bannerbanner
Бункер разбитых сердец
Бункер разбитых сердец

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Кирилл Казанцев

Бункер разбитых сердец

© Казанцев К., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Михаил Родин ехал в поезде. Только на этот раз не в грузовом вагоне, как четыре года назад, а в плацкарте. Ехал туда, где жил и работал. Где была его семья. Но все это в прошедшем времени. И семья, и работа, и обыкновенное человеческое счастье. Всего этого он лишился, как говорится, в одночасье. Жена изменила, на службе подставили, из квартиры выписали, определив в коммуналку в городе, где прошли его безмятежные годы детства и юности. А он тогда и не сопротивлялся, поскольку сразу ударился в спасительный, как тогда ему казалось, алкоголизм. Он – человек чести и совести не смог пережить предательства со стороны близких ему людей. Одно дело – враги. А тут – любимая Галочка и уважаемые сослуживцы. Причем офицеры. Это не укладывалось в голове. И Михаил, не проявив силы духа, некогда совсем непьющий, мигом превратился в забулдыгу, не выпускающего стакана из рук.

Прошли эти проспиртованные годы, появилась новая работа. Хоть и не прапорщик, как раньше, а простой охранник на строительном складе «Зоринки», но все же лучше, чем редкие подработки на товарной станции.

Казалось, жизнь уже кончена. Но встреча с Мариной каким-то волшебным образом встряхнула его и заставила посмотреть на себя по-другому. А может быть, просто созрел. Сам. Чувствуя, что совсем деградирует и гибнет, общаясь только с синюшными собутыльниками. Возможно, нужен был лишь толчок.

С Мариной потом не сложилось. Она тоже предала. Но Михаил уже практически безболезненно воспринимал такие повороты судьбы. Он как бы запрограммировал себя на недоверие к женщинам. Ну, нет среди этого отродья порядочных особей. Что поделаешь? Или не попалась такая. А ставить себе цель: «Бороться и искать! Найти и не сдаваться!» – в данном случае он не собирался.

Сейчас Родина волновало два вопроса. Первый – беременность шестнадцатилетней дочери Дашки, которую в последний раз видел, когда ей было двенадцать. Собственно, к ней он и ехал в этом душном плацкартном вагоне. Второй – что скрывается под зацементированным люком, который он обнаружил на охраняемом им складе буквально перед отъездом. «Зоринка» – старая база. Еще довоенной постройки. А вдруг там бункер Сталина? А что? Между прочим, таких бункеров по российским городам немало. Многие любители истории и даже черные копатели ищут их до сих пор. Только вот на этот раз Михаил будет умнее. Он уже не кинется к начальству с докладом, как в случае с титаном, про который все забыли. Несколько тонн ценного металла лежало там более сорока лет. И никому не было до того дела. Кроме одного предприимчивого проныры. Но когда Родин вывел его на чистую воду, думая, что пополнил государственную казну на несколько миллионов рублей, оказалось, сделал услугу генеральному директору базы Хаджакисяну, пополнив именно его карманы. Тот, правда, выдал Михаилу неплохую премию. Но, будучи немеркантильным, не этого он тогда хотел. Так что теперь действовать станет иначе.

За запотевшим окном вагона мелькал такой же влажный и туманный пейзаж, сливаясь своей картиной со стеклом. Ноябрь не особо красивый месяц. Но именно он оказался для Родина самым ярким за многие годы. Обыкновенный охранник стал на «Зоринке» выдающейся личностью, раскрывшей убийство и хищение. За что и получил прозвище Миша Титан взамен невыразительному предыдущему, когда его окрестили еще в армии Футляром. А все из-за его особенности раскладывать все по местам, по коробочкам, полочкам и ящичкам.

Родин любил порядок во всем. И что касается вещей, и что – мыслей.

