Жена шаха и колдун

Теперь Хераниса видела в полутьме лицо мужа лучше, чем при свете. Она никогда не думала, что смятение, боль и безнадежность, написанные на его лице, могут доставлять ей такое наслаждение. Все эти годы она лишала себя такого необычного удовольствия. Она пришла в ярость оттого, что это наступило так поздно, что каждый раз, вставая из-под этого тюрка, она чувствовала себя грязной тряпкой. Вместо того чтобы быть женой фарса с красивым и чистым телом, ее судьбой стал это волосатый, неотесанный тюрок. И она рано или поздно должна была отомстить за свою судьбу. За то, что этот никчемный, слепой тюрок в свое время был первым мужчиной у шестнадцатилетней красавицы, он должен был ответить. Иначе это осталось бы несправедливостью.

– Ты никчемный, тупой… тупой! О, Аллах, как мне быть? Пепел мне на голову! И это моя судьба!..

Таким образом, недовольно ворча, Хейраниса встала с Мухаммеда Мирзы, но уже гордо и как победитель. Слезая с постели, краем глаза взглянула на мужа. Он лежал, съежившись. Словно стесняясь своего голого тела, он рукой подтянул одеяло и укрылся. Хейраниса, желая получить еще большее удовольствие, продолжала смотреть на него. Молча. Продолжала смотреть, даже медленно одеваясь. Тем самым она доставляла ему еще большую боль. Чтобы окончательно добиться своего, его надо было совершенно раздавить и унизить.

Мухаммед Мирза лежал, отвернувшись. Он не знал, что говорить, как объяснить свое сегодняшнее состояние. Жизнь для него кончилась. Он не знал, как ему после этого смотреть в глаза визирей, тысячников. Если они узнают об этом, не станет ли он для них посмешищем? Хейраниса была молодой и похотливой. Надо было закрыть ей рот. Для того чтобы эта весть разнеслась, достаточно, чтобы об этом узнала хотя бы одна женщина. Пока она не ушла, нужно ее уговорить.

Приняв такое решение, Мухаммед Мирза встал и стал одеваться. Видя, что Хейраниса собирается выйти, сказал:

– Ханум, задержись.

Как только она повернулась к нему, сын шаха опустился на колени, пополз к ней, обнял за ноги.

– Ханум… Хейраниса, я сделаю тебя шахиней… Мехди Ульей. Никто тебе в нашей области и так не перечит. И во дворце всеми делами управляешь ты. Но если ты кому-то откроешь этот секрет, я с тобой разведусь. Тогда ты потеряешь все: власть, богатство, уважение…

Хейраниса не ожидала подобного выпада, подобной угрозы со стороны мужа. Коса уже нашла на камень. В будущем ее ждали большие дела. Она хотела быть такой же властной и упрямой, какой и полагается быть настоящей Мехди Улье. С этим же тюрком надо было еще немного поиграть. Придав лицу великодушное выражение лица, она наклонилась, разжала руки мужа:

– Встань, встань, мой шах. – И, чтобы, якобы, сгладить ситуацию, нежно произнесла: – Ну что ты говоришь? Ты мой муж. Такое может быть в каждой семье. Рано или поздно это должно было случиться. Но это наш секрет, и он останется здесь. Никто не должен знать о нем. Жизнь моя, я всегда была готова пожертвовать своей молодостью ради тебя. Но… – Она сделала паузу, чтобы взвесить каждое слово. – Но есть одно условие.

Мухаммед Мирза, воодушевившись, встал с колен. Главным было то, что она могла дать ему слово.

– Я согласен с любым твоим условием.

Она кокетливо повела плечами, но голос оставался властным.

– Я теперь несчастная женщина. Я должна чем-то развеять свое горе. С этой минуты в моих делах не должно быть никаких препятствий. Никто не должен вмешиваться в мои решения. Это может прогневить меня. Я хочу быть абсолютно независимой. Как вне дворца, так и внутри все решения должны выполняться без твоего согласия и дозволения. Хорошо, мой шах? Договорились?

