И расставил Паук свои сети

Дизайн обложки Гогия Виталий

Исходник: Лицензия # 136999150 ID22921104 Martin Mark Soerensen

https://ru.depositphotos.com/22921104/stock-photo-man-male-beauty-portrait.html

Пролог

Через приоткрытое окно с улицы доносился металлический скрежет мусороуборочной машины, который отвлекал и мешал сосредоточиться на цифрах. Полковник Архангельский закрыл окно, выключил мобильный и выдернул из розетки вилку внутренней линии связи. Время неумолимо приближало его к совещанию, а ему никак не удавалось свести показатели по области за квартал. Алексей Сергеевич тяжело вздохнул. Мысли, как бродячие псы, слонялись где угодно, только не в сводной таблице по раскрываемости. С самого утра, словно предчувствуя беду, сердце разрывалось от тоски. Вспоминалось детство, особенно та его часть, в которой еще присутствовал отец.

«Накатить бы сейчас стопочку коньяку с Валеркой да поговорить за жизнь», – подумал Алексей Сергеевич, глядя на фотографию старшего брата.

Валерий Сергеевич, генерал-полковник, директор Федеральной службы исполнения наказаний, время для их встреч находил не часто. А после того как мать поселилась в его загородном доме, их встречи и вовсе прекратились. Сейчас Алексей Сергеевич даже затруднялся вспомнить, когда же они виделись в последний раз.

«На крестинах внука! Точно… Как же давно это было…»

Настойчивый стук в дверь заставил полковника отвести взгляд от разложенных на столе бумаг. В кабинет заглянул рыжеволосый дежурный по канцелярии лейтенант Долгин и скороговоркой произнес:

– Алексей Сергеевич, еще раз здрасьте. Что у вас с телефоном? Не могу дозвониться.

Долгин своей рыжей шевелюрой походил на Антошку из одноименного мультфильма – тот же сноп торчащих волос, веснушки, задиристый нрав и простодушное обаяние.

Архангельский поднял трубку – проверить, есть ли гудок, и вспомнил:

– Я же его отключил.

– Ой… да… забыл… вы же готовитесь к совещанию. Я чего хотел… вас просят пройти в комнату для допросов.

– Кто? – недовольно буркнул полковник. Архангельский не любил, когда его отвлекали во время подготовки отчета, написание которого ему и без того давалось, словно заведомо спорное завещание на смертном одре.

– Терентьев, – уточнил Долгин.

– Рогова допросили?

– Допрос еще не закончен, товарищ полковник. Сейчас задержанный беседует со своим адвокатом, – протараторил Долгин уже более официальным тоном.

Архангельский чуть нахмурился, припоминая детали громкого дела, которое вел майор Терентьев. Серийный насильник и убийца Рогов, которого в правоохранительных органах прозвали Пауком, годы благополучно уходил от рук милиции, пока, наконец, не был пойман с поличным. Взглянув на часы, полковник зафиксировал, что повторный допрос Паука длился почти два часа, и, если Терентьев просит присоединиться, значит, в деле появились новые детали.

– Скажи, сейчас буду, – отозвался Алексей Сергеевич и пальцами зачесал назад волнистые, с проседью волосы.

Полковник убрал бумаги в ящик стола, застегнул пуговицы на кителе и вышел в коридор. Увалистой походкой пересек узкий коридор и стал спускаться по лестнице. Коллеги здоровались с ним за руку, улыбаясь. В Следственном управлении полковника называли Архангелом, отчасти из-за фамилии, отчасти за отзывчивость и готовность всегда прийти на помощь. Сам он это прозвище не любил и хмурился, когда его слышал.

На ходу он вспоминал, как три дня назад, во время задержания опергруппе удалось спасти последнюю жертву Паука. Сейчас женщина была под присмотром врачей, но из-за перенесенных издевательств ни с кем не говорила. Кардинально ее показания ничего бы не изменили – доказательного материала на маньяка было собрано достаточно, но она могла рассказать детали преступления, которые убийца утаил.

Спустившись по лестнице на первый этаж, полковник дошел до конца коридора и увидел борцовскую фигуру Михаила Терентьева. Майор курил, прислонившись к стене, и внешне казался совершенно спокойным, но наметанный глаз полковника сразу подметил ослабленный узел галстука и растертые докрасна еще в юности сломанные уши.

