Ты будешь жить (сборник)

Однажды под утро его будто что-то толкнуло. Проклятая луна опять заглядывала в окна, не давая спать. В горах ударил выстрел. Джали, зарычав, стал царапать дверь. Старик, наскоро оделся и схватив ружье, поспешил за собакой. Пёс бежал впереди, опустив морду к земле и глухо подвывая. Ахмет спотыкаясь и падая, спешил за ним, его ноги дрожали.

У скалы, где раньше он нашёл внука, навзничь лежал генерал Семенов. Кровь из разорванного острыми зубами горла, запеклась на лице и груди. Рядом с ним лежал совершенно раздетый бородатый мужчина с развороченной картечью грудью.

На бородатом лице, рядом с родинкой в виде полумесяца, каплей росы застыла одинокая слеза…

Къанвелла эпсар (чечен.) – постарел офицер.

Современная Голгофа

В лето 2000 года от Рождества Христова, по пыльной и каменистой дороге, ведущей к аулу Тенги-Чу, пятеро вооруженных всадников гнали троих пленников. Беспощадное солнце заставило спрятаться всё живое, насекомые и твари укрылись под камнями и в расщелинах, ожидая наступления спасительной вечерней прохлады. В знойной и вязкой тишине раздавался лишь перестук копыт, да лошадиный храп. Рыжебородый Ахмет, натянув на нос широкую армейскую панаму и откинувшись в седле, негромко мурлыкал:

Со вина, со нагаМастаги эгенаХай конт осал ма хате.Моя родимая мать,Врагов разгромили,И сын твой достоин тебя.

Невольники, едва переставляя ватные ноги, тянулись за лошадьми, увлекаемые натянутой верёвкой, привязанной к седлу. В некотором отдалении от них неторопливый ослик, недовольно помахивая хвостом, тянул за собой повозку на резиновом ходу. Повозка прыгала, попадая на камни, и тогда раздавался глухой стук, будто кто-то бил по крышке гроба – бух-х, бух-х.

Повозкой управлял веснушчатый мальчик двенадцати лет, в руках у него было одноствольное охотничье ружье. Мальчик наводил его на пленников, потом звонко хохотал, щёлкая курком. Пленные были измучены, их мальчишеские тонкие шеи торчали из воротников грязных рубашек, разбитые в кровь ноги кровоточили. Соленый едкий пот стекал по щекам, разъедая подсохшую корочку ссадин и оставляя на серой от пыли и грязи коже кривые дорожки следов.

Из-за выступа горы показались крыши домов. Встрепенувшийся Ахмет остановил колонну, привстав на стременах, долго всматривался в сонные, безлюдные улицы. Раздувая ноздри тонкого хищного носа, вдыхал запах родного аула, дым костров, парного молока, свежеиспечённого хлеба. В ауле взлаивали собаки, чуя запах чужих.

Ахмет что-то крикнул на своём гортанном языке. Двое всадников, спешившись, развязали пленникам руки. Солдаты без сил опустились на дорогу, прямо в горячую серую пыль.

Из бездонной глубины Галактики Отец Создатель протянул свои руки к маленькой голубой планете, бережно ощупывая своё творение, разгоняя завесы зла и боли, клубящиеся над Землёй.

Из-за каменных заборов люди молча смотрели на громыхающую повозку, молчаливых всадников с оружием, пленных солдат, несущих на согнутых спинах огромный пятиметровый крест. Грубо оструганные сосновые перекладины припечатывали их тела к земле. Застывшие капельки смолы бусинками крови застывали на свежеструганном дереве. Казалось, что мёртвое дерево плачет по ещё живым людям. Старики, женщины и дети вышли из своих домов, молча пристраиваясь вслед идущей процессии.

