Арина Великая

– А ведь я, Гриша, тоже неполноценная. Во-первых, мои родители – люди, мне не родные, они удочерили меня, когда мне было меньше года. А, во-вторых, (уж не знаю, поверишь ли ты в это), но я, по всей видимости, клон.

– Как это клон? – делано удивился Никифоров, прекрасно зная, что Арина клон.

– Это долгая история, скажу лишь, что я оказалась точной копией одной достойной женщины – Карины Титаровской, умершей более десяти лет назад, – Арина одним махом, не чокаясь, допила содержимое своего бокала. Настроение её было ужасным.

– Ариночка, – нервно заговорил Никифоров, – а теперь выслушай ещё один мой секрет и он, клянусь, последний. Боюсь, ты осудишь меня. Хотел рассказать о нём позже, хотя бы не в таком романтичном месте…

– Выкладывай! – резко оборвала мужа Арина.

– Однажды, будучи по делам на Севере, я совершенно случайно узнал, что поблизости от Норильска в советские времена проводились успешные эксперименты по клонированию людей. Я нашёл главного исполнителя тех секретных разработок и решил получить себе сыновей, генетически неотличимых от меня. Так я обошёл бы своё проклятье. Но сначала я отыскал двоих ныне живущих клонов – девушку и паренька. Мне, как ты понимаешь, нужно было убедиться, что процедура клонирования не наносит вреда организму. Той девушкой оказалась ты.

– С ума сойти! Так вот как ты вышел на меня! – Арина гневно перебила мужа. – Значит, ты мне элементарно врал! С самого начала врал!

– Но, Ариночка, приступая к финансированию такого невиданного проекта, я должен был убедиться, что овчинка стоит выделки… И только увидев тебя, я отбросил все сомнения насчёт неполноценности клонов. Хотя сказать так, значит, не сказать ничего. Увидев тебя, я был поражён… нет, я был сражён наповал тобой и твоей личностью. Ты оказалась чудесным воплощением моей мечты о совершенной женщине. Ну, а дальше ты всё знаешь сама.

– А кем оказался тот юноша-клон? – с замиранием сердца спросила Арина. Она боялась услышать, что им окажется её Олег. Но это был не Олег.

– Его зовут Илья Маковский, он студент Новосибирского университета, и он тоже умён, как бог.

Столько важной информации за один присест Арина уже давно не получала, и теперь она должна была всё это принять и переварить:

«Значит, я точно клон, – приступила она к усвоению новой информации. – Последние сомнения рассеялись. Выходит, где-то неподалёку от Норильска в полной секретности на самом деле создавали клонов людей. И мой законный муж, скорее всего, уже приступил к возобновлению этой незаконной практики. Олигарху нужен наследник его палладиевой империи, и клонирование – единственный способ заполучить себе единокровного, лучше сказать, единогенного потомка. С Никифоровым всё ясно, но что теперь делать мне? Ведь от него я не могу иметь детей. Даже если я пожелаю стать суррогатной матерью, то всё равно рождённый мною ребёнок не будет нести ни единого гена из моих хромосом. Впрочем, с помощью клонирования я могла бы стать матерью своей абсолютной копии, своей единогенной дочери».

Чем больше Арина думала обо всём этом, тем больше её завораживали новые перспективы, которые открывало перед нею клонирование. Но сначала ей нужно было выяснить, в каком состоянии находится та невероятная фабрика клонов, и какова её производственная мощность?

Она допросила Никифорова о деталях и узнала, что копирование людей ещё не началось, и что руководит проектом пожилой доктор Поползнев – гениальный изобретатель уникальной технологии вынашивания клонов в обход женской матки.

Когда на другой день они летели назад в Россию, Арина, прижав губы к уху Никифорова, прошептала: «Мой бедный премилый Гришенька, я хочу войти в состав помощников Поползнева. Позволь мне, – она передохнула, – заместить вакантную должность повивальной бабки, а заодно, пока я молода и здорова, даровать парочку своих яйцеклеток для твоих потомков».

– Я рад, что не ошибся в тебе, Козочка. Я люблю тебя, – широко улыбаясь, ответил умиротворённый олигарх.

