Институт эмоций. Второй семестр

– А влюбленные? – полюбопытствовал я. – Часто у подобных легенд трагичный конец.

– Ну, есть, конечно, и такая версия, – призналась Виса, – но по любимой версии местных жителей, юная царевна прожила долгую и счастливую жизнь в горных чертогах. И каждую весну, сметая все на пути, устремлялись с гор к морю реки, неся морской царице весточку о дочери. Поэтому именно арочный мост или просто арка на скале стала символом Юблеча. Поэтому и в самом городе так много мостов. Даже среди местных до сих пор четко различаются потомки двух племен: побережники – с длинными светлыми волосами, тонкокостные, гибкие, переменчивые, и горцы, темноликие, кряжистые, консервативные.

– А почему поселение не сохранилось?

– Это еще одна городская легенда, ну, или та же самая. По трагической версии царевна не вынесла жизни в мрачных пещерах и захотела вернуться домой, к матери, но муж не хотел ее отпускать. И тогда морская царица осерчала и наслала на землю темный прилив, сметающий все на своем пути. Вода размыла скалы и освободила царевне путь домой, а горцы утонули. Когда приходит темный прилив, вода полностью закрывает и островок с аркой, и берег. Поселение просто смыло, и люди перебрались выше по берегу, в более безопасное место.

– Так темный прилив – это не вымысел?

– Нет, он и вправду случается, к счастью, только раз в год, в январе. И это время считается самым мрачным. Обостряются болезни и фобии. Хотя, думаю, – улыбнулась Виса, – это больше связано с тем, что люди после череды праздников возвращаются к повседневной жизни, вот и хандрят. Да и погода в январе – хуже некуда.

– А про светлый прилив ты же упоминала раньше, как присказку?

– Если ты был на море, наверняка видел по ночам свечение такое – серебристо-голубоватое?

– Биолюминесценцию?

– Я не рискнула выговаривать это слово, – рассмеялась Виса, – да, ее. Так вот у нас она тоже есть, но светлый прилив приходит в июле и приносит с собой особый планктон, который придает воде не голубоватый, а золотистый цвет. Кажется, что в воде разлито жидкое солнце. В противовес темному время светлого прилива считается временем радости, торжества жизни и загадывания желаний.

– Дай догадаюсь: начало июля – у школьников каникулы, у студентов – закончилась сессии, у остальных – начались отпуска, да и сезон в разгаре, который кормит город? Несложно ощущать себя счастливыми?

– Так и есть, мифы и реалии переплетаются. Если задержишься в Юблече, полезно знать особенности местного фольклора.

Шумело море, а Виса притихла, словно утомилась после долгого рассказа. Я осторожно обнял ее за плечи и притянул к себе. На этот раз она не сопротивлялась, чуть откинула голову назад, и алые губы маняще раскрылись.

Сзади нас с шумом и треском осыпалась галька на тропинке, и наш несбывшийся поцелуй растворился в моих мысленных проклятиях. На берег вывалилась толпа людей, несложно понять, что туристов. Они принялись щелкать фотоаппаратами, издавать восхищенные возгласы и не сразу заметили нас, устроившихся на бревне.

– Пардон, – подвыпивший господин сорвал шапку в церемонном поклоне, – мы нарушили ваше уединение.

Мы с Висой переглянулись и встали, понимая, что момент упущен. Только сейчас я заметил, что продрог, и, судя по Висе, она тоже.

– Может, погреемся? Там же ресторан наверху?

– Да.

По лестнице мы поднялись, держась за руки. Пару раз поскальзывались, и тогда я уже смело обнимал Вису, чтобы удержать. Фыркнул, вспомнив ее слова:

– Как же невесты в пышных платьях сюда спускаются?

– В теплое время есть другая дорога, кортежи подъезжают прямо к основанию Моста, вон там, к скале, но сейчас туда нельзя, слишком опасно.

Недолгий путь к зданию молчали, но это молчание было легким и приятным. Молчание волнующего сближения… В уютном бревенчатом зале, где в углу весело потрескивал камин, Вису встретили улыбками и веселыми возгласами, и мои надежды на ужин в романтической обстановке мгновенно испарились. Сложновато это будет под прицелом любопытных взглядов!

Я помог Висе снять шубку, потом она стянула шапку, и я замер, потрясенный. Густая темная челка никуда не делась, но остальные волосы были подстрижены очень коротко, как у мальчишки, а затылок и вовсе выбрит, обнажая тонкую нежную шею.

