– Еще как стоит. Ты вот мне скажи, о чем думала мать, когда так с тобой поступила? Это ведь она пошла от тебя на сторону. Да еще с кем?! С этим же Самойленко!

– Послушай, дочь, эти вопросы ко мне уже не относятся. Я прав? Лучше поговори об этом с ней самой. А еще лучше… Я тебе настоятельно рекомендую: вообще не трогай больше эту тему. Что было, то прошло, – шумно выдохнул Михаил, присаживаясь на табурет. – Давай поговорим теперь о настоящем и будущем. О’кей?

Казалось, девочка его не слышала. Она погрузилась в какие-то свои думы. Судя по выражению ее лица – горькие.

– До-ча, – тихо окликнул ее Михаил, – ты где?

– Пап, все это нечестно, – грустно произнесла она, глядя в пол.

– Что именно?

– Да все. Я хочу, чтобы вы встретились с мамой и нормально поговорили. Она должна перед тобой извиниться.

– За что? За то, что я ее не устроил в этой жизни? Или за то, что полюбила другого человека?

– При чем тут это?! – с возмущением посмотрела на него дочь. – Да за то, что именно она сделала с тобой!

– А что она со мной сделала? – возмутился, в свою очередь, Родин. – Я сам с собой так поступил. При чем тут мать? Я уже и Лешке это сказал. Не надо во всем винить Галину. Может, я был плохим мужем? Ты не допускаешь такой мысли?

– Зато ты был хорошим отцом! – тут же апеллировала Дарья. – А уж из этого Самойленко муж, как из говна пуля! Прости… вырвалось. Ты во всем был лучше. И есть!

Даше вскочила с места и заходила кругами по небольшой кухне, став похожей на маленького дикого зверька, что в зоопарке мечется по своей клетушке. Михаилу были приятны ее слова, но вызывал беспокойство этот чрезмерный темперамент. И он поспешил успокоить дочь:

– Дашутка, угомонись. Сядь, пожалуйста.

Она повиновалась и обиженно засопела.

– Я тебе вот что скажу, дочка: не надо переживать за нас с матерью. Мы взрослые люди…

– А я не за вас переживаю, а за тебя, – посмотрела она на него с явной жалостью. – Ты ведь даже не представляешь, сколько говн… гадостей мы от нее про тебя наслушались. И ведь верили. Вот что ужасно! Да мне за нас с Лешкой стыдно. В общем, так, папочка, вот придет мать, и я хочу, чтобы она при мне еще раз посмела повторить то, что про тебя несла! – заявила она тоном, не терпящим возражений.

И Михаилу стало совершенно очевидно, что отношения Дарьи с матерью не просто сложные, а критические. Немудрено, что дочь не хочет говорить с ней на свои интимные темы. И стало ему снова стыдно именно за себя. Будь на его месте другой, порадовался бы, вот, мол, она – справедливость! Но Родин не был из этого числа. Он стыдился того, что потерял достаточно времени, упустив возможность воспитывать собственных детей. Ему-то что? Сядет в поезд и уедет. А они? Как пауки в банке останутся? Алексей конфликтует с Дарьей, та – с матерью. А потом все вместе друг с другом. Короче, клубок воспаленных нервов. Это никуда не годится. Надо что-то делать, как-то мирить их, чтоб не травили себе жизнь. И делать придется ему, поскольку именно он является тут камнем преткновения, из-за которого разгораются страсти. К тому же в семье теперь не существует авторитета. Сплошная анархия, где каждый пытается перетянуть одеяло на себя, но ни один не способен удерживать власть, поскольку не авторитетен для другого. Дети желают найти справедливость. Понятно. Подростковый максимализм. Когда нет полутонов, а существует лишь черное и иногда белое. Необходимо учить их разбираться в оттенках жизни. В данном случае на собственном примере. Что ж, если уж обратились в его сторону, значит, настал момент брать на себя ответственность управления этой маленькой страной под названием «Бывшая семья». Хотя нет, не правильно он сейчас думает. Бывшей может быть жена, а дети всегда есть и останутся твоим настоящим. Но они сейчас напрямую зависят и от матери. От его «бывшей». Стало быть, придется и с ней, сцепив зубы, общаться. Конечно, не так, как сейчас предлагает дочь. Незачем выслушивать запоздалые обвинения или извинения. Решать нужно проблемы и задачи, актуальные на данном этапе. Пустой треп могут позволить себе депутаты Государственной думы, решающие проблемы всей империи. А тут вопрос сконцентрированный, не размытый…

