«По мостовой моей души изъезженной…»

Чудовищные похороны

Мрачные до черного вышли люди,тяжко и чинно выстроились в городе,будто сейчас набираться будетхмурых монахов черный орден.Траур воронов, выкаймленный под окна,небо, в бурю крашеное, —все было так подобрано и подогнано,что волей-неволей ждалось страшное.Тогда разверзлась, кряхтя и нехотя,пыльного воздуха сухая охра,вылез из воздуха и начал ехатьтихий катафалк чудовищных похорон.Встревоженная о́жила глаз масса,гору взоров в гроб бросили.Вдруг из гроба прыснула гримаса,после —крик: «Хоронят умерший смех!» —из тысячегрудого мехагремел омиллионенный множеством эхза гробом, который ехал.И тотчас же отчаяннейшего плача ноживрезались, заставив ничего не понимать.Вот за гробом, в плаче, старуха-жизнь, —усопшего смеха седая мать.К кому же, к кому вернуться назад ей?Смотрите: в лысине – тот —это большой, носатыйплачет армянский анекдот.Еще не забылось, как выкривил рот он,а за ним ободранная, куцая,визжа, бежала острота.Куда – если умер – уткнуться ей?Уже до неба плачей глыба.Но еще,еще откуда-то плачики —это целые полчища улыбочек и улыбокломали в горе хрупкие пальчики.И вот сквозь строй их, смокших в одинсплошной изрыдавшийся Гаршин,вышел ужас – вперед пойти —весь в похоронном марше.Размокло лицо, стало – кашица,смятая морщинками на выхмуренном лбу,а если кто смеется – кажется,что ему разодрали губу.1915

Эй!

Мокрая, будто ее облизали,толпа.Прокисший воздух плесенью веет.Эй!Россия,нельзя личего поновее?Блажен, кто хоть раз смог,хотя бы закрыв глаза,забыть вас,ненужных, как насморк,и трезвых,как нарзан.Вы все такие скучные, точново всей вселенной нету Капри.А Капри есть.От сияний цветочныхвесь остров, как женщина в розовом капоре.Помчим поезда к берегам, а берегзабудем, качая тела в пароходах.Наоткрываем десятки Америк.В неведомых полюсах вынежим отдых.Смотри, какой ты ловкий,а я —вон у меня рука груба как.Быть может, в турнирах,быть может, в бояхя был бы самый искусный рубака.Как весело, сделав удачный удар,смотреть, растопырил ноги как.И вот врага, где предкутудаотправила шпаги логика.А после в огне раззолоченных зал,забыв привычку спанья,всю ночь напролет провести,глазауткнув в желтоглазый коньяк.И, наконец, ощетинясь, как еж,с похмельем придя поутру,неверной любимой грозить, что убьешьи в море выбросишь труп.Сорвем ерунду пиджаков и манжет,крахмальные груди раскрасим под панцирь,загнем рукоять на столовом ноже,и будем все хоть на день, да испанцы.Чтоб все, забыв свой северный ум,любились, дрались, волновались.Эй!Человек,землю самузови на вальс!Возьми и небо заново вышей,новые звезды придумай и выставь,чтоб, исступленно царапая крыши,в небо карабкались души артистов.1916

