Приключения стиральной машинки

– Эх, молодо-зелено, – снисходительно пробормотал боцман. Но Артем расслышал его тихое бормотание, и обида выросла над ним, как многоэтажный дом. Он теперь только что не дымился от этой обиды. Но Караганов, предвидя последствия, первым выбросил белый флаг.

– Вы в чем-то правы, мой юный друг. Конечно, табак – это не монпансье. И вредность его доказана. Но каждый человек волен в своем выборе. Если вам претит нюхать табачный дым, так и правильно, здоровее будете. Если, конечно, не станете злоупотреблять водкой или другими соблазнами. Все ведь в жизни относительно. Можно курить крепчайшее зелье и прожить долго и счастливо. А можно кушать исключительно манную кашку, и скончаться от банальной простуды, не прожив и половины жизни. Это уж как кому на роду написано. – Матросы весело заржали, но Караганов строго глянул на них, и они притихли. – Не обижайтесь, Артемий Кузьмич. Я уважаю ваши взгляды. Но я не сторонник фанатизма в любом его проявлении. Позвольте другому быть другим, и тогда гармония в вашей душе будет вечной.

Спокойствие и философский взгляд на мир – самое лучшее лекарство от любой обиды. Артем сразу успокоился и даже устыдился себя.

– Да и правда, чего это я вспылил. Вы, как всегда, правы, а у меня не хватает жизненного опыта и выдержки. – Он подошел к Караганову и подал ему руку.

– Я ценю в людях именно это качество, которое есть в вас – умение признавать свои ошибки. Или, скорее, временные заблуждения. Так будет точнее. Ваша молодость извиняет отсутствие жизненного опыта, а мудры вы не по годам. – Караганова растрогал юношеский порыв Артема, и он искренне пожал протянутую ему руку.

Притихшие матросы с уважением смотрели на обоих, а боцман только цокнул языком, вынул изо рта дымящую, словно локомотив, трубку и махнул ею, словно говоря: «Вот, мол, вам образец истинных человеческих отношений. Не грех бы и нам это перенять». Но все это можно было только предположить – на его лице цвета мореного дуба тяжело было наверняка прочесть хоть какое-то проявление чувств.

Напуганная густым трубочным дымом, мошка наконец присмирела и не наседала теперь на людей как раньше. Артем присел на траву, опершись спиной о дерево, и закрыл глаза. Перед его мысленным взором пронеслось далекое детское воспоминание: зеленый луг с пышной мягкой травой, сестры, играющие с воланами, яркий солнечный день с убаюкивающим летним теплом и безмятежностью во всем мире. Он почти задремал, но какой-то резкий непривычный звук вывел его из этого дремотного состояния. Артем прислушался. Через несколько минут звук повторился. Он напоминал цоканье лошадиных копыт по мощеной булыжником мостовой. Артем огляделся вокруг. Матросы лежали на траве, а боцман и Караганов о чем-то тихо беседовали. Артем поднялся и неторопливо пошел в сторону звука, по пути разминая затекшие ноги. Пройдя вперед по руслу ручья около сотни метров, Артем вновь услышал этот звук. Теперь он раздавался прямо у него над головой. Взглянув наверх, юноша рассмеялся. Прямо над ним на толстой ветке неизвестного ему дерева сидела крохотная обезьянка. Она рассматривала Артема с таким же любопытством, как и он ее. Когда ей это надоело, обезьянка сложила язык трубочкой и совсем как уличный мальчишка где-нибудь на набережной Петербурга стала лихо цокать им. Звук был громкий и залихватский. Казалось, еще мгновение, и обезьянка заливисто свистнет молодецким посвистом, как бывалый питерский ямщик, и примчится на ее зов Сивка-Бурка. В яблоках. Но обезьянка, поцокав языком в свое удовольствие, умчалась по ветвям деревьев куда-то в чащу. Артем развернулся, чтобы идти назад, и вдруг у себя под ногами увидел следы босых ног, отпечатавшиеся в мокрой глине на дне почти пересохшего ручья. Он присел и пальцем потрогал глину – следы были довольно свежие, глина еще не успела застыть и осыпаться. Поразмыслив минуту над этим непредвиденным обстоятельством, Артем решил, что в одиночку разгадывать эту загадку в незнакомом лесу не стоит. Быстрым шагом он вернулся на поляну, где уже заметили его отсутствие.