Солдаты-срочники и прапорщик неделю назад были взяты в плен под Урус-Мартаном, когда устанавливали крест на месте гибели своего замполита. На площади перед зданием бывшего сельсовета солдаты положили крест на землю, равнодушно стукаясь плечами, выкопали яму, укрепили крест в земле. Люди смотрели на происходящее со смешанным чувством страха и любопытства. Мальчишки кидали в солдат камни, старики, отделившись от толпы, опирались на свои палки, тыча в пленных заскорузлыми сухими пальцами. На вид двум солдатам было не больше 18–20-ти лет, испуганные мальчишеские лица белели тетрадными листами в приближающихся сумерках. Прапорщик, чуть более старший по возрасту, безостановочно сглатывал вязкую липкую слюну, борясь с приступом смертельного страха. Безоблачное небо стало затягиваться серыми тучами, подул лёгкий ветерок.

Ахмет что-то крикнул, бородатые люди стали подгонять палками солдат, заставляя их работать быстрее. Приготовления были закончены. Мальчишек-срочников поставили по краям креста, прапорщика проволокой привязали к перекладине. Ахмет зачитывал длинный лист бумаги. «За творимые на чеченской территории преступления, убийства людей… изнасилования… грабежи… суд шариата… приговорил…»

Поднявшийся ветер относил в сторону его слова, тре-пап лист бумаги, забивал рот, мешая говорить «…приговорил, с учётом обстоятельств, смягчающих вину… молодость и раскаяние солдат срочной службы Андрея Макарова и Сергея Звягинцева к ста ударам палками. Прапорщика… российской армии… за геноцид и уничтожение чеченского народа, разрушение мечетей и осквернение священной мусульманской земли и веры… к смертной казни…» Один из конвоиров, выполняющий обязанности палача, взобравшись на табуретку, несколькими короткими сильными ударами вбил в запястья рук толстые длинные гвозди. Ржавыми плоскогубцами перекусил проволоку. Повисший на гвоздях человек застонал и мучительно выдохнул: «Оте-е-ец».

Солдат тут же на площади разложили на земле. Длинные суковатые палки разорвали кожу, мгновенно превратив её в кровавые лохмотья. Человек на кресте хрипло и тяжело дышал, на светлых ресницах дрожала прозрачная слеза. Люди расходились по домам, на площади лежали распластанные тела, жутко белел покосившийся крест. В соседних домах выли собаки, человек на кресте был ещё жив, покрытое испариной тело дышало, искусанные в кровь губы шептали и звали кого-то…

На безлюдной площади остался один Ахмет. Раскачиваясь с носков на пятки, он долго стоял перед хрипящим человеком, бессильно пытающимся поднять голову и что-то сказать.

Ахмет вытащил из-за пояса нож, пристав на цыпочки, сверху вниз разрезал его рубашку, усмехнулся, заметив на впалой мальчишеской груди белеющий алюминиевый крестик:

– Что же, солдат, тебя не спасает твоя вера, где же твой бог?

– Мой Бог – Любовь, она вечна, – почерневшие губы едва шептали.

Оскалив крепкие жёлтые зубы, коротко размахнувшись, Ахмет ударил ножом. Небо разорвалось страшным грохотом, ударил гром и темнота опустилась на землю. Капли дождя омывали мертвые тела, смывая с них кровь и боль. Небо плакало, возвращая на землю слёзы матерей, оплакивающих своих детей.

Маленький светлоголовый мальчик, похожий на своего отца, как две капли воды, держался за его руку:

– Папа, что такое Бог? – спросил он.

– Бог – это любовь, сынок. Если ты будешь верить в Господа и любить всё живое, тогда ты будешь жить вечно, потому что любовь не умирает.

Длинные ресницы дрогнули, мальчик спросил:

– Папа, это значит, что я никогда не умру?

Отец и сын шли по заваленной желтыми листьями аллее, вслушиваясь в колокольный перезвон. Жизнь продолжалась, как и две тысячи лет назад. Маленькая голубая планета двигалась по орбите, вновь повторяя и повторяя свой путь.

