Убийство по расписанию

– Неужели это человек настолько плох? – вклинился в монолог Вишнякова полковник. – Почему вы так считаете? Ведь по какой-то причине профессор Шанин выбрал Костюшкина себе в ученики. Или как у вас это происходит?

– Да не выбирал он его, – в сердцах бросил Вишняков. – Ситуация так сложилась. Иначе Шанин никогда в сторону Костюшкина даже не посмотрел бы.

– Поподробнее можно? – попросил Гуров.

– Зачем? Неужели вы думаете, что сможете что-то изменить?

– Эта информация может понадобиться мне в ходе расследования, – пояснил Гуров.

– Надеетесь, что это Костюшкин Шанина на тот свет отправил? – осведомился Вишняков. – Было бы неплохо. Избавиться от Костюшкина, я имею в виду. Конечно, смерть Шанина для всех невосполнимая утрата, но если это поможет освободиться от трутня Костюшкина, то большая часть научных сотрудников НИИ сможет считать смерть профессора не напрасной.

– Да объясните вы, в конце концов, чем вам так насолил этот Костюшкин! – Гуров уже не на шутку рассердился.

– Чем? Ладно, расскажу, но предупреждаю, что ни в каких инстанциях повторять сказанное не стану, а спросят, откажусь от всего.

– Идет, – согласился Гуров, полагая, что если возникнет такая необходимость, то он сумеет убедить Вишнякова изменить первоначальное решение.

Особой оригинальностью эта история не блистала. В один из крестовых походов за головами инвесторов профессор Шанин познакомился с бизнесменом Костюшкиным. Денежки у того водились в неограниченном количестве, но в нагрузку к ним имелся сын, студент МГУ. Знаниями этот мальчик, мягко говоря, не блистал. Шанин подозревал, что он попал в элитное образовательное учреждение исключительно благодаря финансовой поддержке любящего отца.

Если бы бизнесмен Костюшкин пошел напролом и сразу предложил Шанину взять своего бесперспективного сынка под крыло, то профессор наверняка отказался бы. Плодить в ученой среде недоумков, которых там и так слишком много, он не собирался. Но бизнесмен Костюшкин не на пустом месте свои миллионы заработал. В отличие от сына, голова у него варила как надо, и в бизнесе он разбирался покруче Рокфеллера.

Этот господин проявил нешуточную заинтересованность в продвижении проектов Шанина, тем более что сфера научных исследований профессора оказалась весьма перспективной. Он много лет работал над проектами удешевления энергии во всех ее видах. Кому же не захочется вложиться в такое перспективное дело? Костюшкин так и поступил.

Когда проект заработал в полную силу, он и подкатил к Шанину с предложением взять сынка под личную опеку. Тот сопротивлялся сколько уж мог. Но над проектом нависла реальная угроза заморозки ввиду приостановки финансирования, и сопротивление Евгения Ивановича было сломлено.

Надо отдать ему должное. Поначалу Шанин добросовестно пытался вылепить из малоумного Костюшкина что-то более-менее подходящее для научной работы. Он таскал его на конференции, заставлял штудировать специальную литературу, выполнять определенные обязанности в личных проектах. Но выше должности младшего научного сотрудника, для которой было достаточно иметь диплом о высшем образовании, опубликовать один научный труд за пять лет и получить должность в научно-исследовательском институте, подтянуть данного субъекта профессор не смог.

Даже просто до научного сотрудника, где достаточно было отработать три года в том же исследовательском институте, при жизни Шанина Костюшкин недотянул. И вот теперь он претендует на место профессора. Как такое вообще могло прийти ему в голову? Он ведь не имеет ни ученой степени, ни звания, даже аспирантуры за плечами у него нет.

Возмущению Вишнякова не было конца. Он теперь надеялся лишь на то, что на проекты Шанина охотников найдется достаточно. Причем не только в стенах их института.

Потом Гуров перевел разговор на личные дела Шанина. Как он проводил свободное время, где бывал, с кем встречался?

На такие вопросы Вишняков отвечал крайне неохотно. Сыщику было видно, что данная тема ему неприятна. Лев Иванович немного подождал, да и спросил в лоб, что конкретно смущает Вишнякова. Почему он не желает говорить о личной жизни профессора?

