bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 7

– А зачем она приехала в Лейпциг?

– Она много путешествовала, участвуя в фестивалях готики и присутствуя на концертах тяжелого рока. Но, кроме того, она посещала кладбища, имеющие какой-либо особый туристический интерес, как художественный, так и магический. Две недели назад она отправилась в поездку, в ходе которой собиралась побывать в Лондоне, Париже, Праге, Варшаве, Берлине и в самом конце – в Лейпциге, куда, по словам сиделки ее отца, она должна была приехать три дня назад.

– Известно, где она остановилась?

– Мы над этим работаем. Она не зарегистрирована ни в одном из отелей города или его окрестностей. В телефонной компании, к которой подключен ее мобильный, зафиксирован только один позавчерашний звонок Густаву Ластоону, видимо, с того дня, когда она уехала из Ирландии, и до позавчерашнего дня она пользовалась другим телефоном. Но с тех пор она не делала других звонков. На Фейсбук она с тех пор тоже не заходила.

Карл Лайн откашлялся.

– Но в хронике посещения социальных сетей этой ирландской девушкой мы нашли старую запись от 6 июня 2014 года, где она рассказывает о фестивале готики в Лейпциге. Там мы нашли несколько ее селфи перед кладбищем Зюдфридхоф и внутри его, рядом с некоторыми могилами, – сказал инспектор, показывая комиссару фотографии.

Левой рукой Клеменс Айзембаг, не торопясь, взял их. Бросив на фотографии взгляд, он передал их Клаусу Бауману.

На первой фотографии Дороти О’Нил стояла на фоне башен кладбища, рядом с группой молодых людей, среди которых выделялись персонажи в длинных старинных платьях с соответствующими прическами и черными зонтами. На фотографиях внутри кладбища Зюдфридхоф молодая ирландка появлялась с выбеленным лицом, темно-бордовыми губами и сильно накрашенными глазами. Тогда у нее были длинные кудрявые волосы с прядями светло-серого и белого цветов, сильно отличавшиеся от прически в ее профиле и на фотографии ее трупа.

– Во время фестиваля, с 6-го по 9-е июня, – добавил инспектор, – Дороти О’Нил останавливалась – и, видимо, одна – в сьюте «Грандотеля Хандельсхоф» и оплатила счет золотой картой ирландского банка «Эллид Айриш Банк».

– Не исключено, что во время посещения фестиваля готики 2014 года она могла познакомиться с Густавом Ластооном, и по этой причине у нее остался номер его мобильного, – пояснил Карл Лайн.

Комиссар зашевелился в своем кресле.

– Если эта девушка знала гида и позвонила ему на мобильный, чтобы на рассвете снова попасть на кладбище Зюдфридхоф, то как она могла оказаться среди мертвых девушек? Эти события не укладываются ни в одну правдоподобную версию преступления. Звонок Дороти О’Нил имеет смысл, только если эти девушки совершили самоубийство, как предполагают судебные медики, а Густав Ластоон помог им умереть. Он даже мог быть тем человеком, который дал им яд или этот неизвестный парализующий наркотик.

– Но он утверждает, что никогда не видел эту девушку, – заметил Клаус Бауман.

Тут вмешалась Мирта Хогг:

– Кроме того, какая-то другая женщина могла выдавать себя за ирландку, воспользовавшись ее мобильником.

– В таком случае телефонный звонок укладывается в версию Густава Ластоона о том, что кто-то мог устроить ему ловушку, чтобы он нашел трупы, – пояснил Клаус.

Жест комиссара говорил о том, что он с этим не согласен.

– Я убежден, что этот тип знает гораздо больше, чем рассказал до сих пор, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что ты ошибся, когда оставил его на свободе, не посоветовавшись со мной.

Клаусу Бауману не хотелось вступать в очередной спор с комиссаром. Он хотел сообщить кое-что важное в отношении замечания Мирты Хогг, поэтому сменил тему.

