Полная версия
Нюрочка и другие рассказы. Наша жизнь в стране Советов…
Бабушка Валя помолчала и отвечает:
– Нет, рано еще юношей звать.
– Ну, тогда – отроком! – отреагировала бабушка Бася, употребив дореволюционное слово.
– Фу, фу! – сморщился Алёшка и добавил с умным видом: – Это звучит как «грыжа»!
Новогодний поросенок
Какое счастье – добрые и заботливые дети! У нас есть сын, наша радость.
Сын – это гораздо лучше, чем дочь. Во-первых, он «отрезанный ломоть». В том смысле, что редко бывает дома, поэтому редко отрезает у нас ломоть.
Во-вторых, он оправдывает выражение «дети – это цветы жизни, но лучше, если эти цветы растут на чужом огороде». В том смысле, что у нашего сыночка тоже есть дети: два мальчика. Так вот, эти мальчики живут со своими мамами, т.е. с бывшими женами нашего сыночка. Он им принес такую радость. Наш добрый аист. А его дети тоже принесут кому-то радость.
Сынок такой заботливый, часто предлагает отвезти нас куда-то по делам на машине. И денег не просит. Вот разве только на бензин. Только на бензин!
Это ничего, что за эти деньги мы могли бы добраться до города Парижа и обратно. Зато какая радость от общения! А что бензин? Такие мелочи.
Мы любуемся им: какой красивый и умный мальчик, боже ж мой! Его все любят. Да и как не любить – Аполлон! А если заговорит, – сам Цицерон! Заговорит любую девушку так, что она его еще и танцует! В том смысле, что она за все платит.
Он гордый мальчик, он ничего не хочет брать, но разве можно обижать женщин? Он же воспитанный: дают – бери, а бьют – беги. Он берет, а что делать?
А недавно он надавал сдачи какому-то пьяному типу, а тот оказался переодетым милиционером. Но кто же знал? Всего не предугадаешь. Пришлось много заплатить, теперь много лет надо латать бюджет. Но кто же знал? Воспитали интеллигента, но кто это оценит теперь?
Мы гордимся, что наш мальчик такой сильный.
А какой он внимательный, вы знаете? Это же уму непостижимо! У кого еще есть такие дети? Таких детей больше нет.
Помню, в позапрошлом году на Новый год он принес нам подарок – справку, что он наконец-то, почти через десять лет, восстановился в институте! Это была такая радость в доме. Он так за нас переживал, беспокоился, чтобы сделать нам приятно. Правда, он до сих пор еще не приступил к учебе, потому что за эти годы институт стал платным и, вообще, поменял профиль. Но мальчик когда-нибудь окончит институт; мечты – это тоже радость!
Такой грабеж – платные институты! А мальчику надо одеваться, что-то кушать, он хорошо кушает, с аппетитом, слава Богу.
И тот ноутбук, компьютер в чемодане за две тысячи американских баксов, что, ему не нужен? А как вести переписку с друзьями, читать новости в интернете, – не газеты же покупать! Недавно купил себе шикарный костюм за пятьсот баксов. И все время гол как сокол, потому что наш мальчик все еще растет. Правда, теперь уже вширь. Одни бицепсы! Красавец! Лицо, правда, стало очень большое, а так – богатырь! Илья Муромец вместе с Добрыней!
А как он порадовал нас за день до этого Нового года! Пришел 30-го декабря домой с ночевкой – счастье! Мы наготовили еды, кружились вокруг него, щебетали над нашим птенчиком, скормили ему все новогодние блюда – такая радость! Это ничего, что мы ночь не спали, потому что сыночек разговаривал по телефону с друзьями. Потом долго лежал в ванной и все время разговаривал, периодически роняя в воду телефон, пока тот окончательно не захлебнулся.
Зато как покойно и тихо стало, когда он, наконец, уехал, наш любимый мальчик, забрав с собой для друзей ароматного новогоднего поросенка. Поехал праздновать Новый год с ребятами наш птенчик. Мы так рады. Долго еще принюхивались к ароматному пряному запаху поросенка, судорожно глотая слюну.
У нашего сыночка такой хороший вкус, он такой гурман, такой милый!
Поросенок, наверно, был очень вкусный. Счастья тебе, сынок!
