Мир земной

– Не понимаю… Иногда мне кажется, что во мне живут два человека. Я росла в уюте и тепле, в богатстве. Привыкла к хорошей жизни, и меня все это устраивает, но стоит выйти за порог дома и отойти на несколько сотен метров от моей обычной жизни, я начинаю приходить в ужас. Мне жалко людей, жалко стариков с грустными глазами, в них я вижу несбывшиеся ожидания. Есть ли дети у него, а внуки? Что он такое в жизни сделал, что теперь заслужил до конца своих дней быть один? Но, несомненно, мне видна и мудрость в их взгляде, мимике, жестах. Мудрость длиною в жизнь. Жалко детей-инвалидов, хотя я не люблю это слово, отнюдь! Но при этом я не стараюсь показать им свои чувства, жалость. Дико горю желанием быстро пройти мимо, якобы мне все равно, а у самой сердце на куски разрывается. Жалко и обидно за пьющих людей, мои мысли они занимают часто. Что-то в этой жизни не так, раз они ищут покой в напитке рабов. Хм… Игра слов.

И с этими словами она неловко поморщилась.

– А самое главное – я не пытаюсь как-то облегчить их участь, ни просящим милостыню, никому. И долгими часами, приходя домой после таких прогулок, я сижу в своей комнате взаперти, как будто пытаюсь очистить свою душу. Что-то со мной не так, вот только что?

Вслед наступило долгое молчание. Да уж, в этой жизни многое происходит не так, как хотелось бы. Скоро ты это поймешь, Сара. Всему свое время. С этими мыслями я постарался улыбнуться ей, пытаясь хоть как-то разукрасить ее затуманенные мысли. Мудрость, она и в тебе есть, подумал я, это одна из тайн, что я заметил тогда в твоих бездонных глазах, а я редко ошибаюсь.

Подобрав нужный подарок, вышел из здания, в мыслях одна девушка поборола другую.

Смех, задор и злосчастное место

Большие ворота открылись, среди больших деревьев стоял загородный дом Томкредов. Звучала приятная музыка, рабочие таскали стулья, вокруг все было накрыто разноцветными гирляндами. Несмотря на осень, климат явно протестовал в этот день, вознаграждая Сару теплой, как летний вечер, датой. Увидев, как несколько опрятных людей проскользнули в большую деревянную дверь, из которой распространялся аппетитный запах, я последовал за ними. Я как почетный гость нажал в звонок, чтобы меня встретила Сара. Дверь открыл отец Сары, мистер Вильям, до безумия ухоженный старик с приятной внешностью. Посмотрев на меня умиротворенным взглядом, он поднял бокал.

– Приятно тебя здесь увидеть, Марк!

Легким движением рук, почти не касаясь, он обнял меня, лестницу принарядили, как на больших балах, слабый, но уверенный огонек камина в гостиной украшал дом еще больше, обшитые панели из белого дуба с цветными окнами – дом был потрясающим. Некоторые гости сидели напротив камина, попивая горячий чай, улыбаясь друг другу, о чем-то беседовали, в воздухе витал дух комфортности. На стене висела огромная картина, портрет, на котором изображена молодая женщина, сидевшая в кресле-качалке.

– Жаклин Рок. Эту женщину зовут Жаклин Рок. – Попивая остаток шампанского, Вильям с гордостью смотрел на эту картину.

– Да это же тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год, Пабло Пикассо, верно?

– Да, Марк, верно. Последняя спутница, которая под конец жизни великого живописца стала супругой.

Увидев именинницу, улыбнулся, пытаясь излучить счастье и продемонстрировав осознание всей торжественности момента, надеясь, что смог создать нужный образ. Сверкая своей блистательной улыбкой, приблизилась в мою сторону, платье было темно-синего цвета, шелк, сделанный в Японии. Выглядела чинно, как меч самурая. Когда она улыбнулась, образовалась глубокая ямочка на лице – милая и обаятельная метка счастья.

– Марик, ты пришел.

Обнявшись, мы простояли минуты две, нам было необходимо стоять, долго прижавшись друг к другу, чтобы почувствовать теплоту, которая проникала в наши сердца.