– Что же это вы, батенька, дисциплину нарушаете, – укоризна в голосе Караганова была едва уловима, но Артем и так знал, что провинился – отлучаться в одиночку в незнакомом месте категорически запрещалось.

– Извините, Сергей Викторович, больше не повторится. Но я тут одну интересную находку обнаружил. – И Артем рассказал о своем открытии. Караганов внимательно выслушал рассказ юноши, по-привычке запустив пятерню в бороду, что означало у него признаки крайней обеспокоенности, и после минутного раздумья он изрек:

– Значит так, слушай мою команду. Чтобы через пять минут нас с вами здесь не было. Незнакомые следы, да еще свежие – это плохой знак в неисследованном месте. Это значит, что они нас видят, а мы их нет. Возвращаемся!

После привала сил у всех поприбавилось, и отряд быстро пошел в сторону берега. Вскоре они вышли на песчаный пляж, где их уже поджидал капитан со своими людьми.

– Ну как? Что-нибудь интересное нашли? – По тону капитана невозможно было определить, шутит он или спрашивает серьезно. Караганов в тон ему ответил:

– А что бы вы на нашем месте искали? Клады? Или полезные ископаемые?

Капитан улыбнулся:

– Насчет кладов – это вы в самую точку попали. Смотрите, – он махнул рукой матросу, и тот вытащил из холщового мешка странную находку – рынду – корабельный колокол. На нем было написано славянской вязью «Феофан». – Мы нашли это на песчаном берегу. Один из матросов заметил. Молодец! Когда вернемся на корабль, выдам ему премию – фляжку вина. Пригодится. А вы, Караганов, понимаете, что это значит? – Капитан не дал никому ответить на свой вопрос и сам же продолжил: – А это значит, что на этом неизвестном берегу не мы первые побывали. А еще кто-то из наших соотечественников уже ступал на эту землю. И теперь вопрос – кто это был и где он сейчас. Судя по всему, колокол лежит здесь давно. Больше никаких следов судна мы не обнаружили. Если они и были, то их разметали ветры и прибрежные волны.

– Вы думаете, корабль потерпел крушение? – спросил капитана Артем.

– Скорее всего, так и случилось. Судите сами – колокол лежал на расстоянии полукабельтова от линии прибоя. Далековато для случайности.

– Да. Рынды плавать еще не научились, – заметил боцман. – Выходит, что колокол тот волнами вместе с кораблем на берег вынесло. А потом доски, что полегче, назад в воду унесло. А колокол-то и остался. – Боцман помолчал и добавил со вздохом: – Похоже, что все так и было. – И перекрестился на ближайшую пальму.

– Вы знаете, капитан, не такое это место, по-видимому, и пустынное. Здесь не только наши соотечественники следы оставили. – И Караганов коротко доложил капитану о находке Артема. Капитан сразу стал серьезен.

– Да, вы правы – не такой уж этот край пустынный, как кажется с первого взгляда, – многозначительно глядя на старшего офицера, сказал капитан. – М-да, а чего мы, собственно, ожидали? Везде люди живут. И я согласен с вами, в целях безопасности экспедиции надо как можно быстрее возвращаться на корабль. Недаром древние говорили – предупрежден, значит вооружен. Вот и мы с вами вернемся сюда предупрежденные и вооруженные. Наука наукой, а понапрасну рисковать жизнями людей нам ни к чему.

Оба отряда погрузились в лодки и благополучно прибыли на корабль. Больше никаких происшествий в тот день не случилось.

Наутро произошло чудо. Наконец, после долгого перерыва тучи разошлись и выглянуло солнце. Капитан с утра засел за вычисления и уже вскоре все знали, что за местность попалась им после такого непредсказуемого путешествия.

– Мы, господа, с вами сейчас на восточном побережьи Африки. Я думаю, это Танзания. Да, далековато нас занесло, да господу богу не прикажешь – погода – это его епархия. Но во всем есть положительный знак. Может статься, и о соотечественниках наших что выясним – это наш долг перед богом и Отечеством. Думаю, и местные людишки вскорости объявятся. Конечно, особого дружелюбия нам здесь ожидать не приходится, но исследовать этот берег весьма заманчиво. Думаю, два-три дня у нас найдется. Все же, не каждый день судьба заносит в такую даль. Обидно будет упустить этот шанс.