– Что? – Виса замерла, чувствуя напряжение, повисшее в воздухе, и я спохватился.

– Ничего, все в порядке. Стрижка у тебя… гм… необычная.

Я отодвинул стул, ожидая, пока Виса усядется, потом устроился напротив, но она прищурилась и выдала с легким презрением, за которым тщетно пыталась скрыть разочарование:

– Охо-хо. А ты, похоже, из тех, кому нужны очи долу, юбки в пол и длинные косы? Знала бы раньше, сняла бы шапку еще вчера, в магазине, чтобы ложных надежд не давать.

– Да, ну, брось, не настолько все запущено!

– Точно?

– Абсолютно.

– Ладно, поняла. Просто не буду поворачиваться к тебе спиной!

Мы засмеялись, но непринужденность испарилась. Я жутко разозлился, но не на Вису за ее откровенность, а на себя за то, что не смог скрыть минутного замешательства. Господи, подумаешь, дурацкая стрижка! Признаться, ей даже идет: придает озорной вид, если, конечно, не обращать внимания на поджатые губы, мгновенно утратившие притягательную пухлость.

Виса заказала кофе со специями, я – красное вино, лишая себя возможности управлять снегоходом, обещанную мне Висой на обратном пути. От еды мы оба отказались, несложно было понять, для того, чтобы ужин не затянулся. В город вернулись в полном, уже настороженном, молчании, хотя в этот раз я не сдерживался и прижимал ее к себе так крепко, как только мог. Но Виса не реагировала. Сдав снегоход в гараж, мы остановились на перекрестке, и она спросила:

– Доберешься сам? Не заблудишься?

Ну, ясно. Мне дали понять, что дальше нам не по пути. Вот уж не думал, что она так сильно обидится из-за пустяка. В голову стукнуло привычное раздражение. Что я, в конце концов, такого уж страшного сказал? Тоже мне, царевна морская!

– Не заблужусь, – резко бросил я в ответ, – Спасибо за экскурсию.

И вновь презрительный прищур в ответ. А что она ожидала? Что я брошусь извиняться и заглаживать свою вину? А в чем я, собственно, виноват? Нет, хватит с меня на сегодня!

– Ладно, пока, – и ушел, уже через пару шагов остро сожалея о своей вспышке.

Ну, и извинился бы, не убыло б с меня! Ведь она же тебе понравилась, дурак, по-настоящему понравилась! Ведь тебе давно уже ни с кем не было так хорошо! Даже к Санне так не тянуло! К Санне было тихое, ровное чувство, а здесь – яркое влечение. И что? Все насмарку из-за дурацких слов?

Город, словно почуяв мое настроение, неожиданно вступился за свою обиженную жительницу: подсунул мне под ноги припорошенную снегом ледовую дорожку, на которой я упал, пребольно ударившись пятой точкой. Потом выставил прут ограды, о который я зацепился и порвал пальто. Под занавес, уже во дворе, на меня с перил второго этажа всей своей тяжелой тушкой обрушилась Пуна, царапая мне щеку. Я зашипел от боли, тщетно стараясь содрать кошку с плеч, но это исчадие ада вцепилось мне в пальто и только орало дурным голосом.

Зайдя в квартиру, я споткнулся о пакеты, которые сам же с утра бросил у порога и, пытаясь удержать равновесие, задел свечи на тумбочке, которые с грохотом полетели на пол. Отличное завершение дня, нечего сказать!

Остаток вечера у меня ушел на устранение разгрома, борьбу с Пуной за пакет с вырезкой, которую она утащила под диван, и раздумья, стоит ли идти к Висе с извинениями. Но почему-то мне казалось что я не найду магазин. Да и насчет того, что мои неловкие извинения будут приняты, тоже были большие сомнения. В конце концов, я решил, что пойду к Висе завтра. Вот прямо с утра. И заснул, сопровождаемый довольным урчанием Пуны, пристроившейся в углублении между подушкой и изголовьем…

7. СТЕФАН

Весь январь Стефан прожил с ощущением тяжести на душе, и все потому, что согласился на индивидуальную работу с Аурикой. Согласился и тут же пожалел, но отступать было поздно: он не хотел выглядеть малодушным ни в глазах коллег, ни, тем более, в глазах своей новой подопечной. Он ведь обещал, что не выдаст своих чувств? Только вот на деле все оказалось куда сложнее.

