Черноногие

Ник Уинфлз стал отсчитывать по условию. Голос его заметно дрожал.

В ту минуту, когда он досчитал до трех, раздался слабый выстрел.

Вздрогнул Кенет, отступил назад Марк.

Прошел миг мучительного молчания. Марк побледнел как смерть, вспыхнул румянец на щеках Кенета.

– Фортуна изменила вам, – сказал Кенет, – угодно ли вам сознаться в вашей несправедливости?

Марк не давал ответа, зубы его стучали, все тело сотрясала нервная дрожь.

– Угодно ли вам принести извинения? – настаивал Ай-версон, наводя пистолет.

– Мне просить прощения? Что еще выдумали! – сказал Марк, выдавливая насмешливую улыбку.

Его взор умолял Криса о помощи, но Ник Уинфлз не спускал с того глаз.

– Тогда готовьтесь к смерти.

Крупные капли пота выступили на лбу Морау. Последний час пробил для него, но в эту минуту, в эту страшную минуту, удар по руке заставил Кенета выронить пистолет, и в то же время мелодичный, хотя суровый голос произнес:

– Убийства не будет ни на деле, ни по согласию.

Молодой человек оглянулся с удивлением. Перед ним стояла Сильвина Вандер.

Пользуясь замешательством Кенета, Марк Морау поспешно уходил в сопровождении своих спутников.

Стоит ли говорить, что Айверсону и в голову не пришла мысль преследовать беглецов.

Глава V

Вертеп

Немного прошло дней после описанных событий. Степи Северной Америки быстро покрывались растительностью под животворными лучами майского солнца. Приближалась минута, когда отряд трапперов должен был выступить в поход в края, пригодные для охоты; во всем лагере царствовало веселье.

Кенет уже много раз старался поближе познакомиться с Сильвиной, но из кокетства или нежелания молодая красавица как будто не замечала его. Это задело молодого человека за живое, и вскоре ему пришлось сознаться себе, что он всей душой полюбил прелестного ребенка.

Однажды утром он по привычке выехал прогуляться по окрестностям. Замечтавшись, он очутился за несколько миль от лагеря, не обращая внимания, по какой дороге скачет его конь. К десяти часам он выехал на очаровательную лужайку, заросшую цветами, через которую протекал сверкающий ручей. Все в этом убежище приглашало к отдыху. Спрыгнув на землю, молодой человек привязал лошадь к дереву, растянулся на бархатной зеленой траве и немедленно заснул. Долго ли продолжался этот сон, трудно было ответить на этот вопрос, когда неожиданно раздался грубый, злобный смех, разбудивший его. Открыв глаза, Кенет увидел двух мужчин, схвативших под уздцы его лошадь. Голова его закружилась, и, как бесчисленные пылинки в солнечном луче, перед ним промелькнули воспоминания о плавании по реке Северн, привал на берегу, зловещие взгляды, отравленный кофе, страдания и видения, испытанные при замерзании, лишение чувств и оцепенение, потом возвращение к жизни от целебного средства приятеля Ника, все страдания, перенесенные им: он все припомнил и невольно содрогнулся, заметив дикую злобу, отражавшуюся на лицах Джона Бранда и Криса Кэрьера.

Все эти впечатления, столь внезапные и неуловимые, которые можно долго описывать даже и самыми короткими словами, просыпались в нем постепенно, но с быстротой молнии. Самообладание скоро вернулось к нему, Кенет поднялся и спокойно шагнул вперед. Но Джон Бранд поднял пистолет и, целясь в него, приказал:

– Ни с места! Мы сейчас потолкуем с вами.

Несмотря на опасения, внушаемые ему злодеями, в руках которых была его жизнь, Айверсон улыбнулся и сказал почти весело:

– По чести, господа спутники, вот уж никак я не ожидал вновь наслаждаться вашим обществом. Шутка была восхитительной. Друг Джон, спрячьте ваше оружие, и постараемся мирно уладить дело.

– А вот мы скоро уладим все! – сказал Кэрьер, пожимая плечами.

– Ведь я до сих пор в толк не возьму то дело на реке Северн, – продолжал Кенет, решившись по возможности взять верх хитростью, – как это вам пришло в голову бросить товарища в снегу? Право, для меня это тайна. Мне смутно припоминается, как будто на нас напали индейцы, меня ошеломили ударом по голове, а вы спаслись бегством в лодке, где вас и взяли в плен… точно не помню.