Тот чуть помедлил, а потом все-таки ответил:

– Знаете, для меня вторгаться в личное пространство профессора все равно что по могиле его ходить. Вы ведь не просто так задаете такие вопросы, верно? Вы пытаетесь найти что-то, что позволит вам искать преступника в кругу приближенных Шанина, надеетесь услышать нечто такое, что охарактеризует моего работодателя с неприглядной стороны. С кем он конфликтовал, кого недолюбливал, кто не особо уважал, а то и ненавидел его. Быть поставщиком подобной информации довольно неприятно.

– Я вас понимаю, но ведь и ситуация непростая. Главная цель всех моих вопросов состоит в том, чтобы найти преступника, задержать его и привлечь к ответу. Ради этого стоит пожертвовать личным комфортом, вам не кажется? – так же рассудительно произнес Гуров.

– Пожалуй, – подумав, согласился Вишняков. – И все же того, что вы ждете, я вам не скажу. У меня просто нет подобной информации. Мы с профессором общались исключительно на профессиональной почве. Секретов своих он мне не поверял, проблемами не делился. Что же касается его морального облика, то тут можете не копать. Только зря время потратите.

– Благодарю вас за помощь, – сказал Гуров и поднялся. – Еще одна просьба, если можно.

– Слушаю вас. – Вишняков, только что расслабившийся, снова напрягся.

– Если в документах, которые вы разбираете, вам попадется что-то такое, что, по вашему мнению, будет иметь интерес для следствия, то не сочтите за труд, позвоните мне. – Сыщик достал визитку и положил на стол перед Вишняковым.

Тот взял в руки белый картон, прочитал номер телефона и ответил:

– Если это случится, то я непременно позвоню вам.

На этом Гуров и Вишняков расстались.

Дальше на очереди у полковника стояла встреча с младшим научным сотрудником Костюшкиным. Где его искать, подсказал ему Вишняков.

– Если не застанете его в первой лаборантской, у девчат из долгосрочного проекта, то ищите в ресторане, расположенном на противоположной стороне улицы. В других местах он практически не бывает, – сказал он, и Гуров его советом воспользовался.

В лаборантской к этому времени почти никого не осталось. Две женщины средних лет торопливо вносили какие-то данные в компьютерные базы. Они явно мечтали поскорее закончить работу и уйти домой. Остальные работники уже ушли.

Гуров спросил, не приходил ли к ним Костюшкин.

Услышав это, женщины переглянулись, и одна из них ответила:

– В ресторане ищите, на другой стороне улицы. Он сегодня туда Светлану повел.

– Светлана, это кто? – уточнил сыщик.

– Лаборантка новая. Два месяца всего у нас, – проговорила женщина. – Молодая, но ушлая, спасу нет.

– Ушлая, это как?

– Да вот так! Увидела Костюшкина, расспросила девчат, что да как, учуяла перспективу и давай перед ним хвостом вертеть. А этот дурень и рад. Девки-то на него и с папашиными деньгами не больно вешаются, а тут красотка сама выбрала.

– Костюшкин, значит, не красавец, – поддержал беседу Гуров.

– Какой там красавец! – Женщина усмехнулась. – Ростом с морковку, лицо красное, глазки свинячьи.

– Хватит болтать, работать надо! – оборвала ее вторая сотрудница. – Чем языком молоть, лучше пальцами быстрее шевели.

Женщина надулась и замолчала.

Гуров попрощался с дамами и покинул кабинет, пересек улицу, вошел в зал ресторана и огляделся. Описание женщины-лаборантки оказалось на удивление точным. Свинячьи глазки и красное лицо в совокупности с малым ростом, который не скрывали ни ботинки на высокой подошве, ни высокий стул, позволили сыщику без труда узнать младшего научного сотрудника Костюшкина.

Девушка, расположившаяся за стойкой бара справа от него, была поистине красавицей. Длинные русые волосы с едва заметным стальным оттенком, восторженно распахнутые небесно-голубые глаза, губки-клубнички, идеальный маникюр и длиннющие ноги, обтянутые нейлоном телесного цвета с искрой. Завершали эту дивную картину дорогие классические туфли на высоком каблуке и кожаная сумочка-клатч в тон им.

Костюшкин и Светлана составляли весьма колоритную пару. Взгляды посетителей ресторана невольно обращались на них. Они были недоуменными, озадаченными, а порой и откровенно пренебрежительными.

