Луговые разбойники

Фридрих Герштеккер

Луговые разбойники

© ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2008

© ООО «РИЦ Литература», 2008

Часть I

Под покровом рясы

Глава I

Свидание конокрадов

Ясный теплый майский день сменил наконец весенние грозы. Благоухание высоченных сосен, кедров и дубов смешивалось с запахом длинных лиан, переплетавших их могучие стволы. Однако яркие солнечные лучи, золотившие вершины деревьев, не проникали в чащу леса, до того были густы их величавые кроны. Там в полумраке густого кустарника у подножия громадного кедра расположились несколько человек, видимо весьма довольных свежестью и укромностью выбранного местечка для отдыха.

– Право, лучшего места для того, чтобы поверять друг другу свои тайны, и не найти! – весело сказал один из них. – Нарочно такого прекрасного убежища не устроишь! Смотрите, с одной стороны нас прикрывает тянущееся вдоль реки болото, а с другой – терновник, сквозь который вряд ли кому-нибудь захочется продираться!

Восторгавшийся удобством привала был воистину Геркулес, с открытым, смелым лицом. В глазах его светились отвага и удаль. Синяя суконная блуза, облекавшая могучий стан, была изрядно поношена и в нескольких местах покрыта пятнами крови убитого и только что освежеванного оленя, шкура которого висела неподалеку на сучке дерева. Старая помятая касторовая[1] шляпа валялась у ног охотника, обутых в заплатанные кожаные башмаки и мокасины из буйволовой кожи.

Около него стоял, прислонившись к дереву, другой спутник, на вид гораздо более приличный и почище одетый. Бродячая жизнь не успела наложить на него своего отпечатка, да и его крайняя молодость – лет семнадцать-восемнадцать – явно свидетельствовала о том, что он еще недавно покинул родительский кров.

Третий собеседник принадлежал, по-видимому, к зажиточным фермерам Дальнего Запада. Опрятная одежда, вычищенные башмаки, новая шляпа и вежливое обращение смягчали впечатление, производимое его грубоватыми спутниками.

– Однако хотел бы я знать, куда это запропастился бездельник Рюш? Черт бы его побрал, – обещал прийти с восходом солнца, а мы его ждем здесь уже больше трех часов! – прервал молчание младший собеседник. – Будь он неладен, обманщик несчастный!

– Чего вы возмущаетесь: ведь от этого он раньше не придет! – заметил фермер. – А впрочем, – нетерпеливо добавил он, – мне тоже надоело ждать его. В десять часов я должен быть на проповеди, а для этого мне предстоит пройти добрых шесть миль!

– Как ловко умеете вы совмещать два совершенно несовместимых занятия – читать нравственные проповеди и заниматься конокрадством! – не без иронии заметил охотник. – Впрочем, воскресенье довольно плохой день для вашего второго занятия. Ну, да как бы там ни было, вы мне надоели своими нравоучениями, и я попрошу вас в нашем присутствии оставить их при себе. Нас ведь вы не обморочите своим напускным благочестием!

– Не горячитесь, молодой человек, – сказал невозмутимо фермер, – а посмотрите-ка лучше на вашу собаку. Мне кажется, она что-то почуяла.

Действительно, лежавшая невдалеке черная собака привстала, понюхала воздух, негромко полаяла и опять улеглась на прежнее место.

Охотник, следивший за движениями собаки, тотчас же поднялся.

– Она почуяла своего, раз не трогается с места. Это наверняка Рюш! А вот и он! Послушайте, Рюш, мы собрались сюда вовсе не затем, чтобы нас здесь даром кусали москиты да древесные клопы. Что помешало вам прийти в назначенное время?

Показавшийся из-за деревьев человек был зрелых лет. Костюм его, как и у фермера, был чист и опрятен. У пояса висели два кисета, с порохом и пулями, а через плечо – длинный карабин.

– Мое почтение, друзья! – приветствовал он ожидавших его приятелей. – Простите, что заставил вас ждать, но, право, я не мог раньше придти. По дороге мне попались Браун, старикашка Гарпер и индеец, а я вовсе не хотел, чтобы они знали, куда я направляюсь. Очень уж они проницательны. Что же касается проклятого краснокожего, то пора бы хорошим ружейным выстрелом избавить наши леса от этой твари. Да, вот что, Коттон, – добавил он, довольно сердито обращаясь к охотнику, – перестаньте, пожалуйста, называть меня Рюшем. Ведь если это имя услышат посторонние, то меня тотчас же вздернут. Я теперь Джонсон – и баста!