Но сейчас его мысли никак не могли выстроиться в четкий ряд. Шутка ли, несовершеннолетняя Дарья… Дашуня… Маленькая принцесса… Что делать в таком случае? Он совершенно не знал, как поступить. Можно, конечно, набить морду ее обольстителю. Но решится ли таким образом проблема? Похоже, ни Галина, ни старший сын Алексей, сообщивший ему по телефону об этой чрезвычайной ситуации, тоже не знали, что с этим делать. Но с другой стороны, Лешка все-таки позвонил! А это означает, что мнение отца стало для него важно. Потребовалась помощь с его стороны. А значит, вернулось доверие. Жаль, конечно, что на фоне разыгравшегося скандала.

Михаил встал с места и, протискиваясь между многочисленных коленок пассажиров, вышел в тамбур. Жесткий стук колес буквально оглушал, железная сцепка под ногами ходила ходуном, промозгло сквозило, но Родин ничего этого не замечал, выдувая ноздрями едкий дым своей любимой «Астры». Он пытался анализировать случившееся с дочерью, но мысленно снова уходил к тому злосчатному ржавому люку под треснувшей цементной затиркой.

* * *

Аркадий Валерианович Самохваленко проснулся, как всегда, в шесть утра оттого, что проснулось и никогда не отключаемое им радио, заиграв бодрящий Интернационал. Но Самохваленко не чувствовал себя бодрым. Как, впрочем, вчера и год назад. Здоровье пошатнулось сразу после сорока пяти лет. Отпраздновав вполне скромно свой юбилей в кругу нескольких сослуживцев, наутро почувствовал резкую боль в животе. Да такую, что пришлось вызвать «Скорую помощь». Оказалось – язва двенадцатиперстной кишки. После лечения врач посоветовал строгую диету. Как минимум на двенадцать месяцев. Пошутил, мол, на каждый перст по месяцу. Но время прошло, а периодические боли остались. Вот и сегодня опять ныло и свербило, не давая покоя.

Аркадий Валерианович, скрипнув пружинами старого дивана, опустил босые ноги в стоптанные тапочки, оправил полосатую пижаму, перекинул через плечо полотенце, взял картонную коробочку с зубным порошком, щетку с распластанной свиной щетиной и, отперев ключом свою комнату, двинулся в ванную. В такую рань она никем из соседей не была занята, и он беспрепятственно совершил утренний туалет. Затем критично оглядел свое лицо в грязном надтреснутом зеркале, даже язык сам себе показал и, прерывисто вздохнув, словно старик, вернулся в комнату. Да, годы берут свое. Он уже не тот резвый двадцатитрехлетний попрыгун, когда в февральскую революцию кинулся из родного села в город посмотреть, что же происходит. Да так там и осел, устроившись работать на текстильную фабрику и жить в бараке с такими же многочисленными искателями лучшей жизни. Ему это больше пришлось по душе, чем столярничать с отцом.

А что потом? А потом осенью семнадцатого года свершилась та Великая Октябрьская. Когда все заводы и фабрики стали принадлежать, согласно лозунгам, рабочим. А значит, и ему – молодому подмастерью Самохваленко! А не какому-то там фабриканту-единоличнику. А землю, соответственно, отдали крестьянам. Родители его по-прежнему жили в селе, но совершенно не знали, что делать с отданной им землей. В городах и селах творилась смута. Господа, кто успел, свалили за границу. Кто в Париж, кто в Харбин, а кто и в Америку. Те же, кто не успел или решил остаться, ожидали экспроприации имущества или просто расстрела. Аркадий же сразу для себя определил не оставить молодое Российское государство в беде и помочь ему хоть чем. Он был молод, здоров, коренаст и горел энтузиазмом. Потому и решил вступить в РКП (б), то есть рабоче-крестьянскую партию большевиков, а затем и в организованную в декабре ВЧК, оставив свою фабрику.