– Сара, ты, как всегда, очень красиво выглядишь, это мой тебе маленький комплимент, с Днем рождения тебя.

– Марик, спасибо тебе.

Оставив прикосновения губ в моих щеках, она удалилась встречать других гостей.

Мне она нравилась, безмерно одинокая, даже в толпе окружения. Она не имела представление надевать маску лицемерия, сама по себе она привлекала довольно много поклонников.

Входная дверь открылась, Сара встречала гостей, зашел Эдди, мускулистый африканец с хорошим чувством юмора плюс талантом великолепного танцора. Обняв Сару, перехватив мой взгляд, скорчил физиономию, что ему доставляет огромное удовольствие быть с такой женщиной. Не вынимая с лица улыбку удовлетворенности, приблизившись ко мне, сказал:

– Послушай, ублюдок!

– Слушаю.

– Назови мне причину еще раз таскать тебя в руках смертельно пьяного?

– И я рад тебя видеть, друг.

Улыбнувшись, он протянул мне руку, сильно сжав мою ладонь, притянув к себе, и обнял.

– Брат! Здорово тебя здесь увидеть! Без тебя праздники не праздники.

– Ну да, я ведь сам дух веселья.

– Еще бы. Помнишь, в тот раз мы сильно нажрались и приставали к официанткам, и ты, получив отказ в свой адрес, хотел всем навалять?

– Давай без подробностей, как-никак здесь собрались якобы культурные люди.

– Я в тот раз протащил тебя в своих мускулистых руках целых два квартала. И, несмотря на это, я люблю тебя, между нами мужская любовь, согласись?

– Да, если только однополые браки разрешались бы, мы бы жили вместе: только ты и я.

– Ха! Еще бы, вижу, ты не потерял чувство юмора, брат. Заметил, ты смотришь красивыми глазками на нашу именинницу? Неужто влюбился?

– Не спорю, она прекрасна.

– Брат, а Климентина? Ты же не собираешься разбивать ей сердце.

– Между нами все кончено.

– Вот досада. Надеюсь, вы мирно?

– Разошлись? Нет, она буквально предала меня.

– Забей на нее, найдешь себе другую. Вот яркий пример – наша именинница, ты же у нас лев, уже подметил место.

– Ах-ах, хорош, Эдди, время покажет.

Напоминалка по имени Эдди. На уме опять появилась картина поражения, мысли о Климентине появились со скоростью ветра. Малая часть души, которая до сих пор любила ту женщину, вышла из тюрьмы, снимая свои оковы, и опять ударила по жилам, не жалея своего творца. Одеяло, плед и мокрая трава – мы были когда-то счастливы, но не сейчас, надеюсь, нынешний партнер ее удивит, как когда-то делал это я. Упавшая звезда, на которой мы загадали наши желания, не смогла осуществить мои прихоти. Она уделяла свое внимание приятным мелочам раньше.

Началась торжественная речь, как принято, гости по очереди поздравляли именинницу, дарили свои роскошные подарки, последним речь произнес отец Сары.

– Я хочу произнести тост. Сегодня мы все собрались здесь в честь нашей дочери Сары, девушки, которая наполняет нашу жизнь светом, за что я безмерно счастлив быть ее отцом! Пью за Сару.

Обняв и поцеловав дочь, он покинул дом, сказав, чтобы мы, молодые и энергичные люди, веселились в этот день. Некоторые гости, такие, как Эдди, были рады, что отец Сары ушел, и стали как-то раскованнее. По предложению именинницы мы все разом согласились сыграть в настольные игры, которых у нее была уйма. Смех и задор царили в тот миг в доме Томкредов. Эдди предложил даме бутылку хорошего красного вина, а мужская половина тихонько распивала виски с таким наслаждением, как это умеют только богатые.

Когда крепкий алкоголь подействовал на мой организм, я пробрался в давние времена, ощущая обоняние и осязание.

