Не стреляйте в партизан…

– Пришел ко мне в Кремль Василий Иванович Козлов. Он уже был неизлечимо болен. И говорит: «Кирилл, я вот из больницы сегодня выписался, недолго мне осталось жить. Пришел к тебе попросить прощения. Это я порвал наградной лист на представление тебя к званию Героя Советского Союза. Обижен был тогда за резкую критику».

Но это уже картинка из другой оперы. Точнее, гримаса. Да и не бывает жизнь без гримас. Все мы – живые люди, с достоинствами и недостатками. Не роботы.

Рядом с Кириллом Трофимовичем Мазуровым я обязательно поставил бы Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко, который еще до войны стал первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии. Во время войны руководил Центральным штабом партизанского движения, а после войны возглавлял ЦК КП(б)Б и белорусское правительство одновременно.

Пантелеймон Кондратьевич впоследствии, еще при Сталине, стал секретарем ЦК ВКП(б), потом министром заготовок СССР. После смерти Сталина был назначен министром культуры, работал первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, в качестве Чрезвычайного и Полномочного посла представлял интересы СССР в Индии, Непале, Голландии, в Международном агентстве по атомной энергии в Вене. Перечень должностей убедительно говорит о том, что П.К. Пономаренко был человеком разносторонних способностей и энциклопедических познаний.

Во время войны Пантелеймон Кондратьевич проявил себя как настоящий партизанский полководец. Он тонко почувствовал разницу между регулярными частями и идущим снизу народным движением сопротивления.

Это Пономаренко возразил против затеи направлять в немецкий тыл регулярные соединения Красной Армии. Он понимал, что никакие специально подготовленные диверсанты не могут быть альтернативой, так сказать, «домашним партизанам». Доказывал, что даже отлично вооруженная и обученная группа или отряд профессионалов не может вести длительную и успешную борьбу без поддержки населения, местных патриотов. Профессионалы осуществляют крупные диверсии, но долго удержаться в тылу врага не способны.

Опыт Эстонии, где поддержка партизанскому движению была очень слабой, – яркое тому подтверждение. А ведь диверсии и боевые действия в тылу врага – это еще не все. Важнее всего – организовать массовое движение сопротивления, поддерживать моральный дух населения, что не менее важно, чем удачные диверсии. Такие задачи не под силу чистым диверсантам.

Пономаренко возразил против ликвидации в партизанских формированиях института комиссаров и обратился с письмом к Сталину. Ведь поначалу после указа Президиума Верховного Совета СССР «Об установлении полного единоначалия и упразднении института комиссаров в Красной Армии» от 9 октября 1942 года такой же принцип решено было распространить и на партизанские отряды, бригады.

П.К.Пономаренко счел это ошибкой и подготовил специальную записку. Он исходил из того, что «партизанское движение есть народное движение, строится оно на других условиях, чем Красная Армия… Народные массы включаются в активную партизанскую борьбу не по приказам, а по призыву партии и в результате большой политической работы, проводимой в тылу подпольными партийными организациями и партизанскими отрядами.

Набор в партизанские отряды проводится среди граждан, которые добровольно решили стать партизанами. Здесь главную роль играет, безусловно, политическая работа. Она решает успех дела.

Само существование отрядов, их боеспособность также в огромной мере зависят от политической работы, и, как показывает практика, основную роль в деле дальнейшего расширения движения играют комиссары существующих партизанских отрядов. Они центр тяжести своей работы видят среди мирного гражданского населения, в подъеме всех трудящихся на борьбу с оккупантами, в создании скрытых резервов партизанского движения в городе и на селе. Население видит в лице комиссаров отрядов представителей партии и советской власти».

В январе 1943 года институт комиссаров в партизанах был восстановлен. Находясь в глубоком тылу врага, мы даже не слышали об этих перипетиях. Но хорошо знали, что немцы и полицаи призывали убивать комиссаров в первую очередь. Не было никакой пощады и их семьям. А это уже само по себе красноречиво говорило о том, какую роль в развитии партизанского движения, укреплении партизанских отрядов играли комиссары.

