шум гребного винта, дугой удаляясь от причала и оставляя за собой бурлящий пенный след, от которого медленно расходились и накатывали на берег волны. За судном летели чайки.

Над гладким, спокойным морем повисла легкая дымка, сквозь нее просвечивали рассеянные, но все же яркие лучи солнца. Острый нос судна рассекал воздух, прозрачная вода искрилась и сверкала. Для Люси, убаюканной этим всемирным покоем, отплытие в жемчужном сиянии показалось прекрасным. Она не отрывала взгляда от медленно отступающего берега, открывающегося простора бухты, медленно вырастающих голубых холмов за кормой. В этом было что-то таинственное – то, как уменьшались деревья и дома, стог сена сжимался в желтую точку, а бегущий поезд превращался в тоненькую нить, вьющуюся под спиралью белого дыма.

– Это чудесно, – медленно проговорила она, обращаясь к Анне с дружелюбной улыбкой.

Анна сидела неподвижно, положив руки на колени и глядя вдаль. В знак согласия она наклонила голову. Оставшиеся без ответа слова казались глупыми, и Люси почему-то вспыхнула – словно отвергли ее изъявление дружбы. Обычно ее замечания не воспринимались подобным образом. Нахмурившись, она воззрилась на профиль Анны, немного рассерженная ее равнодушием, потом быстро отвернулась и заговорила с Питером.

При подходе к Порт-Дорану мальчик вдруг встал и оживленно указал на что-то.

– Посмотрите! – закричал он. – Там «Ратлин»!

– Верно, Питер, – неожиданно вмешалась Анна. – Я приплыла на нем.

– Ничего себе, еще скрипит, – усмехнулся Дейв. – Настоящее старое корыто.

Вместе они смотрели, как ирландское почтовое судно вышло из гавани и устремилось вдоль фарватера, витками выпуская коричневый дым. Вскоре «Орел» причалил, и они сошли на берег.

На склонах холма, плавно поднимающегося от самой кромки воды, раскинулся деловой городок Порт-Доран, процветающий благодаря сластям и крепкому алкоголю, – здесь были заводы по переработке тростникового сахара и спиртзавод.

На полпути к вершине холма виднелся серый дом с двойным фронтоном – пресбитерий Святого Иосифа. На том же участке земли, осмотрительно огороженном декоративной металлической решеткой, стояли школа и церковь.

Трое прибывших вошли за решетку и поднялись по каменным ступеням дома. Люси позвонила в колокольчик. Они ждали некоторое время, потом дверь открыла юная служанка с длинными темными ресницами. Робко улыбаясь, она проводила гостей в небольшую комнатку. Обстановка не отличалась роскошью: стол и два стула, портрет папы Льва XIII на стене, потертый линолеум.

– Почему Эйлин не поговорила со мной? – прошептал Питер, глядя на Анну, которая с непроницаемым видом изучала фигуру папы римского на троне.

– Тише, – сказала Люси. В воздухе этой комнаты не ощущалось ни малейшего движения, и не хотелось нарушать этот покой, поэтому она присела на стул и выпрямилась. – Эйлин знает свое место. Увидишь ее позже.

Не успела она договорить, как с поникшей головой вошла женщина постарше. Это была мисс О’Риган, экономка, – высокая, худая, бледная, прыщавая женщина с рыжеватыми волосами, водянистыми голубыми глазами и впалой грудью. Она неизменно одевалась в черное, драпируя свою истощенную фигуру от подбородка до самой земли и не открывая даже ботинок. Руки сложены, голос приглушен, глаза опущены долу или возведены горе́, и никак иначе. С пояса у нее свисали четки и связка ключей – символы ее набожности и служения церкви. В отношении телесных нужд она придерживалась щепетильности, но ее природная непорочность, видимо, запрещала ей совершать интимные омовения в ванне, поэтому вокруг нее витал кисловатый душок, возможно говорящий о святости, но и о потливости тоже. Возраст ее, казалось, не менялся, она всегда выглядела лет на сорок, и ее физическое существование было обречено на постоянные страдания. Когда она говорила о своем слабом здоровье, молчаливо подразумевалось, что она с мученичеством святой бесконечно терпит напасти от климакса девственницы.

Хотя бытовало общее мнение, что мисс О’Риган помирает на ходу, она все же не спешила покидать сей мир. Ее удерживало на земле служение высшим силам и его преподобию Эдварду Муру. Впрочем, в отсутствие божества она могла бы жить. Но Эдвард – ах, без Эдварда она наверняка погибла бы.

– Вы сама… и Питер тоже… Разве он не становится похожим на Муров? – пробормотала она. В ее речи слышался неистребимый говор Корка. – Эта линия рта – в точности как у отца. – Она повернулась к Анне. – Приехали снова, мисс Анна… Вы пополнели – да, пополнели.