Крис и Джон переглянулись.

– Потолкуем позже, когда нечего будет делать, – возразил Крис и, обращаясь к Джону, сказал: – Держи его на мушке, пока я свяжу ему руки.

– Негодяи! – воскликнул Кенет. – Неужели вы думаете, что я позволю себя вязать, как барана?

Джон приложил дуло ко лбу Кенета.

– Руки назад! – закричал ему Кэрьер.

Айверсон чувствовал сильное желание возмутиться против такого распоряжения, но в эту минуту повиновение было спасительнее сопротивления. Преодолев гнев, он позволил себя связать.

– Джон, подай лошадь! – приказал Кэрьер.

– Это еще зачем? – спросил Кенет.

– Мы желаем, чтобы вы сели на своего коня и ехали с нами, а если что не по-нашему, мы убьем вас, как белого медведя или краснокожего. Все понятно?

Бранд скоро справился с лошадью и подсадил на нее Кенета, потом с помощью Криса стянул ему ноги ремнем, пропущенным под брюхо лошади.

– Могу поручиться, что теперь вы не упадете! – заметил Кэрьер насмешливо и, схватив лошадь за узду, потащил ее вперед; Джон, вооруженный карабином, следовал за ним.

Такое положение отнимало у молодого человека всякую надежду на спасение. Он корил себя за рассеянность и погрузился в горькие размышления. Солнце мало-помалу склонялось к западу. Вскоре сумерки повисли над обширными пустынями, тени сгущались, пока, наконец, все предметы не слились в темной дали.

Кенет ехал в терпеливом молчании. Тишина ночи прерывалась только криками хищных птиц или рычанием диких зверей.

Между тем дорога становилась труднее; она проходила по песчаным и гористым ущельям, между высокими утесами, изредка попадались небольшие рощи чахлых кустарников.

Айверсон не прерывал своих размышлений до той минуты, пока ему в лицо не подул свежий ветер. Подняв голову, он увидел перед собой пространство воды, которое показалось ему озером. В ту же минуту Кэрьер остановился, развязал пленника и грубо приказал ему слезать с лошади. Кенет машинально повиновался. Крис повел его по узкой, крутой тропинке, извивавшейся меж высоких скал и приведшей их к берегу. По другую сторону этих скал находилось роскошное пастбище, куда он и пустил лошадь, расседлав ее. Из густого кустарника Кэрьер вытащил байдару, спустил ее на воду, потом приказал Кенету садиться посередине, сам же с Брэндом поместился по краям, и, дружно работая веслами, они пересекли озеро. Впереди высилась колоссальная преграда, гранитный массив больше сотни футов в высоту.

Челнок причалил в бухточке, приютившейся под утесами, словно гнездо ласточки. С удивлением и вместе с тем с содроганием Кенет обозревал мрачный пейзаж, обрисовывавшийся в тени. Над головой – черный угловатый камень, под ногами – неведомое озеро, безмолвное как могила, как будто нарочно вырытое в самом центре гор, чтобы принимать и навеки скрывать страшные тайны. Кто бы мог, находясь в таких обстоятельствах, удержаться от невольного проявления ужаса? Конечно, Айверсон был храбр: свое мужество он доказал уже во многих случаях, однако и его бросало в дрожь при взгляде на эту унылую картину.

– Наклонитесь и следуйте за мной, – сказал ему Крис, – а ты, Джон, позаботься о хлебе.

Крис наклонился и провалился, как показалось Айверсону, в недра скалы. Кенет еще раз взглянул на ровную поверхность озера, глубоко вздохнул и последовал за Крисом. Проход, по которому они шли, был так низок, что пришлось согнуться почти вдвое, чтобы продвигаться по нему.

Через несколько минут такого трудного путешествия Кэрьер сказал:

– Теперь можете выпрямиться.

Кенет заметил, что его проводник шарит рукой в темноте. Сухой стук, сопровождаемый градом искр, объяснил ему, что Кэрьер высекает огонь. Вскоре при свете лампы, зажженной Крисом, он увидел, что они находятся в пещере с высоким сводом, с множеством свисавших сталактитов самых фантастических форм.

– Это еще не конец нашего путешествия, – заметил Кэрьер, – еще немного потерпите, ненаглядный красавец, и мы вам покажем такие диковинки, какие мало кто видел на свете. Так смотрите же, когда вернетесь к нашим друзьям, не разглашайте, пожалуйста, наших тайн! – закончил он со зловещим смехом.