В те смутные времена принимали туда практически всех желающих. Но с одним условием. У тебя должно быть соответствующее генеалогическое древо, на ветвях которого не должно быть ни одного порченого листика. А именно: у тебя в роду нет никого «из бывших». Ни графьев, ни князей, ни даже купцов первой гильдии. И тут как раз Самохваленко мог гордиться своим прекрасным происхождением из простого крестьянского рода, живущего в вечной бедноте и голодухе. Короче, кандидатура – что надо.

С превеликим рвением Аркадий принялся изымать у бывших господ их фамильные ценности, уплотнять их родовые имения такой же босоногой беднотой, как и он сам, раскулачивать кулаков и расстреливать на месте по закону революционного времени несогласных с постановлением, подписанным самим Лениным, который заменил многим недавно верующим Бога. Честно сказать, Аркадий еще в детстве не очень-то любил захаживать в местную сельскую церквушку. Скучно там было. Но набожная мать постоянно таскала его с собой на воскресные службы. А уж про всяческие там христианские праздники и говорить нечего. Аркадий же всегда искал удобный случай улизнуть от нее или просто закосить под больного. Потому-то он с большим пониманием отнесся к изречению Великого вождя о том, что религия – это опиум для народа. И впоследствии всегда немного сожалел, что не удалось ему прибить какого-нибудь попа, как повезло его некоторым коллегам. В общем, Самохваленко был честным и порядочным чекистом, абсолютно соответствующим той эпохе. Но случилась с ним непредвиденная история, которая поколебала в нем доверие к самому себе.

Одним скверным днем он попросил у начальства разрешения съездить в родные пенаты повидаться с родителями и двумя младшими сестрами. Начальство позволило, но попутно нагрузило работой.

– Слушай, раз уж туда едешь, проверь-ка заодно своих местных зажиточных. Там у вас, кажись, кто-то из графьев имение держал. Не ошибаюсь?

– Точно. Сутуловы тама. Ну и память у вас, товарищ Тупин!

– Не тама, а там. Учись, Аркашка, правильно говорить. По-городскому. Ты ведь к тому ж представитель власти. А значит – лицо государства. Так вот, тряхни ты их получше, мать их ети. До них, похоже, еще не добрались как следует. Эти Сутуловы там осели, прикинувшись сочувствующими нашей революции. Но я таким не доверяю. Ты – парень хват, зараз вытрясешь с них припрятанное. А уж они-то припрятали, не сумлевайся.

– Думаете, плохо потрошили?

– А чего хорошего? С них к нам поступили сраные иконы, правда оклады были хороши, ну, золотишка немного, как водится. Чего там еще? Ну, бусы всякие. Сейчас уж не вспомню. Да опись искать лень. Вон у меня их сколько по нашей губернии. Гора. Но помню, что мало. Мало, Аркаша, взяли. Неважно хлопчики потрудились. Особняк почистили, а вот в имение так и не наведались. А эти буржуи, скорее всего, как раз там и попрятали свое добро. Так что порой, покопай. Глядишь, еще казну государственную пополним.

И, преисполненный чувством долга и патриотизма, Самохваленко поехал в свое село, накупив недорогих гостинцев для семьи. Матери – платок с длинными кистями, отцу – табачку кисет, а сестре – леденцов пригоршню да четыре кренделя с маком и сахаром – это уж на всех.

Встретили героя, как полагается: слезами радости, четвертью самогонки, гармошкой и заздравными тостами. Вечер отгуляли неплохо. Но утром Аркадий, похмелившись ковшиком бражки, отправился на дело.

Каменный одноэтажный дом с широкой деревянной верандой господ Сутуловых находился неподалеку от церкви. На пригорке красовался. Это был их так называемый летний выезд. Родовое имение. Зимой же они проживали в городе, в небольшом особняке, который ныне большевицкая власть определила под зал своих заседаний. А графьями, как выразился товарищ Тупин, Сутуловы никогда и не были.