Ко всему

Нет.Это неправда.Нет!И ты?Любимая,за что,за что же?!Хорошо —я ходил,я дарил цветы,я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!Белый,сшатался с пятого этажа.Ветер щеки ожег.Улица клубилась, визжа и ржа.Похотливо взлазил рожок на рожок.Вознес над суетой столичной одуристрогое —древних икон —чело.На теле твоем – как на смертном о́дре —сердцедникончило.В грубом убийстве не пачкала рук ты.Тыуронила только:«В мягкой постелион,фрукты,вино на ладони ночного столика».Любовь!Только в моемвоспаленноммозгу была ты!Глупой комедии остановите ход!Смотри́те —срываю игрушки-латыя,величайший Дон-Кихот!Помните:под ношей крестаХристоссекундуусталый стал.Толпа орала:«Марала!Мааарррааала!»Правильно!Каждого,ктооб отдыхе взмолится,оплюй в его весеннем дне!Армии подвижников, обреченным добровольцамот человека пощады нет!Довольно!Теперь —клянусь моей языческой силою! —дайтелюбуюкрасивую,юную, —души не растрачу,изнасилуюи в сердце насмешку плюну ей!Око за око!Севы мести в тысячу крат жни!В каждое ухо ввой:вся земля —каторжникс наполовину выбритой солнцем головой!Око за око!Убьете,похороните —выроюсь!Об камень обточатся зубов ножи еще!Собакой забьюсь под нары казарм!Буду,бешеный,вгрызаться в ножища,пахнущие по́том и базаром.Ночью вско́чите!Язвал!Белым быком возрос над землей:Муууу!В ярмо замучена шея-язва,над язвой смерчи мух.Лосем обернусь,в проводавпутаю голову ветвистуюс налитыми кровью глазами.Да!Затравленным зверем над миром выстою.Не уйти человеку!Молитва у рта, —лег на плиты просящ и грязен он.Я возьмунамалююна царские вратана божьем лике Разина.Солнце! Лучей не кинь!Сохните, реки, жажду утолить не дав ему, —чтоб тысячами рождались мои ученикитрубить с площадей анафему!И когда,наконец,на веков верхи́ став,последний выйдет день им, —в черных душах убийц и анархистовзажгусь кровавым видением!Светает.Все шире разверзается неба рот.Ночьпьет за глотком глоток он.От окон зарево.От окон жар течет.От окон густое солнце льется на спящий город.Святая месть моя!Опятьнад уличной пыльюступенями строк ввысь поведи!До края полное сердцевыльюв исповеди!Грядущие люди!Кто вы?Вот – я,весьболь и ушиб.Вам завещаю я сад фруктовыймоей великой души.1916

Лиличка!

(Вместо письма)

Дым табачный воздух выел.Комната —глава в крученыховском аде.Вспомни —за этим окномвпервыеруки твои, исступленный, гладил.Сегодня сидишь вот,сердце в железе.День еще —выгонишь,может быть, изругав.В мутной передней долго не влезетсломанная дрожью рука в рукав.Выбегу,тело в улицу брошу я.Дикий,обезумлюсь,отчаяньем иссечась.Не надо этого,дорогая,хорошая,дай простимся сейчас.Все равнолюбовь моя —тяжкая гиря ведь —висит на тебе,куда ни бежала б.Дай в последнем крике выреветьгоречь обиженных жалоб.Если быка трудом умо́рят —он уйдет,разляжется в холодных водах.Кроме любви твоей,мненету моря,а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.Захочет покоя уставший слон —царственный ляжет в опожаренном песке.Кроме любви твоей,мненету солнца,а я и не знаю, где ты и с кем.Если б так поэта измучила,онлюбимую на деньги б и славу выменял,а мнени один не радостен звон,кроме звона твоего любимого имени.И в пролет не брошусь,и не выпью яда,и курок не смогу над виском нажать.Надо мною,кроме твоего взгляда,не властно лезвие ни одного ножа.Завтра забудешь,что тебя короновал,что душу цветущую любовью выжег,и суетных дней взметенный карнавалрастреплет страницы моих книжек…Слов моих сухие листья лизаставят остановиться,жадно дыша?Дай хотьпоследней нежностью выстелитьтвой уходящий шаг.26 мая 1916 г., Петроград

Надоело

Не высидел дома.Анненский, Тютчев, Фет.Опять,тоскою к людям ведомый,идув кинематографы, в трактиры, в кафе.За столиком.Сияние.Надежда сияет сердцу глупому.А если за неделютак изменился россиянин,что щеки сожгу огнями губ ему.Осторожно поднимаю глаза,роюсь в пиджачной куче.«Назад,наз-зад,назад!»Страх орет из сердца,Мечется по лицу, безнадежен и скучен.Не слушаюсь.Вижу,вправо немножко,неведомое ни на суше, ни в пучинах вод,старательно работает над телячьей ножкойзагадочнейшее существо.Глядишь и не знаешь: ест или не ест он.Глядишь и не знаешь: дышит или не дышит он.Два аршина безлицего розоватого теста:хоть бы метка была в уголочке вышита.Только колышутся спадающие на плечимягкие складки лоснящихся щек.Сердце в исступлении,рвет и мечет.«Назад же!Чего еще?»Влево смотрю.Рот разинул.Обернулся к первому, и стало и́наче:для увидевшего вторую образинупервый —воскресший Леонардо да Винчи.Нет людей.Понимаетекрик тысячедневных мук?Душа не хочет немая идти,а сказать кому?Брошусь на землю,камня короюв кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.Истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев                                               покроюумную морду трамвая.В дом уйду.Прилипну к обоям.Где роза есть нежнее и чайнее?Хочешь —теберябоепрочту «Простое как мычание»?Для историиКогда все расселятся в раю и в аду,земля итогами подведена будет —помните:в 1916 годуиз Петрограда исчезли красивые люди.1916

