Сделать шаг (отрывок из романа)

– Вечером по воскресеньям. Там весь срез старого доброго рок-н-ролла от Элвиса до «Stray Cats».

– О, Элвис супер! И «Stray Cats» тоже!

Понимание восстановлено. Конечно, девчонки требуют просвещения, но основа правильная – сойдемся. Разговор плавно переходит на литературу. Кира время от времени поглядывает на барышень в зеркало заднего вида. Когда Полина говорит, что ее любимая книга – «Мастер и Маргарита», я понимаю, что, по крайней мере, собеседника Кирыч себе нашел. За все оставшееся время поездки до дачи и я, и двойняшки смогли вставить только несколько общих фраз – общались в основном Кирюша с Полиной. Когда мы припарковались возле моего домика в садоводстве и девушки вышли, Кирилл чуть задержал меня:

– Наш уговор по-прежнему в силе?

– Конечно.

– Тогда я выбираю Полину.

– Да уж догадался!

– Ты против?

– С чего ты взял? Прекрасный выбор! Я вот думаю, как мне быть…

– М-да… У тебя, конечно, положение сложное. С другой стороны, всегда сможешь сказать, что ошибся, если что-то не понравится. Типа, я думал, что вы – это ваша сестра…

– Да я так вообще запутаюсь, кто есть кто.

– Слушай, чего ты паришься, бери обеих – конкуренции никакой! А там с какой сложится. А чего, записать в актив близняшек – достойное окончание выходных, хе-хе…

– Иди ты… Ладно, время покажет.

Приехать на дачу на пару дней – одно удовольствие. За неделю я, наверное, помер бы здесь от скуки, а так все радости жизни по плотному графику. Мы как раз прибыли вовремя: выгрузили вещи и алкоголь, наскоро попили чайку и, когда наши дачные мужчинки собрались играть в футбол, пошли на спортбазу по соседству.

Эх, как нам было весело в этих краях лет пять назад! Ну, посудите сами: ближайший ленинградский пригород – двадцать минут на электричке с Финляндского вокзала или столько же на автобусе от метро «Ладожская», два озера на расстоянии трехсот метров друг от друга, зеленые поля, лес. Красота! Собственно, поэтому-то и понастроили здесь в советские времена пионерлагерей, спортивных баз да санаториев-профилакториев всеразличных. Бывало, на озеро придешь оттянуться-покупаться, а весь пляж малышня в пионерских галстуках заполонила. Бесили они, конечно, но зато, с другой стороны, вечерком к ним в лагерь на дискотеку можно было пролезть, со старшеклассницами в танце потискаться. Ну и подраться, если необходимость возникала: нас же там за местных принимали, а не схлестнуться с местными после дискотеки – зря вечер потерять. Лагерей этих пионерских вокруг немеряно, просто зона детского отдыха, да и только. Так что сегодня в одном месте покуролесили, завтра – в другом, а через день уже новые пионеры ожидают.

Ну и на спортбазы наведывались, конечно. Тут тебе и теннисные столы, и футбольное поле. Через дырку в заборе просочился, и все, ты отдыхающий, никаких вопросов – играй в свой теннис, сколько заблагорассудится, или гоняй в футбол.

Все изменилось с началом перестройки. Как-то резко вдруг всем до фонаря стал этот отдых трудящихся и их подрастающего поколения – пионеров почти не возят, отдыхающих от заводов не направляют. И хотя теннисные столы под навесом остались, поле футбольное по-прежнему обозначено и даже ворота стоят – поржавевшие, правда, уже и сетку сперли давно, но играть можно – никто за все этим добром теперь толком не следит. Мы, конечно, сами повзрослели, и дел у нас стало по горло, не до игр особенно. Но все же выбираемся иногда мячик погонять против какой-нибудь команды из местных пацанов, ошивающихся на той же базе. Нам, положа руку на сердце, отсутствие всех этих левых отдыхающих только в радость, но иногда волей-неволей задумаешься: а чего так пустынно-то, как будто вымерла вся округа? Пионерам бы жить здесь да радоваться, а также трудовому народу поправлять здоровье спортом или водочкой с шашлыком на свежем воздухе. А то реально кажется, что ты где-то в Припяти[3], а не в двадцати километрах от Питера.