– Так ты согласен? – услышал Михаил откуда-то издалека повышенный тон дочери, прервавший его размышления. Задумавшись, он, видно, пропустил ее очередной вопрос.

– На что?

– Ну, на то, чтобы мать извинилась перед тобой в моем присутствии. И в Лешкином.

– А зачем? Ты что, хочешь побаловать мое самолюбие? Так мне не нужно таких подарков. Или свое, унизив мать? Для чего тебе это нужно, Даша? Если ты так печешься о моем авторитете, то, пожалуйста, оставь эту затею. Время и так все расставило по своим местам. Я бы даже сказал – всех, а не все. К чему ты хочешь устроить никому не нужный победоносный марш? Ты не задумывалась о том, что твоя мать сейчас довольно несчастный человек?

– Сама виновата, – буркнула Дарья.

– Пусть так. Каждый может совершать ошибки. Но и расплачивается потом сам. Зачем же человеку увеличивать счет? Делать больнее. Даша, я не думал, что ты у меня такая жестокая девочка.

– Это я-то жестокая?! Да я… Да ты!..

В этот момент раздалась мелодия из кинофильма «Титаник».

– Блин! – ругнулась Дарья и вынула из кармашка свой белый смартфон. – А, ну вот и она, легка на помине, – мельком показала отцу высветившуюся фотографию Галины. – Алло, мама… Да, вот сидим и пьем кофе… Ушел в институт. Ты когда придешь?.. Ясно. Могла бы и пораньше ради такого случая. В принципе, ничего другого я от тебя и не ожидала… Нормально я разговариваю. Все, пока.

Общение с матерью прошло на повышенных тонах. Михаил не ошибся в своих подозрениях.

– Вот, пожалуйста. Я так и знала! Она будет только к пяти вечера. У нее, видите ли, важная работа. Можно подумать, она министр, а не маникюрша, – с возмущением пояснила Даша. – И как тебе это нравится?

– Честно сказать, такой вариант мне очень подходит. Успеем с тобой спокойно пообщаться, и как раз к этому времени у меня обратный билет, – с улыбкой ответил Родин.

Ему на самом деле абсолютно не хотелось видеть Галину. А уж тем более выяснять с ней прошлые отношения, как желала того Даша.

– То есть как обратный билет?! Ты что, сегодня уезжаешь?! – всплеснула руками дочь. – А как же я? Как же мой вопрос, ради которого ты и приехал?

– Доча, я действительно приехал ради твоего вопроса, но пока ты задаешь их только мне. Может быть, на самом деле мы перейдем к твоей теме? Давай ты мне все-таки уже что-нибудь расскажешь о себе.

– Ага, значит, ты хочешь все про меня знать? – посмотрела она на него глазами, полными слез. Ее голосок задрожал.

* * *

Аркадий поднялся по крашеным деревянным ступенькам и очутился на веранде. Анна же скрылась за дверью дома, жестом указав ему на плетеное кресло. И он, как послушная собачонка, присел в него, удивляясь тому, что совершенно не может ее ослушаться. То ли в нем до сих пор сидит это плебейское подобострастие перед бывшими господами, то ли… Да даже страшно подумать, что в противном случае. И все-таки похоже на то… На то, что он по уши влюблен в эту Анну, завладевшую всеми его мыслями, а главное, волей.