Сын шаха, хотя и ничего не понял из всего сказанного, но в знак согласия кивнул головой.

– Конечно, договорились. Завтра соберу всех и объявлю указ. Я это понял еще девятнадцать лет назад, при первой встрече. И мнения своего не изменил.

Это Хейранисе и было нужно. Все получилось даже лучше, чем она ожидала. Для будущих дел это признание сына шаха было важным. Сегодняшняя виртуозная игра и великолепная победа воодушевили ее, она получила от случившегося настоящее удовольствие. Внутри ее все словно осветилось от радости. Взяв мужа за подбородок, она внимательно взглянула на него. Вечно щурившийся из-за слабого зрения Мухаммед Мирза теперь словно не хотел ничего видеть. Хейраниса поднесла свои пухлые губки к его холодным губам, прикоснулась к ним, словно стараясь разделить с ним свою сегодняшнюю сокрушительную победу. Но… Теперь эти губы были совершенно бесчувственными. Пылко произнеся «договорились», она пошла к двери и исчезла в проеме. А Мухаммед Мирза, в нижнем белье, все еще стоял посреди комнаты, словно прикованный.

На следующий день колдун, получив увесистый мешочек с золотом, понял, что его колдовство оказалось удачным. Он возрадовался и не стал надолго задерживать Зиньят. Хотя и на этот раз не удержался по достоинству оценить ее красоту. Если служанка была такой красивой, то хозяйка ее должна быть еще лучше… Если он смог завлечь в свои сети эту, с легкостью сможет завлечь и ее госпожу. Как правило, красивые женщины никогда не имеют красивых подруг и не берут красивых прислужниц. Они предпочитают прислужниц умных или сильных. Теперь стоило удовлетворять потребности жены, у которой муж потерял мужскую силу. Своим секретом он загнал себя в ловушку. Колдун давно был наслышан о красоте жены сына шаха, но ни разу не видел ее даже издалека. Теперь в этом появилась необходимость. Он чувствовал, что она сделала мужа импотентом не из-за любви к другому. Здесь, кажется, были другие причины. Тогда почему его интересы, цель должны ограничиваться одним мешочком золота?

Она же всегда считалась красивой женщиной. А с красивых всегда можно взять нечто большее. У них, как правило, сильная душевная мощь. Всегда считалось целесообразным вытягивать из красивых и целомудренных их силу. После этого они слабели и заболевали. У этой ханум силу вытягивать не стоило. Потому что лечить ее потом заставили бы его.

Колдун и Абу Насир

Тахмасиб шах вдруг неожиданно заболел и опять слег. Два года назад такое уже случалось, и все уже думали, что он больше не встанет. Но все, к счастью, обошлось. Все придворные, как и тогда, разделились на два лагеря. Одна сторона поддерживала Гейдара Мирзу, другая сторона хотела видеть наследником и шахом Исмаила Мирзу, более девятнадцати лет содержавшегося в крепости Гехгехе. Перихан ханум возглавляла сторонников Исмаила Мирзы.

Но теперь противоборствующие стороны не теряли бдительности, ибо в тот раз после выздоровления шах упрекнул одних в неверности, других отдалил от дворца, отправив в удаленные области. Никто уже не хотел повторять ошибок, но и самоуспокаиваться тоже не желал никто. Когда известие о болезни шаха дошло до Газвина, мюриды не придали этому значения. Большинство населения Газвина родилось именно в период правления шаха Тахмасиба и даже успело состариться. За эти годы было столько известий о болезни шаха… Ведь не шутка – Тахмасиб шах правил страной больше пятидесяти трех лет! Многие всерьез считали, что шах никогда не умрет. Прошлый раз, когда правитель заболел, население, собравшись у дворца Чехелсутун, дневало и ночевало у его стен. Люди молились за своего шаха – потому что понимали: смерть шаха опасна для государства. Новому же шаху, чтобы всецело заявить о себе, нужно время. Глядишь, вдруг воевать начнет?.. Войны не любил никто. Население этих областей не желало трофеев, добытых у противника. Другое дело, если бы на страну напал Султан Сулейман. Тогда на джихад можно было подняться. Среди собравшихся на площади перед дворцом были и такие, кто желал вдоволь поесть на поминках старого шаха или же разжиться подарками нового. Однако, через несколько дней Тахмасиб шах, выздоровев, встал с постели. А народ, покинув площадь, пошел по своим делам.