Дешевая распродажа

Женщину ль опутываю в трогательный роман,просто на прохожего гляжу ли —каждый опасливо придерживает карман.Смешные!С нищих —что с них сжулить?Сколько лет пройдет, узнают пока —кандидат на сажень городского морга —ябесконечно больше богат,чем любой Пьерпонт Мо́рган.Через столько-то, столько-то лет– словом, не выживу —с голода сдохну ль,стану ль под пистолет —меня,сегодняшнего рыжего,профессора́ разучат до последних иот,как,когда,где явлен.Будетс кафедры лобастый идиотчто-то молоть о богодьяволе.Скло́нится толпа,лебезяща,суетна.Даже не узнаете —я не я:облысевшую голову разрисует онав рога или в сияния.Каждая курсистка,прежде чем лечь,онане забудет над стихами моими замлеть.Я – пессимист,знаю —вечнобудет курсистка жить на земле.Слушайте ж:все, чем владеет моя душа,– а ее богатства пойдите смерьте ей! —великолепие,что в вечность украсит мой шаг,и самое мое бессмертие,которое, громыхая по всем векам,коленопреклоненных соберет мировое вече, —все это – хотите? —сейчас отдамза одно только словоласковое,человечье.Люди!Пыля проспекты, топоча рожь,идите со всего земного лона.Сегодняв Петроградена Надеждинскойни за грошпродается драгоценнейшая корона.За человечье слово —не правда ли, дешево?Пойди,попробуй, —как же,найдешь его!1916

Себе, любимому, посвящает эти строки автор

Четыре.Тяжелые, как удар.«Кесарево кесарю – богу богово».А такому,как я,ткнуться куда?Где для меня уготовано логово?Если б был ямаленький,как Великий океан, —на цыпочки б волн встал,приливом ласкался к луне бы.Где любимую найти мне,такую, как и я?Такая не уместилась бы в крохотное небо!О, если б я нищ был!Как миллиардер!Что деньги душе?Ненасытный вор в ней.Моих желаний разнузданной ордене хватит золота всех Калифорний.Если б быть мне косноязычным,как Дантили Петрарка!Душу к одной зажечь!Стихами велеть истлеть ей!И словаи любовь моя —триумфальная арка:пышно,бесследно пройдут сквозь неелюбовницы всех столетий.О, если б был ятихий,как гром, —ныл бы,дрожью объял бы земли одряхлевший скит.Яесли всей его мощьювыреву голос огромный —кометы заломят горящие руки,бросятся вниз с тоски.Я бы глаз лучами грыз ночи —о, если б был ятусклый,как солнце!Очень мне надосияньем моим поитьземли отощавшее лонце!Пройду,любовищу мою волоча.В какой ночи́,бредово́й,недужной,какими Голиафами я зача́т —такой большойи такой ненужный?1916

России

Вот иду я,заморский страус,в перьях строф, размеров и рифм.Спрятать голову, глупый, стараюсь,в оперенье звенящее врыв.Я не твой, снеговая уродина.Глубжев перья, душа, уложись!И иная окажется родина,вижу —выжжена южная жизнь.Остров зноя.В пальмы овазился.«Эй,дорогу!»Выдумку мнут.И опятьдо другого оазисавью следы песками минут.Иные жмутся —уйти б,не кусается ль? —Иные изогнуты в низкую лесть.«Мама,а мама,несет он яйца?» —«Не знаю, душечка.Должен бы несть».Ржут этажия.Улицы пялятся.Обдают водой холода́.Весь истыканный в дымы и в пальцы,переваливаю года.Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!Бритвой ветра перья обрей.Пусть исчезну,чужой и заморский,под неистовства всех декабрей.1916

Революция

(Поэтохроника)