– Ну? – Архангельский остановился в шаге от друга, демонстративно отгоняя рукой сигаретный дым. – Зачем звал?

Терентьев пальцами затушил сигарету и молча качнул головой в сторону ближайшего кабинета. Когда они вошли, майор плотно прикрыл дверь и быстро заговорил. Глаза его горели, а голос от волнения периодически срывался.

– Сам заговорил! Я начать не успел, а он все как на духу!

– Он подписал показания? – дождавшись кивка майора, Архангельский с облегчением выдохнул. – А теперь в двух словах.

– Его интересовал определенный типаж жертвы: красивая, молодая и, главное, – должна быть женой или близкой родственницей высокопоставленного чиновника.

– Ну, положим, мы это и без него знали, – сказал полковник, тяжело опускаясь на скрипучий стул.

Он еще помнил, как на стоянке Управления то и дело появлялись машины представительского класса с сопровождением, на некоторых из них даже красовались правительственные номера. Чиновники требовали бросить все ресурсы на поиск пропавших родственниц и поимку маньяка, который, как фокусник, из раза в раз исчезал из расставленной ловушки.

– Где он их держал?

– Это частные дома в дачных поселках, где зимой почти никто не живет.

– Дальше…

– …насиловал, пока не забеременеет. Потом запугивал обещанием найти, если вздумает кому-то рассказать, и отпускал с одним условием – сохранить ребенка. – Терентьев сделал короткую паузу, набираясь решимости сообщить про самое ужасающее в деле Паука. – Если жертва не беременела, он с ней жестоко расправлялся. Больной урод дифференцированно подходил к этому делу. Убивал в зависимости от причиненных ему огорчений! Кого-то сразу, а кого-то неделями истязал!

– Поэтому убийства были такими разными, и мы не сразу поняли, что это один и тот же человек, – вспомнил вывод следственной группы Архангельский.

– Рогов сказал, что одни женщины вызывали у него сочувствие, но были и откровенно бросавшие ему вызов. Один раз, как сам выразился, он даже испытал к жертве глубокую симпатию, но правила есть правила – она не забеременела и через три месяца, цитирую: «Я, любя, задушил ее подушкой».

– Понятно. А где остальные тела?

Майор вынул из кармана пиджака листок бумаги, протянул полковнику и на автомате потянулся за сигаретой. Полковник бросил на него упреждающий взгляд. Прорычав, словно лев, которому после изнурительной охоты не дают насладиться собственной добычей, Терентьев закатил глаза к потолку, но все же убрал пачку сигарет в карман пиджака.

– Сколько ты уже не куришь?

– Месяц держусь, – ответил Архангельский и развернул листок. – Что это?

– Список всех убитых Роговым женщин.

– Что?! – Полковник уставился на длинный перечень имен и фамилий. – Сколько их?

– Двадцать две. Это только список убитых.

Архангельский наспех пробежался по списку жертв и многозначительно взглянул на Терентьева.

– Представляю, каким будет список беременных…

– И, как ты понимаешь, даже если он их назовет, они вряд ли пойдут на сотрудничество. Никто не захочет выносить такое наружу… А их высокопоставленная родня… – не договорив, Терентьев резко махнул рукой.

– Подумать только, сколько детей от этого маньяка живут сейчас внутри семей, как птенцы кукушки, и отцы ни сном ни духом. Он рассказал, где спрятал тела?

– Прежде чем он назовет места захоронения, у него есть два условия…

– Какие еще условия?! Ты много таких списков видел?! Вот такой вот длины?!

– Он просит, чтобы раз в неделю его осматривал врач, мол, болеет чем-то хроническим и хочет до суда дожить. Это первое.

Архангельский кивнул, жестом руки поторапливая майора.

– И второе – он хочет поговорить с тобой лично. Без свидетелей.

– Со мной? О чем? – удивился полковник, его кустистые брови взлетели вверх, отчего лоб стал похож на гармонь. – Странно, – Архангельский обернулся на шум голосов в коридоре, – дело курирует Логинов, я его не вел и ничего тут не решаю.

– Может, он знает про высокий пост твоего брата?

– Может, – допустил полковник и после паузы спросил: – А защита не против? Напомни-ка, кто у него адвокат?

– Наталья Демидова.

– Не слышал о такой.

– Молодая девчонка. Как только не побоялась взять такого клиента? Ведь она с ним наедине не один час оставалась.