Тахмасиб, будучи шахом, оставался простым человеком, как и многие другие обычные люди. Он прекрасно понимал, что рано или поздно его заберет к себе тот, кто его создал. Но очень не хотел умирать тогда, когда знать разделилась на два лагеря, произведя раскол в стране.

…Сегодня все было словно по-другому. Будто все изменилось, все цвета поблекли.

Солнце садилось; на город, а также на сад, который шах считал «райским», накатывалась темнота. Сердце у шаха, лежавшего на ложе, сжималось, чувствовал он себя неспокойно. Ему казалось, что он уже не оправится от болезни, что вместе с солнцем закатится и его жизнь, и он больше никогда не увидит восход.

Ближе к закату он выпил лекарство, которое предписал его врач Абу Насир; стало легче, боль чуть отступила, шах даже почувствовал себя бодрее. Хотел встать, но врач категорически запретил ему это. Лежа в постели, он опять стал думать о будущем. «Кого сделать наследником? Старший, Мухаммед слишком слаб, да и управляет им жена. Ты только посмотри на упрямство дочери фарса!.. Был бы энергичней, не отдал бы власть жене. В мусульманском и тюркском мире это считается большим грехом. В кого он пошел такой? Мямля, который не может справиться с женой, способен разве противостоять волкам и шакалам государства? Тогда кому передать власть? Исмаилу Мирзе? Нет! Уже девятнадцать лет, как он удален от государственных дел, при этом очень мстителен, злобен и жесток. Но и его надо уберечь. Если я умру, братья сотворят козни, воспользуются тем, что он в заключении, убьют его. Передать власть Гейдару Мирзе? Неплохой вариант. Несмотря на то, что ему всего двадцать лет, он способный, пользуется во дворце авторитетом. Но ему противостоит дочь Перихан. Говорит, что наследником должен быть сын, рожденный от тюркской женщины. В принципе, она права. Но ведь я, ради того чтобы объединить все народы государства, женился на женщинах других наций. То, что его мать не тюркского происхождения, отнюдь не трагедия. Главное то, что в его жилах течет кровь тюрка. Мне давно надо было удалить ее от государственных дел, не допустить участия в собраниях дивана. О, если бы Перихан была мужчиной!»

Он уже устал от этих дум, а конкретного решения все не было.

– Прикажите зажечь свечи и светильники, что-то стало темно, – дал задание стоящим у изголовья Гейдару Мирзе и Абу Насиру Тахмасиб шах.

Слуги бросились выполнять приказание; Гейдар Мирза, не двигаясь, смотрел на отца.

– Кызылбаши очень обеспокоены, мюриды читают молитвы. Для того чтобы навестить шаха, пришла вся знать, явились эмиры, женщины…

Тахмасиб шах сделал слабое движение рукой, лежащей поверх одеяла:

– Нет, не надо. Скажите, что все хорошо, пусть все уйдут. Иншаллах, встречусь с ними завтра. Ты и врач останетесь сегодня со мной. – И добавил, с трудом повернув голову в сторону Абу Насира: – А ты приготовь еще то самое лекарство. Эти боли в мгновение ока возвращаются. Не могу я уже…

Врач, приложив руку к груди, поклонился и вышел из комнаты.