Оставшись один, Самохваленко осмотрелся по сторонам. Ничего тут роскошного нет. Круглый деревянный стол, покрытый идеально белой плотной скатертью, на нем – стеклянная тарелка с сухарями, еще одна – с мелкими зелеными яблоками. Видно, со своих ранних яблонь. Да вокруг еще четыре таких же старых плетеных кресла, в каком он сейчас сидел. Но, может быть, там, внутри дома, найдется что получше? Оглянулся на огород. Тетка, казалось, не собиралась присоединиться к чаепитию, начав прополку и без того чистых грядок с огурцами. Не стесняясь, она подкрутила подол своего длинного платья, став похожей на обычную селянку, и высматривала редкие сорняки, каждый раз наклоняясь к ним, не сгибая ног. Солнце стояло в зените и нещадно палило. Засмотревшись на то, как она периодически поправляет свою шляпу, Аркадий спохватился, что негоже ему тут сидеть в своей форменной фуражке. Это ведь не по этикету. Снял. Ею же обтер пот со лба, потеребил пуговку рубахи, и в этот момент дверь распахнулась и в проеме появилась Анна с подносом в руках.

– Аркадий, вы мне не поможете? – лучезарно улыбаясь, попросила она. – Боюсь, одной не справиться.

Самохваленко вскочил с кресла так молниеносно, что чуть не опрокинул его. Анна хихикнула:

– Ой, аккуратнее! Не хватало, чтобы наш гость поранился.

Опустив глаза, он взял из ее рук железный поднос, на котором стояли четыре фарфоровые чашки, заварочный чайник, под стать им, небольшая вазочка с ягодным вареньем, пучок сухой земляники и простенькие розетки. Аркадий перенес поднос на стол и застыл в ожидании следующей просьбы, готовый услужить.

– Погодите еще минутку, я самовар принесу, – не переставая улыбаться, сказала Анна и снова скрылась за дверью, на этот раз не закрыв ее за собой. Возможно, специально? Чтобы дать Аркадию возможность пойти за ней и еще раз помочь. Самовар-то, наверное, тяжелый. И он, недолго думая, заглянул внутрь и крикнул вслед:

– Донести? Самовар-то донести?

Но Анна, не ответив, завернула в какую-то комнату, но тут же появилась вновь, держа перед собой большой, начищенный до золотого блеска самовар. Самохваленко видел, что это, конечно, не золото. У них дома почти такой же, только закопченный весь, да засаленный. Не спрашивая, он перехватил самовар у Анны, слегка коснувшись ее прохладных пальцев. Заметил, что он неполный и едва теплый, и перенес к столу.

– Ну что, будем его кочегарить или так попьем? Это еще с завтрака осталось. А вы умеете разжигать самовар? – спросила она, кокетливо склонив набок голову.

– Умею. Но сойдет и так, – продолжая стоять, ответил Самохваленко, комкая в руке фуражку. – Знойно сейчас для кипятка.

– Да? Ну, тогда присаживайтесь. Вот только земляника, боюсь, в таком чае не заварится. А вы любите чай с земляникой? Я сама ее собирала. А потом вот вязали в пучки и сушили на чердаке, – как ни в чем не бывало, словно они старые приятели, защебетала девушка, наливая ему в чашку заварку.

– Давно не пил с земляникой. У меня мать раньше тоже так делала. Вкусно. От нее дух хороший, – уже меньше смущаясь, ответил Аркадий.

– А сейчас что?

Самохваленко не понял вопроса и часто заморгал.

– Почему сейчас не сушите ягоду? – пояснила Анна, наполняя свою чашку.

– А, да мамаша уже плоха здоровьем. Не может по лесу шастать, как раньше.

– А вы что ж не помогаете?

– Когда ж мне? Я ведь теперь в городе живу. Давненько уж.

– Так вы на службе теперь? Я как-то не догадалась.

– Теперича – да. Вот в ВЧК пошел, – не без гордости произнес Аркадий, показав зачем-то свою кожаную фуражку.