Потерев подбородок, полковник поразмыслил и решительно произнес:

– Я поговорю с ним. Послушаю, что он там надумал для себя выторговать.

Они вышли в коридор. Терентьев тут же с нетерпением закурил, всем своим видом давая понять, что воздерживаться от дурной привычки больше не намерен. Архангельский скрылся за дверью комнаты для допросов.

Через полминуты в коридор вышла высокая девушка спортивной фигуры с длинными волнистыми волосами цвета ржавчины. На ней были элегантный брючный костюм в мелкую серую полоску и белая блузка. Это была Демидова, адвокат Паука. Улыбнувшись Терентьеву, она подошла к нему и, вытащив из сумочки тонкую длинную сигарету, томно спросила:

– Не дадите девушке прикурить?

Майор расплылся в дерзкой улыбочке и потянулся за зажигалкой. Демидова ему нравилась: бойкая, самоуверенная, за словом в карман не лезет. Стоило ей поднять глаза на своего клиента, как тот из удава превращался в кролика.

Адвокат прикурила и едким тоном осведомилась:

– Боюсь показаться навязчивой, но где я могу выпить воды? В горле пересохло после вашего допроса с пристрастием.

– Хм… так уж и с пристрастием… – скопировал ее манеру разговора Терентьев и качнул головой в сторону лестницы.

Через полчаса в прокуренном кабинете Терентьева адвокат притушила третью сигарету в пепельнице и посмотрела на свои золотые часы с бриллиантами.

– Продолжим допрос? Хоть у меня это и первый клиент, дел от этого не меньше.

Терентьев тоже посмотрел на висящие над дверью офисные часы, вскочил как ужаленный и воскликнул:

– Забыл про Архангела! – Он галантно вывел Демидову из кабинета и побежал вниз по лестнице, предвкушая, что полковник сейчас изложит суть просьбы задержанного.

Заглянул в комнату для допросов, но, кроме Рогова и охраняющего его Софиева, там никого не было. Увидев майора, Паук злобно осклабился, его лицо, похожее на восковую маску, перекосилось. Крепкое, жилистое тело никак не вязалось с его возрастом – по паспорту Пауку было за шестьдесят. Он выделялся своей могучестью даже на фоне богатырской фигуры лейтенанта. Слегка сощуренные карие глаза смотрели на майора пронизывающе-колючим взглядом, от которого хотелось врезать извергу промеж глаз. Майор живо представил, как в считанные секунды расправляется с противником на татами, и от этой воображаемой картины ему немного полегчало.

– Где полковник? – быстро спросил Терентьев у вскочившего при его появлении лейтенанта.

– Ушел. – Софиев покосился на Рогова и добавил: – Минут десять назад.

Губы задержанного дрогнули и расплылись в мерзкой улыбке.

Терентьев выскочил в коридор и двинулся в сторону кабинета полковника. Самодовольная ухмылка Паука навязчиво вертелась перед глазами, распаляя любопытство майора. Что же он сказал полковнику? Зачем ему понадобился именно Архангел?

Когда он проходил мимо выходящего на служебную стоянку окна, на улице прогремел выстрел. От неожиданности Терентьев вздрогнул и быстро огляделся по сторонам.

– Кто стрелял?! – крикнул он в пустоту коридора, в надежде, что кто-нибудь его услышит.

Терентьев рванул на стоянку и едва не столкнулся с вбегающим в здание Долгиным. Его и без того непослушные волосы стояли торчком, как после удара током. В глазах читался ужас. Еле переводя дыхание, он с отчаянием выпалил:

– В машине!

– Кто стрелял?!

– Кто стрелял? – растерянно повторил лейтенант и тут же ответил: – Архангельский!

– В кого?!

– В кого? Он… там… он… застрелился!

Оттолкнув растерянного сотрудника, Терентьев выбежал из здания. Рядом с машиной Архангельского, картинно заламывая руки, стояла сотрудница бухгалтерии. Ее остекленевший взгляд был прикован к безжизненному телу полковника. Первое, что увидел Терентьев, на нем была кровь вперемешку с частицами мозгового вещества. От выстрела окровавленная голова полковника впечаталась в боковое стекло, демонстрируя выходное отверстие от пули, которая пробила стекло и отлетела к ногам оцепеневшей женщины. Тонкие струйки крови капали на телефон, который полковник в предсмертной судороге крепко сжал в ладони.