Люси показалось, что в тоне экономки мелькнула нотка осуждения.

– Чего не скажешь про вас, – тихо произнесла Анна.

Бледное лицо мисс О’Риган исказилось от негодования. Поджав губы, она опять обратилась к Люси:

– Да, в самом деле, его преподобие ожидает вас. Я провожу вас наверх.

Гости последовали за ней по коридору и поднялись по лестнице. Около двери мисс О’Риган, помедлив, наклонила голову и благоговейно постучала в дверь ногтем.

– Войдите, – прозвучал сочный голос.

Экономка послушно провела их в большую светлую комнату, уставленную уютной мебелью с обивкой из красного плюша. Также там стояли желтое бюро и прямоугольный стол. Из просторного эркера открывался широкий вид на залив.

Мисс О’Риган, сделав смиренный реверанс перед фигурой, восседавшей в мягком кресле перед открытым окном, с ревнивой покорностью пробубнила:

– Разрешите, ваше преподобие.

Обернувшись, отец Мур немедленно поднялся. Это был высокий мужчина с покатыми плечами, старше тридцати, с волосами такими же черными, как его сутана. Голова его по форме напоминала яйцо; лицо, с толстым прямым носом, выступающей подвижной верхней губой и выпуклыми светло-голубыми глазами, казалось желтоватым, и даже белки были испещрены желтыми крапинками. Невозможно было узнать Неда Мура, неотесанного юнца сомнительного происхождения, когда-то с трепетом поступившего в семинарию, в этом священнослужителе, который позднее учился в Вальядолиде и посещал Рим, ни больше ни меньше. Как будто в качестве награды за безупречную добродетель церковь наделила своего верного сына изысканными манерами.

Он поднял большую белую руку.

– Ах, Анна! – воскликнул он. – Рад видеть тебя снова. Какая приятная встреча после долгих лет! Я часто о тебе вспоминал, думал о том, как ты поживаешь.

– Это очень мило с твоей стороны, Эдвард, – пожимая ему руку, сказала она.

– Мы были обеспокоены известием о смерти твоего бедного отца. Надеюсь, ты уже оправилась от этой тяжелой утраты, – продолжил он, а затем повернулся к Люси. – Как замечательно ты выглядишь! А Питер подрос – само собой! Дай посмотреть – да, по меньшей мере на два дюйма.

Он ласково потрепал мальчика по голове и улыбнулся гостям. Мисс О’Риган, стоя поодаль, ангельским жестом сложила руки на груди и горящим взором наблюдала за церемонией.

Когда с приветствиями было покончено, отец Мур повернулся к экономке и справился о ланче.

– Да, ваше преподобие, – ответила мисс О’Риган. – У меня для вас приготовлен прекрасный ланч. Чудная камбала, пальчики оближешь. Потом – две птицы со сладким мясом и грибами. А на десерт – бисквит со взбитыми сливками, достойный самого епископа.

Он внимательно слушал с полуопущенными веками. Потом чуть сомкнул губы и разжал их с еле слышным возгласом одобрения:

– А-а! Что ж, если все готово, полагаю, мы тоже готовы, – добавил он.

– Да, ваше преподобие, – выдохнула мисс О’Риган, в восхищении от его фразы. – Сейчас подам.

Смиренно улыбнувшись, она благочестивой тенью выскользнула из комнаты.

– Хорошая женщина, – сказал отец Мур, когда она вышла. – Святая, иначе не назовешь, да вот здоровье у нее слабое.

– У нее действительно болезненный вид, – согласилась Люси, – но она наверняка прекрасно готовит.

Люси была потрясена превосходным меню мисс О’Риган. Эдвард кивнул, потом задумчиво заметил:

– У нее слабый позвоночник. Она дважды бывала в Лурде. – Он с важным видом умолк. – Чуда не произошло, но думаю, была какая-то польза.

– Тебе следует снова послать ее туда, Эдвард, – сказала Анна, глядя в окно. – В третий раз может повезти.

– Полагаю, вряд ли дело в везенье, – вздохнул Эдвард. – Если происходит исцеление, то это чудо.

– Именно это я и имела в виду, – произнесла Анна, и ее тон был очень естественным.

Эдвард нахмурил брови, но тут прозвучал гонг, в который ударила, без сомнения, Эйлин, ибо сил мисс О’Риган не хватило бы на то, чтобы извлечь столь оглушительный звук.

– Что ж, – моментально передумав отвечать Анне, сказал отец Мур, – пойдемте вниз.

Он галантно взял Люси под руку и повел гостей в столовую, где сиял безукоризненной скатертью камчатного полотна стол, накрытый на четверых. Эдвард испросил благословения перед трапезой. Все расселись по местам, и немедленно было подано угощение.