Стефан вырос в Зарнове, западном городе особого статуса, в крепкой дружной семье, где все любили друг друга. Любили, смешили, баловали. Уверенность в том, что счастье – состояние естественное, выплескивалось и за пределы дома, где все ладилось, спорилось и получалось. Предложение профессора об учебе, а затем и о работе в институте Стефан принял с энтузиазмом. Менять мир к лучшему, поддерживать баланс, беречь город от негатива – что может быть чудеснее? Как и Аурика, он совершил свой личный прорыв еще на первом курсе и сразу завоевал доверие профессора.

К тому времени Стефан уже понимал, что даже в доверительной и дружелюбной атмосфере Зарнове он со своими идеалистичными установками выглядит несколько странновато. Рыцарь в сияющих доспехах, светлый мальчик, рядом с которым люди лишь острее чувствуют собственное несовершенство. Но и тут он стал исключением. Люди тянулись к нему, грелись в его теплых волнах, верили ему, верили, что все будет хорошо. Что все уже хорошо.

Но сам он лишь в институте смог полностью расслабиться. Иногда Стефан сам уставал от себя, правильного, и постулат о дозволенности любых эмоций, даже самых неприглядных, стал для него своеобразной лазейкой. И все же краткосрочные приступы легкой зависти, обиды или даже злости не стали для него таким испытанием, как неожиданное чувство к Аурике.

До этого Стефан встречался с милой спокойной девушкой, но оба понимали, что их чувство, скорее, сродни родственному. Тихие прогулки, выезды с семьями на пикники; ночи, наполненные сдержанной нежностью. Потом, во время летней практики, его девушка влюбилась в инструктора по дайвингу. Бросила учебу, написала Стефану письмо, полное раскаяния, и укатила к новому возлюбленному, чтобы наслаждаться безудержными страстями на фоне райских тропических пейзажей. И Стефан честно признался себе, что испытывает лишь облегчение: и от их разрыва, и от того, что не ему пришлось стать инициатором расставания.

Появление Аурики стало для него неожиданным во всех смыслах. Во-первых, потому что первокурсницы в аудитории после занятий не должно было быть. Но она была: растерянная, испуганная, кинувшаяся к нему, как к спасителю. Растрепанная пестрая челка, сияющие глаза, тонкие запястья. Воплощение женственности. Во-вторых, потому что до сего момента Стефан не представлял, что даже простое наблюдение издали за предметом своих чувств может быть таким… волнующим.

Ох, сколько неизведанных доселе эмоций пришлось ему пережить! Надежду, отчаяние, ревность, нежность, зависть, грусть. Воспоминания о каждой встрече, о каждом разговоре он перебирал вечерами, наполняя душевную шкатулку. И все напрасно! Аурика вполне ясно дала понять, что ему ничего не светит. Уж она-то не стала бы связывать себя отношениями удобными, как это малодушно когда-то сделал сам Стефан. Нет, она искренне любила своего мужа, хотя и мучилась сомнениями, которые успешно смогла преодолеть за время первого семестра.

И теперь, узнав о том, что она ждет ребенка, Стефан окончательно смирился с тем, что его любовь так и останется неразделенной. Потому и в Юблеч уехал с охотой – подальше от соблазна. Индивидуальные занятия по решению профессора были отменены: женщины в положении считались эмоционально нестабильными, чтобы участвовать в экспериментах. Правда, перспектива работать в паре с Тедером его совсем не радовала. Ну, хотя бы потому, что Марек тоже был связан с Аурикой.

Обо всем этом Стефан думал, когда шел к Тедеру. Тот, сонный и растрепанный, впустил его в квартиру и закурил, пуская дым в кухонную вытяжку. Оказавшись в квартире, Стефан осторожно присел на краешек стула, решительно отмел попытку Пуны вспрыгнуть к нему на колени, и кошка, обиженно фыркнув, вернулась на диван.

– Кстати, о кошке, – спросил Тедер, – почему о ней не предупредили?

– Кошка – обязательное приложение к квартире, а других вариантов не было. Ее хозяин – дальний родственник профессора, моряк. В рейсах по полгода, когда уходит, сдает квартиру туристам.

– Теперь понятно. Кофе будешь? Растворимый, – быстро уточнил Тедер.

– Нет, спасибо. Собственно, я пришел, чтобы отвести тебя в институт. Скоро занятия начнутся, хотелось бы еще раз все обсудить.

– С чего такие почести? Позвонил бы, я сам пришел.