– Ну, мне кажется, – возразил охотник, – будь вы Рюш или Джонсон, все равно вам не миновать виселицы, так же как и нам. Однако к делу! За последние две недели мы не заработали ни пенса. Пора позаботиться о наших доходах, джентльмены!

С этими словами он вытащил флягу с виски и с наслаждением проглотил изрядную порцию живительной влаги. Затем охотник передал ее фермеру Роусону, который, однако, уклонился от угощения и передал флягу Джонсону. Тот с готовностью принял, потянул из нее и, в свою очередь, поднес молодому охотнику со словами:

– Полно, Уэстон, не притворяйтесь, что вас нещадно искусали москиты!

– К делу так к делу, джентльмены! Мы собрались сюда вовсе не для болтовни о пустяках, да и наше пребывание здесь не совсем безопасно, если, как говорит Джонсон, поблизости шляются индеец и его приятели, – напомнил фермер. – Из-за проклятого общества «Регуляторы» нам так и не удалось ничего сделать, а деньги мне необходимы. Странно было бы заниматься земледелием, когда есть возможность заниматься ремеслом более выгодным и приятным. Я благодаря незапятнанной репутации…

– Пусть черт оторвет вам язык! – возмутился Коттон. – Приберегите свое благочестие для миссис Робертс, а с нами не смейте так разговаривать!

– Благодаря устойчивой репутации, которой я пользуюсь среди местных жителей, – настойчиво продолжал Роусон, – я могу заходить во все окрестные фермы, а потому имею самые точные сведения о количестве лошадей у всех фермеров. Я полагал бы начать со Спринг-Крика по ту сторону Литл-Джен. У Гюсфильда можно будет стянуть лошадей восемь без особого труда, да к тому же очень недурных лошадей – прекрасных скакунов. С ними мы в два дня скроемся от преследования!

– Прекрасно, – сказал Джонсон, – но ведь, таким образом, мы очутимся миль на пятьдесят за Миссисипи!

– Это все же лучше, чем встреча с регуляторами!

– А что, если мы отложим наше предприятие до будущей недели? – спросил Джонсон. – За это время я успел бы съездить в Вашиту.

– Не могу я больше ждать! – нетерпеливо топнул ногой Роусон. – В первый понедельник июня у меня с торгов продадут ранчо, если не выплачу аренду в срок, а я этого не могу допустить! Ну, да не в том дело! Согласны вы или нет? При удаче предприятия каждый из нас в течение недели заработает не меньше трех сотен долларов!

– Ладно, я согласен! – отозвался Коттон.

– Скажи, Роусон, как ты думаешь действовать? – спросил Джонсон.

– Сейчас узнаешь! – ответил тот. – Двое из нас с ружьями и по, крайней мере, с тремя недоуздками[2] отправятся через Литл-Джен к мельнице в Спринг Крике. Недоуздки надо тщательно спрятать под одеждой, а необходимы они потому, что в прошлый раз мы изодрали рты лошадям веревками и тем обесценили товар, который, конечно, всем показался подозрительным. От мельницы до фермы Гюсфильда рукой подать. Добравшись до угла изгороди, нужно повернуть влево, по тропинке, ведущей в глубь леса. Затем она круто поворачивает и кончается у двора фермы, где находятся конюшни. У Гюсфильда двадцать семь лошадей, кроме жеребят и жеребцов. Их-то мы должны оставить в покое, потому что фермер тотчас же заметит исчезновение, и нам тогда несдобровать. Самым удобным моментом для угона кобыл будет тот, когда весь табун подойдет к изгороди. Советую в точности следовать сказанному мною, иначе на другой же день утром дюжина регуляторов, с карабинами и длинными, как сабли, ножами, нагонит нас. Надо постараться, чтобы не только не быть пойманными, но и оказаться вне всяких подозрений. Нужно также соблюдать крайнюю осторожность, чтобы на мельнице нас не заметил кто-нибудь из работников фермы, которые часто туда приходят. Те, на кого падет жребий идти за лошадьми, по мнению моему, должны перебраться на другой берег реки, там есть тропинка, проходящая неподалеку от Спринг Крика. Это тем более удобно, что почва там каменистая, и преследователи не отыщут наших следов.