26 февраля. Пьяные, смешанные с полицией,солдаты стреляли в народ.27-е.Разли́лся по блеснам дул и лезвийрассвет.Рдел багрян и до́лог.В промозглой казармесуровыйтрезвыймолился Волынский полк.Жестокимсолдатским богом божилисьроты,бились об пол головой многолобой.Кровь разжигалась, висками жилясь.Руки в железо сжимались злобой.Первому же,приказавшему —«Стрелять за голод!» —заткнули пулей орущий рот.Чье-то – «Смирно!»Не кончил.Заколот.Вырвалась городу буря рот.9 часов.На своем постоянном местев Военной автомобильной школестоим,зажатые казарм оградою.Рассвет растет,сомненьем колет,предчувствием страша и радуя.Окну!Вижу —оттуда,где режется небодворцов иззубленной линией,взлетел,простерся орел самодержца,черней, чем раньше,злей,орлинее.Сразу —люди,лошади,фонари,домаи моя казарматолпамипо́ сторинулись на улицу.Шагами ломаемая, звенит мостовая.Уши крушит невероятная поступь.И вот неведомо,из пенья толпы ль,из рвущейся меди ли труб гвардейцевнерукотворный,сияньем пробивая пыль,образ возрос.Горит.Рдеется.Шире и шире крыл окружие.Хлеба нужней,воды изжажданней,вот она:«Граждане, за ружья!К оружию, граждане!»На крыльях флаговстоглавой лавоюиз горла города ввысь взлетела.Штыков зубами вгрызлась в двуглавоеорла императорского черное тело.Граждане!Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».Сегодня пересматривается миров основа.Сегоднядо последней пуговицы в одеждежизнь переделаем снова.Граждане!Это первый день рабочего потопа.Идемзапутавшемуся миру на выручу!Пусть толпы в небо вбивают топот!Пусть флоты ярость сиренами вырычут!Горе двуглавому!Пенится пенье.Пьянит толпу.Площади плещут.На крохотном «форде»мчим,обгоняя погони пуль.Взрывом гудков продираемся в городе.В тумане.Улиц река дымит.Как в бурю дюжина груженых барж,над баррикадамиплывет, громыхая, марсельский марш.Первого дня огневое ядрожужжа скатилось за купол Думы.Нового утра новую дрожьвстречаем у новых сомнений в бреду мы.Что будет?Их ли из окон выломим,или на нарахждать,чтоб сноваРоссиюмогиламивыгорбил монарх?!Душу глушу об выстрел резкий.Дальше,в шинели орыт.Рассыпав дома в пулеметном треске,город грохочет.Город горит.Везде языки.Взовьются и лягут.Вновь взвиваются, искры рассея.Это улицы,взяв по красному флагу,призывом зарев зовут Россию.Еще!О, еще!О, ярче учи, красноязыкий оратор!Зажми и солнцаи лун лучимстящими пальцами тысячерукого Марата!Смерть двуглавому!Каторгам в двериломись,когтями ржавые выев.Пучками черных орлиных перьевподбитые падают городовые.Сдается столицы горящий остов.По чердакам раскинули поиск.Минута близко.На Троицкий моствступают толпы войск.Скрип содрогает устои и скрепы.Стиснулись.Бьемся.Секунда! —и в лакзакатас фортов Петропавловской крепостивзвился огнем революции флаг.Смерть двуглавому!Шеищи главрубите наотмашь!Чтоб больше не о́жил.Вот он!Падает!В последнего из-за угла! – вцепился.«Боже,четыре тысячи в лоно твое прими!»Довольно!Радость трубите всеми голосами!Намдо богадело какое?Самисо святыми своих упокоим.Что ж не поете?Илидуши задушены Сибирей саваном?Мы победили!Слава нам!Сла-а-ав-в-ва нам!Пока на оружии рук не разжали,повелевается воля иная.Новые несем земле скрижалис нашего серого Синая.Нам,Поселянам Земли,каждый Земли Поселянин родной.Всепо станкам,по конторам,по шахтам братья.Мы всена землесолдаты одной,жизнь созидающей рати.Пробеги планет,держав бытиеподвластны нашим волям.Наша земля.Воздух – наш.Наши звезд алмазные копи.И мы никогда,никогда!никому,никому не позволим!землю нашу ядрами рвать,воздух наш раздирать остриями отточенных                                                копий.Чья злоба на́двое землю сломала?Кто вздыбил дымы над заревом боен?Или солнцаодногона всех ма́ло?!Или небо над нами мало́ голубое?!Последние пушки грохочут в кровавых спорах,последний штык заводы гранят.Мы всех заставим рассыпать порох.Мы детям раздарим мячи гранат.Не трусость вопит под шинелью серою,не крики тех, кому есть нечего;это народа огромного гро́мовое:– Веруювеличию сердца человечьего! —Это над взбитой битвами пылью,над всеми, кто грызся, в любви изверясь,днесьнебывалой сбывается быльюсоциалистов великая ересь!17 апреля 1917 г., Петроград