– Не все так просто. Фокус с дверьми в Юблече не работает. Здесь в институт попадают другим путем.

– Да? И как же?

– Вот за этим я и пришел – показать, как. Ты завтракай, я подожду.

Но, похоже, в присутствии Стефана у Тедера кусок в горло не лез. Он наскоро выпил кофе, оделся, и они вышли на улицу. Стефан шел быстро и решительно, и Марек едва поспевал за ним. Надо же, подумал он, а ведь Стефан не похож на человека, увлекающегося спортом, но догнать его не могу. Очередной аргумент в пользу решения, что нужно бросать курить, дыхание сбивалось от скорости.

Сегодня город был настроен нейтрально, словно присматривался, что новенькие натворят. Немногочисленные прохожие приветливо им кивали или здоровались, но в этом не было ничего удивительного: Стефан уже понял, что здесь, как и в Валновице, люди настроены доброжелательно. Конечно, сложно было представить, что они будут привечать каждого туриста, но сейчас не сезон, да и шли они по улицам, далеким от туристических маршрутов, вот, видимо, и принимали их за местных. Собственно, формально на ближайшее время они такими и стали.

Неизвестно, как люди, а сооружения здесь явно страдали манией величия. Хотя теперь Марек и знал легенду (воспоминания о вчерашней прогулке отозвались на сердце легким царапаньем), но то, что почти у каждого моста арки, в основном, мощные каменные, похожие больше на останки крепостных ворот, смотрелось все же довольно нелепо.

– Смотри внимательно, – прервал его размышления Стефан, – чтобы не тратить напрасно время на дерганье дверей. Доходишь до конца моста и как только вступаешь под арку, зажмуривайся. Третий шаг – обязательно с левой ноги. Давай! Черт, проскочили. Давай еще раз, за руку я тебя не проведу, только сам.

Марек недоверчиво покосился на Стефана, но на розыгрыш похоже не было: тот оставался предельно серьезен. Ладно. Марек отступил назад, закрыл глаза, сделал первый шаг, второй, третий.

– Все, мы на месте.

Марек точно помнил, что арка выходила на небольшую площадь с замерзшим фонтаном в центре, но сейчас они стояли в подозрительно знакомом дворе, разве что скамейки оказались переставлены по-другому.

– Мы в институте?

– В нем самом.

Стефан, кажется, облегченно перевел дух. Он не был уверен, что Тедер справится.

– В каждом городе свой путь в институт. В Валновице нужно открывать двери наоборот. Здесь, в Юблече, порталами служат мостовые арки. При условии, что третий шаг – с левой ноги и с закрытыми глазами.

– Сложновато. А если кто-то идет навстречу, и я на него сослепу наткнусь?

– Ну, уж постарайся выбрать момент. Юблеч не столь перенаселен, да и мостов здесь в избытке.

– И никого не удивляет, что человек шел-шел по мосту, а из-под арки не вышел?

Похоже, Тедеру доставляло особое удовольствие изводить Стефана вопросами. Левандовскому стоило некоторых усилий, чтобы сдержаться.

– Никто пока не жаловался. А если и находились особо пытливые, то, на наше счастье, про мосты здесь столько суеверий и легенд бродит, на целый роман хватит!

– Ты про любовную историю горного принца и морской царевны?

Стефан приподнял брови:

– А ты, молодец, не теряешь времени даром. Да, это одна из версий, но есть еще множество, я тебе скину ссылку на сайт местного фольклора. Вдруг разглядишь подсказки?

– А обратно как же?

Стефан невозмутимо кивнул на здание, и Марек заметил, что от каждой двери в центр двора вел декоративный мостик с арками, выложенными все из того же камня, только не такими массивными, как в городе. Когда они успели их установить? Или это все же другой двор? Марек вспомнил страхи Халле про пространственную развертку и впервые задумался, а ведь и впрямь, где физически находится институт, если в него можно попасть из разных городов (он знал про Валновице и Юблеч, но сколько их по факту?).

– В город выйдешь там же, где и входил. Здесь вариаций, как в Валновице, нет. Камень арок надежно фиксирует момент перехода. Столкновений со случайными прохожими не бойся – уже проверено, что все происходит абсолютно естественно.

– Да, весело тут.

– Привыкнешь. Занятия послезавтра, здесь график другой, учиться будете не с трех до шести, а с двенадцати до трех. Наверное, уже успел заметить, что во второй половине дня начинается ветер?