Глава многочисленного семейства, состоящего из жены, четырех детей, престарелых родителей с обеих сторон, да еще двоюродной сестры, у которой погиб муж, оставив ее с малолетней дочкой на руках, был всего лишь городским чиновником высокого ранга дворянского сословия. К тому же нельзя было обойтись без кухарки и прачки. И, пытаясь прокормить всю эту ораву, никаких особых ценностей сроду не имел, кроме вышеперечисленных тем же Тупиным. А потому уехать из России с таким багажом из иждивенцев и за неимением средств не счел возможным. По наивности своей решил, что его многолетний опыт на руководящем посту может пригодиться в любых условиях. Но он ошибся. Руководили теперь другие и совершенно по-другому. И теперь, лишенный городского жилья, он проживал на даче, организовав в своем бывшем имении школу для сельских ребятишек. Там Сутулов был за директора, за учителя, за завхоза и даже за дворника. От нового же государства получал мизерное жалованье. Хорошо, позволили еще огород выращивать, на котором теперь трудились все домочадцы, чтобы не протянуть ноги с голоду.

Аркадий, еще издали заметив ровные ряды грядок с аккуратно подвязанными помидорами и огурцами на высоких колышках, мысленно поморщился. Вот как были буржуями, так и остались. Что ты, мать твою, даже сорняков нет! «Чистоплюи херовы! – подумал он, машинально расстегивая кобуру с «наганом». – Ну, ща я вам устрою поминки по шикарной жизни. У меня не забалуешь!»

* * *

Выйдя на перрон, Михаил огляделся в поисках сына, который обещал его встретить. Суетливая толпа из приехавших и встречающих с чемоданами и баулами быстро рассеивалась, но Алексея он так и не видел. И только когда станция практически опустела, заметил одиноко стоящего худощавого парня возле входа в вокзал. Всего четыре года разлуки, но какие перемены во внешности! Теперь он не мальчишка-подросток, а вполне молодой мужчина. Высокий, статный, с серьезным взглядом, которым пристально смотрел прямо на него. Узнал. Но не двинулся с места. Видимо, ожидая, что отец подойдет сам. Наверное, до сих пор таит обиду. И Родин, махнув сыну рукой, еще острее почувствовал свою вину и двинулся к нему.

Алексей, оттолкнувшись спиной от каменной колонны, вальяжной походкой вразвалочку пошел навстречу. Как бы нехотя, из одолжения. Что ж, юношеский максимализм извечен. Тем более в данном случае. При разводе родителей дети, как правило, ни при чем. А Родин сам дал им повод принять сторону матери. Нельзя было так падать духом, нельзя было самоустраняться, а уж тем более так по-черному бухать. Вот и результат. Он – снова виновник, а не жертва обстоятельств. Но Михаилу не было обидно, он все прекрасно понимал. Главное, не упустить шанс и дать понять своим детям, что он достоин их внимания и любви.

– Ну, здорово, батя, – чуть скривился в улыбке Алексей и протянул руку для пожатия.

Михаил слегка дернул его за некрепкую ладонь на себя и, обняв за плечи, похлопал по спине, ощущая, что на глаза наворачиваются слезы, с которыми сложно справиться.

– Здравствуй, сын, – прерывисто выжал он из себя, продолжая все крепче сжимать его в объятиях.

Алексей не сопротивлялся. Просто напрягся, не желая поддаваться этой запоздалой родительской ласке. Родин почувствовал это, отодвинул от себя парня, держа за плечи, и заглянул ему в глаза:

– Ну, ты как, Алешка?

– Да так, нормально, – потупился он.

– Учишься? Или в армию идешь? – спросил Михаил, стыдясь того, что не знает о сыне таких элементарных вещей.

– В политехнический поступил, – вывернулся он из-под рук отца и медленно зашагал к вокзальному выходу.

– М-да, у кого ни тех, ни тех, тот идет в политех, – решил пошутить Михаил и осекся. – Да это в наше время поговорки такие были. А у кого стыда нет, тот – в мед.