24

А тем временем в Зеленогорске кипела высокоинтеллектуальная жизнь. Олег прекрасно вписался в семью Розановых. После того как он продемонстрировал свой математический потенциал, Михаил Борисович стал серьёзно следить за ходом мыслей юного дарования. Однако идею вживления чипов в человеческий мозг не одобрил. Мало того, он подверг её довольно жёсткой критике.

– Господин студент, – Розанов привычно выпятил грудь, – ваши идеи про вживление в мозг неких микросхем, как бы сказал великий Альберт, недостаточно безумны для настоящего прорыва в понимании механизмов мышления и, прежде всего, понимания сути самого феномена понимания, – увидев испуганное изумление на лицах Риты и Олега, Великий хакер фыркнул: – Не обращайте внимания на тавтологию, в данном случае она уместна. Так вот, друзья мои, забудьте навсегда про вживления имплантов. Пусть этим занимаются туповатые западяне. Мы же, как сказал наш вечно живой, «пойдём другим путём».

– Так что же вы предлагаете? – не выдержал Олег.

– После того как вы ошарашили меня своими соображениями об искусственном усилении человеческого интеллекта, я задумался и заставил свою старенькую башочку немного потрудиться. Я просто спросил её (то есть мою башочку): «Как повысить эффективность твоей работы?»

– И что же твоя башочка тебе выдала, папочка? – встряла в разговор Рита.

Тут Михаил Борисович заговорил очень быстро, брызжа слюной и глотая слова.

– Моя башочка поведала мне, что прежде чем усиливать мозг, его нужно основательно прочистить, – Олег с Ритой снова застыли в изумлении. Розанов, видя это, гордо задрал голову и распустил хвост: – Посмотрите на наш европейский мир. Что мы видим? – Дети не слушаются родителей и попадают под влияние дурных людей. Общество переполнено далеко не глупыми субъектами, которые вызывающе нагло нарушают законы, так что мы вынуждены содержать огромную армию охранников и законников. И самое ужасное: практически все люди – простые и важные, лживые и правдивые, преступники и законники, абсолютно все – стремятся обманом, силой или взяткой заполучить лично для себя шкурную мимолётную выгоду. Как говаривали у нас в Одессе: «Все хотят провернуть свой маленький гешефт».

– А уж не хотите ли вы, Михал Борисыч, под видом прочистки мозгов лишить людей свободы выбора и превратить их в некое подобие заводных солдатиков? – возмутился Олег.

Розанов похлопал Олега по плечу.

– Хороший мальчик! У моей дочери хороший вкус. Конечно, надо защищать свободу нашего мышления. Ведь «наше всё» отнюдь не А.С. Пушкин, а наш внутренний мир. Представьте-ка на минутку, что случится, что произойдёт в обществе, если вдруг появится средство изменять внутренний мир человека?

– Уж не собираетесь ли вы, – продолжил возмущаться Олег, – зомбировать дурных, по вашему мнению, людей, превращая их в радостных безропотных идиотов?

Михаил Борисович громко рассмеялся:

– О, Господи, Олег! Ну что вы несёте? Да нет же, конечно. У меня такого и в мыслях не было! Я хочу совершенно противоположного: я всего лишь хотел бы изгнать из нашего сознания нелепые предрассудки, я хотел бы расшевелить мышление у людей с ограниченным кругозором.

– И всё-таки, папа, пожалуйста, поясни. Извини, но твои странные желания меня пугают! – не скрывая негодования, воскликнула Рита.

Розанов только рукой махнул.

– Да вы просто не хотите меня услышать. Представьте, к примеру, к чему привело бы удаление из сознания миллиардов людей веры в верховное божество? – гений информатики самодовольно погладил свой круглый животик. – Ведь тогда в один миг исчезло бы многовековое противостояние христиан, мусульман и иудеев (я уж молчу о бесчисленных религиозных сектах). Представляете, каким милым и мирным стал бы тогда наш мир?

Олег с Ритой весело рассмеялись, принимая слова старшего товарища за удачную шутку. Михаил Борисович с недоумением посмотрел на смеющихся студентов и с досадой на лице снова махнул рукой. Дескать, не стоило ему метать бисер перед всякими недозрелыми поросятами.

Всю дорогу до дома Олег провёл в размышлениях. Ему не давало покоя страстное желание Розанова изгнать из внутреннего мира человека предрассудки. Раньше он никогда не задумывался, почему у людей такие разные представления о миропорядке.