Да уж. От одного воспоминания о приезде в город Мареку стало зябко. А Стефан продолжил его инструктировать:

– Расписание посмотришь в холле, информеры здесь не работают.

– Даже так? А эмоциональный сканер?

– Им здесь не пользуются, в лаборатории будет… Впрочем, все узнаешь на вводной лекции. Сначала была идея дать тебе личные дела группы для изучения, но потом мы решили, что первое впечатление зачастую оказывается самым верным. Придешь, как обычный новичок. Присмотришься. Если что покажется странным или подозрительным, фиксируй, сообщай. Дальше разберемся.

Так-так, личные дела, значит? В принципе, обычная практика в вузах, но Мареку было бы интересно почитать, что они там накатали. Что-то думалось ему, что дело не в предвзятости, а в том, что были данные, которые ему просто не положено знать. И все же, как ненавязчиво его подталкивали к мысли о причастности. Мол, смотри, дружок, мы тебе доверяем! И, кстати, «мы» – это профессор и Стефан? Или еще кто был завязан в авантюре с поисками?

– Что подозрительное?

– Мотив. Сбор энергии нужен для вполне конкретных целей. Человек не сможет потратить ее на себя, чтобы обрести душевное равновесие. Но ее можно истратить, например, на то, чтобы вылечить больного родственника или помириться с возлюбленным. Или даже вернуть в семью мужа или жену. Если ты узнаешь о семейных и личных отношениях своих новых сокурсников, легче будет определить, мог ли кто-то из них совершить воздействие.

– Вернуть в семью? То есть, можно заставить кого-то разлюбить другого и вновь полюбить себя?

– С таким запасом энергии – да, возможно. Надолго ли и с какими последствиями – уже другой вопрос, но механизм воздействия есть.

– Тогда почему же…

Марек осекся. Мог ли Левандовский быть настолько двуличным, чтобы притворяться охотником, являясь при этом таинственным злодеем? Что мешало ему воспользоваться ситуацией и влюбить в себя Халле? Если он знал и понимал механизмы перераспределения энергии, которые пока ни он, ни профессор Мареку не раскрывали.

Но Стефану хватило оговорки, чтобы догадаться, что Тедер имел в виду. Он резко остановился, и Марек, наконец, узрел, что и тот способен терять над собой контроль: кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели.

– Мне не нужна любовь Аурики, полученная подобным путем, если я правильно понял суть твоего недо-вопроса, – отчеканил Стефан. – К тому же, плохим бы я был сотрудником института, если бы использовал полученные здесь знания в столь неприглядных целях.

Марек промолчал. Оправдываться он явно не собирался, да и трепать лишний раз имя Халле ни к чему. И потом… кому, как не ему было знать, как неприятно, когда на твое чувство не ответили взаимностью! Стефан понял, что Марек не будет вступать в спор, резко развернулся и повел напарника внутрь здания, где показал доску с расписанием и подождал, пока тот сохранит в телефон фото. Холл был другой, хотя до последнего Марека не оставляло ощущение, что сейчас появится консьержка с котом на плече. Но нет. Потом Левандовский сопроводил Марека обратно во двор. Интересно, это забота или контроль? И знали ли они о том, что в первый день учебы Марек возвращался в институт и блуждал по нему в одиночестве? Наверняка, знали.

Хоть Марек и был предупрежден, все же возвращаться под свод арки, шагая с мостика во дворе института, оказалось не очень уютно. По спине прошелся мгновенный холодок от прохождения невидимого портала.

Стефан, дождавшись, пока тот исчезнет под сводами арки, присел и зачерпнул горсть слежавшегося снега. Умыл лицо. Щеки мгновенно закололо льдинками, но голове стало легче. Да, нелегко им будет общаться, особенно если Тедер не остановиться в своем желании уколоть его на счет Аурики. О том, что люди остро реагируют лишь на те намеки, что имеют под собой основания, он предпочел не думать.

8. МАРЕК

Домой я заходить не стал, сразу двинулся по направлению к той части города, где, как я надеялся, все же отыщется магазин игр. А заодно и его прекрасная продавщица, которую мне так сильно хотелось увидеть снова. Вспомнив о нашей размолвке, я разозлился. Подумаешь, прогулялись вместе. В конце концов, я в городе не для развлечений. Сейчас начнется учеба, диплом надо писать, да и подработку не мешало бы найти. Потом на смену браваде пришло отвращение: уж себе-то врать зачем? Ни одно дело в мире сейчас не могло по важности затмить мое желание помириться с Висой.