В экспедицию выбрали исключительно добровольцев. Таких набралось почти два десятка. Из офицеров это были сам капитан, Караганов, Артем и ученый-этнограф Порфирьич. Также в добровольцах оказался и боцман Степаныч. Остальные были матросы. Но капитан выбрал из этих добровольцев семерых самых крепких и выносливых, а остальным велел остаться на корабле.

Оба горных инженера от путешествия в лес отказались. Они планировали осмотреть небольшой горный кряж, возвышавшийся километрах в двух левее песчаного пляжа, напротив которого располагалась стоянка «Одеона». Экспедиция же в лес планировалась на три-четыре дня, и Артему показалось, что инженеры, с презрением относившиеся ко всему на земле, кроме своих холодных бездушных камней и минералов, решили, что слишком тесного общения с моряками им не перенести. Ему даже подумалось – и на кой черт им вообще было из Питера уезжать? Сидели бы себе в своем Горном институте да изучали гранит Питерской набережной. В общем, их авторитет пал в глазах Артема весьма низко.

Но все остальные неожиданной передышке в затянувшейся морской прогулке были только рады. Особенно обрадовался ученый-этнограф. Он и не ожидал, что ему так повезет. Ведь основной целью экспедиции был поиск малоизученных земель в районах островов Океании и далее, к северу от этих земель, вплоть до Японии, а это совсем другие народы и племена. Но все это можно было и отложить ради такого случая.

Оба отряда снова высадились на берег. Теперь все выглядело иначе, более основательно и продуманно. Каждый отряд был снабжен оружием и провизией на три дня. Решено было обследовать близлежащий берег в двух направлениях. Вдруг удастся обнаружить еще следы кораблекрушения. Надежды было мало, но с нынешней целью экспедиции эта новая задача не расходилась. А насчет следов, отпечатавшихся на дне ручья, разговоров не было. Все и так понимали, что это означает. Дикая страна, дикие люди. Только вот выяснить бы, дружелюбные это дикари или не очень.

Отряды разошлись в разные стороны, договорившись встретиться на этом же месте через три дня.

Глава 5

Машка сидела на полу, уткнувшись носом в коленки. Взгляд у нее был растерянный, а волосы торчали во все стороны. Это происходило оттого, что у Машки с детства была привычка при любых неприятностях взъерошивать свои волосы во всех направлениях. Она накручивала их на кулак, а затем пальцами пыталась запихнуть получившуюся гульку куда-то в район макушки. Когда ей это надоедало, она бросала это занятие, и ее прическа приобретала вид прически пещерного человека, не знакомого с современным парикмахерским искусством. Судя по Машкиным волосам, дело было совсем плохо.

Мы с Олегом беспрепятственно проникли в Машкину квартиру, так как дверь была приоткрыта – она, так же как и я, очень легкомысленно относилась ко всякого рода запорам и считала запертую дверь неотмершим атавизмом. Может, поэтому с нами и происходили такие необыкновенные вещи.

Я опустилась на ковер рядом с Машкой.

– Маш, ты чего так сидишь? – задала я один из тех идиотских вопросов, которые всегда лезут в голову, когда их об этом не просят. А что еще спрашивать? Ну, не о том же, который в данный момент час?

Машка посмотрела на меня и тихо произнесла.

– Лен, это что, с машинками – эпидемия такая? Как ветряная оспа?

– Машенька, я пока ничего не знаю. Но я тебе обещаю, что Коля во всем разберется. Должен же квалифицированный специалист заниматься нашими с тобой проблемами. Мы ему звонили – он уже едет, – я посмотрела на Олега. Олег в знак поддержки активно закивал головой. – А сейчас давай просто пойдем на кухню и выпьем чаю.

Машка обреченно кивнула, и мы дружной стайкой пошли на кухню. В таких случаях чай или кофе – лучшее лекарство. Я не знаю, почему это происходит, но это умиротворяющее занятие замечательно отвлекает от дурных мыслей. Наверное, потому что любое чае-кофе-питие изначально имеет глубокий домашний смысл. Посудите сами, где обычно собирается вся семья? Конечно, на кухне! А что они там делают? Да чай пьют, что же еще! Вот и выходит, что в терапевтических целях при любом стрессе надо сразу галопом нестись на кухню и заваривать крепкий душистый чай. Или кофе. Кто как любит.

Коля ворвался в нашу кухню, словно локомотив-тяжеловоз, на всех парах.

– Девчонки, привет! – радостно сообщил он нам. Олег недоуменно уставился на товарища. – А, да, и мальчишки тоже привет!