– А у кого в руках навоз, тот – в сельхоз, – не обидевшись, усмехнулся Алексей.

– Точно. Значит, и среди современной молодежи это знают. Уроки пращуров, получается, не пропали даром.

Выбрав этот полушутливый тон, Михаил не ошибся. Именно так он и общался с сыном раньше. Никогда всерьез не ругал. Всегда подбадривал. И разговаривал с ним на равных, не показывая своего превосходства, в отличие от строгой Галины.

– Ага, – кивнул Алексей. – А что, у тебя никаких вещей с собой?

– Все, что мне надо, у меня в карманах. Деньги и сигареты. Правда, пытаюсь бросить. Пока плохо получается. А ты куришь?

– Нет. Пробовал. Не понравилось.

– Хвалю. Молодчина!

Они уже шли к автобусной остановке, а Михаил так и не собрался с духом задать Алексею главный вопрос, ограничиваясь стандартными фразами. И тот, словно поняв отцовскую нерешительность, сам начал разговор:

– Короче, тут такая байда с этой Дарьей! Я даже не знаю, что делать, – вдруг резко и горячо начал он, словно вырвалось из него все накипевшее и наболевшее. – Я бы, честно, этому уроду ноги бы вырвал. Да и ей заодно! Мать вообще в какой-то ступор вошла. Толку от нее никакого.

– Леш, ты поаккуратнее про мать-то. Это как-то…

– Да чего тут менжеваться, и вообще, я теперь все про вас с ней знаю. Так что нечего тебе в благородство играть.

– А при чем тут твои знания? Уважение к матери еще никто не отменял, – спокойно подметил Михаил, думая, чего же такого и от кого мог узнать Алексей. Очень хотелось спросить о Самойленко, к которому тогда ушла Галина, обещая этим человеком заменить детям отца. Но он посчитал это ниже своего достоинства. Если надо, Алешка сам расскажет. А нет, значит, и смысла в том нет никакого.

– Да ладно, – отмахнулся Алексей. – Я бы и сам, может быть, справился с этой ситуацией, вот только Дашка молчит как рыба. Мы даже не знаем, кто он такой. Этот педофил чертов!

– Тогда откуда ты знаешь, что он ее намного старше?

– Ну, вот только это она и сказала. Мало того, женатый. На молоденьких девочек, блин, потянуло. Я подумал, что ты лучше во всем разберешься. Вернее… Ну, в общем, мать обмолвилась, что, мол, был бы у вас нормальный отец, разобрался бы.

– Понятно. А самому, стало быть, моя помощь не нужна?

– Не, ну, с тобой мне и на самом деле лучше будет, – поспешил исправить положение Алексей. – Пошли. Вон наш автобус. Уж вдвоем-то мы ему получше наподдадим! Не забыл еще свое самбо? Все-таки ты мастером спорта был, – с уважением в голосе подчеркнул Алексей.

Они сели сзади на свободные места. Оттуда как раз и начала сбор денег пожилая кондукторша. Михаил расплатился за билеты и, хлопнув сына по острой коленке, спросил:

– То есть твоя тактика – банальное избиение?

– А чего церемониться? Ты знаешь другие методы?

– Да, пожалуй, их масса.

– Угу, в суд подать, – саркастически ухмыльнулся парень.

– А чем не метод? Зато сам под суд не попадешь, – резонно подметил Михаил, напоминая себе учителя младших классов. А ведь и впрямь Алексей еще совсем мальчишка. Его учить и учить. Постоянно быть рядом. Сколько упущено. Вроде взрослый, а рассуждает, как ребенок. А чего можно было ожидать, если его воспитанием занимался подонок Самойленко?

– Знаем мы эти суды. Кто больше заплатит, тот и выиграет. Все просто. А потом еще и Дашку обвинят, что она же его и совратила. И кучу свидетелей найдут. Что, разве не так?