Школа ненависти

Первый раз Сергей Макаров попал в плен, отслужив в армии шесть месяцев. Ночью пошёл в туалет, в темноте его ударили по голове и забросили в «Камаз». В фургоне связали руки, заклеили скотчем рот и за двойной перегородкой перевезли в Чечню. Рядом с ним сидел бородатый «чех», который постоянно что-то жевал. Перед блокпостами чеченец упирался стволом автомата в промежность Сергея и трогал указательным пальцем спусковой крючок. Машину никогда не «шмонали», водитель выходил из кабины, что-то говорил дежурившим омоновцам, и ехали дальше. К утру они уже были в каком-то чеченском селе. Сергея держали в подвале дома. Он был перегорожен решетками, как в настоящей тюрьме. Вместе с ним сидели двое контрактников и ингуш-учитель, который приехал в Чечню искать своего брата. Учителя скоро отпустили. Один из контрактников слышал, что родственники как-то договорились с похитителями, то ли заплатили выкуп, то ли на кого-то обменяли.

Кормили один раз в день: в алюминиевых солдатских котелках приносили суп, кашу, макароны, часто даже с мясом. Работать не заставляли, иногда говорили, чтобы принес воды, убрал у скота. Он попробовал однажды наколоть дрова, взял ржавый топор, за что тут же получил прикладом по голове. Присматривающий за ним его ровесник Магомет, передёрнув затвор, сказал, что в следующий раз застрелит. Макаров по глазам видел, что тот не шутит.

Сам Сергей не знал, сможет ли он застрелить человека. Его почти не били. Так, иногда, когда старый Иса куда-нибудь уходил, во дворе дома появлялись пацаны 15–17-ти лет. Они выводили из подвала Сергея или кого-нибудь из контрактников и отрабатывали удары. Очень досаждал соседский Шамиль, обязательно норовил ударить сапогом в пах или лицо. Изображал из себя крутого парня. Возвращаясь домой, Иса по-чеченски ругался на Магомета. Сергей догадывался, что старик сердится за то, что пацаны портят принадлежащую ему вещь. Один из контрактников, родившийся в Грозном, потом сказал, что Макарова хотят обменять на старшего сына старика – Беслана, который сидел в Чернокозовском изоляторе.

Контрактников били каждый день, их ненавидели особенно люто. Однажды вечером, когда обкурившиеся анаши «чехи» – не пацаны, а боевики из отряда Хултыгова поработали особенно ударно, сломали рыжему Толику из Волгограда нос и два ребра, контрактники решили бежать. Олег из Грозного, который в последнем бою убил троих «чехов», сказал, что их менять не будут. Чеченцы за них просят очень много, а платить некому. Менять их на боевиков никто не будет, у Родины есть гораздо более важные вопросы. Толик бежать не мог, Серёгу Олег брать с собой не стал.

– Понимаешь, браток, – говорил он, – шансов у меня один из тысячи. В лесу долго не высидишь, зима, замёрзну. К тому же леса они знают, как собственные пять пальцев. Спрятаться мне негде, русские боятся, а «чехи» не захотят. Наши в прошлую войну такого наворотили, что даже и говорить об этом не стоит. Оставаться здесь не хочу – не сегодня, так завтра или забьют до смерти, или зарежут, как барана. «Чехи» это делают очень хорошо.

А тебя скоро обменяют, я слышал, Иса говорил женщинам, что командир за тебя хлопочет, ему сейчас трибунал корячится.

Ночью Олег достал спрятанный длинный гвоздь, открыл дверь и ушёл. Хватились его только утром. Чеченцы были так озабочены поисками, что Сергея с Толиком даже не били, правда, забыли и покормить. Иса очень ругался на Магомета, даже пару раз ударил его своей палкой, потом похромал к Хултыгову. Тот отправил десять человек на лошадях искать беглеца в лесу, а сам с боевиками пошёл по селу. Олега нашли под вечер. Гвоздём он убил старика и засел в подвале дома с его двустволкой. «Чехи» кинули гранату РГД: Олега не убило, только контузило. Потом за ноги его притащили к Исе, и Магомет ножовкой отпилил ему голову.

После побега пленных посадили в погреб, на работу не выводили, целыми днями они лежали на вонючей соломе, давили мокриц, думали каждый о своем. Наконец Макарова вывели во двор, завязали глаза и куда-то повезли. Дорога была ухабистой. Сергей бился головой о борта, догадывался, что везут на обмен.