– Ну а кто же должен туда отправиться? – осведомился Коттон, которому, очевидно, не особенно улыбалась перспектива столь близкого соседства с фермой, откуда вслед за грабителями должны были вскоре примчаться и грозные регуляторы.

– По-моему, – хитро попытался было отвертеться Роусон, – это решит жребий, так как в прошлый раз мы все четверо одинаково рисковали, вы с Уэстоном уводя лошадей, а мы с Джонсоном продавая их!

– Ну, нет! Риск был далеко не одинаковый, да, кроме того, вы, Роусон, прекрасно, по-видимому, знаете местность, где нам придется действовать, так вам и надо идти туда.

– Конечно, конечно! – подхватил Джонсон. – Тем более что мне не особенно хотелось бы встречаться с Гюсфильдом на его земле. Недавно он оскорбил меня, и я хотел бы с ним свести счеты, но мне будет противно сделать это у него же на ферме!

– В таком случае я согласен идти, – согласился припертый к стене фермер, – но предупреждаю, что дальше Мамаля я лошадей не поведу, то есть до песчаной мели, отделяющей воды Мамаля от Фурш Лафава. Там, у источника, мы встретимся, и двое других поведут лошадей на остров. Кто же отправится со мною и кто будет ожидать у Мамаля?

– Я предложил бы жребий следующего рода, – сказал Коттон. – Завтра поутру отправимся на охоту, каждый отдельно. Кто принесет сюда во вторник утром больше дичи, тот освобождается от рискованной поездки.

– Чудесно! – согласился Роусон. – Я, ради развлечения, тоже займусь охотой и посмотрю, кого судьба изберет мне в спутники!

– Итак, до завтра! – добавил Джонсон. – Я думаю подняться вверх по реке и рассчитываю исходить весь лес!

– Ну, так мы с вами встретимся там, – сказал Уэстон, – там у меня остались кое-какие вещи, которые теперь мне крайне необходимы.

– Я тоже отправлюсь туда, – прибавил Роусон, – хотя целый день охотиться не могу. Я обещал миссис Лоулин быть у нее и председательствовать во время проповеди. Теперь пора и расстаться!

– Подождите, Роусон, – перебил его Коттон, – нужно же сговориться о том, как избавиться от проклятых регуляторов, если они нападут на наш след и вздумают нас преследовать.

Роусон, уже отошедший на некоторое расстояние, подошел к охотнику.

– Да, кстати, – сказал он, – раз вы заговорили о делах опять, то я вспомнил одну вещь, которую совсем забыл передать вам. Судья из Пулосеки отдал приказ схватить вас, милейший Коттон, за какие-то прегрешения!

– Что за прегрешения? Что вы плетете? – как бы изумившись, осведомился Коттон.

– Право, не помню. Кажется, говорят о каком-то банковом билете в пятьдесят долларов, об обещании жениться и, наконец, о найденном трупе человека, пропавшего без вести три месяца назад.

– Проклятье! – зарычал Коттон. – Мне, очевидно, пора покинуть Арканзас. Хорошо, что вы меня предупредили: здешний воздух становится мне вредным. Немедленно же после окончания нашего предприятия доберусь до Миссисипи и удеру в Техас!

– А отчего бы вам не отправиться через прерию?

– Ну нет! Слуга покорный! С индейцами у меня не совсем дружеские отношения.

– А, так вот в чем дело! Правда, Коттон, что у вас на руке какое-то клеймо, имеющее кое-какую связь с черокезами?[3]

– Теперь не время рассказывать эту историю, Роусон, – нетерпеливо сказал охотник, – к тому же и вам не мешало бы быть поосторожнее!

– Ну, я-то могу быть спокоен: кто может подозревать волка под одеждой методиста-проповедника?!

– Вы жестоко ошибаетесь! Разве Гитзкот не назвал вас недавно лгуном и мошенником в рясе?

Роусон побледнел при напоминании о нанесенном ему оскорблении, но сдержался.

– Да, Коттон, этот человек опасен, для нас тем более, что его подозрения не ограничиваются только мною, он сказал что-то и об Аткинсе. Что же касается его оскорблений, то я как проповедник не мог отвечать на них тем же самым, и…

– Иначе Гитзкот хорошим ударом кулака между глаз на месте уложил бы вас! – невозмутимо заметил Коттон.

– Перестаньте, Коттон, – поддержал фермера Джонсон, – теперь вовсе не время ссориться, да и Роусон прав: в качестве проповедника он действительно должен был безропотно снести обиду и держать себя сообразно своей профессии!