Сказка о красной шапочке

Жил да был на свете кадет.В красную шапочку кадет был одет.Кроме этой шапочки, доставшейся кадету,ни черта́ в нем красного не было и нету.Услышит кадет – революция где-то,шапочка сейчас же на голове кадета.Жили припеваючи за кадетом кадет,и отец кадета, и кадетов дед.Поднялся однажды пребольшущий ветер,в клочья шапчонку изорвал на кадете.И остался он черный. А видевшие этоволки революции сцапали кадета.Известно, какая у волков диета.Вместе с манжетами сожрали кадета.Когда будете делать политику, дети,не забудьте сказочку об этом кадете.1917

К ответу!

Гремит и гремит войны барабан.Зовет железо в живых втыкать.Из каждой страныза рабом рабабросают на сталь штыка.За что?Дрожит земля,голодна,раздета.Выпарили человечество кровавой банейтолько для того,чтоб кто-тогде-торазжи́лся Албанией.Сцепилась злость человечьих свор,падает на мир за ударом удартолько для того,чтоб бесплатноБосфорпроходили чьи-то суда.Скороу миране останется неполоманного ребра.И душу вытащат.И растопчут та́м еетолько для того,чтоб кто-ток рукам прибралМесопотамию.Во имя чегосапогземлю растаптывает скрипящ и груб?Кто над небом боев —свобода?бог?Рубль!Когда же встанешь во весь свой рост,ты,отдающий жизнь свою им?Когда же в лицо им бросишь вопрос:за что воюем?1917

«Ешь ананасы, рябчиков жуй…»

Ешь ананасы, рябчиков жуй,день твой последний приходит, буржуй.1917

Наш марш

Бейте в площади бунтов топот!Выше, гордых голов гряда!Мы разливом второго потопаперемоем миров города.Дней бык пег.Медленна лет арба.Наш бог бег.Сердце наш барабан.Есть ли наших золот небесней?Нас ли сжалит пули оса?Наше оружие – наши песни.Наше золото – звенящие голоса.Зеленью ляг, луг,выстели дно дням.Радуга, дай дуглет быстролётным коням.Видите, скушно звезд небу!Без него наши песни вьем.Эй, Большая Медведица! требуй,чтоб на небо нас взяли живьем.Радости пей! Пой!В жилах весна разлита.Сердце, бей бой!Грудь наша – медь литавр.1917

Хорошее отношение к лошадям

Били копыта.Пели будто:– Гриб.Грабь.Гроб.Груб. —Ветром опита,льдом обута,улица скользила.Лошадь на крупгрохнулась,и сразуза зевакой зевака,штаны пришедшие Кузнецким клёшить,сгрудились,смех зазвенел и зазвякал:– Лошадь упала! —– Упала лошадь! —Смеялся Кузнецкий.Лишь один яголос свой не вмешивал в вой ему.Подошели вижуглаза лошадиные…Улица опрокинулась,течет по-своему…Подошел и вижу —за каплищей каплищапо морде катится,прячется в ше́рсти…И какая-то общаязвериная тоскаплеща вылилась из меняи расплылась в шелесте.«Лошадь, не надо.Лошадь, слушайте —чего вы думаете, что вы их плоше?Деточка,все мы немножко лошади,каждый из нас по-своему лошадь».Может быть,– старая —и не нуждалась в няньке,может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,тольколошадьрванулась,встала на́ ноги,ржанулаи пошла.Хвостом помахивала.Рыжий ребенок.Пришла веселая,стала в стойло.И все ей казалось —она жеребенок,и стоило жить,и работать стоило.1918