– Немного хереса? – предложил Эдвард, вынимая пробку из графина.

Анна беспечно пододвинула свой бокал и дождалась, когда он наполнится до краев.

– До половины, Эдвард, – запротестовала Люси.

Она всегда робела перед ним, чувствуя себя очень юной. К тому же она подумала, что мисс О’Риган не одобрит невоздержанности с ее стороны. Но Эдвард вежливо настаивал.

Люси осторожно отпила из бокала, и херес, переливаясь насыщенным янтарным цветом, приятно обжег ей язык. Камбала тоже была восхитительна и буквально таяла во рту. Ее подали с пикантным розовым соусом.

– Анчоусы, – с полным ртом пояснил отец Мур. – И не из бочки.

– Вкусно, – сказала Люси.

Она с удовлетворением отметила, что Питер ведет себя хорошо. Его угостили умеренно газированным желтым лимонадом. Накрахмаленная белая салфетка топорщилась вокруг его шеи, как стихарь.

«Правда, – подумала она, – Эдвард – сама доброта».

Он действительно был идеальным хозяином. Радушный, словоохотливый, сам любящий поесть и всегда готовый услужить гостям, он сдержанно, как подобает священнослужителю, жестикулировал, разводил холеными руками, смакуя вино и наслаждаясь едой, но не забывая мягко критиковать стряпню. Его обходительность подкреплялась утонченно-красноречивыми движениями тяжелых крупных век.

Несмотря на все это, Люси заметила, что его взгляд время от времени с затаенным любопытством останавливается на Анне.

– Я обдумывал, Анна, – через некоторое время сказал отец Мур с ненавязчивым намеком, – то маленькое замечание, которое ты сделала. Надеюсь, в нем не было насмешки. Наверное, в молодости мы все немного своенравны. Но я уверен, ты не хотела показаться непочтительной.

Его тон был безукоризненным, благожелательным, слегка лукавым.

– Ты имеешь в виду, – бесхитростно спросила она, – тот разговор о позвоночнике мисс О’Риган, Эдвард?

– Нет, Анна. Я говорю в целом о чудотворстве. Я знаю, что в наши дни, когда делаются попытки объяснить происхождение Вселенной научными теориями, иногда бывает трудно поверить в первостепенные основы нашей религии. Что ж, у нас есть надежное подспорье в Лурде. Эти святые источники, – он поднял руку, – они чистые и целительные.

– Я знаю, что однажды туда ездила Полли – из-за ее газов. Она говорила, там ужасно холодно и грязно. Неудивительно, если туда погружаются все эти иностранцы.

– Чудо, Анна, – довольно чопорно возразил Эдвард, – подразумевает нечто большее, чем просто исцеление от метеоризма.

– Но если бы Полли излечилась от газов, это наверняка было бы чудом. Ведь никто никогда не рассказывал о происходящих там феноменальных случаях выздоровления. Скажем, если бы одноногий вошел в грот и вдруг вышел из него на двух ногах, меня бы это несомненно потрясло.

Безусловно, в ее тоне слышалось извинение, без малейшего намека на насмешку, однако Эдвард покраснел, сразу замкнувшись в себе. К счастью, наступила своевременная пауза, когда принесли птиц, которые оказались тетеревами, поданными на гренках.

– В начале сентября тетерева хороши как никогда! – сказал отец Мур, радуясь возможности сменить тему.

К этому блюду предложили вино «Поммар», подогретое до комнатной температуры. Люси проявила твердость – у нее горели щеки – и согласилась лишь на половину бокала, но Анна не стала отказываться. Деликатно потягивая вино, Эдвард на время оставил теологию и стал рассказывать об искусстве сервировки вин, о том, как вредно внезапное изменение температуры благородного напитка. В Вальядолиде – Эдварду приятно было вспоминать проведенные в Испании дни – он кое-что узнал о марочных винах и способах их приготовления. Он говорил о винограде, вспоминая, как отдыхал в винограднике колледжа, сидя под какой-нибудь лозой, с которой свисали сладкие гроздья. Стоило протянуть руку, и можно было сорвать кисть винограда и отведать сочную мякоть. Сладкий мелкий сорт, напоминающий белую смородину. Изумительно!

Люси внимательно слушала, но в глубине души ее волновала странная настороженность Эдварда по отношению к ее кузине. Что за этим скрывается? Подобные мысли портили удовольствие от теплой встречи.

Когда гости воздали должное бисквитному торту, обильно украшенному вишнями и взбитыми сливками, в комнату поднялась мисс О’Риган, чтобы выслушать суждение о своих трудах. Она с обычным смиренным видом встала у двери, а Эдвард, очень довольный собой, откинулся на спинку стула, вертя в руках бокал и чуть заметно улыбаясь. На его благожелательное лицо падал мягкий свет из окна.