Колдун вышел из большой комнаты и прошел в маленькую. Взял кувшин с водой для омовения, смочил одну руку, потом другую. Вода, лившаяся из кувшина, ударялась о стенки пустого тазика, издавая звук дождя. Вытерев руки, колдун вернулся в большую комнату, открыл стоящий в углу украшенный металлическими накладками сундук, вынул из него запечатанный редким веществом – сургучом – черного цвета кувшин с двумя ручками. Ядом, которым был наполнен кувшин, можно было бы умертвить целую армию. Тело колдуна покрылось мурашками, кувшин в руке задрожал. Быстро положив его обратно, колдун вынул из сундука красный шелковый кушак и повязал его на поясе вместо своего черного. Черный же, аккуратно сложив, убрал в сундук. Все это он сделал спокойно, без лишних движений. В его работе торопливость была противопоказана. Потом вынул из сундука чашу, украшенную надписями снаружи и изнутри, а также расписанную толстую свечу. Из маленького сундучка достал один из принесенных служанкой Зиньят мешочков, развязал его, вошел в очерченный углем круг посреди комнаты. Положив все это на середину круга, колдун принес из маленькой комнаты воды, налил ее в чашу, и установил в ней свечу. Зажегши свечу, вынул из мешочка клочок волос, положил в неглубокую медную миску и убрал за пределы круга все ненужное. Над свечой поставил металлический треножник с открытым верхом, долго потирал ладони, потом стал шептать.

– О, мой хозяин, помоги мне. Не обделяй меня поддержкой. Я никто и ничто без тебя. Помоги мне, мой хозяин!

Когда колдун закрыл глаза и поднес ладони к посуде, он почувствовал в руках дрожь. Это означало, что хозяин был с ним рядом. Через некоторое время он поможет ему. В этот момент волосы в миске поднялись вертикально, потом прилипли к его ладоням. Дно же неглубокой медной миски исчезло, от него остался лишь круг. Расстояние между ладонями и горящей свечой уменьшилось. От жара свечи волосы сморщивались, потом, испепелившись, падали в воду в чаше. Закончив эту работу, колдун опять подержал руки над свечой, потирая ладони. Потом убрал из круга треножник и посуду, удобно уселся, скрестив ноги, и продолжил работу. Теперь он потирал руки с еще большей силой. Держа их над водой около двух часов, колдун думал лишь о лекаре Абу Насире. И вот, наконец, произнес:

– Теперь ты должен слушаться только меня, Абу Насир. Где бы ты ни был, ты должен слушать только меня, выполнять только мои приказы. Теперь ты не свободен! Теперь я твой хозяин! Я твоя черная чуха, Абу Насир! Я могу тебя сделать счастливым и могущественным, Абу Насир!

Не отводя взгляда от свечи, колдун еще некоторое время сидел, не двигаясь. Он мысленно отправлял приказы лекарю шаха.

…Абу Насир, получив поручение шаха, вышел в коридор и направился в свою комнату. Он радовался тому, что настойка, приготовленная им, хотя и немного, но облегчила страдания шаха. Он был уверен, что после того, как шах выздоровеет, он обязательно наградит его. Так было и в прошлый раз. Но, когда он дошел до двери, почувствовал острую боль в голове. Ему казалось, что кто-то протыкает ему голову шилом. В глазах потемнело, лекарь застонал. С трудом отворив дверь, он буквально ввалился в комнату и еле доковылял до стола. Дрожащими руками налил в пиалу лекарство из одной из многочисленных склянок с наклейками и выпил. Глубоко вздохнул. Но прошло время, а боль только усилилась. Его это очень удивило. Потому что обычно от этой настойки боли у человека мгновенно прекращались. Теперь же этого не случилось. В голове вновь загудело, слышались какие-то звуки, иногда напоминающие человеческую речь. Вдруг в голове ясно послышался чей-то голос:

– Ты теперь в моем подчинении, Абу Насир! Я твой хозяин! Пока ты не выполнишь мои приказы, боли тебя не оставят, Абу Насир.