Не в силах пошевелиться, Терентьев почувствовал, как сдавило дыхание, к горлу подкатил ком. Все окружающие звуки словно перешли на низкую частоту, отчего он не узнавал голоса своих коллег, быстро прибывавших на служебную стоянку. Чья-то рука тяжело опустилась на плечо, майор медленно повернул голову. Рядом стоял его непосредственный начальник, полковник Логинов и отдавал приказы.

Глава 1. Необычное поручение

Самолет летел где-то над Атлантикой. Герман Патрикеев открыл глаза и потянулся, прогоняя остатки сна. Опять кошмар. Все тот же… снова и снова. Память, как зудящий нарыв, настойчиво напоминала ему то, что он так тщательно старался забыть. Даже проснувшись, он все еще слышал голоса товарищей, автоматную очередь и раздирающий сознание посвист пуль над головой. Последние три года ему не снились сны о настоящем, будто его и вовсе не было. Всем, кто его окружал в повседневной жизни, не находилось места в его сновидениях. Ночью его настоящая личность одерживала победу, а созданная Легенда отступала во тьму.

Герман огляделся по сторонам. Почти все пассажиры спали. Только редкие рассеянные пучки направленного с потолка света подсказывали, что кто-то, как и он, страдает бессонницей. В последнее время она стала навязчивой, бросающей в холодный пот и доводящей сознание до расщепления на множество личностей, которыми ему когда-то приходилось быть. С ней он вынуждено познал состояние забвения, а порой не понимал, кто он и где находится.

Он встал и, держась за спинки кресел, пошел по проходу. Открыл дверь туалета, втиснулся в узкий застенок между унитазом и маленькой раковиной с висящим над нею зеркалом. Яркие, но холодные лампы осветили худощавое лицо. Покрасневшие от постоянного недосыпа глаза устало смотрели на него из-под тяжелых припухших век, напоминая об Александре Высоцком, в шкуру которого ему пришлось влезть на долгих три года. Он надеялся его оставить в глухой венесуэльской деревушке, но, видимо, не смог. Прикипел. Высоцкий здесь, смотрит на него из глубины сознания и ухмыляется. Так кто же он в данную минуту? Брутальный и безбашенный байкер, не имеющий даже школьного аттестата, у которого нет никого на белом свете, или интеллектуальный, образованный, замкнутый разведчик, имеющий дочь и жену, правда, теперь уже бывшую?

«Алессандро», – прозвучал над ухом до боли знакомый страстный женский шепот. Его даже передернуло. Быстрыми движениями проворных пальцев он поправил черные как смоль волосы, несколько раз сполоснул холодной водой лицо и тут же почувствовал прилив энергии – в этом самолете даже вода пахла по-другому. Он решил: «Нужно выспаться, постричься и это недоразумение… – дернул правую бакенбарду, – сбрить к чертовой матери!»

Отсутствие туалетной бумаги окончательно восстановило порядок в голове – родина! Уже улыбаясь, Герман с облегчением выбрался из «мечты клаустрофоба» и вернулся к своему месту. Его сосед тоже проснулся и читал журнал. Герман взглянул мельком на обложку. «Охота и рыбалка» – любимый журнал Батяни, верного друга и самого старшего из его прежней разведгруппы.

Сосед окинул Германа оценивающим взглядом и задал избитый вопрос:

– Сколько нам еще лететь?

– Четыре часа. – Герман отвернулся к иллюминатору и сделал вид, что спит.

После трех лет разлуки его волновала предстоящая встреча с семьей. Он безумно соскучился по дочке и, конечно, по Лере, с которой был официально в разводе, но чувства к ней от этого не угасли. Наоборот, познав жизнь с другой женщиной, пусть даже ради задания, он понял, каким был глупцом, что не удержал жену. Согласие на развод он дал сгоряча, что было совсем на него не похоже, перед самым отъездом на последнее задание группы, когда Лера окончательно поставила его перед выбором – либо работа, либо семья…

Его сосед снял очки, аккуратно сложил их в футляр, откинулся в кресле и закрыл глаза. Герман же размышлял о работе. Что его ждет в Управлении? Он не понимал, почему его отозвали в самый разгар операции, которую он готовил несколько месяцев, но повод должен быть очень серьезным, раз шеф, а возможно, руководство повыше, рискуя его прикрытием, отозвало агента прямо перед захватом цели. Германа это не просто насторожило, а до жути разозлило. С дикими воплями он кромсал все подряд в деревенской лачуге, пока не выпустил пар. Три года напряженной и выматывающей работы, наконец-то он у цели, и какая-то конторская крыса решает его отозвать.