Когда, месяц назад, я принял великодушное предложение Халле пожить в квартире ее мужа, я не знал, что меня ждет. Открываешь глаза и вместо обычного беленого потолка видишь изысканную лепнину и блики от солнца, пробивающиеся сквозь цветные витражи окон. Сложно понять, кто ты и где. Санна мой переезд восприняла с облегчением, которое даже не удосужилась скрыть. Отец – сдержанно, и я не смог разобраться, чем вызвана его реакция – таким же облегчением или разочарованием. А чего он ждал? Что я изо дня в день продолжу смотреть на их семейную идиллию? Нет, решение съехать было хоть и запоздалым, но правильным во всех отношениях!

Правда, как я быстро понял, сам по себе переезд мало что изменил. Если дома я отвлекался на внешние раздражители вроде тихих смешков и перешептываний, доносящихся из столовой, то теперь, предоставленный сам себе, столкнулся с внутренним разладом, от которого порой хотелось лезть на стену. Я с трудом заставил себя признаться, что за моими постоянными нападками на Санну скрывался страх пустоты, бесцельности собственного существования. Что у меня было? Друзья, с которыми я не общался уже много месяцев? Учеба в институте эмоций, где я то и дело яростно хлопал дверьми и тем вызывал пересуды? Или учеба по специальности, которую я выбрал вовсе не из любви к чертежам и расчетам, а в надежде, что она сулит мне интересные поездки? Путешествия, которые утратили смысл из-за того, что их не с кем было разделить? Общение с отцом, наполненное застарелыми претензиями и обидами?

Кто бы еще год назад сказал мне, что я буду терзаться подобными мыслями, я бы первый посмеялся! Двадцать лет – не тот возраст, чтобы разочароваться в жизни, полной заманчивых перспектив. Но, тем не менее, избавиться от навязчивых мыслей о тщетности жизни оказалось не так просто.

Напрасно я вспоминал чужие истории о болезнях, потере близких или битве за выживание. Они не утешали и не спасали от разочарования. Даже работа с Халле по проекту, которая помогла мне определить, что кроется за моим настойчивым желанием досадить отцу и Санне, закончилась, и я словно вернулся в исходную точку. Привыкнув к тому, что с самого утра мысли о собственной никчемности наваливаются на меня тяжелым грузом, я не сразу сообразил, что мое второе утро в Юблече стало иным. И дело оказалось вовсе не в Пуне, которая упорно старалась выцарапать из-под одеяла мои голые пятки. И не в том ворохе информации, что свалил на меня Левандовский. И даже не в чудесном перемещении под арками. Дело было в мыслях о Висе.

Я встретил девушку, которая смогла за один день вернуть мне веру в то, что жизнь имеет свои прелести. Встретил – и тут же испортил все, что мог. Я так и не понял, почему она так сильно обиделась на пустячную, казалось бы, реплику, но допускал, что за чужими словами мы часто видим свои потаенные смыслы. И теперь у меня появилась четкая цель: исправить свою ошибку. Охота за неведомым эмоциональным монстром пока еще казалась далекой и смутной, а вот увидеться и поговорить с Висой я мог уже сейчас. И не собирался это откладывать.

Следовало бы спросить у кого-нибудь дорогу, но я упрямо продвигался от здания к зданию, выглядывая знакомую вывеску. Улицу же я нашел сам, найду и магазин. Меня охватило странное, но стойкое ощущение, что если я разыщу магазин самостоятельно, то с Висой мне повезет. Глупо, конечно! И ровно в тот момент, когда я, замерзший и уставший, готов был сдаться и обратиться к владельцу ближайшей лавочки, я, наконец, увидел знакомую витрину.

Дверь оказалась заперта, хотя было только четыре часа. Может, все дело в ветре, который уже уверенно задувал с моря? Говорил же Стефан, что жизнь здесь затихает, когда ветер набирает силу? Над городом сгущались тучи, и создавалось ощущение, что сейчас уже глубокий вечер. Сквозь витрину я разглядел лишь тускло перемигивающуюся гирлянду, развешенную вдоль стеллажей с товаром. Отступил на шаг и запрокинул голову. В окнах второго этажа горел свет, и это обнадеживало. Если здесь все устроено, как в Валновице, то семьи, держащие бизнес, живут, как правило, в квартирах над своими лавками. Виса упоминала, что магазин принадлежит ее деду, значит, оставался шанс о ней разузнать.