«Жуткая физия! С таким кавалером в общественном месте стыдно появляться», – читалось на лицах женщин, обращенных на Костюшкина.

«А красотка-то что надо. С такой хоть на выставку, хоть на парад», – говорили взгляды мужчин, рассматривающих девушку.

В каждом из этих взглядов единодушно читалось понимание того очевидного факта, что пара эта долго никак не продержится. Выкачает эта девица из парнишки как можно больше денег и свалит.

Лев Иванович прошел к стойке, встал спиной к посетителям и обратился к младшему научному сотруднику:

– Гражданин Костюшкин?

– Кого это интересует? – весьма невежливо пробурчал тот.

– Полковник Гуров, уголовный розыск, – представился сыщик. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов относительно насильственной смерти вашего руководителя профессора Шанина. Поэтому вам придется покинуть это заведение.

– Прямо сейчас? – Костюшкин бросил взгляд сожаления в сторону Светланы.

– Да, прямо сейчас, – проговорил Гуров. – Боюсь, вашу встречу придется отложить. – Последняя фраза была обращена к девушке.

Та утомленно зевнула, потрепала Костюшкина по колену и томным голосом заявила:

– Не расстраивайся, дорогой. Иди с этим злым полицейским, а я буду ждать тебя в гостинице. Вы ведь ненадолго его украдете? – Этот вопрос она адресовала Гурову.

Тот не удостоил девушку ответом, жестом указал Костюшкину на выход, дождался, пока тот спустится с высокого стула, и повел его к выходу.

У самой двери младший научный сотрудник оглянулся. Светлана успела заказать себе второй бокал коктейля и теперь лениво оглядывала зал. Костюшкин нахмурился. Оставлять девушку в баре он не хотел, но и заставить ее покинуть место, где на пять женщин приходилось десять мужчин, не мог. Пришлось ему бросить сердитый взгляд на полковника и продолжить следовать за ним.

Глава 4

– Так я пытался, вы же сами трубку не взяли! Что мне оставалось делать? Домой к вам мчаться, из постели вас выдергивать?

– Мог бы и примчаться, раз дело такой срочности!

Этот разговор происходил утром следующего дня в кабинете оперативников. Оправдательную речь толкал капитан Жаворонков, полковник Крячко нападал на него.

Сам Гуров, виновник возникновения данного спора, участия в нем не принимал. Он изучал материалы по Разделкину, собранные капитаном накануне.

Крячко же просто вымещал недовольство на том человеке, который первым попался ему под руку. Таковым неудачником оказался Жаворонков. Причиной недовольства Стаса послужил тот пресловутый отчет, который он накануне составил для генерала. Эта бумага вернулась к нему на стол с пометкой «переделать», не прошло и двенадцати часов. В управление Крячко пришел невыспавшимся, а тут еще перспектива новый день потратить на бумажную работу. Такое сочетание кого угодно из равновесия выведет. Капитан вошел в кабинет как раз тогда, когда Крячко прочитал резолюцию на отчете, потому и угодил под раздачу.

А новости от Жаворонкова оказались стоящими. Не в пример вчерашней беседе с псевдонаучным сотрудником Костюшкиным.

Ехать в управление этот субъект наотрез отказался, уговорил Гурова вернуться в институт и побеседовать там. Спустя пятнадцать минут после начала разговора сыщик уже был рад, что согласился на предложение Костюшкина. Разговор с ним оказался настолько непродуктивным, что его по большому счету можно было и не начинать.

Вместо того чтобы отвечать на вопросы, Костюшкин то и дело сбивался на свою волну. Сперва он рассказывал, как комфортно ему было работать под руководством профессора Шанина, потом начал выяснять, как производится опознание, и потребуется ли ему проходить через данную процедуру. После этого данный субъект начал доказывать, что именно он идеально подходит на роль заместителя Шанина во всех проектах. Далее, противореча самому себе, младший научный сотрудник принялся ныть насчет того, что бремя ответственности ему не вынести.

Короче говоря, ничего стоящего вытянуть из Костюшкина Гурову так и не удалось. Даже отделаться от этого прилипчивого типа он смог не сразу.