Джон Бранд одобрил шутку своего приятеля, не совсем в лад поддакивая ему.

– Здесь у нас очаровательное местечко для любителей помечтать, – сказал он, – и потому смеем надеяться, что вы не скоро расстанетесь с нами.

После этого Кэрьер повторил Кенету приказание следовать за ним, и, после многочисленных поворотов направо и налево, они вступили в другую пещеру, более просторную, выше и суше, чем первая. Две лампы, висевшие под сводом, освещали внутреннее пространство.

Негритянка, на вид уже пережившая бурный возраст, была единственной обитательницей подземного зала. Взглянув на нее, Кенет припомнил Жиль Блаза[5] и его чудесные приключения на земле и под землей. Вероятно, эта особа имела редкие способности для приращения жира, потому что в ней воплотился поразительный образец того, что человеческая индустрия может произвести в этой особого рода промышленности. Губы ее красноречиво свидетельствовали об африканском происхождении, нос был расплющен, волосы – что курчавая шерсть, лоб низкий до невозможности, щеки раздуты и отвисли невероятным образом, кожа черная и словно лакированная. Едва увидев Кенета, этот милый образец человеческого рода захлопал руками по своим объемистым бокам и разразился смехом, таким громким и задушевным, что все его телеса заколыхались, как студень.

Кенет, не усматривая ничего забавного, не принял участия в этом веселье, но с большим любопытством стал осматривать разные предметы, находившиеся в подземелье. В одном углу была свалена куча бизоньих кож, в другом – звериные меха; тут огромная часть дичи, там груда копченой рыбы; на стенах висели оленьи рога, лапы пантеры, а также ружья и карабины со всеми принадлежностями. На выступающей части камня, как на столе, помещались пистолеты в разнообразных оправах и разных заводов. Самодельный стол на трех ножках стоял посередине.

– Довольно, Агарь, теперь не до шуток. Дай-ка нам поесть. Сегодня у нас волчий аппетит.

Негритянка вышла, тяжело ступая, и через несколько минут вернулась, неся холодное мясо и бутылку виски. Кенету развязали руки и разрешили поесть, если на то у него имеется охота. Но у него не было желания, и потому он отказался под предлогом усталости. После чего, бросившись на шкуру бизона, он притворился спящим.

– А наш молодец на все легко смотрит, – сказал Джон, – будь я на его месте, я не захрапел бы так спокойно.

– А ты не очень-то доверяйся его внешнему виду, – возразил Кэрьер, – ведь лисица тоже умеет притворяться. Но такого старого воробья из Техаса, как я, на мякине не проведешь. Кто потолкался между людьми, тот поневоле станет недоверчив. Хотя наш молодец, по-видимому, и спит, однако поверхность-то есть, а дна не видать. Так и знай!

Джон наклонился к товарищу и тихо шепнул ему на ухо, но слова его отчетливо долетели до Кенета:

– Что капитан с ним теперь сделает?

– А ничего хорошего, будь уверен. Мы не должны спускать с него глаз до нового приказа. Но, сказать по совести, будь на то моя воля, так я бы его, недолго думая, – тут он мельком взглянул на Кенета и провел пальцем по горлу, – для нас было бы вернее отделаться от него после того случая, когда мы взялись доставить его из Йоркской фактории в Норуэй-Гоуз, и вернее и удобнее именно здесь, а не в другом месте!

– Ага! Видно, он двужильный, а не то несдобровать бы ему после того, как мы его обобрали на реке Северн. Впрочем, нам-то что? Он собственность капитана, который с ним что захочет, то и сделает.

Так они разговаривали между собой, потом разговор их стал плохо понятен, видимо, от того, что они то и дело прикладывались к бутылке. Наконец у Джона совсем перестал ворочаться язык, и голова его склонилась на стол. Крис попробовал было заигрывать с негритянкой, посмеивающейся в уголке так, что дрожала вся ее объемистая туша. Но от водки и его конечности отяжелели; как прикованный сидел он на стуле до тех пор, пока сон совсем не одолел его.

Прежде чем они погрузились в бессознательное оцепенение, Агарь, приготовив шкуры бизона и одеяла у входа, отвела их и уложила обоих на эту импровизированную постель. Джон был мертвецки пьян, но Кэрьер, несмотря на одурь, все время твердил негритянке с самым угрожающим видом, чтобы она глаз не спускала с пленника.