– Ведь ясно же, – думал Олег, – что все мы рождаемся свободными от того, что принято называть убеждениями, однако они настолько для нас значимы, что, даже произнося фразу «Это моё убеждение, сударь!», мы делаем гордое сверхсерьёзное лицо. Убеждения поселяются в нашем сознании, как правило, в связке с половым созреванием, когда несмышлёный человек хочет казаться взрослым и потому изо всех сил подражает бывалым товарищам. И эта наша тяга воспринимать без критики мировоззренческие установки авторитетных людей, безусловно, врождённая. Но какой биологический смысл в наличии убеждений? Тем более, что огромное число людей придерживаются несомненно ложных убеждений. Например, миллиарды моих современников верят в существование Бога, а сотни миллионов убеждены, что Его нет вовсе. Ясно, что чьи-то убеждения должны быть ложными. И тем не менее, каждая сторона настаивает на истинности только своего мировоззрения, и нередко готова умереть за него!

По-видимому, – предположил Олег, – потребность в убеждениях как-то связана с врождённым стремлением человека к истине. В какой-то момент взросления человеку нужно узнать, каков окружающий мир на самом деле, и тут появляется мудрый, как правило, старший товарищ, который внушает юнцу лично своё представление о мире.

Ясно, что, древний человек для выживания в сложной среде должен был обладать элементами истинного знания о природе окружающего мира. Крупицу такого знания он мог приобрести от опытного соплеменника, или от жреца, якобы имеющего контакт с божеством. В наше время на роль всезнающего богоподобного мудреца претендует не отдельный человек и даже не божество, нынче на эту роль претендует величайший проект человечества, который мы называем «Наукой». Только наука организует наши знания в форму утверждений, истинность которых соответствует критериям, выработанным многовековой практикой научных исследований. Однако современная наука состоит из массы отделов, и ни один учёный (как бы ни был силён его интеллект) не может обладать полным объёмом знаний, накопленных наукой за несколько последних столетий. Значит, специалист в одной области науки вынужден верить на слово специалисту – в другой. И здесь кроется корень оправданного недоверия к науке. Достаточно вспомнить такое явление в советской биологии, как лысенкоизм. Последователи «красного агронома» объявили классическую генетику лженаукой. Хотя, как показало время, именно лысенкоизм и был классической лженаукой.

Олег вздохнул:

– Увы! Розанов прав, к сожалению, люди с разными принципами готовы биться за них не на живот а на смерть. А как было бы здорово научиться разрушать (скажем, лазером) место в мозге, где гнездится тот или иной ложный принцип! Но как найти это место?

25

На очередной дискуссии в зеленогорской халупе Розанов высказал странную, весьма неординарную мысль:

– Для удаления из нашего сознания ошибочных принципов можно воспользоваться опытом современной медицины. Нужно просто погрузить человека в мягкий медикаментозный сон, и пока пациент, в некотором роде, спокойно дремлет, внушить ему убеждение в том, что какое-то прежнее его убеждение на самом деле неверно.

В этом месте Рита и Олег дружно рассмеялись.

– Ну, папочка! Ну, ты даёшь! – посмела открыто возразить Рита.

– Ничуть! – прямо-таки взвизгнул Михаил Борисович. Он даже побледнел от возмущения и стал ходить взад вперёд по комнате, заложив руки за спиной. Несмотря на насупленные брови и сжатые губы, он выглядел очень комично. Наконец Великий хакер стал посреди комнаты и картинно провещал:

– Общие вещи вы, похоже, не воспринимаете, посему перехожу к изложению моего личного опыта. Однако сначала попробую вам объяснить, что такое мягкий медикаментозный сон. Я понимаю, что сейчас вы наброситесь на меня, дескать, как может математик лезть со своими пятью копейками в медицину. Однако без излишней скромности посмею заявить, что талантливый, рационально мыслящий человек, потратив не слишком продолжительный отрезок своего драгоценного времени, может разобраться во всём, что попало в сферу его жгучего интереса.

Но Рита с Олегом никак не могли настроиться на серьёзный лад. Розанов обвёл их уничтожающим взглядом и продолжил:

– Перехожу к описанию внешней стороны явления. Пациенту или пациентке вкалывают некий препарат (по всей видимости, слабый наркотик), после чего уколотый человек засыпает. И прошу заметить: в этом мягком варианте сна уколотый человек ничего не чувствует, однако он, представьте себе, кое-что слышит!