Кирыч терпеть футбол не может, но в этой ситуации у него не было выбора – для полного комплекта нам как раз не хватало одного человека. На все его стенания, что, мол, ненавидит бегать и считает полным идиотизмом игру, в которой здоровенные мужики бегают за одним мячом, ответ был жестким: не можешь бегать – вставай на ворота, но играть обязан. Кира, конечно, халявил и больше кокетничал с Полиной и двойняшками, расположившимися на скамейке около ворот. Но пару раз отбил мяч, и даже один раз упал. После игры он демонстрировал Полине ссадины, рассказывая о том, на что только ни пойдешь ради настоящей мужской дружбы. А потом мы всей компанией ломанулись на озеро купаться.

Лето, надо сказать, в этом году выдалось дико жарким. То ли природа постаралась, то ли, как говорили злые языки, по указанию нашего мэра к Играм Доброй Воли, проходящим в Петербурге, действительно разгоняли облака. Мэру ли спасибо, или природе, но температура с середины июля держится около тридцати, и каждый день на небе ни облачка. Сидеть в такую погоду в городе – самоубийство.

На озере народу как грязи. Шагу ни ступить – или споткнешься об кого-нибудь, или на чье-нибудь полотенце наступишь. Так что долго мы там не задерживались – искупались и домой. Девчонки, сославшись на то, что не захватили купальники, просто потоптались у воды, ну а мы с Кирой оттянулись. Оценить наших новых подруг в купальниках не получилось, но впереди была банька, так что мы решили, что до ночи еще успеем разглядеть достоинства и недостатки спутниц.

Малыш объявил, что баня назначается на восемь вечера. В ожидании мы коротали время за «тысячей». Резались вчетвером, одна из сестер отказалась и просто наблюдала за игрой. Я пока так и не научился их различать: кто Аня, кто Оксана?

К семи в наш домик завалился Костик с Леркой, и девчонки засобирались. Договорились встретиться прямо в бане у Малыша.

– Ну что, с Полиной срастается?

Возвращаясь с озера, Кира просто вился около новой знакомой, пытаясь произвести впечатление.

– Хорошая девушка, мы говорим на одном языке. Даже не знаю, как быть… У нас столько тем, которые хочется обсудить. Жаль будет тратить время на банальный секс.

– Так разговаривай, в чем проблема?

– Проблема в том, что трахнуться хочется!

– Так трахнись, раз все складывается…

– И что?! Ты животное: еще раз говорю, а как же родство душ?

У Кирилла свои проблемы, у меня свои. Аня или Оксана? Оксана или Аня? И вообще: кто из них кто?!

В баньке первыми парились девчонки, потом парни. В перерывах вместе пили водку с «Амаретто» в предбаннике. У наших барышень оказались с собой простыни: они захватили постельное белье для ночевки на Костиной даче, вот и пригодилось. Простыни свисали балахонами, попробуй разгляди, что там под ними. И все же мне удалось понять, что у одной из сестер грудь побольше. На нее – сестру и грудь – я и решил ориентироваться.

«Амаретто» ушел быстро, а вот водки оказалось много. Когда часам к одиннадцати мы решили перебраться в Костин домик, то еще не уничтожили и половину запаса. Позвякивая бутылками и горланя песни, наша шумная компания вывалила на дорожку между садоводческими домиками. Первыми шли Костя с Лерой, за ними – двойняшки. «Эх, ель, что за ель, что за шишечки на ней», – орали мы с Кирычем с двух сторон в уши Полине песню группы «НОМ», следуя за сестрами. За нами Малыш с Ленкой и Шурик негромко перетирали что-то свое дачное.

Кстати, пора познакомить вас с остальной нашей компанией. О Косте я уже говорил, Лера – его боевая подруга. Какой может быть подруга рок-музыканта? Правильно, такой же оторвой, как и он сам. Так что смотрятся они вполне гармонично. Теперь пара слов о замыкающих нашу веселую процессию.

Шурик – еще один мой давний дачный корешок. С ним и с Костей мы знакомы уже… и не сосчитать сколько. Он как раз одним из первых в нашем дачном братстве стал заниматься собственным бизнесом. Сперва, как и положено было году в 91-м, посидел в ларьке ночным продавцом. Но потом надоело ему, что каждый третий идиот норовит перед носом ножичком или стволом помахать за-ради бутылки «Рояля» в долг, и Шура стал сам темы нащупывать. Разное, конечно, за эти три года с его бизнесом происходило – да что говорить, лихое время пережили! Но сейчас Санек крепко на ногах стоит: и дело спорится, и женился, и сына родил.