Глава VI

Ужасное затруднение

Дух человеческий редко поддается неприятным обстоятельствам без борьбы. Обыкновенно он сопротивляется насилию, в каком бы виде оно ни представлялось, и, лишенный того, что принадлежит ему по праву, вызывает на помощь все силы, чтобы возвратить себе права.

Такой мужественный человек, как Кенет Айверсон, не мог безропотно покориться насилию. И в голове его проносились различные способы освобождения, с учетом состояния своих спутников. Частота, с которой они прикладывались к бутылке, вселяла в него надежды, хотя он и опасался, что этим здоровякам, пожалуй, нипочем вылакать такое количество виски. На счастье, руки его были развязаны и неподалеку висел старый шотландский палаш. Только бы добраться до него, там уже Кенет сумеет им распорядиться. Хлопоты негритянки о том, как бы уложить пьяных поперек единственного выхода из подземелья, не очень устраивали его, но, умея выжидать и в минуты несчастья, он молчал.

Уложив приятелей, Агарь подтолкнула свой чурбан ближе к Айверсону и села, положив локти на колени и подбородок на ладони. Сейчас она удивительно была похожа на громадную жабу, приютившуюся на камне.

Кенет внимательно наблюдал за ней и только тут вспомнил, что в его охотничьем плаще находится фляжка с виски. С показной беззаботностью спящего он перевернулся на другой бок, ловко вытащил фляжку из кармана и как будто случайно подкатил ее прямо к ногам негритянки. Едва завидев знакомую вещь, она с жадностью подхватила ее, поднесла к свету и, вынув пробку, понюхала с явным, хотя опасливым наслаждением. Расширились и задрожали ее ноздри, на черном лице загорелось выражение восторга. Увидев, пощупать и отведать – такова сущность натуры мужчины, да и женщины тоже. Агарь следовала по проторенной дорожке. Она поцеловала черное горлышко бутылки, нежно прижимая его к своим губам со сладострастием любовницы, и принялась медленно глотать лакомое зелье.

Можно представить, как радовался Кенет успеху своей уловки. Предавшись излюбленному удовольствию, Агарь нашла его таким упоительным, что у нее недоставало сил вовремя остановиться. И закончила она только тогда, когда вытянула всю влагу до дна. Видно было, что она утопала в блаженстве, улыбалась, посмеивалась, сама себе говорила приятные речи, словом, выкидывала разнообразные штуки одна другой забавнее. Наконец, ее огромная курчавая голова плавно закачалась над богатырскими плечами, телеса поддались бессознательному движению, и она тяжело свалилась со своего места. Агарь опьянела до бесчувствия.

Кенет, приподнявшись, оглядел своих стражей; все звучно храпели. Одна лампа погасла, другая коптила и бросала мерцающий свет. Наш герой потихоньку встал, отыскал свой карабин и пистолеты, брошенные на столе. Вооружившись как следует, он как можно осторожнее подкрался к спавшим спутникам, вначале намереваясь прикончить обоих. Но Кенет был великодушен по характеру, так что рука его не поднималась на беззащитного врага.

– Ведь это преступление! – прошептал он.

Не теряя ни минуты, он схватил в руку лампу, перескочил через тела спавших и вышел незамеченным из пещеры. Скоро он был на берегу. Лодка все еще была причалена к скале. Он вскочил в нее, чтобы скорее достигнуть открытой поверхности, но вдруг заметил, что весла убраны. Вероятно, Джон спрятал их куда-нибудь. Наш искатель приключений стал искать какой-нибудь обломок дерева, каким можно было бы заменить весло. Но поиски его оказались напрасными. Ему оставалось только карабкаться на скалы. Трудное было это предприятие, однако он решился и на эту попытку. Перекинув на спину карабин, Кенет уперся ногами в расщелины скалы, почти отвесной в этом месте, и после невероятных усилий, с помощью рук и колен, он достиг наконец маленькой площадки среди утесов. Он уже радовался своей удаче, как вдруг огромный осколок скалы оторвался от основания и со страшным шумом рухнул в озеро.

Кенет понял, что гибель неизбежна, если он останется в том же положении. С удвоенной отвагой он принялся взбираться выше, но тут заметил Джона и Криса, которые, выйдя из пещеры, по колени вошли в воду и внимательно осматривали темную гору. Кенет остановился, спрятавшись за выступ скалы. Он был на расстоянии шестидесяти футов от своих врагов. Кэрьер первый заметил его, хотя глаза его были еще затуманены недавними возлияниями.