– Может быть, тот уколотый человек слышит свой внутренний голос? Может быть, он, чего уж там, просто галлюционирует? – фыркнула Рита.

– Наберись терпения, дочь, и дослушай до конца рассказ твоего мудрого отца, – повысил голос Розанов. – Недавно я на своей шкуре испытал, что такое мягкий медикаментозный сон. Я сидел в зубоврачебном кресле, с ужасом ожидая нападения на меня страшной и ужасной бормашины. Врач, видя моё нервозное состояние, вколол в меня какой-то препарат, и я незаметно для себя отключился, прямо в кресле, представьте себе, прямо на полуслове. Через некоторое время я очнулся в прекрасном расположении духа и с изумлением обнаружил, что мой больной зуб не болит и даже запломбирован. Я, естественно, потребовал от врача разъяснений, и он мне их любезно предоставил. Врач поведал мне, что у него ничего бы не получилось, если бы я, находясь, как он выразился, в отключке, не «сотрудничал» бы с ним. Оказалось, наглый медик, не получив от меня разрешения, приказывал мне исполнять его команды типа: откройте рот, стисните зубы, сплюньте, вытяните ноги, не хватайте меня за руки, повернитесь на правый бок и т.д. и т.п., и я, по его уверению, всё слышал и с готовностью исполнял все его идиотские указания. Но клянусь Всевышним, после пробуждения я, представьте себе, ничегошеньки не помнил.

– Бедненький папочка, через какие муки ты прошёл! – весело съязвила Рита.

– Однако врач не приказывал вам сменить какое-нибудь из ваших убеждений, – заметил Олег.

– Только этого не хватало! – обиделся Великий хакер. – Приходишь к стоматологу с верой, скажем, в Христа, а выходишь – с верой, скажем, в Аллаха! Однако учтите, друзья мои, есть множество веществ, погружающих человека в мягкий сон, и мы могли бы выбрать из них те немногие, которые привели бы (и я в этом убеждён) к СМЕНЕ наших убеждений.

– Так что же?! – фыркнула Рита. – Я, например, убеждена, что Земля – это шар, но кто-то, погрузив меня в медикаментозный сон, возьмёт и заставит меня (меня не спросясь) вернуться к мнению древних, что Земля плоска, как лазерный диск?

– А чем чёрт не шутит, – засмеялся Олег, – а вдруг найдётся какой-нибудь мягкий наркотик, который надолго превратит тебя в доверчивую дурочку, готовую поверить, вообще, во что угодно.

– А вдруг эта процедура опасна для здоровья? – испугалась Рита.

– Медики говорят, что мягкий сон совершенно безвреден, – солидно пояснил Розанов. – Вот на тебе, моя мудрая дочь, мы и проверим, как такого рода сон действует на твои принципы.

– Не трогайте Риту! – воскликнул Олег. – На женщинах репродуктивного возраста нельзя экспериментировать. Я с радостью соглашусь быть подопытным кроликом в этом вашем великом эксперименте!

– Надо же! Беспокоится! – скороговорочкой выпалил Михаил Борисович. – Мне нравится этот юноша… А тебе, дочь моя?

– Папа, тебе не кажется, что ты нарушаешь нашу конвенцию не соваться в личные дела друг друга?

– Не будь такой принципиальной, дочь! – картинно возмутился Розанов.

– Кстати, излишнюю Ритину принципиальность можно ослабить с помощью какого-нибудь химиката и сеанса соответствующего внушения, – подлил Олег масла в огонь.

– Блин! – неслыханно грубо выругалась Рита. – У меня дурное предчувствие. Какие-то мои внутренние принципы запрещают кому бы то ни было лезть в основы моей личности.

– А во имя счастья человечества? – съехидничал Михаил Борисович.

– Вспомни, папочка, старую истину: дорога в ад вымощена добрыми намерениями, – отчеканила Рита.

– Но отсюда не следует, милая Риточка, что нужно запрещать людям иметь добрые намерения, – не остался в долгу добрейший папа.

После повисшей паузы Олег попробовал подвести итог:

– Все операции с прочисткой мозгов пока выглядят довольно опасными, ибо нет на Земле людей, достоверно знающих, какими в точности должны быть «правильные» убеждения. Может быть, нам нужно стремиться к созданию не идеального человека, а идеального общества, в котором гармонично жили бы рядом друг с другом люди с разными взглядами на мир?