– Ребята из отдела высокотехнологичных преступлений нашли на холстах с изображениями саркофагов пару светлых волос и кусочек красного ногтя, не принадлежащие ни одной из девушек или гиду. Это подтверждает гипотезу Мирты о существовании неизвестной женщины, находившейся на месте преступления и принимавшей в нем участие. Мы ждем результатов анализа ДНК. Густав Ластоон добровольно согласился сдать все анализы, которые необходимы, чтобы доказать его невиновность. Кроме того, мы сравним генетические характеристики с теми, что хранятся в федеральных и земельных архивах.

– Надеюсь, этот тип не играет с нами, Клаус, – пробурчал комиссар.

Мирта и два других инспектора просматривали копию доклада, которую только что передал им Клаус. Потом он добавил:

– Я несколько минут назад говорил по телефону с Густавом Ластооном. Сегодня в одиннадцать утра в Институте судебной медицины у него возьмут образцы крови и слюны.

– Наверно, мы должны будем назвать его имя прессе, как свидетеля, который обнаружил трупы, это позволит избежать проблем в будущем, – предложил комиссар.

– Но речь идет о кладбищенском гиде! Все журналисты начнут спрашивать, как случилось, что именно он нашел девушек, и нам придется рассказать им о содержании звонка, сделанного гиду одной из них. Мы не можем сообщить публике столько информации. Если личность девушки просочится в прессу, вокруг нас разразится такая буря, которая сровняет комиссариат с землей, – предупредил Клаус Бауман.

– Но как мы можем быть уверены, что он сам не начнет болтать об этом на всех телеканалах? – настаивал комиссар.

– Он этого не сделает. Ластоон человек осмотрительный, он не хочет иметь никаких дел с журналистами.

– Я сообщу министру, что мы пытаемся установить личность трупов и ведем расследование по нескольким направлениям: коллективное самоубийство членов секты, торговля женщинами, наркотрафик. Надеюсь, он успокоится, если узнает, что мы не выпускаем из виду того типа, который их нашел, – заключил он.

Клеменс Айзембаг встал из-за стола. Не говоря больше ни слова, он подошел к двери, открыл ее и вышел, с силой захлопнув ее снаружи.

Инспектора Мирту Хогг всегда поражала резкая реакция комиссара каждый раз, когда дела шли не так, как ему хотелось, однако Карл Лайн и Ганс Бастех и бровью не повели. «События таковы, как есть, независимо от того, какими их хочет видеть комиссар полиции», – подумал Клаус Бауман. Очевидно, что существование тайного общества офицеров СС в XXI веке невозможно. И дело не в том, верить или не верить в привидения. Однако было бы неверно считать бессмысленной версию Густава Ластоона о том, что они имели дело с какой-то группой неонацистов, в большом количестве появившихся в последнее время в таких восточных землях, как Бранденбург, Берлин, Тюрингия или Саксония. Они могли вдохновляться членами СС, устраивавшими тайные сборища во время Второй мировой войны в крипте монумента Битвы народов, чтобы совершать древние обряды «стражей смерти». Оргии с девушками или какие-то другие оккультные ритуалы могли выйти из-под контроля, даже если они не хотели их убивать. Хотя, возможно, у них с самого начала имелась какая-то неизвестная причина убить, не имевшая отношения к ксенофобии. Ни одно преступление на почве расизма, которое ему доводилось расследовать, не имело ничего общего с делом убитых девушек.

– Мы не будем ничего сообщать средствам массовой информации, пока у нас не будет полной уверенности, что среди жертв нет ни одной немки. Малейшая оплошность – и общественное мнение линчует нас без малейшего сочувствия, – объявил Клаус Бауман, прежде чем закончить совещание.

Новость уже разлетелась по всем газетам и телеканалам страны. Все с нетерпением ждали новых сообщений, и журналисты, не переставая, осаждали их своими вопросами.

В утренних программах всех каналов появились завсегдатаи различных ток-шоу, специализировавшихся на криминалистике, серийных убийствах, черной магии и сатанинских ритуалах, которые начали высказывать свои предположения миллионам телезрителей, не имевших понятия о том, с чем они имеют дело, с правдой или ложью, спекуляциями или слухами.