Французский президент Клемансо сказал, что война – это слишком серьезное дело, чтобы доверять его только военным. Я тоже смею утверждать, что партизанские командиры и комиссары часто лучше профессиональных военных понимали, как надо воевать в тылу врага. Не говоря уже о профессиональных политиках.

Значение, которое может иметь широкое партизанское движение, Сталин понял сразу. Уже 12 августа 1941 года в беседе с генералом И.В.Болдиным он сообщил, что в Москве будет сформировано управление по руководству партизанским движением.

В конце 1941 года началась работа по созданию Центрального и областных штабов партизанского движения. Этого требовали жизнь и борьба. Партизанские отряды создавались многими организациями: партийными, комсомольскими, НКВД. В ряде случаев они возникали стихийно. Надо было сводить все воедино. И уметь сводить. Потому подбирались специальные кадры для таких штабов, была разработана их структура.

30 мая 1942 года было принято решение создать Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) при Ставке Верховного Главнокомандования. Начальником ЦШПД был утвержден П.К. Пономаренко, к тому времени уже опытный политический работник.

Были созданы Украинский штаб (Т.А.Строкач, НКВД), Белорусский (П.З. Калинин, второй секретарь ЦК КП Белоруссии), Карело-Финский (С.Я. Вершинин, НКВД), Литовский (А.Ю. Снечкус, секретарь ЦК КП Литвы), Латвийский (А.К. Спрогис – НКВД), Эстонский (Н.Г. Каротамм, первый секретарь ЦК КП Эстонии), а также областные штабы для оккупированных территорий РСФСР.

Среди руководителей этих штабов не было ни одного строевого командира, скажем, генерала. И это не случайно. Не хочу бросать тень на генеральские погоны, сам ношу их много лет, сам воспитал полдюжины генералов, в том числе с большим количеством звезд, чем у меня. Но все же скажу, что «строевая косточка» любит четкий приказ, да в письменном виде. И чтобы в нем было строго прописано, что и когда надо сделать, какова сфера действий того или иного командира и его ответственность.

Партизанские условия требовали других подходов, иного способа мышления и понимания той же ответственности: соображай быстрее, мысли нестандартно, бери на себя больше, действуй в зависимости от ситуации и напористо. А сфера действий – все, что вокруг тебя. И отвечаешь за все, что вокруг тебя.

Офицеры и бойцы спецслужб лучше подходили для таких ситуаций, чем армейские командиры. Надо отдать им должное, они тоже много сделали для повышения эффективности войны в тылу врага, особенно на втором этапе войны. Я знаю это, потому что наши отряды и бригады часто базировались и воевали бок о бок со спецотрядами, подготовленными и сформированными в школах генерала П.А. Судоплатова.

Вот почему руководителями штабов партизанского движения стали не строевые офицеры, а политические работники и сотрудники спецслужб. Начальники этих штабов и представители ЦШПД были утверждены членами военных советов фронтов. Командующие фронтами получили возможность организовывать оперативное и тактическое взаимодействие партизанских сил и войск, увязывать с партизанами сроки и темпы наступательных операций Красной Армии.

Г.К. Жуков написал: «Если в первый год войны в руководстве партизанским движением еще не было должной организованности и централизации, то в последующем Ставка управляла военными действиями в тылу врага уверенно и твердо. Это делалось через созданный при ней Центральный штаб партизанского движения…

Кроме Центрального штаба были созданы республиканские и областные штабы партизанского движения. В результате появилась реальная возможность направлять действия всех сил партизанского движения в интересах армии, координировать взаимодействие партизанских отрядов с операциями фронтов».

Генерал-полковник вермахта Л. Рендулич отмечал после войны: «Централизованность руководства партизанскими отрядами была очевидна, ибо при подготовке и проведении какого-либо значительного наступления немецких или русских войск партизаны в этом районе немедленно активизировали свои действия с целью дезорганизации снабжения и срыва связи между частями немецкой армии, захвата и ликвидации складов с боеприпасами и нападения на места расквартирования войск. Эти действия стали тяжелым бременем для армии и представляли собой немалую опасность».