– Даже когда крадет лошадей вместе с нами? – не унимался Коттон.

– Перестаньте же наконец! – гневно закричал Роусон. – Вы не должны забывать, что все мы, в случае поимки, будем немедленно судимы законом Линча и тотчас же повешены!

– Регуляторы не посмеют сделать этого! – воскликнул Коттон. – Правительство запретило всякого рода самосуды!..

– А скажите, пожалуйста, какое значение имеет это распоряжение у нас, в Арканзасе? – сказал, улыбаясь, Роусон. – Если регуляторов наберется человек тридцать, правительство не станет их преследовать, поняв, что они вынуждены были поступить так. Да и в самом деле, регуляторы, собственно говоря, правы: я на их месте поступил бы точно так же.

– Тем не менее их намерения в данное время расходятся с нашими, – продолжал Джонсон, – и мы должны выйти победителями из этой борьбы, хотя бы ценой смерти этих негодяев. Аткинс может успешно содействовать нам благодаря своему прекрасному положению, и я думаю, что нам удастся расстроить планы регуляторов, хотя, как говорят, они выбрали своим предводителем Гитзкота…

– Ого! Гитзкота выбрали предводителем отряда регуляторов? – с испугом воскликнул фермер. – Ну, значит, наша экспедиция станет для меня здесь последней. Право, не стоит так сильно рисковать головой из-за материальных выгод. По-моему, в таком случае нам лучше перенести наши операции в штат Миссури, где Уэстон, благодаря прекрасному знанию местности, сможет нами руководить, да и я сам довольно хорошо знаком с теми местами.

– Вы правы, – отозвался иронически Коттон, – и там вы успели приобрести расположение не только людей, но, кажется, и лошадей. По крайней мере, я слышал, что при вашем отъезде оттуда три или четыре кобылы поскакали за вами единственно из сердечной привязанности к вам!

При грубоватой шутке охотника и Роусон не смог удержаться от смеха, но тотчас же снова заговорил серьезным тоном:

– Друзья! Обстоятельства несколько меняют первоначальный план. Нам лучше не доставлять лошадей на остров, иначе, того и гляди, регуляторы пронюхают, в чем дело, а это весьма небезопасно не столько для нас, сколько для наших друзей, укрывающихся на острове. Лучше ждите нас у озера Госвела. Если нам удастся добраться до него, то я знаю прекрасное средство избежать преследования.

– Что же, однако, мы будем делать, если регуляторам удастся обнаружить наше убежище у Аткинса? – уныло спросил Коттон.

– Пока еще слишком рано опускать руки. Быть может, нам не нужно будет даже и заезжать к Аткинсу. Недаром я прожил в лесу столько лет, поверьте, что сумею отвести глаза преследователям. Не будь я Роусоном, если в назначенное время не явлюсь в условленное место!

– Хорошо сказано! – заметил Коттон. – Тем не менее я предлагаю вам, джентльмены, поклясться друг другу в верности и в том, что если кого-нибудь из нас поймают, то, несмотря ни на какие пытки, он не выдаст остальных.

При этих словах молодой Уэстон выхватил громадный нож и воскликнул:

– Жестокая смерть тому, кто предаст своих братьев! Пусть отсохнут у него руки и отнимется язык, пусть он навеки ослепнет!

– Ого, какая ужасная клятва, – сказал Джонсон, – тем не менее я принимаю ее!

– И я также! – присоединился Роусон. – Хотя общие интересы и опасности настолько связывают нас, что не предвидится особой надобности ни в каких клятвах. В противном же случае я немедленно удеру в Техас! Итак, прощайте, джентльмены, прощайте, Джонсон! Где мы завтра встретимся с вами?

– У источника Сеттерх-Крик, что у подножия горы!

Роусон тотчас же скрылся в чаще деревьев. Коттон уже собирался последовать его примеру, как Джонсон остановил его тревожным вопросом, верит ли он в искренность проповедника.