Однако только Клаус Бауман знал то, что рассказал ему Густав Ластоон о тайном обществе «Стражи смерти». И на данный момент он не собирался делиться этой информацией ни с кем, даже с комиссаром Клеменсом Айзембагом.

– Каждый из вас продолжит следовать нашему плану, – добавил он.

Помощница комиссара Фрида открыла дверь в зал заседаний и нашла глазами инспектора Баумана.

– У тебя звонок по второй линии. Некто Бруно Вайс – преподаватель из консерватории.

Глава 17

Провела весь вечер, читая Кафку. Впрочем, будет более точным – и менее претенциозным – сказать: перечитывая «Превращение» Кафки. Я читала его много раз. Каждый раз, когда я чувствую, что изменилась, читаю эту книгу. Человек, который просыпается в своей постели и понимает, что превратился в таракана, имеет со мной много общего. Несмотря на омерзительный вид, его нельзя назвать «человеком-монстром», потому что он не хотел быть таким, и вообще он хороший человек. Я тоже не хотела быть такой, какая я есть. Наверно, никто, кроме человека с черной душой, не хотел бы этого. Просто наступает момент, какая-то доля секунды, когда мы осознаем, что уже не те, кем были. Мир, наш мир вдруг становится пугающим, непостижимо враждебным, потому что с этого момента ты уже не принадлежишь ему. Свет начинает раздражать и даже вызывать боль, обычные житейские вещи больше не кажутся нам таковыми, окружающие люди превращаются в тени. Мы ищем какой-нибудь укромный угол, где можно незаметно спрятаться, перестаем нормально питаться и, сидя в своем убежище, ждем, когда рядом с нами упадут какие-нибудь органические отбросы, чтобы сожрать их. А потом нам остается только смотреть в бесконечность и ничего не видеть.

Не знаю, кто из «девчонок из выгребной ямы» заходил на ту страницу в глубокой сети. Но те, кто это сделал, больше никогда не станут прежними. Превращение неизбежно. Это как злокачественное поражение мозга. Оно может начаться, как небольшая ранка, но со временем будет расти до тех пор, пока не затронет каждый нейрон. Интересно, среди «девчонок из выгребной ямы» окажется ли такая, что, глядя на себя в зеркало, увидит жука, таракана, слизня или сороконожку.


Ровно в полночь я открываю чат.


Черная Луна: Привет!

Яблоко П: Сегодня вечером я ничего не принимала, хочу быть совершенно трезвой.

Туманность: Ты заходила на страницу, которую оставила Луна?

Яблоко П: Нет.

Туманность: Я тоже.

Яблоко П: А другие?


Другие не отвечают. Не знаю, входили они в чат или нет. Когда я создавала сайт в глубокой сети, то при открытии сессии не запрограммировала вывод на экран визуальной информации о каждой из нас. Теперь любая из них может присутствовать в чате так, что мы об этом не узнаем, пока она ничего не скажет. И только если кто-нибудь будет молчать две ночи подряд, ей будет закрыт доступ и она больше не сможет связываться с остальными и посылать им сообщения. В этом виртуальном пространстве мы существуем только как группа. И все, что здесь пишут, отображается на экранах у всех и остается в хронике.


Ведьмина Голова: Я заглянула только одним глазком, и мне хватило. Я больше не смогла выносить этих зверств.

Яблоко П: Блин! Не хочу знать, что ты увидела!

Богомол: По-моему, это ужас, ужас! Невозможно смотреть на экран. Неужели есть люди, которые могут творить такие вещи или платить за то, чтобы смотреть что-то подобное?

Балерина: Надо же, не ожидала такой чувствительности от «девчонок из выгребной ямы». Думала, вы покрепче. Я видела и более жесткое кино. К тому же, кто может доказать, что на этих кадрах действительно Черная Луна?