– М-да? А что означает ваше таинственное ВЧК?

– Как чаво? Всероссийская чрезвычайная комиссия, возглавляемая Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Председатель он. Вот, служу тама, – обстоятельно пояснил он, дивясь, что Анна не знает таких элементарных вещей. А с виду образованная.

– Ах, понимаю, понимаю. Это аббревиатура такая.

– Ну да, – энергично кивнул Аркадий, сделав вид, что понял смысл ее «заморского» слова. – А для кого еще чашки-то? Мы тута вроде вдвоем.

Ему хотелось показать Анне, что не просто так просиживает портки на службе. Он теперь ох какой наблюдательный!

– Так для Лидии Васильевны и для Николеньки. Если они захотят к нам присоединиться. Вы не возражаете против их компании, Аркадий Валерианович?

– А кто таков Николенька?

– Брат мой. Он сейчас читает Байрона. Но вскоре, возможно, появится тут. А вам нравится Байрон?

– Не знаю, как насчет вашего Баройна, – исковеркал он неизвестную ему фамилию, – но вот почему ж тогда ваш братец Николай вам по огороду не помогает?

– Но… сие невозможно. Разве вы не знаете?.. Он же не ходит. Болен он. Еще в детстве, когда ему всего пять лет было, упал с качелей и повредил позвоночник. Вы не помните его? – почти обиженно спросила Анна, подставляя чашку Аркадия под краник самовара, но тут же, поставив ее перед ним, окликнула тетку: – Лидия Васильевна, вы чаю не желаете?

Та отрицательно качнула головой, продолжая прополку. Самохваленко не помнил никакого инвалида Николеньку. Да и откуда? Если тот и выйти-то из дома не мог. И решил сменить тему:

– А отец ваш что, в школе сейчас?

– Да. Он там целыми днями пропадает. Столько надо успеть. И откуда только силы у человека берутся? Маменька за него очень переживает. У него ведь тоже здоровье слабое. Сердце шалит, – с явным удовольствием заговорила Анна про своего отца.

– И где ж она сейчас? – поинтересовался Самохваленко.

– Кто? – в свою очередь не поняла девушка.

– Ваша маменька.

– А, так она в город поехала. Чаю купить и сахара. Ой, а вы не хотите меда? Сахару ведь нет. Папу угостила одна женщина. Ее сын у него учится. А они пчеловодством занимаются. Как это я забыла подать? – И Анна встала, собираясь пойти за медом.

Самохваленко не стал ее удерживать. Он нуждался во времени побыть одному. Поскольку в присутствии этой очаровательной девушки он напрочь забывал о цели своего визита. Анна вышла с террасы, и он, машинально отглотнув остывшего чаю, стал лихорадочно соображать, что сейчас должен предпринять. Что вообще получилось? Он сидит тут, можно сказать, в гостях. То есть позволил сделать из себя гостя, а не уполномоченного вершить важные государственные дела. Как это могло случиться? Ведь даже «наган» достал! Вот как был решительно настроен. И что теперь? Как выпутываться из сложившейся ситуации? Каков же он идиот, что дал так себя охмурить. Нет, определенно надо с этим кончать. Вот сейчас она придет, и он расскажет… нет! Объявит о цели своего визита. И в самой строгой форме. Послышались шаги Анны. Или… Или подождать, когда спросит сама, зачем он тут? Пожалуй, что так…

– Вот, посмотрите, Аркадий, – выставила она вперед изящную тонкую ручку, в которой держала небольшую баночку с медом, повязанную сверху льняной тряпицей, – как он прозрачен! Как янтарь. Еще не успел засахариться.

Продолжая стоять напротив так близко, что Самохваленко уловил исходящий от нее аромат девичьей свежести, Анна сняла тряпицу и поднесла баночку прямо к его носу.

– Вдохните, Аркадий. Какой чудный запах! Кажется, тут собраны все цветы наших полей. Чувствуете?