Вначале ему показалось, что от боли у него начались галлюцинации. Он читал, что при обострении болей такое случается. Иногда это бывает в легкой форме, но в некоторых случаях человек даже теряет рассудок. Но не мог же он в одно мгновение заболеть! Обычно такие заболевания носят душевный характер и возникают после продолжительной болезни. Как могло такое случиться со здоровым как сталь организмом?

Шум в голове не прекращался. Обхватив голову руками, Абу Насир застонал и упал. Боль усиливалась, голос в голове становился все явственнее:

– Если не будешь выполнять мои приказы, боль будет сильнее, Абу Насир.

Лекарь, всю жизнь честно зарабатывавший врачеванием, уже не мог сопротивляться нарастающей дикой боли. Он чувствовал, что другого выхода, как подчиниться этому неизвестному, у него нет. Только бы избавиться от боли! Он должен был ответить неизвестному.

– Я согласен, – застонал Абу Насир.

В ту же минуту боль в голове прекратилась. Ему даже показалось, что все, что было минуту назад, случилось не с ним. Теперь он очень хорошо слышал голос неизвестного владыки.

– Подсыпь в лекарство шаха слоновью дозу яда. Подсыпь… подсыпь… подсыпь яд… подсыпь… подсыпь…

Абу Насир уже абсолютно не владел собой, он был в полной власти голоса в голове, но каким-то отдаленным чувством в самом отдаленном уголке мозга понимал, что неизвестный толкает его на очень тяжкое преступление. Собравшись с силами, он попытался возразить:

– Н-е-е-т…

Этот еле хрипящий ответ он и сам не услышал, но недавние боли в голове начались с новой силой, в мозгу вновь невыносимо загудело. За свою жизнь он ломал ноги, руки, обжигал пальцы, но такой боли никогда не испытывал.

Боль усиливалась, Абу Насиру хотелось выть. Но он не мог даже крикнуть, будто кто-то силой загнал его голос вовнутрь. Теперь чувство было такое, что его мозг протыкают уже не одним, а целым десятком острых шил. Сил терпеть эту пытку больше не было.

– Хорошо, хватит, сделаю все, что ты скажешь!

Боль прекратилась. Некоторое время Абу Насир не мог двинуться. Будто кто-то сидел у него в голове и управлял им. Если бы он кому-нибудь сказал об этом, над лекарем сильно посмеялись бы. Вдруг подумав, что невыносимые боли могут повториться, он встал и быстро пошел в сторону комода. Протянув руку за склянкой, на мгновение застыл. И в этот же момент голос в голове вновь зазвучал. Открыв верхний ящик, Абу Насир немного покопался в многочисленных склянках, потом нашел небольшую бутылочку. На ней арабской вязью было написано «Яд». Абу Насир дрожащими руками взял бутылочку. Это яд был способен убить десятки слонов. Об этом страшном зелье во дворце знали всего лишь двое: он и шах Тахмасиб! Яд, приготовленный по поручению шаха для других, теперь нужно было использовать против него самого. Абу Насир прекрасно понимал, что ему будет за это, но он был под полным влиянием голоса в голове. Избавиться от него было невозможно. Голос в голове присутствовал постоянно, а боль притаилась где-то рядом. Никогда за всю свою жизнь Абу Насир не ощущал такой боли.

В другой части комода была склянка с лекарством для шаха, которое он приготовил ранее. Взяв склянку, лекарь посмотрел на нее долгим взглядом. Руки вновь задрожали. Он мог сию секунду уронить и разбить склянку. Он уже хотел положить ее на место, как боль в то же самое мгновение ворвалась в его голову и ушла. Не дожидаясь повтора, лекарь с ювелирной точностью насыпал в склянку с лекарством щепотку яда, взболтнул, перемешивая.

Вне склянки властвовал ангел жизни, внутри – смерти.