Случилось, однажды я забрел в одно злосчастное место с большим желанием увидеть то, как отдыхает простой народ. Причиной тому послужили слова деда, который яро был убежден, что мои жизненные взгляды рано или поздно меня погубят. Мне очень сильно хотелось почувствовать то, что почувствовал мой дед, какую ценность в бедноте увидел он? Есть ли на свете что-то еще важнее денег, богатства? То место оказалось дешевым кабаком, которое с первой же минуты на меня повлияло не с самой лучшей стороны. Вокруг витал воздух негатива простого народа, который был недоволен своей жизнью и прожигал ее в дешевых спиртных напитках. Вокруг я слышал лишь нытье посетителей этого грязного кабака. Каждый жаловался на свою жизнь, на своих жен, обрюзгших после очередной беременности ни к чему не нужного чада, на глупую работу, которая платила лишь копейки, на несправедливость всего происходящего. Молодые девушки вели никчемное существование и утопали в похоти и разврате, строя глазки потным, грязным мужчинам, для которых такая дешевая добыча придавала им фальшивую уверенность в их бесцельном существовании. А ведь в моей голове иногда проносились мысли о простых людях, живущих в бедноте, которые, несмотря на все сложности, не теряли силу духа, что в любой ситуации они сохраняют свое лицо и берегут свои собственные ценности. Увы, я ошибался.. И дед, к счастью, тоже. Два ноль в пользу меня, дедуля.

Тень врагов

Под утро, придя домой после вчерашней нашей непростой ночи, уныло и безжизненно разглядывал потолок, а потом столь же уныло и осторожно нырнул под одеяло и позволил себе сорок минут покоя. В голове было пусто, чтобы хоть немного сообразить, позволил себе газированного сока, вкус был крайне неприятным, перегар и вкус испорченного сока повлияли на мой организм, после меня вырвало еще пару раз. Повернул бутылку вверх дном, газированный сок с шипением влился в прозрачную раковину, которая стремительно понесла его на дно. Хотел вспомнить всю картину вчерашней ночи, провалы в памяти случались, но это не тот случай, когда толком не можешь вспомнить. Прижав нос и затуманивая дыханием окно, почувствовал тепло осеннего солнца, наполнявшего прямо окно, нежностью грело мое невзрачное лицо. Я стоял и наблюдал субботнее утро, в голове все перемещалось, я бы стал дальше употреблять алкоголь, но не сделал этого, не из тех людей, которые болеют крепким сушняком в субботнее утро. Природа, люди, машины – все это перемещалось, стоял неподвижно, мысленно прокручивая бытье всего происходящего. У каждого человека своя история, каждый пытается достигнуть совершенства, но мало кому удается достичь желаемого, а некоторым достается головная боль в субботнее утро. Движения и движение – это жизнь, нужно много двигаться, если хочешь жить на этом свете даже с головной болью, как у меня. Когда другие лежат, вопя от головной боли, я двигаюсь, это и есть жизнь.

После я твердо решил выйти из дома, чтобы головная боль хоть чуть-чуть утихла. Донесся влажный ветер, как вдруг сверкнула молния, прогремел гром и хлынул дождь, люди, как обезумевшие животные, помчались искать укрытие. И лишь один я стоял, наслаждаясь теплыми каплями осенней поры, на лице быстро капала краска природы, волосы жадно впитали природный дар, лужа образовалась довольно быстро, желание танцевать над ней не утихало, и я принялся медленно и сбалансированно танцевать. Выглядело это, наверно, неприятно со стороны, но мне иногда нравилось почувствовать себя ребенком, чтобы хоть немного забыть взрослые причуды. В это время бой хронометра затих, прибыл темперамент с упоительной безмятежностью, головная боль исчезла из-за свежести всего происходящего. Как вдруг издалека появились блики теней, фигурки людей, видел, как из темного переулка появилась еще пара фигурок, стремительное ополчение смерти. Ветер гуляющий спешно рисовал дымящие неистовство врагов, меня охватила тревога. Образовавшись в одну стаю, быстрыми шагами направились напролом в мою сторону. Дождь не утихал, в небе молнии развоевались. Не взвидев света, пустился драпать от этих фигур. Стеклянная бутылка навернулась сверкающими осколками, и тут я понял, что эти козлы принадлежат синьору Вито, стаями голодных волков бросавшие бутылки из полупустого пива, они стремились поймать меня. Я бежал изо всех сил, но безуспешно, верещанием небесной страницы и панегириком грома я почувствовал ужасающую боль в части челюсти. От резкой боли упал на землю, не успел надышаться воздухом, как одна из фигурок, прибежав, стала пинать резкими движениями мощных ног. Небеса раскатывались и содрогались от громоподобных ударов, избивали каждой штормовой волной, у меня обмирало сердце. В этот водоворот безумных событий успел посмотреть, как стая птиц взметнулась над нами, унося прощальный стон и крик, будто тянулись к небесам на зов облаков. С минуты на минуту глазеющая стая слуг ожидала услышать предсмертные стоны, победоносная армия остановилась, заговорив друг с другом, принялись отдышаться и закурить.