Однако надо признать, что на первом этапе войны такой централизации и взаимодействия явно не хватало. А тем более частям Красной Армии недоставало опыта ведения борьбы в окружении. Если бы до войны командиров Красной Армии учили не только наступать на фронте, но и действовать в тылу врага, обучали бы партизанской тактике, то в плену у немцев не оказались бы миллионы красноармейцев. Эту тактику нам приходилось осваивать по ходу действий. Жизнь заставила.

Много было составляющих у партизанского успеха. А он несомненен.

НАШ ОТВЕТ ГИТЛЕРУ

Приступая к этой теме, осмелюсь отметить и еще один момент. У историков, кадровых армейских офицеров долгое время замечалось несколько пренебрежительное отношение к партизанским формированиям. Живущий доныне термин «партизанщина» означает неважную организованность и невысокую боеспособность. Что, мол, они могут, необученные и необстрелянные мужички в разномастной одежде, которые толком строем ходить не умеют!

Война опровергла такие суждения, но не изжила. И это до сих пор мешает нашим военным, историкам, даже политикам дать полную и всестороннюю оценку партизанскому движению. Они воспринимают партизанское движение со своей точки зрения: это, мол, силы вспомогательные, а главную задачу все равно решать армии, помогут партизаны или нет. Конечно, по большому счету войны это действительно так, главное слово говорит регулярная армия. И все-таки…

Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, А.М. Василевский, И.С. Конев, А.А. Гречко, И.И. Якубовский, К.А. Мерецков, К.Е. Ворошилов и другие высоко оценивали роль партизанского движения во время Великой Отечественной войны. Но в общих словах: это было серьезное движение, партизаны помогли Красной Армии. Однако дальше фраз, характерных для газетных передовиц, они не шли.

Приведу строки из воспоминаний А.М. Василевского:

«По опыту своей работы в Генеральном штабе я могу с полным основанием утверждать, что партизанское движение и борьба народа в тылу врага играли роль важного фактора в общих стратегических планах и расчетах Советского Верховного Главнокомандования и принимались во внимание при разработке крупных наступательных операций…». Опять, как говорится, очень округло.

Смею предположить, что немцы смотрели на нас несколько по-другому. Мы им были как кость в горле, серьезно мешали выполнять главную задачу. И оценка партизанской войны немцами в их тылу вышла за пределы чисто военного взгляда на ведение боевых действий. Мне придется оперировать источниками, так сказать, «с той стороны».

Есть и еще два момента, которые побуждают меня поступить таким образом.

Во-первых, прежние авторитеты теперь не в цене. Многие журналисты, люди других профессий, которые вдруг стали историками, уже много лет заняты гробокопательством с целью найти компромат на тех, кто еще недавно числился в кумирах. На того же Жукова, Рокоссовского… Сколько у них было жен, какие между маршалами случались стычки. Можно подумать, это главное, что они совершили в жизни. Бывает, в ход запускается откровенная клевета.

Во-вторых, в нашем обществе все-таки живуче мнение, что нет пророка в своем отечестве. Вот если в «европах» что-то отметят и назовут хорошим, тогда это в самом деле хорошо. Очень точно на сей счет выразилась московская журналистка, моя землячка из Беларуси Ядвига Юферова: «Мы любим носить валенки, купленные в Париже». Пусть будут простые валенки или какой-либо иной плевый товар, но из Парижа. Вот тогда будет настоящий повод для гонора. Все это достойно сожаления. Потому я, как обещал, процитирую бывших наших противников.

Самым трудным периодом для партизан была первая военная зима. Тем не менее, вот как оценил наши действия в тот период немецкий аналитик Г. Теске:

«Первая битва, которую проиграл вермахт во второй мировой войне, была битва против советских партизан зимой 1941/42 года. Затем последовали дальнейшие поражения в этой борьбе… В основном они состояли в том, что с самого начала инициатива находилась у партизан и осталась у них до конца войны».

А вот другие примеры эффективности партизанских действий. Советская авиация доставила партизанам 12 885 тонн оружия, боеприпасов и других грузов. В то же время она сбросила на врага около миллиона тонн авиабомб.