Зажглось табло «Пристегните ремни», самолет несколько раз тряхнуло. Мелодичный голос стюардессы на английском, испанском и русском языках сообщил, что самолет вошел в зону турбулентности, необходимо пристегнуть ремни. Сосед открыл глаза и усмехнулся:

– Похоже, уснуть нам сегодня так и не удастся.

Вместо ответа Герман сдержанно улыбнулся и потянулся к ремню безопасности…

После прохождения таможенного контроля в Шереметьево Герман, один из последних пассажиров рейса Мехико—Москва, подошел к транспортеру, на котором одиноко катались две его сумки и чемодан. Ловким движением он срезал багажные бирки, положил их в карман куртки и направился с потоком пассажиров к выходу.

Не обращая внимания на призывные скороговорки наседавших на него таксистов, вышел из здания аэропорта и уверенно направился в сторону автобусной остановки. Весеннее солнце застенчиво скрывалось за серыми дождевыми тучами, даже отдаленно не напоминая тот обжигающий желтый круг, к которому Герман уже успел привыкнуть. Но что-то было в этих лужах под ногами, в этой, словно повисшей в воздухе, холодной мороси, в родных буквах на вывесках, старательно информирующих что, кому, куда. Что-то такое, отчего на душе теперь во всю ширь разливалось родившееся еще в самолете осознание: – я дома!

Дождь медленно набирал силу. На остановке в ожидании рейсового автобуса несколько человек сбились в кучку под полупрозрачным козырьком из пластика. Вид у них был изнуренный, как после тяжелой рабочей недели в забое, и Герман поймал себя на мысли, что успел отвыкнуть от вечно недовольной серой московской массы без намека на улыбку. Он уложил сумки на чемодан и закурил, незаметно оглядывая стоящих рядом людей и от безделья строя догадки, кто есть кто. Его цепкий взгляд выхватывал красноречивые детали, которые складывались в общую картину.

Внимание Германа привлек подъехавший к остановке «бентли-арнаж» черного цвета с тонированными стеклами. Он еле заметно улыбнулся, затылком чувствуя направленные ему в спину молчаливые взгляды, и показал на свой багаж. Коренастый водитель «бентли» в строгом черном костюме без вопросов погрузил сумки и чемодан в багажник, засек время на своих часах и отошел в сторону.

Герман понял, что шеф хочет начать разговор наедине, и от этой мысли ему стало не по себе. За три года он не забыл крутой нрав генерала и его проницательный, как рентген, взгляд. Он открыл пассажирскую дверь и заглянул в салон. Шеф, как обычно, сидел на заднем сиденье, с интересом водя пальцем по экрану смартфона. Увидев Германа, он нахмурился и недовольно проговорил:

– Ну, чего встал?! Залезай, а то всю обивку намочишь!

У Германа на душе сразу отлегло – ворчание шефа должно было означать, что он рад видеть его живым и невредимым, а значит, отзыв с финальной стадии операции – не наказание.

– И я рад вас видеть, – усмехнулся Герман, мягко захлопнул спружинившую дверь и протянул шефу руку.

– Патрик собственной персоной! – ехидно произнес шеф и пожал ему руку.

– Давно меня так никто не называл, – с улыбкой заметил Герман, – не ожидал сегодня вас увидеть. Думал, встретимся завтра в Управлении.

– Хотел лично убедиться, что ты в порядке и готов к дальнейшей службе. – Шеф поджал губы и одарил подопечного своим коронным пристальным взглядом.

– Убедились?

Николай Иванович ответил вопросом, в котором насмешки было не меньше:

– Бакенбарды? Ты прибыл из семидесятых?

– Местная традиция, – отшутился Герман.

– Ой, что-то я сомневаюсь, скорее это пристрастие Марии.

При упоминании имени «подружки» Герман плотно сжал губы. Николай Иванович продолжал буравить разведчика проницательным взглядом. Глаза на секунду вспыхнули, и Герман понял, что от шефа по-прежнему ничего не скрыть. Генерал взял паузу, во время которой отправил сообщение, затем повернулся и без всяких политесов заметил:

– Плохо выглядишь.