Теперь Малыш. Малыш – это мой брат. Разница в возрасте у нас два года: я старший, он младший. Собственно, поэтому и Малыш. Это прозвище я дал братцу лет пятнадцать назад, и за последующее время оно приклеилось к нему намертво. Даже собственные одноклассники редко вспоминают, что он Стас, и называют Малышом. Брат в отличие от меня – образец правильного построения собственной жизни: Ленка – красивая умная жена из нашей же дачной компании, очаровательная дочурка, хорошая работа, приличная тачка и в недалеком будущем собственная трехкомнатная хата, практически полностью построенная на лично заработанные деньги. Какой же это бизнес, спросите? Точно не знаю – что-то связанное с контейнерными перевозками. Когда он ко мне на радио первый раз приехал, я сделал ему короткую экскурсию по нашему вагончику. «Хорошая радиостанция, – резюмировал Малыш, когда мы вышли на улицу покурить. – Надумаете переезжать или обанкротитесь, дай мне знать, поговорим насчет контейнера». Вот она, деловая хватка! Уверенность в себе и защищенные тылы. И все это в двадцать три года.

А я? Живу с родителями. Ну как живу – прихожу переночевать. Зарплата хоть и хорошая, но… маленькая. Зато тусуюсь ночи напролет. И на дачу, где Малыш с Шуриком проводят лето семьями, я заезжаю с друзьями попить алкоголя и оторваться с девчонками. Проходишь мимо братского участка, а там уже сынок Шурика с малышовской дочкой играют. Они же почти ровесники: сколько сейчас моей племяннице?.. Если день рождения у нее в сентябре… или в октябре? М-да, хреновый я дядька: плюшевого медвежонка, полученного от поклонницы, передаришь – и ладно…

Впрочем, чего нахлобучивать себя душевными угрызениями? У меня своя жизнь, и она мне нравится! Именно ради такой жизни я отказался от высокооплачиваемой, но скучной работы. А отсутствие семейных радостей – это плата за личную свободу, которую я ценю превыше всего. И считаю, что плата эта вполне умеренная. А что касается общественного статуса, то может ли хоть кто-нибудь из моих друзей детства похвастаться тем, что у него брали автограф? А на встречах ди-джеев нашей радиостанции со слушателями ко мне за росписью сотни выстраиваются. Ну, пусть не сотни, а пара десятков – это как, по-вашему, глупости? А фотографироваться с вами когда-нибудь кто-нибудь хотел? И не потому что дальний родственник, приехал из Караганды, десять лет не виделись и еще столько же не увидитесь после, поэтому фото на долгую память надо троюродной бабушке показать, потому как помрет и не увидит, каким её дальний-предальний внучок вымахал. Нет, не поэтому, а потому, что в школе или в институте эту фотку можно будет друзьям-подругам показать и заявить важно: «Да это мы просто с ним фестивалили в выходные. Ну, знаете, этот ди-джей с «Радио-1». И друзья-подруги завистливо и с уважением закивают – вот, блин, повезло, с Самим довелось зажигать! Когда я братцу подарил на день рождения подборку компашек «ДДТ», и на каждом личные пожелания Шевчука ему, Станиславу, Малыш с гордостью демонстрировал этот подарок своим друзьям. И был он не менее ценен, чем хорошие швейцарские часы. Если не более, потому что на вопрос, каким это ты боком с самим Шевчуком знаком, Малыш делал важное лицо и небрежно сообщал: «Да у меня же брат – ди-джей, они большие друзья-приятели». И сам как бы автоматически друганом Юрия Юлианыча становился. А про меня и речи нет – полный авторитет. И какая разница, что я Шевчука на тот момент только второй раз видел и смотрел на него, как те школьники-студенты смотрели на меня, известного ди-джея? Мелкое это дело, понимаю, но кому простое человеческое чуждо?

– Эх, ель, что за ель, производство – наша цель! Производство – наша цель, производство – наша цель, наша цель!

Полина, похоже, уже оглохла от наших воплей.

– Мальчики, какие вы эмоциональные!

– Полина, – Кира приобнимает девушку за талию, – мои эмоции – это результат сегодняшнего нашего знакомства. Вот он просто горлопанит, а я пытаюсь высказать свои чувства. Напрасно вы скептически улыбаетесь, это вполне серьезно! Хотите, я опущусь на колени?

Компания впереди дружно оборачивается на эти слова, при этом одна из двойняшек оступившись и застонав, приседает на траву у дорожки.

– Оксана, что случилось? – сестра испуганно наклоняется к ней.