– Ну, то-то, – удовлетворенно пробурчал Олег.

– Я кое-что имею вам сказать, как говорили в Одессе в доисторические времена, – заявил нам Коля и потребовал себе чашку чая. – Девушки, для успешного хода расследования, я думаю, вы должны мне рассказать, почему некто, которого мы пока не знаем, но обязательно вычислим, занимается разбоем со стиральными машинами только в ваших двух замечательных семействах. – И Коля победно посмотрел на нас. Мы с Машкой переглянулись, и на наших лицах было, видимо, написано все, что мы о Коле думали.

– Понимаете, Коля, – медленно подбирая слова, начала я свою речь, – мы с Машей как раз рассчитывали, что это вы сможете рассказать нам, что происходит… – Но Коля не дал мне закончить.

– Нет, Лена, вы меня неправильно поняли. Понимаете, то, что этот, пока неуловимый для нас, преступник раскурочил еще и Машину стиралку, дает в руки следствия дополнительные ниточки и сильно облегчает нашу задачу. Других аналогичных случаев в нашем городе пока не зафиксировано. А это значит, что это каким-то образом связано только с вами, понимаете, именно с вами. Или вашими родственниками. Я имею ввиду ваши семьи. Теперь, перед тем как я поеду к вашей, Лена, матушке на дачу и обследую там каждый сантиметр на ее шести сотках, я прошу вас рассказать мне свои биографии, начиная с колыбели. А если потребуется, то и биографии ваших родителей. Согласны?

Мы с Машкой снова переглянулись.

– Согласны. Куда ж от вас деваться, товарищ следователь.

– Это хорошо. А перед тем, как вы мне начнете все это излагать, я прошу вас об одной безделице. – И Коля загадочно посмотрел на Машку. Та насторожилась:

– Чего еще?

Коля сделал жалостливые глаза и сказал тоненьким голосом:

– Девочки, накормите несчастного следователя. А то у меня со вчерашнего ужина на вашей даче маковой росинки во рту не было. А я вам все честно отработаю. Идет?

Машка весело заржала. Ее печаль куда-то испарилась ровно за шесть секунд. Вот в этом была она вся – накатила грусть вселенская, и нет ее!

– Какой разговор! Нашего домашнего следователя мы будем кормить на убой! – И Машка ринулась к холодильнику. А, надо заметить, что хозяйка она знатная. Через минуту на плите уже закипал в маленькой кастрюльке суп с фрикадельками, а в микроволновке поджаривались мои любимые итальянские бутерброды. Это когда на белый батон кладется толстый кусок колбасы, а сверху такой же кусок сыра. И все это поджаривается в любой духовке. Сыр стекает по бокам колбасы и батона тягучими аппетитными струйками. Вот тут-то и надо не прошляпить это удовольствие, а то весь сыр вытечет на тарелку. А лысая колбаса без сыра – это уже не то. Поедается обязательно в горячем виде, потому что холодный сыр не такой вкусный. Рекомендуется все это запивать сладким чаем. Это умопомрачительная вкуснятина!

Коля поглощал еду в достаточных количествах, а мы опять сидели и ждали, пока он насытится. Это уже приобретало черты новой традиции. Но мы не возражали. Мы с Машкой были холостыми, и мужчины в нашей жизни появлялись не часто, на них у нас просто не оставалось времени. А уж чтобы отхватить себе где-нибудь пару приличных мужиков, то об этом мы уже не могли и мечтать! Попадалась все какая-то несерьезная мелочь. А тут, можно сказать, произошло настоящее чудо – два этих самых приличных мужика к нам сами пришли. И, причем, посреди глубокой ночи. То есть, Колю мы, конечно, вызвали, а вот Олег, действительно, с неба свалился. И ведь, что интересно, Олег-то жил у меня совсем под боком! Что называется, судьба.

Но мы с Машкой ничего наперед не загадывали. Всякое в жизни бывает. И не факт, не факт… Посмотрим!

А пока Коля разворачивал на Машкином кухонном столе свои манускрипты, чтобы дополнить их нашими новыми пространными показаниями. Теперь он был собран и серьезен.

– Давайте, девочки, малейшие детали, все, что считаете интересным. Выкладывайте.

Первой начала я.

– Родилась в Москве. Закончила школу, еще музыкальную школу для одаренных детей. Потом Гнесинка. Потом «конса», ой, то есть, консерватория. Потом музыка. И все. – Я замолчала и посмотрела на Колю испуганными глазами.