Я стою себе случайно мимо
Воспоминания об Одессе
«Я стою себе случайно мимо», – так обычно начинает свой рассказ мой любимый племянник из Одессы. Сколько интересного удается там увидеть и услышать, когда «стоишь себе случайно мимо». Эта колоритная фраза, обладательницей которой я стала, наполняет счастьем.
В Одессе, если стоишь случайно мимо, то немедленно становишься не только слушателем, но и участником беседы, почти родственником, даже если ты всех видишь в первый и последний раз в жизни. Народ проникается бедами и проблемами других, реагирует, советует, и это в Одессе нормально, никто не удивляется, тебя охотно принимают в разговор как равного.
Попробуйте вы где-нибудь в другом городе влезть в чужой разговор, когда «стоишь случайно мимо»! Куда только не пошлют! В лучшем случае отвернутся или смерят взглядом с головы до ног.
Рядом стоит компания, и один рассказывает о своей поездке к родственникам.
– Ви знаете, они там, в Америке, так быстро растут по служебной лестнице! Моя тетя была здесь, в Одессе, уборщицей на чайной фабрике. И вдруг за столом в Америке она всем говорит, шо она была директором этой самой фабрики! Я ей говорю: «Тетя Изя, вы шо? Вы же были уборщицей». А она мне отвечает: «Молчи, Фима, ты не знаешь».
Крошечная мастерская по пошиву и ремонту обуви в глубине одного запутанного одесского дворика. Мастер средних лет с умными глазами спросил, полуутверждая:
– Вы не из Одессы?!
– А шо, заметно? – отреагировала я.
– Неужели из нее самой? – спросил он, намекая голосом на столицу Советского Союза.
Пока клеилась моя подошва, мы вели светскую беседу на разнообразные темы, благодаря которой я услышала интересную теорию, что есть женщины и бабы. Мастер был настоящим философом и актером, изображая в лицах диалоги и сопровождая все своими комментариями:
– Приходит тут как-то вся из себя ТАКАЯ дама, цены ей нет, и обращается гордо: «Мне вас порекомендовали». Я якобы заинтересовался, но продолжаю работать.
Мастер голосом и поднятием бровей все изобразил, давая понять, что от «ТАКОЙ ценной дамы» он уже ожидал какую-то очередную женскую непредсказуемость, так как давно разделил весь слабый пол на женщин и баб, черпая в этой философии какую-то усладу, видимо, так ему было легче. В результате дама, конечно же, оправдала его ожидания.
– Вы сможете это сделать? – опять спросила гордая дама. Но мастер молчал, продолжая выдерживать паузу. – Мне вас очень порекомендовали, – терпеливо, как врач больному, упорно продолжала настаивать дама. Когда рекомендуемый понял, что осада ожидает быть долгой и объяснений не дождаться, он неожиданно быстро приложился щекой к высокой стойке и уточнил, лежа на ней и грустно глядя боком в глаза даме:
– Мадам, я могу узнать, шо вы хотите, чтобы я смог для вас сделать?
– Мне сказали, шо вы сможете это сделать, – опять продолжила дама и полезла что-то искать в сумке. Мастер терпеливо ждал, лежа щекой на стойке. Наконец вспотевшая гордая дама достала из глубины сумки браслет для часов и сунула его под нос мастеру по пошиву обуви.
– И шо? – спросил он.
– Это браслет, – сказала терпеливо дама и добавила: – Он поломался.
Мастер тяжело вздохнул и принялся за свою прежнюю работу.
– Так это не ко мне, это – за углом… Вы поняли? Так это была не женщина, это была баба, – сказал он, уже обращаясь ко мне. И тут же, не останавливаясь, добавил еще один рассказ:
– Моя жена была молодая, уставала на работе, я однажды ее пожалел, решил побаловать, к ее приходу все поджарил, накрыл на стол, она была такая счастливая, поела, разомлела, потеряла контроль, забыла, кто в доме хозяин, и мне говорит: «Дорогой, может, ты и тарелки помоешь заодно?» Эта фраза стала ее последней ошибкой меня укротить. Я тут же сбросил все со стола одним махом, все полетело на пол, разбилось. Одна глупость! Она упустила момент! А ведь могла жить как королева и иметь такие завтраки от мужа каждый день! Тем более шо у меня было запланировано и помыть посуду! Вот она – настоящая баба! В отличие от той шикарной женщины из анекдота, которая выбрала себе в мужья плюгавого, но заботливого мужа. Знаете этот анекдот? Когда ее спросили, почему она выбрала такого мужа, она ответила, что все мужчины – г… Так она выбрала самую маленькую кучку!