Абу Насир абсолютно не думал над тем, что ожидает его впоследствии… Он уже полностью подчинялся силе, вселившейся внутрь его тела. Он готов был делать все, что прикажет его таинственный хозяин. Не было уже и страха. Что могло быть страшнее той боли? Он налил перемешанную жидкость в пиалу, поставил ее на поднос, накрыл чистым полотенцем…

Над шахским дворцом сгустились черные тучи…

…Когда Абу Насир вошел в шахские покои, Тахмасиб шах дремал. Гейдар Мирза сидел, держа в руках подушку. На скрип двери шах открыл глаза, увидев в руках лекаря поднос, обернулся в сторону Гейдара Мирзы:

– Подложи мне под голову подушку.

Принц вскочил, помог шаху приподняться и выполнил просьбу. Сменивший позу Тахмсиб шах на некоторое время ощутил боль. Лицо сморщилось, он обвел глазами комнату. Увидев стоящего лекаря, взглядом попросил у него помощи.

Абу Насир поставил поднос на столик, снял с пиалы полотенце. Спокойно, даже с легкостью поднес пиалу к губам шаха:

– Пей, мой шах, это твое возрождение!

В другое время Тахмасиб шах потребовал бы объяснения этой фразе, но теперь он был не в таком состоянии, чтобы обращать внимание на слова Абу Насира, и с помощью лекаря выпил лекарство. В эту же минуту в душе Абу Насира наступило спокойствие, он почувствовал, что обрел свободу. Потом он испытал невыразимое счастье, словно его приравняли к отцу всех лекарей мира Абу Али ибн Сине. Это чувство будто возвысило его. Он вытер капельки лекарства, пролившегося на бороду шаха, потом, наклонившись к уху шаха, произнес:

– Это и мое возрождение, мой шах!

Сказал – и тут же осознал, какое преступление совершил. Он изменил человеку, которого безмерно любил и уважал. Ему стало плохо, ноги задрожали. Лучше бы он сам выпил это зелье!.. Что он сделал?

Упав на пол возле ложа шаха, он завыл:

– Прости меня, мой шах!

Состояние больного стало резко ухудшаться, лицо его то бледнело, то становилось багрово-красным, глаза выкатились из орбит. Вдруг взгляд его остановился на пиале, которую Абу Насир все еще держал в руке… Он понял, что лекарь подлил в лекарство яд. Шаху стало жутко. Он всю жизнь боялся смерти именно посредством отравления ядом – слишком много на его памяти было таких случаев. Поэтому шах научился остерегаться. И это ему помогало. Но сегодня, видимо, была не судьба, ангел смерти оказался у изголовья, а он упустил этот момент, не смог найти время, чтобы упорядочить государственные дела.

С трудом пересилив себя, шах привстал:

– Да накажет тебя Аллах, Абу Насир! Что ты наделал?! Мне нужно было еще чуть-чуть времени, чтобы все поставить на свои места. Теперь в стране начнется хаос, брат будет убивать брата. Ах, Абу Насир, будь ты проклят…

Последнюю фразу он произнес хриплым, угасающим шепотом. Голова шаха откинулась на подушку…

Падишах на день

После этой жуткой ночи для Гейдара Мирзы самое страшное было еще впереди. Сколько дней и ночей он не отходил от постели больного отца, ухаживал за ним!.. Теперь он смотрел то на неподвижное тело шаха, глаза которого так и остались открытыми, то переводил взгляд на распластавшегося возле ложа дворцового лекаря, не зная, что предпринять. Отец учил его многим премудростям для выхода из безвыходного положения, но вот этот случай не учел, забыл о нем. Он еще раз внимательно посмотрел в открытые глаза отца, на его крупное тело. Он не был похож на умершего. Может, он проверяет, испытывает его? Глаза – зеркало души. И они были словно живыми, глядели на Гейдара Мирзу. Тот, не выдержав этого пристального взгляда, ладонью прикрыл веки усопшего. Только сейчас он поверил, что отец умер. Теперь все зависело от его способностей и находчивости. Перед его глазами стоял трон. Разве не для него его оставил отец? Надо было, чтобы об этом узнали все. Схватив за руку Абу Насира, рывком поставил его на ноги:

– Я не расслышал, что сказал шах в последний момент?