– Ерунда, отосплюсь и приду в норму.

Герман тоже внимательно изучил лицо шефа и понял, что сейчас самый подходящий момент, чтобы задать главный вопрос.

– Николай Иванович, почему меня отозвали?

– Потом. – Шеф многозначительно посмотрел на только что вернувшегося в машину водителя и протянул Герману пакет: – Произведем обмен?

Герман вскрыл пакет и обнаружил новенький российский паспорт на свое настоящее имя, водительское удостоверение и кредитную карту московского банка.

«Так… Видимо, я сюда надолго», – с облегчением сделал вывод Герман, достал из другого кармана только что проштампованный на таможенном контроле заграничный паспорт на имя Александра Высоцкого и положил в пакет. Туда же отправилось все, что могло хоть отдаленно напоминать о его пребывании в Венесуэле: чеки из аэропорта, бирки от багажа и даже венесуэльские сигареты, к которым он за последние три года успел сильно привыкнуть.

Генерал спрятал пакет в потайном отсеке подлокотника. Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и спросил:

– Николай Иванович… куда?

– На Тверскую. – Коновалов перевел хмурый взгляд на Германа. – Поживешь несколько дней в отеле.

Все же что-то было не так! Обычно после задания Германа держали несколько дней в «шлюзе» – месте, где агент проходит адаптацию. Неужели он прокололся? А может, кто-то из связных засек его ночные глюки? За ним наверняка приглядывали.

По дороге в гостиницу Герман продолжал поглядывать на шефа. Тот не изменил своим привычкам: черный приталенный двубортный костюм, шелковый серый галстук и белоснежная рубашка. На левом мизинце поблескивало кольцо с рубином, а в правой ладони шеф сжимал свою любимую трость с серебряным набалдашником в виде львиной головы, которая большую часть времени просто висела на руке. По словам генерала, трость досталась ему от отца, а тому – от деда и была настоящим раритетом.

– Верны привычкам? Все тот же конь. – Герман взглядом обвел салон «бентли».

– Я не изменяю марке, но эта машина совершенно новая, сделана на заказ. Еще не выветрился заводской запах, – с потаенной гордостью произнес шеф, шумно втянул носом и повел бровями.

– А куда прежние деваются? – спросил Герман и тут же добавил: – Ах, да! Чуть не забыл: достаются какой-нибудь доброй самаритянке с разбитым сердцем, но светлыми надеждами на будущее.

– Я скучал по твоему сарказму, – сдержанно отреагировал шеф.

– Могу еще, – не удержался Герман, сознавая, что ходит по острию ножа.

– Спасибо, обойдемся. – Генерал вновь достал смартфон и, ловко тыкая пальцем в экран, добавил: – Ты пока видами любуйся. Изменилась Москва, не узнать.

Остаток пути они проехали молча. Герман с любопытством разглядывал новые столичные постройки и подметил, что за три года Москва разрослась, а пробок стало еще больше. Несмотря на весну в самом ее разгаре, небо окончательно заволокло серыми тучами, и город показался по-зимнему мрачным и унылым. Подъехав к отелю, машина остановилась перед парадным подъездом, и швейцар услужливо открыл перед шефом дверь.

– Я буду в ресторане. Приведи себя в порядок и спускайся. У нас здесь встреча, – сказал шеф и, выйдя из машины, направился в отель.

– У нас? – переспросил Герман.

Ответом был протянутый водителем сложенный в прозрачный чехол костюм-тройка.

Герман подошел к стойке рецепции и протянул приветливо улыбающейся девушке-администратору новенький паспорт.

– На мое имя забронирован номер.

Улыбка стала еще шире, и администратор вывела на монитор список забронированных номеров.

– Добро пожаловать, Герман Всеволодович. Ваш электронный ключ от номера и купоны на бесплатные услуги отеля, – протянула она ему конверт.

– Благодарю. – Герман проигнорировал конверт, взял только ключ.

Осмотрев номер-полулюкс, он быстро принял душ, побрился, с наслаждением стерев с лица бакенбарды. Переоделся в деловой костюм, стоимость которого даже на глазок заметно превышала его трехмесячный оклад. Застегнув ремень на брюках, посмотрел на свое отражение в зеркале, поправил невидимые складки и довольно улыбнулся. Подарок генерала был что надо.