Лев Иванович вернулся домой весь измученный, с головной болью, наскоро поел и завалился спать. Перед этим он вопреки собственному правилу выключил у телефона звук. Его супруга Мария пребывала на гастролях, так что уже неделю Гуров жил холостяком. Проконтролировать звонки оказалось некому, а у самого полковника на это не осталось сил. Вот как вышло, что звонок капитана Жаворонкова остался без ответа.

Жаворонков сработал качественно, собрал всю доступную информацию на Разделкина. Оказалось, что Александр Иосифович имел высшее медицинское образование, работал хирургом высшей категории в клинике имени Боткина, проводил плановые и экстренные операции, имел хорошую репутацию и определенный вес в медицинских кругах. В клинику он попал по личному приглашению главного врача, под руководством которого проходил там медицинскую практику. Можно сказать, что Разделкин вырос в этой больнице.

Однако шесть лет назад тем же самым главврачом Разделкин был уволен из клиники в соответствии с приговором суда. Тот вменил ему статью «Неоказание медицинской помощи», назначил наказание в виде штрафа и лишил права заниматься медицинской деятельностью.

Уголовной ответственности Разделкину удалось избежать лишь благодаря профессионализму адвоката. Читая дело, которое добыл Жаворонков, Гуров понял, что если бы у Разделкина защитник был чуть похуже, то три года он отсидел бы наверняка. Именно адвокат провел его через все коллизии апелляций и пересмотров дела, на которые не скупилась потерпевшая сторона, но статью «Причинение смерти по неосторожности» Разделкину так и не вменили.

Сыщик полагал, что здесь не обошлось без помощи главврача больницы. Сам хирург столь длительный процесс финансово вряд ли потянул бы.

Пока Гуров листал страницы, Крячко и Жаворонков продолжали препираться. Их громкие голоса мешали сыщику сосредоточиться.

– Парни, может, хватит воздух сотрясать? – Гуров оторвал взгляд от бумаг и продолжил: – Стас, отстань от него. В ночном звонке смысла не было, ты сам это знаешь. А ты, Валера, не попустительствуй. Знаешь свою правоту. В глупый спор не вступай.

– Так я и не вступал, – заявил Жаворонков. – Товарищ полковник сам настаивал. Ответь, мол, да и все тут!

– Ладно, забыли. Ты, капитан, пока не уходи, можешь понадобиться, – проговорил Гуров. – А ты, Стас, лучше послушай, что Валера для нас нарыл. Бумаги ты ведь не смотрел?

– Нет. В двух словах опишешь, мне достаточно будет, – ответил Крячко. – Все равно тебе одному это дело разгребать. Я снова на повинности, отчет переделывать придется.

– Знаешь, кем в недалеком прошлом был наш подозреваемый? – задал вопрос Гуров и сам же на него ответил: – Врачом, практикующим хирургом, причем не где-нибудь, а в Боткинской больнице.

– Ого, хорошее место. – Крячко тут же забыл и про капитана, и про отчет. – А почему он сейчас не практикует? Чем проштрафился?

– А ты угадай, – предложил старинному другу Гуров.

– Запил? – ляпнул Крячко первое, что пришло ему на ум.

– Вторая попытка.

– Начальству не угодил?

– Нет, товарищ полковник, он под статью попал, – влез в разговор Жаворонков в надежде задобрить Стаса.

– Под статью? Это что-то интересное, – произнес Крячко. – Уголовка?

– Нет, по медицинской части, – ответил Жаворонков. – Он пациенту не до конца диагноз поставил, а тот умер.

– Что значит не до конца? – не понял Крячко.

– Ты погоди с диагнозом, – остановил его Гуров. – Тут интересно другое. Фамилия пациентки, за смерть которой судили Разделкина, Шанина!

– Да ладно! Однофамилица?

– Уверен, что нет. Потерпевшей стороной в деле фигурировал Евгений Шанин, – сказал Гуров.

Ждать реакции напарника ему не пришлось.

– Вот это поворот! – Крячко удивленно поднял брови. – Наш Шанин? Висельник с моста?

– Он самый, – подтвердил Лев Иванович. – А пациентка, судя по дате рождения, его мать.

– Так это же в корне меняет дело! – Такая новость изрядно взбудоражила Станислава. – Это же такой мотив! Да еще возможность, дело почти закрыто! Ну и везунчик ты, Гуров.