Ода революции

Тебе,освистанная,осмеянная батареями,тебе,изъязвленная злословием штыков,восторженно возношунад руганью реемойоды торжественное«О»!О, звериная!О, детская!О, копеечная!О, великая!Каким названьем тебя еще звали?Как обернешься еще, двуликая?Стройной постройкой,грудой развалин?Машинисту,пылью угля овеянному,шахтеру, пробивающему толщи руд,кадишь,кадишь благоговейно,славишь человечий труд.А завтраБлаженныйстропила соборовытщетно возносит, пощаду моля, —твоих шестидюймовок тупорылые боровывзрывают тысячелетия Кремля.«Слава».Хрипит в предсмертном рейсе.Визг сирен придушенно тонок.Ты шлешь моряковна тонущий крейсер,туда,где забытыймяукал котенок.А после!Пьяной толпой орала.Ус залихватский закручен в форсе.Прикладами гонишь седых адмираловвниз головойс моста в Гельсингфорсе.Вчерашние раны лижет и лижет,и снова вижу вскрытые вены я.Тебе обывательское– о, будь ты проклята трижды! —и мое,поэтово– о, четырежды славься, благословенная!1918

Приказ по армии искусства

Канителят стариков бригадыканитель одну и ту ж.Товарищи!На баррикады! —баррикады сердец и душ.Только тот коммунист истый,кто мосты к отступлению сжег.Довольно шагать, футуристы,в будущее прыжок!Паровоз построить мало —накрутил колес и утек.Если песнь не громит вокзала,то к чему переменный ток?Громоздите за звуком звук выи вперед,поя и свища.Есть еще хорошие буквы:Эр,Ша,Ща.Это мало – построить па́рами,распушить по штанине канты.Все совдепы не сдвинут армий,если марш не дадут музыканты.На улицу тащи́те рояли,барабан из окна багром!Барабан,рояль раскроя́ ли,но чтоб грохот был,чтоб гром.Это что – корпеть на заводах,перемазать рожу в копотьи на роскошь чужуюв отдыхосовелыми глазками хлопать.Довольно грошовых истин.Из сердца старое вытри.Улицы – наши кисти.Площади – наши палитры.Книгой временитысячелистойреволюции дни не воспеты.На улицы, футуристы,барабанщики и поэты!1918

Радоваться рано

Будущее ищем.Исходили вёрсты торцов.А самирасселились кладби́щем,придавлены плитами дворцов.Белогвардейцанайдете – и к стенке.А Рафаэля забыли?Забыли Растрелли вы?Времяпулямпо стенке музеев тенькать.Стодюймовками глоток старье расстреливай!Сеете смерть во вражьем стане.Не попадись, капитала наймиты.А царь Александрна площади Восстанийстоит?Туда динамиты!Выстроили пушки по опушке,глухи к белогвардейской ласке.А почемуне атакован Пушкин?А прочиегенералы классики?Старье охраняем искусства именем.Илизуб революций ступился о короны?Скорее!Дым развейте над Зимним —фабрики макаронной!Попалили денек-другой из ружейи думаем —старому нос утрем.Это что!Пиджак сменить снаружи —мало, товарищи!Выворачивайтесь нутром!1918

Поэт рабочий

Орут поэту:«Посмотреть бы тебя у токарного станка.А что стихи?Пустое это!Небось работать – кишка тонка».Может быть,намтрудвсяких занятий роднее.Я тоже фабрика.А если без труб,то, может,мнебез труб труднее.Знаю,не любите праздных фраз вы.Ру́бите дуб – работать дабы.А мыне деревообделочники разве?Голов людских обделываем дубы.Конечно,почтенная вещь – рыбачить.Вытащить сеть.В сетях осетры б!Но труд поэтов – почтенный паче —людей живых ловить, а не рыб.Огромный труд – гореть над горном,железа шипящие класть в закал.Но кто жев безделье бросит укор нам?Мозги шлифуем рашпилем языка.Кто выше – поэтили техник,которыйведет людей к вещественной выгоде?Оба.Сердца – такие ж моторы.Душа – такой же хитрый двигатель.Мы равные.Товарищи в рабочей массе.Пролетарии тела и духа.Лишь вместевселенную мы разукрасими маршами пустим ухать.Отгородимся от бурь словесных молом.К делу!Работа жива и нова.А праздных ораторов —на мельницу!К мукомолам!Водой речей вертеть жернова.1918