– Это все? – строго спросил он.

– Все, – сказала я.

– Не густо, – констатировал наш домашний следователь. – Давай теперь ты, – и он кивнул Машке, приободрив ее взглядом.

– Ну, я тоже в Москве. В смысле, родилась. Тоже школа. В одном классе с Ленкой. Только у меня не музыка, а балет. Но это в детстве. В детстве все девчонки мечтают стать балеринами. Слава богу, с возрастом это проходит.

– Не отвлекайтесь, – снова строго сказал Коля.

– Ага, значит, дальше институт. Обыкновенный.

– Это какой? – уточнил Коля.

– МГУ, конечно, – обиделась Машка.

– Дальше.

– Что дальше?

– Факультет какой?

– Факультет – журналистика. Журналист я, и еще фотокорреспондент, но это, скорее, хобби, и все такое прочее. Работаю в газете. Все.

Коля смотрел на нас как на двух недоразвитых подростков.

– Девушки. Вы понимаете, что это несерьезно. – Коля был еще более строг с нами, чем раньше. Мы обе скромно потупились.

– Понимаем, – сказала я. – Но у нас больше нет никаких дополнительных биографий.

Коля помолчал аж целых три минуты. Видимо, он обдумывал наш ответ.

– Хорошо, – сказал он после своего молчания. – Давайте теперь о родителях.

– О родителях, так о родителях, – сказала я. – Мою маму вы видели. Она учительница. Вернее, была. Сейчас на пенсии.

– Где родилась? – Колин вопрос был похож на вопрос врача, который спрашивает пациента, что у него болит.

– А, родилась она далеко, в Сибири. Поселок там такой есть, Кишма называется. Ее мой дедушка сюда в Москву привез, когда она школу закончила. И Машкину маму тоже он привез.

Коля насторожился.

– Как Машкину? А она что, тоже оттуда?

– Ну да, – просто сказала я. – Они родственники. Но ее уже, к сожалению, нет в живых, – голос мой был слегка виноватым.

Коля снова задумался и теперь он думал целых пять минут.

– Знаете, что я думаю? – Наконец изрек он. – А я думаю, что в целях ускорения процесса расследования нам просто необходимо еще раз съездить к вашей маме на дачу. – Я не возражала.

Через час мы снова были на даче. Машка позвонила на работу, предупредить, что ее завтра, возможно, снова не будет – у нее журналистская депрессия. А я заранее позвонила маме, и она ждала нас, опершись на калитку. Рядом с ней стояла тетя Нина. По ним обеим сразу было видно, что они успели обсудить все случившееся, и теперь жаждали новой информации.

Все старики делятся на две категории. Первая – это любители посидеть на лавочке и побездельничать, поглощая тонны жареных семечек. А вторая – это те, кто не приемлет безделья и должен обязательно быть занят каким-либо трудом. Лучше крестьянско-дачным. Не исключается и мыслительный.

Но обе эти категории не могут жить без одной вещи – без информации. Информация – это не только царица мира и двигатель прогресса. Это еще и сохранитель и продлеватель жизни для пожилого поколения граждан. И это правильно. Поскольку все события их собственной жизни уже значительно исчерпались, то им просто необходимо узнавать что-то – все равно что – из жизни других людей. И если их мозговую деятельность не подпитывать какими-нибудь сведениями со стороны, то она, эта деятельность, неминуемо угаснет. А разве нам это нужно?

Таким образом, мы застали обеих наших дачниц в предвкушении чего-нибудь новенького и интересненького.

Коля начал с места в карьер.

– Татьяна Петровна, мне срочно нужна ваша биография.

Но жажда новенького все же не смогла перевесить в моей маме жажды накормить и напоить бедных голодных и неприкаянных детей.

– Вот те раз, – всплеснула руками моя мамуся, – не успел разуться, и уже туда же – биография. Сначала, я думаю, надо пообедать. – Мама внимательно окинула взглядом нас с Машкой, видимо на глаз пытаясь определить, успел ли успешно перевариться замечательный деревенский обед в наших городских желудках. Утренний завтрак уже совершенно точно был не в счет. Это же было целых полдня назад! И по всему маминому виду мы поняли, что спорить с ней абсолютно бесполезно.