– Погоди дело закрывать, – осадил тот приятеля. – Сначала нужно во всем разобраться, с Разделкиным побеседовать, послушать, что он в свое оправдание скажет. Не лишним будет пообщаться с главврачом, выяснить обстоятельства дела, сравнить показания задержанного и его бывшего начальника. Потом можно будет и победную песнь заказывать.

Обсудив все детали, сотрудники уголовного розыска занялись своими делами. Валера пошел в аналитический отдел, Стас засел за отчет, а Гуров направился в камеру для допросов, куда по его требованию конвой должен был доставить арестанта.

Их новая встреча прошла не так гладко, как первая. Обстоятельства дела шестилетней давности Разделкин отказался обсуждать наотрез.

– Был суд, решение принято, наказание понесено, все подробности ищите в деле, – заявил он Льву Ивановичу.

Дело с собой Гуров прихватил, поэтому начал зачитывать отдельные моменты и вынуждать арестанта давать комментарии к ним.

Промучившись так вот часа полтора, Гуров взорвался и заявил:

– Значит, так, гражданин Разделкин!.. Либо вы начинаете сотрудничать, либо я передаю дело в прокуратуру, и вас судят за предумышленное убийство гражданина Шанина. Вы прекрасно понимаете, что обстоятельства против вас. Вы оказались на месте преступления. Есть свидетель, который заявляет, что видел, как вы вешали тело Шанина на опору железнодорожного моста. Мотив ваших действий настолько ясен, что даже суд присяжных, будь у вас возможность таковым воспользоваться, не встанет на вашу сторону. Дело прогремит на всю столицу, а то и страну. Я, знаете ли, так и вижу заголовки в новостях: «Преступник вернулся! Беспрецедентный случай! Хирург-палач убил сначала мать, а потом и сына».

– Я не убивал его мать, и он это прекрасно знает, – заявил Разделкин, не выдержав такого напора. – Она умерла потому, что скрыла свое состояние!

– Это вы так говорите, – продолжал давить Гуров. – Сын считал иначе, и суд с ним согласился.

– Да плевать мне на суд! Туда любого человека с улицы затащи, они найдут, что ему припаять. Если бы дело решала медицинская квалификационная комиссия, то меня оправдали бы прежде всего потому, что состава преступления в моих действиях не было и не могло быть.

– Если вы настолько уверены в своей невиновности, то почему отказываетесь отвечать на вопросы, не расскажете мне, как все было? – произнес Гуров.

– Ладно, черт с вами, я расскажу. Только вряд ли мне это поможет, – сказал Разделкин. – Вы ведь сами заявили, что мотив у меня крепче, чем у других – железное алиби. С таким мотивом прямиком на гильотину. Судью адвокат не убедил, а ведь он профессионал. Думаете, мне удастся убедить вас?

– А вы попытайтесь, – посоветовал ему Гуров.

Мать Евгения Шанина поступила в Боткинскую больницу первого июня с банальным аппендицитом. Сын развил бурную деятельность, дошел до главврача и настоял, чтобы операцию по удалению аппендикса выполнил лучший хирург. У главного такие типы, как Шанин, давно уже в печенках сидели. Прибегали, грозили, деньгами сорили, а в итоге все равно оказывались недовольны оказанными услугами и поливали грязью всех врачей подряд. Но реагировать ему все равно пришлось.

С Шаниным он провел стандартную беседу, вызвал в кабинет Разделкина, представил его как ведущего хирурга отделения и заявил, что интересы этой пациентки для того будут в приоритете. Шанина беседа удовлетворила. Разделкин собрал анамнез, провел все необходимые анализы и назначил дату операции.

Парадокс заключался в том, что состояние матери Шанина даже не требовало экстренного вмешательства. Ну да, покалывало в боку, подташнивало, аппетит упал, появилась общая слабость. Однако острых симптомов не было. УЗИ показало увеличение аппендикса, не представляющее угрозы для жизни.

Ввиду того, что пациентка оказалась проблемной, Разделкин постарался обезопасить себя от вполне возможных нападок. Анализы он провел даже сверх того, что требовали обстоятельства, и все они оказались в норме. Для пациента в возрасте – случай небывалый.