– Не ожидал, юноша, от вас такой благоглупости, – возмутился Розанов. – Не ожидал, что вы предложите нам спокойно смотреть на безумцев, толкающих нас к войнам.

– Может быть, нам стоит спросить мнение третейского судьи? – задал неожиданный вопрос Олег и таинственно улыбнулся.

– Но Олег, кого же ты выберешь на роль мудрого и независимого арбитра? Ведь, насколько мне известно, на земле нет всезнающих людей, – усмехнулась Рита.

Отец и дочь замолчали, ожидая реакции Олега. Выдержав театральную паузу, молодой человек медленно заговорил:

– Человечество испокон веков мечтало о никогда не ошибающемся судье. И оно быстро разобралось, что среди обычных смертных такого не отыскать. И тогда древние люди нашли решение, которое только и могло возникнуть в их дремучем сознании. На роль верховного судьи они выбрали не человека, а всезнающего Бога. Вспомните о так называемым божьем суде, который широко практиковался многими народами вплоть до недавнего времени… Но, надеюсь, вы согласитесь, что поиск третейского судьи среди богов явно бесперспективен. «Где же тогда его искать?» – задал Олег риторический вопрос и победно взглянул на Розановых. По уверенному тону и слегка лукавой улыбке было видно, что он знает ответ.

– Я, кажется, догадываюсь, к чему вы клоните, – прервал Михаил Борисович рассуждение Олега. – Знаете, я недавно смотрел международный чемпионат по теннису. Мне, признаюсь, нравится наблюдать за изящными движениями физически развитых девушек и за милыми взрывами их эмоций при удаче или ошибке. Но знаете, теннисный мяч летит очень быстро (иной раз до двухсот километров в час), и судьи должны заметить, попал мяч в корт или всё-таки в аут. Иногда мнения судей и игроков расходятся, и возникает проблема установления истины. Вскользь замечу, что от решения этой проблемы зависит весьма немалый заработок теннисиста. Так вот, представьте себе, не так давно появилась компьютерная программа «Соколиный глаз», способная быстро и однозначно показать, куда именно попал мяч.

– Я рад, что вы меня поняли, – заулыбался Олег. – Роль праведного судьи могла бы исполнить разумная машина с электронными мозгами. И такую машину с независимым сознанием мы и должны построить. Кстати, – продолжил Олег, всё более оживляясь, – главное тут не в скорости мышления той машины, а в её независимости и непредвзятости. В машинную память надо загнать содержание всех естественных наук и все тщательно выверенные факты мировой истории. Только такой супер-интеллект, располагающий всей совокупностью надёжных знаний, накопленных человечеством за последние триста лет, и мог бы выступить в роли объективного арбитра. И главное, на мой взгляд, – серые глаза Олега, настроились на бесконечность, – та всезнающая машина должна в своих суждениях быть более независимой, чем самый строптивый, самый оригинально мыслящий мудрец.

– Но как может машина быть независимой, если она, подчиняется нашим программам, то есть фактически зависит от нас? – задала Рита вопрос, ставящий под сомнение идею Олега.

– И тем не менее, такие независимые счётные устройства возможны! – Великий хакер принял свою любимую надменную позу. – И, я, к вашему сведению, ЗНАЮ, как их сделать.

26

Придя в начале сентября 2012-го в университет, Арина узнала, что её самый близкий университетский товарищ женился на Рите. Она ожидала, что это случится, и всё-таки расстроилась. Женитьба Олега удаляла из её круга талантливого человека, настоящего интеллектуала, и ей было трудно смириться с этой невосполнимой утратой. Чтобы скрыть своё испорченное настроение, Арина поспешила уехать домой. Забралась с ногами в любимое кресло, вывезенное из своей комнаты на Сенной, напилась, разревелась и провалилась в неглубокий сон. Очнулась от звонка домофона. Включила камеру, следящую за входом, – на крыльце стоял незнакомый молодой человек в шляпе и классическом костюме серого цвета.

– Кто вы? – спросила через домофон.

– Я сотрудник господина Никифорова. Зовут меня Илья Маковский.

«Илья Маковский? – напрягла память Арина. – А! Гришуля уже упоминал это имя. Это тот парень, тот клон, которого приглашал Никифоров, чтобы оценить способности клона-мужчины? По мнению Гришули, он оказался чуть ли не гением».