– Сказать по правде, – отвечал охотник, – я не особенно доверяю этому лицемерному проходимцу. Его манеры, жесты, натянутая улыбка не особенно-то говорят в его пользу. Да и случай с Гитзкотом мне кажется очень подозрительным. Скажи этот нахал то же самое другому, к примеру мне, я бы изорвал его в куски, а тот сам еще протягивает ему руку. Ну, да что за беда, ведь, действительно, из-за одной общности интересов и выгод он уже не станет нас предавать; это ему прямо-таки не выгодно. Да и не так-то легко поймать Коттона в лесу! Однако прощайте, Джонсон. Вы-то, во всяком случае, человек верный и на нас также можете положиться. Послезавтра мы опять встретимся здесь, и скоро у нас в кармане окажется несколько сотен долларов, тогда мы посмотрим, как поступать дальше. Знаете, дело наше совсем не так плохо: ведь хорошим банковым билетом можно заткнуть рот любому крикуну, который вздумает теперь повесить нас на первом дереве, а сам не прочь поделиться выгодами нашего дела. Идем, Уэстон, пора!

С этими словами собеседники разошлись. Коттон и Уэстон направились в одну сторону, вдоль берега реки, а Джонсон пошел по тропинке через лес на север. Через несколько мгновений и он исчез за холмом.

Недаром недавно бывшие здесь люди восхищались уединенностью выбранного ими места свидания: прошло не меньше четверти часа, как разошлись товарищи, а все было по-прежнему тихо, и мертвая тишина эта лишь изредка нарушалась треском ветвей от прыжков белок да криками птиц.

Вдруг без малейшего шума раздвинулся кустарник, и оттуда вышел краснокожий.

Индеец, осторожно высунув голову из раздвинутого им куста, долго прислушивался, озираясь по сторонам, и только после тщательного осмотра окружающей местности решился выйти на лужайку.

Это был высокий, статный малый, одетый в пеструю бумажную, местами изорванную шипами и колючками кустарника рубашку, подпоясанную широким кожаным поясом, за которым были заткнуты широкий нож и большой, очень острый томагавк. Ноги индейца были обуты в кожаные мокасины. На шее красовалось украшение в виде щита довольно примитивной, но изящной работы. Кроме этого амулета, у него не имелось никаких отличий и украшений, даже боковой мешок, висевший с правой стороны, не был разукрашен красной, синей и желтой бахромой, как это обыкновенно любят делать индейцы племен Северной Америки.

Голова индейца была не покрыта. Длинные черные, глянцевитые волосы свободными, тщательно причесанными прядями красиво ниспадали на плечи. В руках, красивых и ловких, отличавшихся изрядно развитой мускулатурой, он держал прекрасной работы американский карабин.

Некоторое время краснокожий продолжал внимательно изучать местность, главным образом следы, оставленные только что ушедшими, затем медленно выпрямился, закинул волосы за уши и скрылся в густой чаще по направлению, противоположному тому, откуда только что пришел.

Глава II

Дядя и племянник. Охота на оленя

Утром того же дня, когда произошли описанные нами события, невдалеке от упомянутой рощи по дороге ехали два всадника. Судя по костюмам, оба они принадлежали к зажиточным фермерам. Первый из всадников, молодой, стройный человек, одетый по тогдашней американской моде в синий полотняный сюртук, такие же штаны и черный полосатый жилет, в изящные индейские мокасины вместо сапог, ехал на гнедой горячей лошади. Другой, толстяк лет сорока, все время смешил своего спутника остроумными замечаниями и шутками. Толстяк был одет в чрезвычайно тесный белый костюм и ярко начищенные сапоги. Вся его фигура, плотная и упитанная, и полное, приятное лицо, с маленькими, искрившимися весельем глазами, так и сияло самодовольством; он восхищался и прекрасной погодой, и своим спутником, словом, всем. Как у того, так и другого не было с собой никакого оружия, хотя ловкие движения их ясно свидетельствовали, что оба они люди, привыкшие к охоте и вообще ко всякого рода приключениям. Могучая фигура старшего всадника, хотя и несколько заплывшая жиром, позволяла предполагать в нем недюжинную физическую силу.

Толстяк продолжал, по-видимому, рассказ о чудачествах своего старшего брата, жившего в Цинциннати.

– У него, представьте себе, – говорил он, – уникальная мания скупать всякий старый, не нужный никому хлам, на который он тратит большие деньги. Мне жаловалась нынешней осенью его жена, когда я посетил их. Весь их дом буквально завален барахлом: старой мебелью, глиняной посудой и прочими предметами, из которых могла бы пригодиться, пожалуй, только десятая часть, да и то разве на топливо, вместо дров. А брат тем не менее продолжал ходить по лавкам и разыскивать все новую и новую рухлядь. Но раз вещь была куплена, брат ставил ее на место и с тех пор совершенно забывал о ее существовании. Тогда я и придумал одну штуку, чтобы утешить его несчастную жену и помочь ей сберечь денежку на черный день. Я нанял повозку и, когда брат был чем-то занят, отправил все его редкости обратно в лавки. Брат, возвратившись домой, и не вспомнил о своих сокровищах, а преспокойно уселся за пунш. На другой же день он отправился на Фром-стрит, где снова и приобрел весь тот хлам, что я продал накануне, да еще восхищался сделанным приобретением.