Самохваленко, как завороженный, втянул воздух носом. Но по-прежнему его продолжал будоражить отнюдь не мед.

– Ну? Оценили? – словно издеваясь, не отставала Анна.

– Да. Вкусно пахнет, – шепнул Аркадий, отворачиваясь в сторону, поскольку уже еле сдерживал свои тайные желания. Хорош же он будет, если из представителя власти сейчас превратится в насильника.

– Так угощайтесь.

Анна поставила перед ним баночку, пододвинула розетку, наверное, подсказывая тем самым, что мед надо есть из нее, и снова села напротив, теперь уже молча глядя на него и слегка улыбаясь. Вот! Вот и настал момент отодвинуть от себя эту дурацкую банку и заявить о своем намерении заставить их сдать в пользу государства припрятанные ценности.

* * *

Казалось, Даша сейчас расплачется. Но что ее так огорчило? То, что Родин должен уже сегодня уехать? Или то, что он не желает видеться с Галиной? Возможно, дочь лелеяла надежды, что они смогут помириться.

Другой вариант – переживает именно о своем положении. Нет, вот как тут разобраться в этих сумбурных девичьих мыслях? А напрямую она говорить не желает. Постоянно увиливает.

– Послушай, Дарья, – решил сменить тактику Михаил, заговорив строгим тоном, – я прекрасно вижу, что ты пытаешься со мной хитрить. Вот только не пойму зачем? Я, честно сказать, ваших женских примочек никогда не понимал. Да и вникать в них даже не хочу. Ты давай просто выложи мне конкретные вещи, которые тебя волнуют, и мы попробуем в них разобраться. Если я в состоянии решить хоть какие-то из твоих проблем, то можешь на меня рассчитывать. Я все сказал. Теперь внимательно тебя слушаю.

Дарья явно была удивлена такой резкой переменой в его настроении. Она поняла, что и впрямь переборщила, пытаясь манипулировать отцом. Не из тех он людей, что пойдут у кого-то на поводу, если сами не захотят. И это очень похоже на нее саму. И неудивительно. Все-таки родная кровь. Но все же у нее была своя цель. И как-никак к ней надо добраться. Возможно, следует и ей сменить тактику?

– Ну, хорошо, – шмыгнула она носом, давая понять отцу, что с намечавшимся плачем покончено. – Мы оба знаем, что ты тут для разборок по поводу моей беременности. А если бы не это, ты бы приехал? Вот скажи честно.

– Ты опять? Даша, давай не будем ходить вокруг да около. Я просил о конкретике. И конкретно тебя спрашиваю: кто он и что ты намерена делать? – продолжая напирать, спросил Михаил и взялся за очередную сигарету.

– Это человек мужского пола. Насчет родов я еще не решила, – следуя поставленной отцом задаче, четко сформулировала она, явно гордясь своей смекалкой. – Что еще тебя интересует? Имя виновника? Так я его не назову.

– Почему?

– А зачем? Что это исправит? Ты посадишь его в тюрьму? Заставишь на мне жениться? Может быть, у тебя это и получится. А ты заставишь его меня любить? – вполне спокойно, словно заученный текст, произнесла Даша, рассматривая свои ногти. – Что ты вообще тут можешь сделать?

Михаил на некоторое время оказался в тупике, не зная, чем парировать. Дочь рассуждала абсолютно правильно. Он сделал несколько глубоких затяжек, обдумывая ответ. Чертовски напрягало то, что никогда его не касалось. Но, может быть, настал момент вникать и в такие дела? Не зря говорят: век живи, век учись. И Родин, полагаясь лишь на свое мировоззрение, а не на учения философов и психологов, совсем просто ответил дочери:

– Я могу принять любое твое решение. И исходя из этого помочь.

Услышав эти слова, Даша снова всхлипнула и, уже не сдерживая слез, бросилась к нему в объятия. Он едва успел бросить сигарету прямо в чашку с остатками кофе. И, как много лет назад, будучи совсем ребенком, она устроилась у отца на коленях, поливая его небритую щеку слезами:

– Я так люблю тебя, папочка! С-спасибо, что ты у меня есть, – всхлипывая, шептала она. – Прос-сти меня, пож-жалста.