– Заходите, Илья.

Он вошёл.

– Простите, сударыня, имею ли я честь увидеть Григория Александровича?

– Увы, господин Маковский, такой чести вы не имеете. Господин Никифоров в отъезде, но вы можете передать мне всё, что хотели бы сообщить ему. Я его жена, и у него нет от меня секретов.

Илья с интересом взглянул на стоящую перед ним молоденькую красавицу. Мелькнуло: «Вот как выглядят жёны русских олигархов. От такой бы и я не отказался».

– Странно. Григорий Александрович должен был уже вернуться, – сконфуженно пробормотал Илья. – Впрочем, мы, в принципе, обо всём договорились. Сегодня я просто хотел с ним попрощаться перед отъездом.

– Интересно, какие серьёзные дела могут быть у вас с Григорием Александровичем? – Арина бросила на юношу оценивающий взгляд. – Вы, наверное, ещё студент?

– Вы правы, я студент Новосибирского университета, учусь на молекулярного биолога.

– А меня зовут Ариной, и я студентка Питерского универа. Кстати, я тоже учусь на молекулярного биолога! А как насчёт великих планов?

Илья застенчиво улыбнулся:

– Боюсь, мои планы не подлежат огласке.

– Ну, раз вы не можете говорить о своих планах, то почему бы нам не поболтать о вашей прошлой жизни?

Менее всего хотел Илья говорить о своём прошлом.

– Мадам, я, фактически, ещё ничего не сделал, и говорить мне, собственно, не о чем.

– А кстати, когда вы родились?

– Шестого апреля 91-го. А что? Это важно?

– Для меня важно. Ведь я родилась примерно тогда же. И всё-таки я старше вас на целых три дня.

Они рассмеялись.

– Хотите выпить? У меня есть отличный шотландский вискарь, – она указала поворотом головы на бутылку на столике рядом с её креслом.

– Извините, сударыня, однако ж, я всё-таки попрошу вашего соизволения покинуть сей гостеприимный дом. Мой борт на Красноярск вылетает через четыре часа. И к тому же в настоящее время я временно не пью.

– Зарок?! С ума сойти! Вы держите слово перед собой?

– Стараюсь.

– Какой же вы молодец, Илья. Вы способны управлять своими низменными желаниями. Мне бы так.

Илья окончательно сконфузился.

– Да полноте, сударыня, ну какой же я молодец, если я в жизни своей ещё ничегошеньки не сделал, – тихо, но твёрдо выговорил он и направился к выходу.

Илья ушёл, Арина налила себе виски, выпила и уставилась на дверь, захлопнувшуюся за молодым человеком.

– Ну что ж? Одного талантливого клона я потеряла, а другого, не менее талантливого, похоже, нашла. Этот странноватый парниша мог бы – а, собственно, почему бы и нет? – заполнить зияющую прореху в моей душе после потери Олега.

Никифоров приехал из деловой поездки на рассвете следующего дня. Сам приготовил кофе и вкатил изящный столик с лёгким завтраком в спальню.

Арина открыла заспанные глаза:

– Дорогой, где тебя носило целых три дня? У тебя уже кто-то появился? И зачем ты всюду таскаешь за собой эту твою Машу с её чертовски синими глазами?

– Не мели чепухи, Козочка. Маша моя секретарша, не больше. И вообще только идиоты заводят романы со своими секретаршами. Ни один приличный зверь не гадит в своей норе. Отчитываюсь: я проводил типа проверку хозяйства Ползунка. Хотя этот старикан – чистейший ботаник без малейшего понимания финансовых вопросов, но в своём деле он дока. Правда, за ним нужно присматривать; такие, как он, несмотря на весь свой интеллект, могут стать игрушкой в руках благообразных мошенников с докторскими степенями. Дожил до шестидесяти с гаком, а ума не нажил.

– Вижу я, недолюбливаешь ты, Гриша, учёный люд. Может, завидуешь?

– У меня свои счёты с высоконаучной публикой. В основном это довольно посредственный народец, одно слово: «окодэмики», но болтать они, та скать, мастаки и слова знают хитрые, звучащие загадочно и очень умно. Но если разобраться, ничего диковинного в тех словах нет. Просто безобидные, но трескучие греко-латинские термины.