– Дядя, – улыбнулся молодой человек, – неужели вы думаете, что я поверю вашим россказням, тем более что знаю своего дядюшку из Цинциннати как весьма расчетливого и дельного человека?

– Ну, ну, как ты смеешь говорить такие вещи своему старому дяде? Хотя, положим, брат мой малый не промах, и на всей земле трудно найти более оборотливого человека. Ты послушай, что он раз учудил, будучи совсем молодым. Мы ехали с ним на лодке, направляясь поохотиться за дичиной, приходившей к водопою на берег реки. Жара стояла неимоверная, и солнце пекло немилосердно. Я стал было снимать куртку, да неосторожным движением столкнул в воду свою пороховницу, стоявшую на скамье. Мне стало страшно досадно, а тут еще, благодаря прозрачности воды, хотя глубина была не менее пятнадцати футов, проклятая пороховница видна была как на ладони. Брат, прекрасно плававший и нырявший, взялся достать ее. Раздевшись, он нырнул, но, достигнув дна, нарочно задел его ногами, вследствие чего замутил воду. Но вода быстро прояснилась, и я увидел довольно странную картину. Что бы ты думал, вытворял этот хитрец? Он, оказывается, преспокойно пересыпал под водою порох из моей пороховницы в свою, и, когда поднялся на поверхность, моя пороховница оказалась почти наполовину пуста!.. Чего ж ты хохочешь как сумасшедший? Смотри не свались с лошади! Неужели тебе может прийти в голову мысль, что твой старый дядя способен солгать? Бессовестный мальчишка!

– Полно, дядя, я охотно верю всему, рассказанному вами! Однако что это виднеется там, за поваленной сосной?

– Где? Что такое? А, вон там. Да это олень! Жаль, что с нами нет Ассовума, его меткий выстрел уложил бы красавца наповал. К нему можно подобраться шагов на пятьдесят.

– Ну, Ассовум-то, наверное, далеко, а чертовски жаль, что я сам не захватил с собою карабин, и из-за этого приходится пропустить такой славный выстрел!

– Славно бы тебя встретила миссис Робертс, если бы ты заявился к ней с ружьем в воскресенье. Она и индейцу-то не простила бы такого прегрешения!

Животное продолжало спокойно стоять на одном из соляных болот, тянущихся вдоль берегов Фурш Лафава. Не подозревая, по-видимому, об опасности, олень лизал почву, какое-то время оставаясь в одном положении и лишь по временам прерывая свое занятие легким пофыркиванием. Отмахнувшись хвостом от назойливых мух и комаров, животное продолжало наслаждаться соленым вкусом глинистой почвы.

– Билл! – не вытерпел Гарпер. – А ведь, ей-богу, индейцу удалось бы подкрасться к оленю шагов на пять. У него, кажется, нет ни малейшего чутья. Да и сам я, пожалуй, сумел бы справиться с ним, если б у меня снять с плеч десяток-другой годков.

– Если бы вы, дядюшка, ухитрились добраться вон до того орешника…

– Что за чушь! – перебил его Гарпер. – Неужели ты полагаешь, что я и в самом деле буду ломать свои старые ноги, да еще в воскресенье, бегая за глупым животным?

Однако Гарпер, вопреки только что произнесенным словам, слез с лошади, оставшейся стоять совершенно спокойно, и с величайшей осторожностью стал прокрадываться между кустарниками. Ветер дул с противоположной стороны, и поэтому олень не мог почуять приближавшегося врага. Тот, все более и более увлекаясь преследованием, прилагал все старания, чтобы остаться незамеченным. Олень еще раз приподнял голову, фыркнул и снова принялся лизать солончак.

Приостановившись на минуту, Гарпер лукаво взглянул на племянника. Вильям Браун, или, как его называл старший всадник, Билл, внимательно следил за всеми движениями своего родственника и оленя, принимая живейшее участие в разыгрывавшейся перед ним сцене.