Той стороне

Мыне вопль гениальничанья —«все дозволено»,мыне призыв к ножовой расправе,мыпростоне ждем фельдфебельского«вольно!»,чтоб спину искусства размять,расправить.Гарцуют скелеты всемирного Римана спинах наших.В могилах мало́ им.Так что ж удивляться,что непримиримомымир обложили сплошным «долоем».Характер различен.За целость Венеры выготовы щадить веков камарилью.Вселенский пожар размочалил нервы.Орете:«Пожарных!Горит Мурильо!»А мы —не Корнеля с каким-то Расином —отца, —предложи на старье меняться, —мыи егообольем керосиноми в улицы пустим —для иллюминаций.Бабушка с дедушкой.Папа да мама.Чинопочитанья проклятого тина.Лачуги рушим.Возносим дома мы.А вы нас —«ловить арканом картинок?!»Мыне подносим —«Готово!На блюде!Хлебайте сладкое с чайной ложицы!»Клич футуриста:были б люди —искусство приложится.В рядах футуристов пусто.Футуристов возраст – призыв.Изрубленные, как капуста,мы войн,революций призы.Но мыне зовем обывателей гроба.У пьяной,в кровавом пунше,земли —смотрите! —взбухает утроба.Рядами выходят юноши.Идите!Под ноги —топчите ими —мыбросимсебя и свои творенья.Мы смерть зовем рожденья во имя.Во имя бега,паренья,реянья.Когда жпрорвемся сквозь заставы,и праздник будет за болью боя, —мывсе украшеньярасставить заставим —любите любое!1918

Левый марш

(матросам)

Разворачивайтесь в марше!Словесной не место кляузе.Тише, ораторы!Вашеслово,товарищ маузер.Довольно жить законом,данным Адамом и Евой.Клячу историю загоним.Левой!Левой!Левой!Эй, синеблузые!Рейте!За океаны!Илиу броненосцев на рейдеступлены острые кили?!Пусть,оскалясь короной,вздымает британский лев вой.Коммуне не быть покоренной.Левой!Левой!Левой!Тамза горами го́рясолнечный край непочатый.За голод,за мора морешаг миллионный печатай!Пусть бандой окружат на́нятой,стальной изливаются ле́евой, —России не быть под Антантой.Левой!Левой!Левой!Глаз ли померкнет орлий?В старое ль станем пялиться?Крепиу мира на горлепролетариата пальцы!Грудью вперед бравой!Флагами небо оклеивай!Кто там шагает правой?Левой!Левой!Левой!1918

Потрясающие факты

Небывалей не было у истории в анналефакта:вчера,сквозь иней,звеня в «Интернационале»,Смольныйринулсяк рабочим в Берлине.И вдругувиделидеятели сыска,все эти завсегдатаи баров и опер,триэтажныйпризраксо стороны российской.Поднялся.Шагает по Европе.Обедающие не успели окончить обед —в место этогрохнулся,и над Аллеей Побед —знамя«Власть Советов».Напрасно пухлые руки взмо́лены, —не остановить в его неслышном карьере.Раздавили дальше ринулся Смольный,республик и царств беря барьеры.И ужеиз лоскатротуарного глянцаБрюсселя,натягивая нерв,росла легендапро Летучего голландца —голландца революционеров.А он —по полям Бельгии,по рыжим от крови полям,туда,где гудит союзное ржанье,метнулся.Красный встал над Парижем.Смолкли парижане.Стоишь и сладостным маршем манишь.И вот,восстанию в лапы о́тдана,рухнула республика,а он – за Ла-Манш.На площадь выводит подвалы Лондона.А послепароходынизко-низконад океаном Атлантическим видели —пронесся.К шахтерам калифорнийским.Говорят —огонь из зева выделил.Сих фактов оценки различна мерка.Не верили многие.Ловчились в спорах.А в пятницуутромвспыхнула Америка,землей казавшаяся, оказалась порох.И еслискулитобывательская моль нам:– не увлекайтесь Россией, восторженные дети, —яуказываюна эту историю со Смольным.А этомуя,Маяковский,свидетель.1919