Только на железные дороги было сброшено около 100 тысяч тонн авиабомб. И вся эта масса динамита нанесла ущерб в десять раз меньший, чем партизаны своими диверсиями, израсходовав немногим больше 1000 тонн взрывчатки. Между тем все доставленные партизанам грузы составили около 1,5 процента сброшенных на врага бомб.

Кто-то скажет: попробуй попасть бомбой в рельс с полукилометровой высоты. А я отвечу: попробуй подобраться к этим рельсам, если они денно и нощно охраняются противником. Попробуй пронести мины на железнодорожную станцию, которую стерегут еще более тщательно. А ведь проносили, устанавливали мины, взрывали.

Комсомолец Ф.А. Крылович 30 июля 1943 года на станции Осиповичи смог установить две магнитные мины на эшелон с топливом, который шел к фронту. По каким-то причинам немцы на время отогнали этот эшелон на запасные пути, где уже стояли еще три эшелона с танками, снарядами, авиабомбами и продовольствием для фронта.

В результате взрыва и пожара все четыре эшелона сгорели. Огонь бушевал много часов. Сгорели также угольный склад и паровозное депо. Важнейшим результатом этой диверсии стало уничтожение целого эшелона с «тиграми», который направлялся в район Курской дуги.

Приведу слова немецкого полководца X. Гудериана: «По мере того как война принимала затяжной характер, а бои на фронте становились все более упорными, партизанская война стала настоящим бичом. Она сильно влияла на моральный дух солдат».

«Советское партизанское движение 1941–1944 гг., – написал через одиннадцать лет после войны американский историк Э.Х. Хауэлл, – созданное в тылу германских армий, которые вторглись в СССР в 1941 году, было как по замыслу, так и по масштабам величайшим партизанским движением сопротивления в истории войн… Тот, кто сейчас составляет военные планы, должен изучить как советский опыт организации и использования партизанского движения, так и немецкий опыт борьбы с ним…».

Огромную помощь армии оказали партизаны и в получении сведений о противнике. Это подтверждается следующим примером. Вот одна из шифровок 1944 года:

«Сообщаю данные по г. Пинску на 13 февраля. До середины января в городе наблюдалось большое скопление войск. Теперь осталось четыре тысячи солдат, расквартированных в казармах. Здесь же база боеприпасов (по улице Логишинской). В конце Брестской улицы и возле еврейского кладбища установлены зенитки. В зданиях спичечной фабрики ремонтируются орудия. По дороге на Галево роют окопы и устанавливают проволочное заграждение. Нефтебаза на Брестской улице имеет запас бензина 200 тонн, керосина – 100 тонн, 100 тонн масла. Другая база с таким же количеством горючего находится в восточной части пригорода. Штаб командования воздушными силами помещается по Ленинской улице, дом №5. В прилегающей к Пинску деревне Подгатье – 500 немцев и 80 танков, из них 40 тяжелых, в деревне Ставка – 300 немцев, 40 танков. Па данным разведки, эти части должны выбыть в Ивацевичи через Логишин и Телеханы».

Только за шесть месяцев 1944 года партизанские разведчики передали разведорганам фронтов 5865 оперативных документов, захваченных у противника. Накануне Белорусской операции партизаны и подпольщики сообщили ценные данные о расположении 33 штабов противника, 30 аэродромов, 70 крупных складов, о составе 900 вражеских гарнизонов и около 240 частей, о направлении движения и характере перевозимых грузов 1642 эшелонами противника.

Партизаны вели, по сути, круглосуточную разведку на тысячекилометровую глубину немецкого тыла. Номера воинских частей, их численность, направление движения, количество техники, качество вооружения – эти данные стекались в Центр из сотен и тысяч источников, тщательно анализировались.

С весны 1942 года борьба партизан на коммуникациях и линиях связи противника приобрела массовый характер и превратилась в настоящий бич для немецко-фашистской армии. Вот несколько записей в дневнике Геббельса:

«6 марта 1942 года. В донесении СД сообщается о положении в оккупированной России. Оно еще более неустойчиво, чем все предполагали. Опасность со стороны партизан растет с каждой неделей. Партизаны безраздельно господствуют над обширными территориями оккупированной России…

29 марта 1942 года. Деятельность партизан в последние недели заметно усилилась. Они ведут хорошо организованную партизанскую войну. До них чрезвычайно трудно добраться.