Я знаю, что вопрос Балерины обращен ко мне. Так она провоцирует меня, желая видеть мою реакцию. Но я не могу ответить как попало, надо сказать что-то весомое. Такое, что не оставит места для сомнений, что убедит всех в правдивости моих слов.


Черная Луна: Я не хотела возвращаться к прошлому после того, как убила «человека-монстра». Я сбежала оттуда и решила больше не оглядываться назад. Если кто-то из вас хочет проверить, правду ли я говорю, вы можете поискать сообщение о его смерти в Интернете или позвонить прямо в полицию. Его звали Милош Утка.

Балерина: Не надо изображать перед нами героиню. Ты прекрасно знаешь, что в глубокой сети тебя никто не сможет найти. Ты сама создала этот чат так, чтобы наши IP-адреса были скрыты за бесконечными слоями шифра, как сердцевина луковицы под шелухой.

Яблоко П: Слушай, что за хрень ты несешь! Тебе мало того, что ты видела на этой проклятой странице?

Балерина: Что я видела, я знаю. Чего я не знаю, так это, действительно ли та девушка на фотографиях Черная Луна, как она утверждает. И правда ли, что она убила того человека.

Богомол: После того немногого, что я увидела, будь я на месте Черной Луны, я бы тоже без малейшего колебания убила этого монстра.

Яблоко П: И какого подтверждения ждет от нее Балерина? Чтобы она положила голову монстра на поднос и подала нам на ужин?

Туманность: Пока вы тут болтаете, я поискала в Интернете имя Милоша Утки, но не нашла ни одного упоминания о нем. Ничего.

Балерина: Вот видишь, Черная Луна, ты можешь не волноваться. Твой «человек-монстр» существует только в твоем воображении.

Черная Луна: Я тоже поискала его в Гугле. Я никогда не делала это до сегодняшней ночи. Но мне не хочется, чтобы вы думали, будто я вру. Я сообщу вам другие ссылки на газеты, которые давали сообщение об убийстве Утки, но они на сербском, и вам придется переводить их на английский.

Балерина: Как ты ни старайся, мы все равно не сможем проверить, что именно ты его убила. До того как создать этот чат, ты нам говорила, что твой проект имеет какое-то отношение к книге, которую ты пишешь. Судя по всему, это будет какая-то фантастика, верно?

Ведьмина Голова: Хватит, Балерина, перестань! Ты прямо как инквизитор какой-то!

Черная Луна: Книга – это часть моего проекта, мы пишем ее все вместе.

Глава 18

Этот день выдался более светлым, чем день ее приезда в Лейпциг. Сусанну порадовало голубое небо, проглядывавшее среди туч. В толпе студентов обоего пола, стоявших на остановке трамвая, она сразу заметила Илиана Волки и, подойдя ближе, тронула его за плечо. Его глаза за стеклами очков радостно вспыхнули.

– Куда ты подевалась вчера вечером? Я искал тебя по всему общежитию, но так и не нашел.

– Я же тебя предупреждала, что мне нравится импровизировать.

– А я так за тебя волновался, что простоял у входа в общежитие до часа ночи. Все ушли с праздника до двенадцати… Ты разве не слышала про убийства?

Илиан выглядел искренне встревоженным.

– Да… я знаю, что случилось с этими девушками. Я встала очень рано и спустилась в столовую позавтракать. В общежитии все с самого утра только об этом и говорят.

– Ты не обязана мне объяснять, что делала вчера вечером, мы едва знакомы, но я д-д… думаю, что тебе надо быть осторожной, когда ты ходишь одна рано утром.

– Я ездила ужинать в центр с одним приятелем, и он привез меня назад, но я очень ценю, что ты ждал меня допоздна. Ты не обязан делать ничего подобного.

– Да ладно… все равно мне не спалось. Пока я тебя ждал, я познакомился с кучей народа, который выходил на улицу покурить.

Сусанна искренне улыбнулась.

– Уверена, что ты очень скоро станешь самым популярным парнем в Арно-Ницше.

– Не смейся надо мной.

– Я говорю серьезно.