– Вижу, ты не нарушаешь свой торжественно опрятный вид, мистер Тэйлор!

Лицо заглядывало прямо в душу. Потом легким движением прикурил от неувядаемого огня зажигалки, деликатно попыхивая, смотрел со скрытым удовлетворением на меня, когда по воздуху проносился рокот осеннего дня, у синьора Вито резко задергалась голова.

– Прости, мой второй визит не такой уж благоприятный. Но все же в тот раз я тебя предупреждал. Не так ли, мистер Тэйлор?

Слуги и мелкие сошки все время что-то бормотали, стоя за спиной у синьора Вито.

– Закройте рты! – оборвал их синьор Вито, остервенелый, что у него сбивают сверхсекретные данные.

– Вы передумаете свое мнение насчет о грузоперевозках! Вам понятно, мистер Тэйлор?

Я промычал что-то невнятное, у меня будто отсох язык, бандиты смотрели мне прямо в рот, ожидая утешительного ответа. Синьор Вито умолк и взял в руки лист бумаги, торчавшей до поры до времени у него на кармане.

– Вот вам письмо от нашего хозяина.

Дрожащими руками взял мокрый лист бумаги, затуманенные глаза отказывались разбирать строки. В этот самый миг молния всей своей силой расколола дерево, росшее прямо под большим зданием, бандиты кучкой рухнули. Обеспокоенный взглядом синьор Вито приказал своим быстро встать.

– Надеюсь, третий визит будет в ваш офис, мистер Тэйлор!

Заговорив слово, они ушли напрочь от этого района. Вдалеке прогремел гром, будто говоря: «Они ушли». Лежа на мокром асфальте, почувствовал легкий ветерок, принесший мимолетный запах обгорелого дерева. Меня охватила безмятежность, смешанная со страхом, в это время думал о смерти, и, затаив дыхание, я отключился.

Живут в разных мирах

Я проснулся уже в больничке. Старая больничная кровать, пружины топорщатся, будто готовясь произвести выстрел прямо в кожу. В больнице царило холодное, утаскивающее жизнь, немое движение, которое сопутствовало слабому кашлю больных. Низкий поклон тем, кто изобрел анальгетики, боль терзала не только тело, но и душу, пока сестра не дала две таблетки красного и синего цвета, и через десять минут боль утихла. В соседней тумбочке стояла маленькая стеклянная банка, до краев наполненная густой жидкостью, в крышке имелась цифра, коряво написанная черной ручкой, анализы – как же я ненавижу всю эту процедуру. Побаивался, что из моей крови и мочи выявят неутешительные результаты. Некомфортная обстановка угнетала меня, падали постельные принадлежности раз за разом, ворочался и метался, каждый раз сгребал с пола свою подушку. Поднялся сильный ветер, все окна старой больницы скрипели и дребезжали, нервы совершенно расшатались, вздрагивал при малейшем шорохе, загрузка эмоций и жалобных чувств. Соседом по комнате оказался старик семидесятилетний, глаза его потухали, словно белый снег, прошелся над ярко-зеленой поляной, спутанные волосы свисали до плеч с глубокими морщинами на лице, белая футболка была покрыта пятнами от пота и превратилась в лохмотья, только веснушки радовали меня, покрытые бурыми пятнами.