На блок-посту стоял уазик комбата, два БТРа, напротив них несколько джипов с боевиками. Прямо на крыше одной из машин был установлен крупнокалиберный пулемёт. Комбат о чём-то коротко переговорил с бородатым моджахедом, как видно старшим. Тот махнул рукой. Макарова вывели из машины, подвели к комбату.

– Ну, что, солдат, живой, все органы на месте? – Кивнул капитану со змеями на петлицах. – Ну-ка, Док, посмотри пацана.

Доктор быстро и сноровисто осмотрел его рот, уши, пальцы, спросил грубовато-насмешливым голосом:

– Яйца на месте, солдат, отрезать не успели? Значит, повезло, такое тоже бывает. Пулемёты на БТРах настороженно и пугливо косили на них своими длинными носами.

В часть Макарова отправили не сразу, пару недель он провёл в Моздокском госпитале. Несколько раз к нему приезжал особист, расспрашивал, при каких обстоятельствах попал в плен, у кого держали, как часто били, кто из пленных находился вместе с ним. Особист угощал сигаретами, был участлив. Когда Сергей рассказал о том, как погиб контрактник Олег, он долго молча смотрел в окно, потом сказал:

– Всякая война – подлая штука, гражданская война омерзительна вдвойне, потому что воевать приходится со своими согражданами.

Уходя, офицер сказал:

– Для тебя, солдат, война, наверное, закончилась. Завтра должна приехать твоя мама. Если больше не увидимся, желаю тебе успеха, – пожал руку и ушел, большой и сильный мужчина, от которого даже на войне пахло хорошим и дорогим одеколоном.

Раненых и больных солдат в госпитале переодевали в застиранные кальсоны или старое обмундирование, которое носили ещё в советской армии. В уродливом тряпье, с цыпками на руках и болячками по всему телу Макаров чувствовал себя не солдатом могучей военной державы, а отбросом общества.

На следующий день приехала мать. Сергей набросил на плечи шинель, провёл её в палатку, где на двухъярусных кроватях лежали больные. Мать прижимала к своей груди его голову, плакала, рассказывала, потом снова плакала:

– Дома всё хорошо, отец наконец-то нашёл работу. – Она единственный раз за всю встречу улыбнулась. – Отец стал такой заботливый. Когда я собирала тебе гостинцы, он сам бегал по магазинам, по рынкам, брал тебе всё самое лучшее. Отец у Сергея был неродным, и отношения до армии у них были натянутыми.

– Я как узнала, что тебя украли, хотела всё бросить и ехать на поиски. Сына учительницы Нины Ивановны тоже раненым в плен захватили, так она полгода его в Чечне искала, до самого главного чеченского командира дошла – Дудаева или Басаева, даже не знаю. Простые люди ей искать помогали, те же чеченцы её кормили и ночевать пускали. – Она вздохнула. – Господи, и когда же кончится эта война?

К вечеру мать уехала. Она работала медсестрой в больнице, и утром ей надо было быть на работе. Перед отъездом она робко спросила, тая в голосе надежду:

– Сережа, а тебя не отпустят домой, хотя бы в отпуск? Ты ведь такое пережил.

Не зная почему, Сергей ответил:

– Мама, я буду служить.

Через неделю в госпиталь пришёл грузовой «Урал» и Макаров уехал в полк. Спустя несколько месяцев, под Грозным «чехи» расстреляли мотострелковую колонну. Оставшихся в живых вывели на отдых, убитых вывезли в цинках и полиэтиленовых мешках. Подразделение, в котором служил Сергей, перебросили на их место. Вместо Грозного были сплошные руины, из под развалин били снайперы. У «чехов» было много наёмников, женщины-биатлонистки, арабы, татары, попадались даже славяне – русские, хохлы из организации УНА УНСО. Воевать они умели, устраивали засады, минировали дороги, резали часовых, война им была привычна.