– Вот он! Видишь? – спросил он у Джона. – Вишь как прирос к скале, словно гусеница к древесной коре. Не беда! Вот я сейчас покажу ему, как у нас в Техасе спускают белок с высоты.

Эти слова явственно долетели до слуха Кенета. Но Джон, не успевший протрезветь, выразил сомнение, которое несколько успокоило молодого человека.

– Полно тебе! – увещевал канадец. – Это просто какой-то пень, у тебя в глазах рябит.

– А вот сейчас увидим, – возразил Кэрьер, – спускайся вниз, молодец, или я угощу тебя по-своему.

Кенет не пошевелился. Он действительно походил на пень или на черную расселину скалы; но глаза Криса было трудно обмануть. Он прицелился в Айверсона. К счастью, небо было сумрачно, и руки Кэрьера дрожали. Хотя предметы были в тумане, однако Кенет уловил это движение. Можно себе представить, какие ощущения переполняли его! Раздался выстрел, пуля ударила в скалу, осыпав Айверсона осколками, но не задев. Кэрьер, ожидавший увидеть его немедленное падение, повернулся к товарищу, выражая проклятием свое разочарование.

– Провались он сквозь землю! Я промахнулся. Дай-ка, Джон, свой карабин.

– Ну уж этому не бывать, – ответил тот, – ты слишком пьян, чтобы стрелять. Если там есть кто-нибудь, так я и сам сумею убедиться в этом.

– Ты-то? Да ты и скалы не видишь, не то что человека, – сказал Кэрьер с презрением и удалился к отверстию пещеры, где начал снова заряжать ружье.

«Глупо будет оставаться здесь и ждать, пока тебя убьют, как медведя на дереве», – подумал Кенет и снова принялся карабкаться вверх. Но в эту минуту пуля, вылетевшая из карабина Джона, задела его щеку. Такое предостережение нельзя было оставить без внимания. С удвоенной энергией он стал взбираться на вершину.

– Вишь как заторопился, окаянный! – закричал Джон. – Поспешай же, Кэрьер!

В это время Кэрьер зарядил свой карабин и, подбегая к товарищу, закричал:

– Так что же это такое? Пень, да? Сам ты глупый пень! – Потом, обратившись к Кенету, закричал: – Будьте рассудительны и спуститесь к нам. Ведь после падения с такой высоты вас не узнают даже самые близкие друзья и ни один искуснейший судебный пристав будет не в силах установить вашу личность.

Вместо ответа Кенет столкнул обломок скалы, и, испугавшись, что он заденет их, оба негодяя скрылись в подземелье. Но как только обломок упал вниз, Кэрьер показался снова.

– Слушайте, я застрелю вас! – заорал он.

За это время Кенет успел добраться до углубления в скале, перед которым возвышался огромный камень, сорвавшийся, вероятно, с ближайшей вершины. Он спрятался за ним, пригибаясь к земле, насколько это было возможно.

– Мерзавец! – проворчал он. – Если мне суждено умереть от твоего выстрела, ты не будешь по крайней мере радоваться моей смерти.

Кэрьер искал место, откуда было бы удобнее стрелять. Потом, сомневаясь в твердости руки, он оперся на скалу и ожидал, когда луч света покажет ему часть тела Кенета, оставшуюся незащищенной.

Сердце Айверсона учащенно билось, и, конечно, положение его было самое что ни на есть критическое. Он старался припомнить многочисленные случаи, попадая в которые он презирал смерть, и укрепить себя воспоминаниями о прошлых опасностях. Но ничто, даже его последняя дуэль, не казалось ему таким тяжким, как теперешняя тягостная неизвестность.

Вдруг зоркие глаза Кэрьера что-то уловили во тьме: он переменил положение, голова его склонилась к стволу карабина. Прошла минута гнетущей для Кенета тишины – и раздался выстрел.

– Ну, на этот раз я попал в него! – крикнул Кэрьер.

– Нет еще! – возразил Кенет, приподнимаясь. – Ты снова промахнулся, гнусный убийца!

Тут он снял со спины карабин, но ему было так трудно сохранять равновесие, что ружье не могло послужить ему с толком. Глаза его с беспокойством искали внизу и вверху более безопасного места. Но, о горе! Не представлялось никакой возможности ни подняться вверх, ни вернуться назад. Он готов был предаться отчаянию. Но само отчаяние показало выход.