Мы с Полиной одновременно срываемся к близняшкам. Кирыч, лишившись опоры, делает пару неуверенных шагов и заваливается в чью-то смородину. К нему, в свою очередь, спешат Шурик и Малыш.

– Похоже, мои чувства остались неразделенными, – ворчит Кира, с помощью брата и Шурика вылезая из кустов.

– Не оставляй надежду, Кирилл, – ободряет его Лена. – По-моему, сегодня твой день.

– Думаешь? – Кира скептически смотрит вперед, где в темноте остальные участники нашей веселой компании окружили сестер.

– Просто ногу подвернула, – сообщает пострадавшая, потирая голень.

– Попробуй встать.

Полина все-таки заводила в этой троице.

– Давай я тебе помогу, Оксанка! – Аня подхватывает сестру под мышки. Ну, теперь хотя бы снимется вопрос с именами: хромающая – точно Оксана.

– Все в порядке, – сообщает девушка, поднявшись. – Похромаю немного, и все.

Она пытается улыбнуться. Эта улыбка не адресована кому-то конкретно. Просто улыбка. Немного виноватая: типа, простите, что заставила вас волноваться. И вот в этой её улыбке… Не знаю, как передать… В общем что-то было. Заметил ли это кто-нибудь другой из нашей компании или нет, не суть. Скорее всего, не заметили, в общей пьяной суете не до того было. А я вот заметил. Заметил и оценил.

На даче у Костика не особенно развернешься. Если у тебя участок шесть соток, настоящую фазенду на нем не построишь. А родителям нашим в пору строительства хотелось еще и садом-огородом обзавестись. Ну, там, чтобы картошечка своя, огурцы-помидоры в парниках, клубника-крыжовник. На самом деле все эти посадки-высадки были больше похожи на какой-то нетрадиционный вид спорта: по весне всего сажается, в принципе, столько же, сколько собирается осенью, но зато суеты и запарок вокруг этого огорода немеряно. Причем, ладно бы родаки все эти соцсоревнования сами себе организовывали. Так нет, они нас всю дорогу привлечь стремятся. Поэтому-то я и не езжу на фазенду, когда там родичи – вмиг к полезному труду приобщат, а оно мне надо? Время сейчас, конечно, не ахти какое хлебное, в магазинах шаром покати, и собственные посадки выручают, но не такой же ценой, не вместо заслуженного отдыха! Родителям это в кайф, похоже, прёт их от сельского хозяйства – так они любовно клубнику пропалывают да картошку окучивают. Вроде городские жители, а туда же, ближе к земле тянет. Не, мне больше по нраву урбанистический вид, как пел Майк[4].

Так вот, касаемо наших пригородных дворцов: все эти садоводческие домики при различии стройматериалов и фантазии доморощенных дизайнеров интерьеров сводились к одной-двум небольшим комнаткам и веранде. Про кухню я вообще не говорю: там с трудом один человек может развернуться, она с туалет размером, только вместо дыры в полу плита газовая располагается. У Костика совсем не разгуляешься – одна комната с печкой-буржуйкой у окна и веранда с диваном. Если не сидишь на диване, то, в общем, на веранде тебе и делать нечего, больше места там нет. Поэтому все мы набились в комнату, а веранду по умолчанию оставили тем, кто, ежели настанет момент такой, захочет уединиться.

Комнаты в этих дачных домиках – особый разговор. Как правило, несмотря на то, что, как я уже сказал, они маленькие, так их еще всегда стараются набить мебелью под завязку. Ну чтобы все было! И вот на этих шести квадратных метрах помещаются большой шкаф и небольшой буфет вдоль одной стены, диваны и кровати вдоль трех других (тут кому что больше нравится: у Костика два дивана и кровать, но возможны варианты), а по центру еще ухитряются стол обеденный втиснуть. Ну а уж полочки, бра всякие и прочую подобную дребедень развешивают там, где остается место, чтобы закрыть страшные выцветшие обои, оставшиеся от ремонта квартиры десять лет назад и пущенные на дачные стены в целях экономии. Вы думаете только у Костика так? Да в любой домик любого садоводства загляни – одна и та же картина за исключением нюансов, касающихся собственного вкуса. Но вкус – дело такое… Темное, в общем, дело и очень индивидуальное.