– По-моему, сынок, ты слишком много смотришь телевизор. В основном там именно так и рассуждают.

– При чем тут зомбоящик? Вообще-то все нормальные люди всю информацию из Интернета черпают. Ты отстал от жизни, отец, – напустив на себя важности, пояснил Алексей.

Но Михаил пропустил мимо ушей эту критику. Главное, парень назвал его отцом, до сего момента пробрасывая лишь панибратское «ты».

– По-твоему, Интернет не зомбирует? – усмехнулся Родин, запустив пятерню в непослушную челку Алешки и слегка потрепав. – Может быть, я и ошибаюсь, но, по-моему, самые главные знания мы получаем от жизни, а не из электронной техники. Ты можешь искать там ответы, но правильные ли вопросы тебя интересуют? Вот в чем проблема. А жизнь всегда правильно поставит перед тобой задачу и сама же даст нужный выход. Просто необходимо быть терпеливым, внимательным и не горячиться. Хотя я, наверное, не имею особого права тебя учить. Сам дал маху.

Алексей нахмурил брови. Было заметно, он переваривает услышанное. Разговаривал ли кто с ним на такие серьезные темы за эти годы? Галина всегда занята бытом. Обед и стирка у нее на первом месте. Самойленко? Тут и говорить нечего. «Кстати, а куда я сейчас еду? – спохватился про себя Родин. – В свою бывшую квартиру, где живет моя бывшая жена со своим новым мужем? И как это будет выглядеть? Все-таки стоит спросит об этом у сына».

Но тот опередил его, будто почуял напряжение. Все-таки родная кровь есть и единение душ.

– Да нет, пап. Ты не виноват. Я теперь это знаю. Скорее я виноват, что правильно во всем не разобрался, – глядя себе под ноги, заговорил Алексей. – Я ведь что слышал? Ты – алкаш, безответственный человек, не заслуживающий уважения, ты…

– Но ведь так оно и было, – прервал его Родин, тоже разглядывая свои ботинки.

– Так, да не так, – горячо возразил Алексей, защищая его от него самого. – Не наговаривай на себя лишнего. На тебя и так много наговорили. А знаешь, чего именно?

– Сынок, сплетни и пересуды меня никогда не интересовали. Не интересуют и сейчас. Спрошу все-таки об одном: мать хотя бы счастлива с твоим отчимом?

– С отчимом?! – неожиданно громко воскликнул Алексей. Даже несколько пассажиров обернулись в его сторону. – С этим идиотом Самойленко?! Ты о чем говоришь?

– Тише, тише, – попытался охладить его пыл Родин, снова похлопав сына по коленке.

– А чего тише? – все-таки сбавил тон Алексей. – Она уж два года как с ним развелась. Ты ведь ничего не знаешь. Вышибла его поганой метлой. Еле отделались. Он ведь прямо придурок лагерный. Я вообще не понимаю, как мать могла на него запасть?

– А может быть, он на нее? – тихо подметил Михаил, вновь переживая то злосчастное время.

– Да знаю я все, батя. Чего уж там. Знаю, что мать виновата в вашем разводе. И что пить ты начал из-за этого. И из-за того, что тебя этот гад вместе с новым начальником подставил. Я это, правда, узнал совсем недавно. Дочка прапорщика Салова рассказала Дашке все, как было. Я даже с матерью тогда сильно поругался.

– А Салов все так и служит в части? – спросил Михаил, чтобы уйти от неприятной ему темы.

– Да. А куда ему еще-то деваться? В нашем городе, сам знаешь, мужики либо военные, либо алкаши. Ой, прости, это я не о тебе, – спохватился Алексей и, словно оправдываясь, вновь перешел к наболевшему: – Да если бы со мной так поступили, как с тобой, я бы всех пострелял, наверное!

– Ну, а ты? Если не пошел по военной тропе, тоже алкоголиком станешь? – снова попытался перевести разговор в другое русло Родин. – Ты ведь в политехнический институт поступил. Не в Суворовское училище.