В результате я так и не поняла (делаю ударение на первом слоге, как говорят в Одессе), что лучше: быть бабой или женщиной? Женился-то он сам на бабе!
Я опять в парикмахерской. Знакомый мастер закивал, приветливо улыбаясь.
– Сегодня, я бы хотела не только помыть и уложить, но еще и подстричь.
Мастер, разводя руки в стороны, поднимая плечи и брови, тут же отреагировал:
– Мадам, любой каприз, любой ваш каприз!
Маршрутное такси №5. На одной из остановок часть пассажиров вышла, мы поехали дальше, вдруг откуда-то из глубины закричала проснувшаяся бабка:
– Ой! Чекай, хлопчику, я туточкi зiйду!
Таксист разозлился своеобразно, продолжая бубнить одну единственную фразу с разными вариациями, когда ему пришлось останавливаться в неположенном месте на трамвайных путях, потом выходить из машины, так как у этой бабки еще оказалась куча сумок и корзинок в багажнике.
– Ну, и шо сидела, строила глазки?! Ну женщина, ну шо вы в самом деле, ну? Сидела, строила глазки, шо строить глазки, женщина? Сидела, глазки строила! Какая вы женщина, сидит, глазки строит! Шо строить глазки?
Смущенная бабка молча и виновато забрала свои котомки, а расстроенный водитель через минуту, объявляя следующую остановку, неожиданно изрек:
– Кто-то хочет Карла Маркса? – имея в виду название улицы.
– А кто его хочет, никто его не хочет, – дружно изрекли пассажиры и поехали дальше.
Нюрочка
Анна, первенец и любимица своего отца, которую он звал то Нюрочка, то Нюшечка-душечка, а иногда – Нюшенька-душенька, родилась студеным декабрьским вечером, 20-го числа 1910 года, в рыбной столице устья реки Волги – городе Астрахани, в Александровской больнице.
Отец ее, рабочий, бондарь рыбозавода Якушкин Дмитрий Алексеевич, и мать – Царева Дарья Максимовна, были из крестьянских семей. Рождены они были в Касимовском уезде Рязанской губернии, в деревне Илебники. В деревнях России в начале ХХ века было голодно, и народ семьями выезжал в сытые рыбные города. Так и они, гуртом добираясь на телегах, попали в Астрахань.
Отец Нюрочки, Дмитрий Алексеевич, пришел с Первой мировой войны героем, весь в наградах за храбрость, в том числе был он награжден и орденом – солдатским Георгиевским крестом. В дальнейшем все дедовы награды растеряли, играя с ними, его внуки, дети младшей дочки Мани: Миша и Шурик.
Батянька, или папанька, как его называла любимая доченька, – Дмитрий, был красив, статен, проницателен, с острым лукавым взглядом. Большой жизнелюб и женолюб, несмотря на свою хромоту, по девкам хаживал. Но с супругой своей Дарьей был строг. Одеваться велел скромно, как монашенки одевались. Был умен от природы, мудр и рассудителен, красиво говорил, – заслушаешься! Политически был шибко грамотен, уравновешен, благодаря чему народ со всей округи ходил к нему за советами и поговорить о жизни.
За все его таланты был избран при советской власти председателем сельского совета поселка Свободный Астраханской губернии (ныне – Астрахань-9).
Жили они сначала в Астрахани на Селенских Исадах. Потом Дмитрий Алексеевич, отец заботливый и хозяин основательный, купил участок земли, соток семь, на поселке Свободный по адресу: 8-я улица (позже Колхозная), под номером 24, там баню рубленую поставил, а потом и дом-пятистенок.
Мать Нюрочки, скромная Дарья, похожая на послушницу из монастыря, была неграмотной, работала несколько лет на рыбозаводе. В годы НЭПа, когда в стране была объявлена борьба за поголовную грамотность, Дарья со своими товарками-подругами ходила в вечернюю школу для взрослых, но эту премудрость так и не освоила, всю жизнь вместо подписи ставила крестик.
Дмитрий Алексеевич, отец Нюрочки, из-за последствий ранений на фронте умер молодым, лет сорока, в 1924 году, в аккурат вместе с вождем Страны Советов, когда младшенькой, Маняше, исполнилось два годика, средней, Антониде, было десять годков, а Нюрочка была уже почти взрослая барышня, – двенадцати лет.