Сентябрьским утром два БРДМа разведки попали в засаду. Передняя машина подорвалась на фугасе. Пока водитель второй машины пытался развернуться, её подбили из гранатомёта. Экипаж машин погиб сразу, уцелевшие десантники укрылись в развалинах молокозавода. Оборону заняли в цехе. В живых осталось восемь человек. На каждого было по четыре магазина и по пять выстрелов к подствольнику.

«Чехи» били по цеху из автоматов, орали «Аллах акбар!» Пули попадали в пустые ёмкости-цистерны, рикошетили, звенели. Стоял жуткий грохот. Через полчаса боя кончились патроны. Когда из цеха перестали раздаваться выстрелы, «чехи» пошли в атаку. Пятнистые бородатые фигуры с зелёными повязками на лбу двигались перебежками. Догадавшись, что у солдат кончились патроны, стали подниматься с земли и хохотать:

– Русский, выходи, не бойся, долго мучить не будем, убьём сразу.

В это время солдаты ударили из восьми подствольников, «чехи» исчезли, их сдуло, как ветром. Оставшиеся в живых связались с кем-то по рации, через полчаса притащили гранатомёты. После второго залпа на Сергея обрушилась стена, и он потерял сознание под завалом кирпичей.

Очнулся Макаров в кузове грузовой машины. Страшно болела голова, лицо и руки были в чём-то липком, пахло свежей кровью. Он попробовал приподняться в темноте, но на его грудь наступил тяжелый сапог. Несколько дней Сергея и ещё десяток пленных держали в подвале разбитого дома, днём и ночью у дверей сидел «чех» с автоматом. Среди пленных было двое штатских, корреспондент какой-то газеты, приехавший в Чечню за горячими репортажами и отставной подполковник, лётчик. «Чехи» нервничали, орали на пленных, не задумываясь, пускали в ход кулаки.

Особенно тяжело приходилось гражданским. В той жизни, до плена, они не могли себе такого даже представить. Потрясённый журналист всё время повторял: «Если я останусь жив, напишу такую книгу, что весь цивилизованный мир содрогнётся. Здесь будет второй Нюрнберг, я назову всех, кто организовал этот геноцид, нашего президента в первую очередь».

Журналиста застрелили в первый же день. Пленных гнали за колонной боевиков. На них нагрузили мешки с провиантом, медикаментами, вещами. Большое рыхлое тело, привыкшее к мягкому креслу и спокойной жизни, отказалось повиноваться. Журналист сел на дороге и сказал:

– Больше не могу, можете меня убить.

Его никто не уговаривал и не поднимал – отряд спешил.

К нему просто подошёл один из боевиков и выстрелил ему в рот. Тело журналиста осталось лежать в придорожной канаве. Лётчик с содроганием произнёс:

– Господи, я вспомнил, это же был журналист с мировым именем. Я читал его очерки в западных газетах.

После этого убийства у Саши, московского МЧСовца, привезшему в Чечню гуманитарную помощь, поехала крыша. Он безостановочно что-то бормотал. На коротком привале он кинулся на часового и стал его душить. Его били по голове сапогами и прикладами автоматов. Когда Саша отпустил горло, его за ноги оттащили в сторону и после короткого совещания отрубили сначала руки, потом голову.

Ночевали в лесу. Боевики разожгли костёр. Пленные сгрудились в одну кучу – так было теплее. Сергей отошёл под дерево справить нужду. Вытащил из ботинок шнурки, сделал удавку. Потом вернулся к своим. Боевики дежурили у костра по двое, несколько раз за ночь часовые подходили к пленным, светили фонариком, пересчитывали. Сергей подождал, когда один из часовых залез в палатку. Потом он подполз к костру и дождался, когда второй караульный хоть на минуту выпустит из рук автомат, накинул ему удавку на шею и, упершись коленями в спину, задушил. Затем снял с мёртвого тела вонючую разгрузку с запасными магазинами и гранатами, с пояса – длинный нож в кожаных ножнах. Мёртвое тело оттащил в темноту, накинул на себя бушлат, натянул на глаза шапку, сделал вид, что дремлет. В это время вернулся первый часовой, от него пахнуло запахом анаши.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.