– А вот закончу его и уеду отсюда. Я уже так для себя решил.

– И насколько далеко ты навострился?

– А хотя бы к бабке в Москву. А что? Не прогонит, надеюсь. Ты, кстати, когда ее в последний раз видел?

– Давно, Алеша. Даже стыдно признаться, – качнул головой Михаил, прикидывая, что даже по телефону с матерью разговаривал года полтора назад.

– А я в прошлом году к ней летом ездил. Мне столица очень понравилась. Не то что тут у нас – Мухосранск задолбанный.

– Разве можно так о своем родном городе, сынок? Ты ведь тут родился. А где родился, там и сгодился. Нет?

– Ты рассуждаешь, как древний старик, честное слово.

– Не я, народная мудрость. Ну, давай немного поподробнее поговорим о твоей сестре. А то как-то все в общих чертах. Ты даже предположительно не знаешь, что там за мужик такой? Где она с ним познакомилась? Сколько ему лет? Где живет? Чем занимается? Я ведь должен перед разговором с ней быть хоть немного проинформирован, – снова решился заговорить о главном Родин, видя, что сын ему вполне доверяет. Приятно стало на душе, чего уж там, что раскрылась вся правда для Алексея. И теперь он почти реабилитирован в его глазах. Почти. А потому надо закрепить свой авторитет. И он постарается все сделать как надо. И по закону, и по совести.

– Ты думаешь, Дашка все прям так и рассказала? Мы с матерью понятия не имеем, что там за фрукт. Я потому тебя и вызвал. Может быть, она хотя бы тебе все свои секреты откроет. Ну, не частного же детектива нанимать.

– А как тогда вы узнали о ее… ну, положении?

– Сама сказала. Вот так пришла и заявила: «Я беременна. Скоро буду рожать. Готовьтесь стать бабушкой и дядей». Мать в ужасе, конечно. Я тоже охренел. Спрашиваю: кто отец? А она говорит, всему свое время. Потом узнаете. Сказала только, что он старше ее на двадцать лет и пока не хочет на ней жениться, поскольку уже женат. И больше из нее клещами ничего не вытянешь. Мать предлагала поговорить с ним, но Даша ничего и слышать об этом не хочет. Считает, что сама во всем разберется. Она, видите ли, его любит и верит, что он будет с ней. Ну не дура, ты мне скажи?

– Не знаю, что и ответить, Леха. Любовь – дело тонкое, как Восток. Тут надо ко всему отнестись аккуратно и с пониманием. Вот мы сейчас нахрапом пойдем, а она потом себе вены вскроет.

– А что ты предлагаешь? – немного помолчав, спросил Алексей, явно проникшись сказанным.

– Вот я с ней поговорю, и решим. Тем более уже подъехали. Кстати, Даша знает, что я должен приехать? – поинтересовался Михаил, протискиваясь к выходу через плотную шеренгу пассажиров.

– Не-а. Для них с матерью это сюрприз, – довольный собой, ответил ему в затылок Алексей.

– Как? Они не знают о моем приезде?

Родин даже остановился посреди площадки, обернувшись на сына. А может быть, Галина вообще его на порог не пустит. Да и Даша даже видеть не захочет. Вот так сюрприз!

– Мужчина, вы выходите? – резко каркнула сухопарая старуха, бойко оттесняя его с прохода.

* * *

«Наган» приятно холодил руку. Аркадий Самохваленко любил оружие. С ним ничего не страшно. И тебя все боятся, когда тряхнешь им перед мордой вот такого вот Сутулова и ему подобных. «Смотри-ка, развели тут сад-огород, как в парке прямо. Ни травинки, ни соринки. Поди, опять на них кто-то из наших односельчан батрачит. Ненавижу этих гадов!» И, разжигаемый классовой ненавистью, Самохваленко прибавил ходу.

На страницу:
1 из 3