А никто и не собирался. Коля, правда, сразу как-то сник. Видимо детективный зуд уже не давал ему покоя, и он жаждал информации безо всяких проволочек. А тут… Но Олег не дал ему совсем упасть духом и предложил пока пройтись по живописным окрестностям. Их не было около получаса. А когда они появились, Коля был возбужден сверх всякой меры.

– Представляете, я ее нашел! – с порога заявил он нам.

– Кого? – хором спросили мы.

– Как, кого? Вашу стиральную машинку. Я же говорил, что вор ее далеко нести не станет. Так и вышло. Он дотащил ее до ближайшей рощицы, и там выпотрошил и бросил.

– Ура национальному сыску, – торжественно объявила я.

– Но это еще не все. Понимаете, ни у вас в квартирах, ни у вашей мамы в ванной я никаких отпечатков не нашел. А здесь есть! Представляете? Он когда машинку ломал, то палец поранил. А перчатки-то, видимо, резиновые, порвались. Так что здесь и образец крови есть, впридачу к замечательному четкому следу пальчика. Теперь мы его, голубчика, на чистую воду-то и выведем. – Коля радовался, как ребенок.

– Ага. Обязательно, – тихо сказал Олег. – Если поймаете. Так он тебя здесь и дожидается.

Коля обиженно глянул на приятеля.

– Вот увидишь, я от него теперь не отстану.

– Да знаю я, – улыбнулся Олег. – Ты с детства настырным был. Как вцепишься кому-нибудь в хвост – так все, намертво. Представляете, если Колька в детстве хотел у меня контрольную по математике сдуть, то как бы я не вертелся, все равно от него отстать было невозможно. Так вот, оказывается, где проявились твои первые задатки гениального следователя! – шутливо подытожил свою версию Олег. Но Коля уже его не слышал. Он прихватил свой маленький следовательский чемоданчик и понесся снимать отпечатки пальцев и образцы крови предполагаемого преступника. Много ли надо человеку для счастья!

Еще через полчаса мы уже сидели шумной компанией на нашей веранде и уписывали все подряд: и пирожки от тети Нины – она тут же напекла их целую гору, горячую и пахучую, как старинная немецкая кондитерская. А еще тут были всякие салаты и салатики, свежая окрошка и моя любимая домашняя колбаса – деревня все-таки есть деревня! Больше всех веселился следователь Коля.

– Вы представляете, Татьяна Петровна, а вы ведь правы оказались, – радостно сообщил Коля всей нашей компании, запихивая в рот огромный кусок пирога. Причем, все это он умудрялся проделывать одновременно – и говорить, и есть.

– Это в чем же, Коленька, – поинтересовалась мама, подливая ему в чашку горячий чай.

– Да все просто. Помните, вы мне сказали, что раньше стиральные машинки были другого фасона. Так вот, я сознаюсь вам честно, тогда вам не поверил. А, как выяснилось, зря! Мы ведь сейчас, когда с Олегом вашу машинку нашли, я сразу и не понял, что это. Так, бочка какая-то валяется на колесиках. Беленькая такая, и сбоку написано «Бирюса». Я таких машинок даже не видел никогда, честное слово! Я только потом сообразил, когда мне Олег на нее указал и говорит: «Смотри, Колян, похоже вот она, машинка, которую у Татьяны Петровны уперли». – Мама моя от души смеялась, не забывая при этом всем нам подкладывать и подливать еду и питье. Она всегда боялась, чтобы кто-нибудь не остался голодным. Видимо, этого боятся все мамы, но моя боялась этого просто панически.

– Да, Коля, мир немного изменился. Стиральные машинки были не такими удобными, как сейчас. До этой самой «Бирюсы» наша промышленность выпускала машинку еще древнее, почти ровесницу фараонов. Она называлась «Волга». Тоже бочка на колесиках, только не белая, а коричневая, а еще сверху крепились два валика, чтобы белье выкручивать. Представляете, вставляешь между валиками какую-нибудь тряпочку и крутишь специальную ручку. Тряпочка между валиками прокручивается и вещь почти сухая!

– Гениально, – воскликнул Коля и потянулся за новой порцией пирога.

– Сейчас, конечно, все изменилось. Но это к лучшему, – очень уверенно сказала мама.

– Но они, эти ваши машинки, действительно были гораздо легче, и это позволило преступнику справиться с ней в одиночку, – сказал Коля и многозначительно поднял палец. Он был так комичен в этот момент, что у меня даже пирог вывалился изо рта – так я хохотала.