Шутила четырехлетняя Нюрочка над хромотой отца, пела ему песенку про хромого короля. Хром… Хром… Скрип… Скрип… И хохотала, убегая, а любимый батянька не обижался, а ловил ее да хохотал вместе со своей любимицей!
Нюрочка росла шкодливой девчушкой, хоть и болезненной. Уж очень чистоту любила, аккуратною была, – матушкино воспитание и внутренняя потребность настоящей русской натуры.
Было ей восемь лет, – все цветы в доме, все листочки протерла керосином, чтобы блестели… Цветы, конечно, пожухли, а Нюрочка очень горевала… Цветы она любила всю жизнь, куда бы ее впоследствии ни забрасывала судьба: от Литвы до Охотского края, от Уфы и Кирова до Комсомольска-на-Амуре, от калужских краев до Одессы и бессарабских степей. Ах, как вышивала искусница Нюрочка свои любимые цветы на пяльцах, гладью, цветными нитками, – так красиво, что лепестки на ткани переливались десятками оттенков, – от живых не отличишь! Особенно любила Нюрочка многоцветье незатейливой мальвы.
Любила девочка, когда отец ее хвалит, жалеет да защищает. Решила Нюрочка окна помыть, да так добросовестно терла, что продавила шибку, та вылетела и разбилась. Придумала девочка, – да не как следы замести, а чтобы в окошко ветер не надул да чтобы матушка не бранилась, взяла половик-дерюжку да и занавесила дырку в окошке. Воротился отец домой и спросил, шутливо заслоняя глаза ладонью:
– Ой, что это у нас в доме светло как!
А Нюрочка ему радостно и отвечает:
– Батянька, смотри, как я чисто окна помыла!
– Ах ты, моя умница! Да как же чисто в доме, как светло-то! – и по головке доченьку погладил.
А был еще случай. Ждала девятилетняя Нюра отца с работы, да уж очень хотела угодить и похвалы ждала от любимого батяньки. Наварила девочка ухи из рыбы, что матушка с работы принесла, с рыбозавода. Да чтобы уха вкуснее, слаще была, насыпала юная стряпуха сахару в казанок с ухой. Воротился отец с работы, подала девочка ему обед, сама села за стол, положила головку на ручки и смотрит, как батянька ест. Батянька лукаво на нее посмотрел да и говорит:
– Ах, какая уха вкусная, да наваристая, да сладкая!
– Батянька, – обрадовалась девочка, – это ведь я сама наварила! И сахару положила, чтобы слаще была!
– Ну что же за умница ты у меня, хозяюшка, – опять похвалил ее батянька.
Собрались как-то родители Нюры в гости. Отец у жены просит:
– Дарья, дай мне рубашку новую, синюю, в горошек, что третьего дня в лавке купили.
Подала ему жена рубашку. Стал он надевать ее, да что-то никак в рукава не попадет, все в какую-то дыру руки вылетают. Снял он рубаху, повертел, а в рубашке вся середина спины вырезана ножницами. Это рукодельница Нюрочка, его любимица, решила кукле новое платье пошить, а батянькина рубашка по цвету в самый раз подошла, расцветка девочке очень уж понравилась. Вырезала Нюрочка кусок подходящий, в половину спины, аккуратно рубаху обратно сложила да в сундук убрала, на место. А батянька, узнав о рукодельнице, засмеялся да только похвалил дочку-искусницу!
А куклу Нюрочка сама себе сшила. Из простых чулок в резиночку. Один конец зашила, вывернула, внутрь тряпочек натолкала. Перевязала горлышко ниткой и талию. Глазки-бусинки пришила, нос и ротик ниточками цветными вышила. Ручки-ножки тоже из чулка сшила и тряпочками набила. И нарядила свою красавицу куколку в новое платьице в горошек из батянькиной рубашки! Не налюбуешься!
Болезненной росла Нюрочка, худенькой, вся в сыпи да золотушных прыщиках. А средняя сестра, на два года моложе, Антонида, хорошенькая была да гладкая. Вот ее-то матушка и брала с собой в гости, а от Нюры отмахивалась, когда та просилась с ними. А в школу надо было идти, Нюра и вовсе разболелась: ревматизм, ножки отказали. И носила ее мать в школу на закорках. Туда и обратно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.