Что-то отвлекся я – о нас-то поинтереснее рассказывать, чем о садовом строительстве. А мы тем временем выставляем все запасы алкоголя и остатки закуски на стол и, рассевшись вокруг на диванах-кроватях, продолжаем вечеринку. Веселье уже приняло крайне хаотичный характер: компания разбивается на небольшие группы, и группы эти периодически меняются составом. Малыш с Шуриком обсуждают автомобили, Кирыч охмуряет Полину беседами о чем-то высоком, рядом Лера болтает с двойняшками и к ним присоединяется Лена. Все разговаривают, перебивая друг друга, и объединяются вместе только для того, чтобы выпить.

– Я вот «Ауди» взял родную, немецкую. Она семьдесят пять тысяч верст уже откатала, больше пяти лет ей, а состояние отличное. Это потому, что не по нашим колдобинам, а по автобанам в Гермашке. Никаких проблем – масло меняю только да бензин лью, – Малыш расписывает прелести своего автомобиля, Шурик с пьяной серьезностью кивает.

– Полина, вы не поверите, насколько пуст мир вокруг меня, – лицо Кирилла приобретает скорбное выражение.

– Мы снова на «вы»?

– Мне сложно опускаться до банального тыканья девушке, с которой можно говорить о высоком. Ведь пойми, я совершенно один среди всего этого моря людей. Все эти как бы творцы – мелкие бездуховные людишки. Они не понимают главного…

– И что же главное?

– А хрен его знает! Я тоже не понимаю, но в том-то и дело, что не понимаем мы это главное по-разному. Вот с вами я чувствую некую связь…

– Так мы все же на «вы» или на «ты»?

– Это так важно? На мой взгляд, главное – возникшая между нами связь…

– И что же это за связь?

– Пока я чувствую духовную, но ситуацию легко можно изменить…

Ну а мне приходится вести разговоры о судьбах рок-музыки – Костику удалось втянуть меня в бессмысленный и беспощадный спор:

– …Вот Оззи Озборн, он, что, может, по-твоему, устареть? – Костик воткнул в большой переносной магнитофон кассету, и оттуда загремела «No More Tears».

– Да не то что может, он уже устарел. Кость, эта музыка осталась в 70-х, ну частично, вот этими сольниками, в 80-х, но сегодня-то 90-е! Хард-рок скончался и разложился. Ты не заметил? Все эти запилы архаичные, длинные завитые волосы – на свалку. Слушай, время гранжа уже к концу подходит. Ты вообще в курсе, что «Nirvana» «Nevermind» записала три года назад, а в апреле Кобейн себе башню из ружья разнес?

– Да это все модернизированный хард-рок…

– Ты охренел?! Какой хард-рок – и рядом его нет! Ты интервью почитай с тем же Кобейном, Веддером, Корнеллом. Панк-рок и альтернатива американская – вот что они называют предтечей гранжа. «Sonic Youth» и «Pixies», а уж никак не «Deep Purple». Я тоже, например, вырос с песней «Smoke On The Water» в сердце, но мне и в голову не придет ставить ее в горячую ротацию у себя на радио. Сегодня время совсем другой музыки: «Faith No More» – уже классика, а твои кумиры все равно, что Элвис, – где-то там, за гранью времен.

– Слушай, сколько было этих однодневок, а вот Озборн да Ковердейл по-прежнему в строю…

– …Ага, живых мертвецов, занимающихся музыкальным бизнесом. Вместе с этими мудаками от «Soft metal». Ты мне еще про «Poison» или «Mötley Crüe» расскажи! В твоей же любимой Англии давно уже «Blur» в хит-парадах, а не «Вхите Снаке». Ты про брит-поп что-нибудь слышал?

– Поп он поп и есть, и место ему там же – в попе, – вот ведь как каламбурит, наверно, спьяну думает, что это очень остроумно, блин! – А про «WhiteSnake» зря ты так: «Fool For Your Loving No More» не вылезала, между прочим, из хит-парадов…

– Год какой был, Костян, блин, год какой?

– Господа! – Кира неуверенно поднимается с дивана с рюмкой в руках.

– Какие-такие господа, Кирюша? – Малыш прерывает разговор с Шуриком.

– Подожди, Стас, не перебивай меня, я хочу произнести несколько слов, прежде чем вы вернетесь к банальному пьянству…

– Ну как-то странно ты выражаешься – господа. Придется ответить…

– Вот! Вот, Полина, видите, с кем приходится выпивать…

Кира наклоняется к героине своего сегодняшнего романа, его качает, и романтический герой чуть не плюхается назад на диван. Удержав равновесие, он продолжает голосом, полным скорби:

– Разве вот эти люди способны оценить благородство душевного порыва? Не все, – Кира обвел туманным взором комнату, – некоторых из здесь находящихся я знаю с хорошей стороны, некоторых пока не имею чести знать близко, – снова многозначительно посмотрел на Полину и покачнулся, – но те, с кем знаком давно, вот эти два брата, например, – ничтожные люди… Я и рад бы сменить круг знакомств…

– …Но кто ж тебе позволит? – вворачиваю я.