«Попробую-ка, – подумал он, – сдвинуть с места эту каменную глыбу. Если повезет, она рухнет в озеро и оставит мне достаточное углубление, чтобы спрятаться от выстрелов». И он уперся плечом в глыбу, она шелохнулась, зашаталась и с грохотом скатилась в воду. Обрадованный счастливым исходом и надеждой, Кенет вжался в углубление, в котором на протяжении многих веков покоился сверженный им камень. Укрывшись в углублении, как лисица в своей норе, Кенет мог на минуту вздохнуть свободнее, в уверенности, что тут его не достанут карабины врагов. Потом, рассудив, что всякая попытка спуститься вниз для него невозможна, пока живы Крис и Джон, он решился наконец воспользоваться своим карабином. Он уже прицелился, но отблеск ствола предупредил Кэрьера, который вместе с товарищем поспешил укрыться в пещере.

Напрасно Айверсон подстерегал их до утренней зари: больше они не показывались.

Взошло солнце, и наш герой стал осматривать свою позицию: более скверного положения нельзя было себе представить. Никаких путей к спасению ни сверху, ни снизу. Отступление отрезано со всех сторон. Ему оставалось или умереть от голода, или броситься в озеро. Мысль о самоубийстве на один миг мелькнула в его голове, но он поторопился отбросить ее, чтобы не поддаться искушению. Привязав платок к шомполу своего карабина, он воткнул шомпол в щель над своей гранитной гробницей в надежде привлечь внимание каких-нибудь трапперов.

Медленно тянулся день; голод и жажда мучили несчастного молодого человека. Решившись сделать все от него зависящее, чтобы выбраться из этой ловушки, он несколько раз заряжал свой карабин и стрелял в воздух через равные промежутки времени. Около пяти часов вечера, утомленный физическими и нравственными страданиями, Кенет прилег на камень, еще раз спрашивая себя, не лучше ли разом покончить со всем этим, чем умереть после медленной и жестокой пытки. Он окунулся в бездну мрачных размышлений, когда до слуха его донесся собачий лай. В первую минуту Кенет испугался, опасаясь галлюцинаций. Он сел и внимательно прислушался. Лай не прекращался. Задыхаясь и дрожа от волнения, молодой человек выстрелил из карабина и из обоих пистолетов. Лай собаки доносился с горной вершины все громче и громче. Человеческий голос, окликавший собаку, отвечал на этот лай.

– Помогите! Помогите! – закричал Кенет.

Ответа не было.

– Помогите! Помогите! – взывал он, надрываясь.

А собака все не переставала лаять. Сидя на задних лапах на самом краю утеса, она, казалось, не внимала призыву своего хозяина.

– О, верный друг человека, не покидай меня! – крикнул ей Кенет, подвигаясь на самый край выступа, чтобы увидеть четвероногого друга.

Наклонившись всем телом налево, он увидел наконец поджарого волкодава с длинной рыжей шерстью, и – какая радость! – в этой собаке он узнал верного спутника и друга Ника Уинфлза! Его сердце так сильно забилось, что он вынужден был схватиться за выступ утеса, чтобы не упасть. Тяжело было ему думать, что Ник Уинфлз так близко и ничего не ведает о его жестоком положении. Он не смел ни предаваться своим чувствам, ни смотреть на собаку. Через несколько минут, несколько оправившись от своих ощущений, он вернулся в углубление и с лихорадочной торопливостью возобновил выстрелы.

– Вот ты где! Кого ты подстерегаешь? – проговорил слишком знакомый голос.

Собака жалобно завыла, словно сообщая хозяину, что присутствие его необходимо.

Кенет истощил все свои боевые запасы.

– Да что же тут такое? Ну-ка, подъедем, дружище, да посмотрим, что там случилось.

Надежда сверкнула в душе Кенета. И с какой невыразимой радостью он услышал топот лошади своего друга!

– Но что же тут случилось? Напасть, ты уж не взбесилась ли? – спрашивал Ник, обращаясь к собаке.

В ответ на эти замечания Напасть скребла лапами, вытягивала голову над утесом, не переставая лаять.

– Напасть! Напасть! Я всегда считал тебя разумным и толковым животным, но сейчас, хоть клади голову на плаху, ты, кажется, лишилась здравого смысла! Ради самого неба отвечай, что ты там видишь?

Кенет едва слышным голосом окликнул Ника. Напасть замахала хвостом и торжествующе запрыгала около своего хозяина.