Трамвай открыл двери и ждал, когда войдут все пассажиры. Сусанна и Илиан расположились у окна, в хвосте одного из вагонов.

– Здесь мы не будем мешать тем, кто выходит, – заметил Илиан, и Сусанна снова улыбнулась. Ее первый знакомый по общежитию определенно предвидел все на свете, не упуская ни одной мелочи.

– Почему ты выбрал Арно-Ницше, ведь оно так далеко от университета? – спросила она.

– Мне его подсунули, я хотел выбрать другое. Я просил самое новое и самое близкое к универу, но на это никто не обратил внимания. Теперь я планирую как можно скорее п-п… поменять место жительства. Думаю скооперироваться с другими студентами и снять квартиру в центре. А ты не хочешь?

– Ну… я еще не решила, останусь здесь или нет.

Остановки трамвая быстро мелькали в окне одна за другой. Студенты продолжали входить и входить, и свободного места оставалось все меньше. Илиан поднял воротник и беспокойно пошевелился.

– Не выношу толкучки, у меня клаустрофобия.

Сусанна воспользовалась тем, что ей пришлось повернуться, чтобы дать место еще одной девушке, и встала к Илиану спиной. Ей тоже приходила в голову мысль о том, чтобы сменить место жительства. Каждый день ездить в такую даль на трамвае означало тратить много времени, которое она считала слишком ценным, чтобы терять его в общественном транспорте. Илиан тут же завел разговор с девушкой, стоявшей рядом с ней. Она оказалась немкой и, как почти все пассажиры этого трамвая, ехала в университет.

Сусанна услышала, как она сказала, что в утренних новостях сообщили, будто одна из мертвых девушек оказалась ирландкой. Но она не училась в Лейпциге, а приехала в город на несколько дней как туристка.

Сусанна погрузилась в свои мысли. До этого момента ей удавалось сдерживать себя и не задумываться о том, кто она такая и какой, возможно, останется, сколько бы ни старалась это скрывать. С той минуты, когда она села в самолет, летевший в Лейпциг, ярость, которую она годами питала по отношению к своему телу, начала рассеиваться. Хотя она продолжала кружить над ее сознанием, внушая неуверенность, сомнения в том, к кому ее тянет, к мальчикам или к девочкам, и страх услышать голос своих фантомов, нашептывавших, что она урод, калека, которая никогда не сможет иметь детей и не способна раздеться, не испытывая стыда за себя. И конечно, она старалась бодриться, мысленно повторяя, что ее новая жизнь в Лейпциге быстро превратит эти мысли в забытое прошлое. Теперь ее наставником по «Эразмусу» стал Бруно Вайс, и в каком-то смысле она чувствовала, что находится под его защитой.

Войдя в современное здание университета, Сусанна и Или-ан с удивлением обнаружили в большом вестибюле с цветными стеклянными стенами репортеров с телевидения, которые брали интервью у студенток.

Илиан тут же поинтересовался у одного из операторов, что здесь происходит.

– Мы ждем, что ректор публично объявит, есть ли среди мертвых девушек студентки, приехавшие по программе «Эразмус».

– Ну и дела! – воскликнул Илиан.

Сусанна задержалась возле информационной доски.

– Здесь нам с тобой лучше разделиться. Мне надо отнести документы на факультет филологии, а факультет точных наук находится в другой стороне. Тебе надо следовать вон тем указателям, – сказала она, показав в сторону одного из широких коридоров, открывавшихся из вестибюля в разных направлениях.

– Тогда встретимся в кафе после того, как нас запишут? Потом можем п-п… пообедать вместе. Сегодня занятий не будет.

– Нет, Илиан, не жди меня. И пожалуйста, никогда не надо меня ждать, если мы заранее не договорились о встрече. Я почти никогда не знаю заранее, куда пойду и когда вернусь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Deep Web – сегмент Интернета, не индексируемый поисковыми системами. (Примеч. пер.)

2

После смерти (лат.).

3

Трупное окоченение (лат.).

4

Программа помощи иностранным студентам. (Примеч. пер.)

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
7 из 7