– Ну что ты? Что ты? – гладил он ее шелковистые волосы – Успокойся. Никто ведь не умер. Наоборот, возможно, родится. Так ты решила меня сделать дедушкой? Обещаю, буду примерным дедушкой. Если, конечно, не утону в фонтане твоих слез. Ну, моя девочка не хочет утопить будущего деда?

Даша засмеялась сквозь слезы, вскочила с его колен:

– Тебе бы все шутить! – попыталась обидеться она, но улыбка предательски расплывалась на ее еще мокром от слез личике.

– Ну а чего же тут горевать? Все в твоих руках. А знаешь, откуда пошла такая поговорка? – продолжал он, как мог, утешать дочь, чувствуя, что вот если бы дали ему сейчас возможность, разорвал бы зубами того подонка.

– И откуда? – вполне заинтересованно спросила она, присаживаясь на свое место.

– Жил на свете один мудрец, – начал он рассказывать, словно сказку, – и были у него ученики. И как-то раз один из них захотел подшутить над своим учителем, решив, что умнее его. Он поймал бабочку, зажал в своих ладонях и, подойдя к учителю, спросил: «Как вы думаете, учитель, я держу мертвое или живое?» А сам, стервец, знал, если тот скажет «живое», он раздавит бабочку. Если скажет «мертвое», выпустит ее на волю. Вот тут мудрец и ответил ему: «Все в твоих руках».

– Здорово! – по-детски восхитилась Даша, округлив глаза. – И откуда ты все это знаешь?

– Бабушку в детстве слушал. И читал иногда. А ты читаешь хоть что-нибудь, кроме учебников и переписок в Интернете?

В этот момент они оба услышали, как звякнул замок входной двери.

– Ну, вот и мать пожаловала. Не выдержала. Просто картина Репина «Не ждали», – сразу преобразилась Даша, сменив только что мягкое выражение лица на ехидную маску.

* * *

И только Самохваленко хотел раскрыть рот, как Анна, будто почувствовав неладное, поднялась со скрипучего плетеного кресла и, подойдя почти вплотную, стала накладывать в розетку мед, черпая его маленькой ложечкой. Невольно или специально девушка коснулась своим плечом его головы. Аркадий отпрянул, как от ожога, дернувшись всем телом.

– Ой, простите, – шепнула Анна, почувствовав его движение. Слегка отодвинулась, но все-таки продолжила свое занятие.

Наполнив до краев розетку, как ни в чем не бывало вернулась на место и снова защебетала о какой-то ерунде. О погоде, о варенье, о каких-то фламинго. И Самохваленко никак не мог ее прервать. Было опять как-то неудобно. Незаметно для себя самого он даже начал есть мед, постоянно обмакивая и облизывая маленькую ложечку, которую с трудом удерживал в своих толстых пальцах.

Через некоторое время возникла пауза, и Аркадий наконец решился взять инициативу в свои руки. Но приступил к делу издалека. Как ему казалось – по-хитрому. Ведь он – сотрудник ЧК, а потому должен быть в курсе, кто тут еще проживает. Кто чем занимается. В общем, состав семьи и род их деятельности. Так учил товарищ Тупин.

– Скажите, Анна… – и тут же осекся, не зная отчества.

– Владимировна, – подсказала она, подливая из самовара в свою чашку уже совсем остывшей воды. – Давайте и вам подолью.

– Нет, не надо. Лучше скажите, Анна Владимировна, а кто еще тута с вами живет, кроме отца, тетушки и вашего брата Николая? – спросил он, моментально пожалев, что произнес это совсем неуместное «лучше». Так ведь разговор сразу превратился в официальный. Да, все-таки ему еще учиться и учиться премудрой государственной службе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

<1 2 3

На страницу:

Перейти

3 из 3