Операция прошла успешно, едва воспалившийся аппендикс был иссечен, рана обработана и зашита. Пациентку перевели в палату послеоперационного наблюдения. Разделкин наблюдал больную сам, ежедневно утром приходил к ней, справлялся о самочувствии, отслеживал результаты повторных анализов и температуру. Все было в норме, и спустя положенный срок Шанину выписали.

Однако через пять дней в больницу влетел Евгений и с порога заявил, что засудит Разделкина за убийство матери.

Шанина, находящегося в состоянии аффекта, кое-как утихомирили и отвели в кабинет главврача. Там тот и рассказал, что произошло.

В девять утра мать пожаловалась на недомогание, головокружение и тошноту. Шанин решил, что это последствия некачественно выполненной операции, и заявил, что вызывает «Скорую». Врачи приехали примерно через полчаса. К тому времени женщина уже с трудом передвигалась по квартире. К тошноте и головокружению прибавилась острая боль в животе. До машины мать Шанина несли на носилках. Уже в «Скорой» ей поставили какие-то капельницы, подключили к аппаратам, но живой до больницы не довезли.

Каким-то образом главврачу удалось убедить Шанина вернуться домой, отложить месть на более подходящее время. После его ухода он связался с институтом Склифософского, куда доставили тело. Хоть это и было незаконно, но ему удалось получить копию результатов вскрытия.

Оказалось, что у женщины в прямой кишке образовались каловые камни, которые спровоцировали трещину. Через эту трещину в брюшную полость проникли частицы каловых масс, что привело к нагноению швов удаленного аппендикса.

Обнаружить трещину прямой кишки во время операции по удалению аппендикса Разделкин физически не мог. Жалоб на отсутствие стула, а тем более на образование запоров от пациентки не поступало. Стандартный перечень вопросов при обходе послеоперационных больных содержит в себе данный вопрос. Не задать его Разделкин не мог. Он четко помнил, как пациентка отвечала ему, что проблем со стулом у нее нет.

Главврач сопоставил все факты и решил, что претензии Шанина в их адрес не имеют под собой основания. Так он и сказал Разделкину. А спустя месяц тот оказался в суде.

– По большому счету вышло, что умерла она по собственной глупости. Ей просто было неудобно обсуждать с врачом вопросы испражнения, – проговорил Разделкин. – Когда в суде не удалось доказать мою некомпетентность и некачественное исполнение профессиональных обязанностей, адвокат Шанина потребовал переквалифицировать дело. Он обвинил меня в неоказании медпомощи, заявил, что я видел состояние прямой кишки пациентки, но посчитал, что показаний к операции нет или просто не захотел назначать повторную, чтобы не портить статистику. Суд с этим утверждением согласился. В результате я лишился лицензии.

– Скажите, как вы оказались возле железнодорожного моста?

– У моста? Так я уже говорил, – этот вопрос Гурова явно застал Разделкина врасплох, – гулял я там. Разве это запрещено законом?

– Не врите, Разделкин. Таких совпадений просто не бывает, – устало произнес Гуров. – Вы следили за ним, верно? Зачем?

– Да, следил много месяцев, – неожиданно признался Разделкин. – С некоторых пор это стало настоятельной необходимостью для меня. Я ходил в те же места, куда и он, знал тех же людей, покупал такие же продукты. Знаете, этот фрукт ведь ни разу меня не узнал. Жизнь мне поломал, а лица не запомнил. Только в этот раз я действительно гулял. А под мост пошел, потому что машину его увидел. Подумал, странно это. Что профессору понадобилось в этом районе в такой час? А потом увидел на мосту человека, но почти сразу догадался, что это именно он, Шанин, висит на балке.

– Вы помчались его спасать?

– Глупо, да? – Разделкин невесело усмехнулся. – Сам знаю, что так и вышло. Надо было развернуться и уйти. Жаль, что я этого не сделал. Не стоило пытаться доказать кому-то, что ты порядочный человек.

– Если я обращусь к главврачу, он подтвердит вашу версию конфликта с Шаниным? – спросил Гуров.

– Кто его знает? Я теперь не в его команде. Может, он и не станет из-за меня мараться, – ответил Разделкин и пожал плечами. – Хотя мужик правильный. Ну а насчет состояния Шаниной я не наврал.

– Хорошо, это мы проверим, – заявил Гуров. – Если вспомните еще что-то, передайте через охранника, что хотите меня видеть. – Лев Иванович нажал кнопку вызова охраны.