29 апреля 1942 года. Партизаны в оккупированных районах по-прежнему представляют огромную угрозу для нас. Этой зимой они поставили нас перед большими трудностями, которые отнюдь не уменьшились с началом весны».

В докладе начальника тылового района группы армий «Центр» генерала пехоты Шенкендорфа главному командованию отмечалось: «Приказ Сталина создать в тылу немецкой армии невыносимые условия для врага недалек от своего выполнения». 20 сентября 1942 года он написал в своем донесении: «За период с 24 августа по 17 сентября вместо 672 составов проследовало 343 состава, т.е. вместо 28 составов, которые должны проходить ежедневно, следовало только по 14,3 состава в день. Причина: …возросшие диверсии на железнодорожных линиях. Наступило время, когда истощение армейских запасов в связи с недостаточным подвозом оказывает непосредственное воздействие на армии».

На войне коммуникации играют особую роль. Наполеон считал, что секрет военного искусства заключается в способности стать хозяином коммуникаций. На советско-германском фронте во время второй мировой войны железная дорога представляла собой обнаженный и уязвимый нерв германской армии. Причем в своем глубоком тылу оккупанты располагали меньшими возможностями для восстановления коммуникаций, так как саперные, строительные, железнодорожные части и техника располагались в прифронтовой полосе.

Крушения поездов приводили к перерывам в движении, потерям и перебоям в доставке фронту боеприпасов, вооружения, бензина, продовольствия, а также войск. В результате возрастали сроки намеченных операций, войска терпели лишения, снижался их боевой дух. Потери паровозов, вагонов и цистерн были огромными. Взрывы путей и мостов, нападения на железнодорожные станции и водокачки, диверсии в депо и мастерских, а также действия партизан на автомобильных дорогах, водных путях и линиях связи существенно ослабляли мощь вермахта.

Вспоминаю нашу операцию по захвату поселка и железнодорожной станции Синкевичи. Сначала небольшая группа подрывников пустила под откос эшелон с боеприпасами. Снаряды и бомбы рвались целые сутки. Затем два отряда нашего соединения – имени Кирова и имени Шиша – атаковали гарнизон в Синкевичах. Немцы потеряли 74 человека убитыми и 14 ранеными.

Но главным результатом этой атаки стал подрыв железнодорожного моста через реку Лань. На 21-й день было остановлено движение на магистрали Брест—Гомель—Брянск. А ведь такая операция украсила бы журнал боевых действий регулярного армейского полка или даже дивизии.

Начальник военных сообщений группы армий «Центр» Исмер в донесении №1671/42 от 29.08.42 г. сообщал: «… вся железнодорожная сеть в тылу группы армий «Центр» между Брестом и фронтом подвергается систематическим нападениям в широком масштабе. Усиление нападений в треугольниках Невель—Полоцк—Витебск и Витебск—Орша—Смоленск превратило эти дороги в зону военных действий. В результате стало невозможным регулярное движение на… основной железнодорожной артерии фронта».

Украинские и белорусские партизаны, которые действовали на линиях Брест—Пинск, Ковель—Ровно, Сарны—Лунинец, по существу, закрыли их для движения вражеских поездов, сократив пропускную способность более чем в 10 раз и снизив скорость движения поездов до 8–10 километров в час.

Командир охранного батальона В. Ределис писал о партизанах: «Они с удивительной ловкостью и поразительным знанием дела минировали дороги и мосты. Если не было мин, они изготавливали их сами».

Многочисленные диверсии сеяли ужас среди немецких железнодорожников и охраны. На дежурство и в поездку шли, как на казнь. 24 июля 1943 года газета «Берлинер берзенцайтунг» сообщала о поездке на Восток заместителя министра транспорта Ганценмюллера:

«Самое большое впечатление на нас произвел образ машиниста, который вел длинный состав с людьми и ценными грузами… Он ведет свой состав через сумрак ночи, и никто не знает, что ждет машиниста и его поезд в эту ночь. Эта поездка может окончиться смертью. Каждая поездка ведет в неизвестность, и среди тех, кто обслуживает поезда германских дорог на Востоке, нет ни одного, кто днем или ночью не пережил таких приключений, какие обычно бывают уделом солдата, сражающегося на фронте. Среди них, пожалуй, нет ни одного, чей паровоз не был бы обстрелян на полном ходу из засады, ни одного, кто не мог бы рассказать о том, что испытывает человек, когда внезапно раздается взрыв, разрушающий полотно и с грохотом срывающий с рельсов полдюжины вагонов».