– Не надо, друг мой, – Кира морщится, как будто проглотил какую-то гадость, – не надо! Я хотел сказать, что был бы рад сменить круг знакомств, но кто теперь оценит благородный порыв? И потом, как поет уважаемый мной Борис Борисович, «я точно такой, только хуже, но я говорю, что я вижу…»[5]

– И за козлов придется ответить, – вновь подает голос Малыш.

– Станислав, вы смешны мне своими угрозами! Боже, в какое время мы живем, почему меня угораздило родиться сейчас, а не век назад?

– Позвоните родителям, – вставляет Шурик.

Кира всем корпусом поворачивается к нему:

– Не надо, Александр! Я знаю вас исключительно с положительной стороны, не уподобляйтесь этим мелким персонажам…

– Ну, дайте же договорить человеку! – улыбаясь, вступается за Кирыча жена брата.

– Спасибо, Лена, вот в тебе я не сомневался! Слушай, как ты живешь с этим чудовищем? Ты же прекрасная девушка…

– Не отвлекайся, Кирилл, продолжай.

– Да, так о чем я? Э-э-э… в прошлом веке я был бы благородным офицером, носил бы эполеты и вызывал таких, как эти двое, на дуэль. А сейчас мне приходится пить с ними водку и довольствоваться их общением. Как измельчал наш мир!

– Кирилл, это вы и хотели сказать? – подает голос Полина.

– Нет, Полина, я хотел сказать, что в этом куцем, душном, убогом мирке наконец-то забрезжил луч света. Этим лучом являетесь вы и ваши подруги, простите, еще не научился вас отличать – очаровательные студентки вуза, обучающего культуре. Культуре, бля! Где она наша культура, с кем вы труженики пера и… и…

– Топора? – подсказывает Костик.

– Не надо, Константин, вам как музыканту должно быть стыдно! Нет, друзья мои, творческая интеллигенция измельчала, если к ней относятся вот эти вот люди. И вся надежда только на вас, Полина. Вы прекрасны в своей юности – студенчество, все эти лекции, зачеты и курсовики, учебный план…

– Учебный план – это простой табак, а кто-нибудь, кстати, хочет испробовать плана настоящего? – оживляется Костик.

– Наркоманы. Жалкие ничтожные люди, – Кирыча снова качнуло, но на этот раз он не устоял на ногах и плюхнулся рядом с Полиной.

– Не переживайте, Кирилл, я оценила глубину благородства вашей души, – смеясь, произносит Полина.

– Мы тоже – очень проникновенная речь, – Лера салютует рюмкой, к ней присоединяются Лена и двойняшки.

– Спасибо… – не слово, а тяжелый вздох вырывается из уст Кирилла.

– Так как насчет покурить? – Костик достает коробок и вытряхивает «беломорину» из пачки.

– Я присоединяюсь! – тут же откликается Лера.

– Я – пас, – отмахивается Малыш.

– У нас лично «синее» мероприятие, – поддерживает брата Шурик, салютуя рюмкой.

– А ты? – это уже Костик обращается ко мне.

– Ну, давай, – говорю без особого энтузиазма, в надежде сменить тему разговора.

– И я с вами, – вдруг подает голос Лена.

– Любимая, ты что, тоже наркоманить? – удивляется Малыш.

– Что ты, любимый, просто воздухом подышать.

– Смотри, дорогая, чтобы без эксцессов…

– Какие эксцессы, дорогой, исключительно любопытство.

– Возьмите с собой офицера, пусть в прошлый век окунется.

Малыш кивает на Кирыча. Тот оставляет милое щебетание с Полиной и кривит губы:

– Стас, я реалист: никакая марихуана не даст мне иллюзии высшего света, если рядом будете вы.

– Зря ты так, – слегка обижается Костик, – у меня хороший ганджубас: две тяги, и ты уже в эполетах!

– Не сомневаюсь, но предпочитаю видеть реальность такой, какая она есть.

– Ну как хочешь, Кирилла. А мы пойдем на веранду – как раз все поместимся.

Выходим на веранду, усаживаемся на диван. Костя смешивает табак с травой и забивает папиросу.

– Ты что, действительно покурить решила? – спрашиваю Лену.