Абу Насир все ждал, что на него обрушится карающий меч, правда, не знал, с чьей стороны последует удар. Но то, что спросил Гейдар Мирза, его буквально отрезвило, словно пробудив ото сна: «Значит, он ничего не понял!» Это первое, что пришло ему в голову. Но потом Абу Насир попытался разгадать истинный смысл вопроса принца. Единственным путем к спасению были слова, которые понравятся Гейдару Мирзе. Если он скажет то, что будет тому по душе, это либо оставит его голову на плечах, либо избавит от веревки. Сын, кажется, вообще не подозревал лекаря. А может, ему смерть отца была вообще на руку? Ведь у принца, стоявшего у изголовья умершего отца-шаха, могла быть лишь одна мечта…

Как только до Абу Насира это дошло, он грохнулся на колени и поцеловал край яркого, расшитого золотом халата принца.

– Поздравляю вас, мой шах!

Гейдар Мирза вздрогнул. Это был миг, которого он жаждал долгие годы. Разве не этих слов он ждал от лекаря? Еще недавняя тревога, волнение, обуревавшие принца, сменились надеждой стать шахом, которая из искорки постепенно разлилась по всему телу. В голове, словно молнии, пронеслись тысячи мыслей. «А кто, кроме меня, может быть шахом? Исмаил в крепости Гехгехе, Мухаммед в Герате, а я во дворце. Надо действовать! Иначе через некоторое время сторонники Исмаила, особенно моя сестра Перихан, воспрепятствуют этому. В первую очередь надо нейтрализовать ее. Во дворце очень много ее сторонников».

Гейдару Мирзе страшно не хотелось оставаться бездеятельным. Эти мысли подталкивали его. Если власть возьмет другой, в первую очередь уберут его, Гейдара Мирзу. Нет, этого допустить нельзя. Другие, так же, как и лекарь Абу Насир, должны преклонить перед ним колени.

Схватив за грудки Абу Насира, принц поднял его с колен.

– Забирай свои лекарства и уходи к себе комнату. Понадобишься, позову! Ты умный человек. Сегодня тебе может повезти!

Дворцовый лекарь ожидал совсем не этого. Все произошедшее казалось ему сном. Кажется, ему на самом деле повезло: отравил шаха, но об этом не знает даже его сын и не пытается разобраться, более того, он, кажется, даже готов благодарить за это.

Спешно собрав все свои лекарства на поднос, лекарь распахнул дверь и исчез в коридоре.

Принц подошел к гонгу, два раза ударил по нему. Дверь отворилась, показался стражник.

– Позовите мою мать! – властным тоном произнес Гейдар Мирза.

Он уже ощущал себя шахом, владельцем трона. Приосанился, как отец, придал себе величественный вид. Стражник, уходя, мельком взглянул на тело шаха, лежавшее на ложе.

Через некоторое время в покои шаха вошла мать. Гейдар Мирза попытался придать лицу хладнокровное выражение.

– Матушка, дай вам Аллах здоровья, шах отправился в праведный мир. Что нам делать теперь?

В самые трудные минуты шахине удавалось сохранять хладнокровие, и Гейдара Мирзу всегда восхищало это качество матери. Она и теперь была спокойна и равнодушна с виду. Даже услышав о смерти мужа, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Подойдя к ложу умершего, она внимательно посмотрела на посеревшее лицо Тахмасиб шаха. Попыталась вспомнить годы, прожитые с ним. Во дворце ее жизнь протекала прекрасно, без забот и горя. Но даже эти воспоминания не смогли выжать из ее глаз хотя бы слезинку. Была ли он с ним счастлива или нет, теперь не имело значения. Главным было то, что шах умер, а ее сын стоял в шаге от шахства. А значит, и она была в шаге от власти.