Взрывая мосты, партизаны серьезно нарушали коммуникации. Взрыв небольшого моста останавливал движение на несколько дней, среднего – на 10–15 дней, крупного – до 40–50 дней.

Советские партизаны обрушили свои удары на 378 железнодорожных узлов и станций. Особой главой в историю партизанской борьбы в годы Великой Отечественной войны вошли операции под названием «рельсовая война». Она стала примером скоординированных действий партизан и подпольщиков по выводу из строя железнодорожных коммуникаций и была развернута на фронте длиной в 1000 километров и на 750 километров в глубину.

Первый удар был нанесен 3 августа 1943 года. В ставку Гитлера 6 августа пришло донесение: «За последние ночи существенно изменилось положение на железных дорогах из-за молниеносно проведенной серии взрывов, которые парализовали все движение в тылу группы армий «Центр». Главный поток снабжения в августе сократился на 35,1 процента».

Командир корпуса охранных войск группы армий «Центр» докладывал начальству: «Впервые проведена операция небывалых размеров по срыву немецкого подвоза путем планомерного и внезапного нарушения железнодорожного сообщения. 6684 взрыва за первые две ночи». И это происходило в решающий для немцев период – во время Курской битвы.

19 октября 1943 года начался второй этап «рельсовой войны» под названием «Концерт», который длился две недели. Оккупанты вынуждены были снимать рельсы с второстепенных путей в Западной Европе и срочно доставлять их в Беларусь и другие прифронтовые регионы. Но и это не помогало. Интенсивность движения, по признанию самих немцев, снизилась на сорок процентов.

Мощный удар по коммуникациям противника партизаны нанесли в ночь на 20 июня 1944 года. Они уничтожили 40 775 рельсов, особенно на главных направлениях движения: Брест—Минск—Орша, Брест—Лунинец. Это парализовало тыл противника перед самым началом операции «Багратион». «Рельсовая война» вышла за рамки тактического значения, приобрела стратегический характер.

Нарушение партизанами телеграфно-телефонной связи также тяжело отражалось на управлении войсками противника. На огромных территориях враг был лишен проволочной телефонно-телеграфной связи, вынужден был перейти на использование радиостанций.

Радиоузлы не всегда справлялись с огромной нагрузкой. В дополнение к этому частое нарушение связи вызывало у сотрудников оккупационных структур состояние непрерывного страха, подавленности и парализовало их деятельность.

Только за октябрь-декабрь 1943 года партизаны Борисовско-Бегомльской зоны в Белоруссии разрушили связь 779 раз. Была выведена из строя даже линия Берлин – группа армий «Центр». Всего с 1941 года по июль 1944-го партизаны разрушили в тылу противника более 15 тысяч километров гражданских и военных линий связи.

Во второй мировой войне, войне моторов, жидкое топливо имело стратегическое значение. Партизаны и подпольщики взрывали нефтебазы, поджигали цистерны, уничтожали склады горючего, включая и мелкие.

Генерал-полковник К. Типельскирх признавал: «Возникли трудности со снабжением войск, которые затем стали хроническими и постепенно превратились в настоящее бедствие».

В одном из документов Оберкомандовермахта (Верховное командование сухопутных войск) о материальном снабжении войск при подготовке битвы на Курской дуге говорится: «Особенно сократилось снабжение горючим, которое было затруднено в результате действий партизан». «В эти дни, – уточняет К. Типпельскирх, – в 6-м воздушном флоте ощущалась такая нехватка горючего, что командование не могло полностью использовать даже имевшиеся слабые силы. Недостаток горючего не позволял перебросить на автомашинах хотя бы одну пехотную дивизию с фронта группы армий «Северная Украина».