Соло для валторны с арфой

Она помогла старичку подняться и повела его в дом.

– Скажите…

– Ничего не знаем, – ответила старушка, не оборачиваясь. – Ступал бы ты, мил человек. Дорогу найдешь?

– Найду, – вздохнул Влад. – Счастливо оставаться.

Он начал ездить в Самаренки. Каждый раз, как только у него выдавался свободный денек. Зачем? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Просто гулял, отдыхал, бродил по берегу реки, наслаждаясь одиночеством. А если и встречал кого-то из местных жителей, то, как правило, ни в какие разговоры не вступал, только здоровался, раскланивался и шел дальше.

Он частенько подходил к тому самому кирпичному забору с железными воротами, за которыми, как ему казалось, исчезла тогда его странная знакомая. Прохаживался взад–вперед, изучал, осматривал, взбирался наверх, подолгу взирал на заброшенный двор, на дом, уныло стоящий за сбросившими листву деревьями, но, каждый раз, не заметив ничего необычного, расстроенный возвращался назад.

Антон объявился где-то в начале декабря. Позвонил и сразу с места в карьер:

– Слушай, Влад, мне тут Людмила Владимировна по секрету сообщила интересные новости. Ты, оказывается, стал наведываться в Самаренки?

– Да, бываю, иногда. Отдыхаю душой и телом. Уж больно там красивые места.

– Ну, мне-то ты про эти места не рассказывай. Знаю я, зачем ты туда зачастил.

– Знаешь?

– Знаю, и вот, что я тебе скажу – выброси ты эту дурь из головы. Девушка, которую ты тогда встретил, тебе приснилась, просто приснилась, Другого объяснения нет, пойми же ты это, наконец!

– Да я понимаю, понимаю.

– А если понимаешь, то скажи-ка мне вот что – как там домик-то мой, еще стоит?

– Стоит, что ему сделается.

– Ну, не скажи. Бросит кто-нибудь окурок непотушенный, вот тебе и пожар.

– Нет там никого, кому бросать-то?

– Вот я тут и подумал, а что если нам в этом домике Новый год встретить?

– Новый год?!

– А что, соберем компанию, как летом, привезем вина, закусок, печь затопим, елку нарядим, свечи зажжем… – тут Антон перешел на шепот, – Я твою Иришку приглашу.

– Да мы с ней расстались давно.

– Вот и помиритесь.

– Не-е-ет, она себе нашла кого-то там…, вот пусть с ним и мирится.

– Это кто ж такой? Случайно, не курносый, белобрысый и с оттопыренными ушами?

– Может быть, я к нему не присматривался.

– Вот дурачок, это же брат ее двоюродный.

– Брат?!

– Она, видимо, хотела, чтобы ты ее приревновал. А ты всё за чистую монету принял.

Влад на секунду задумался.

– Может быть! Только эффект получился обратный. И вот, что я тебе скажу, если ты ее пригласишь, то я точно не поеду.

– Хорошо, я настаивать не буду, но ведь есть еще и другие. Томка, например. Девчонка – что надо! Пока свободна, и о тебе постоянно спрашивает.

– Серьёзно?

– Серьёзней не бывает. Советую обратить внимание.

– Слушай, Антоха, а ты что так обо мне печешься?

– Я не о тебе пекусь, а о твоей матушке. Уж больно она беспокоится о твоём психическом состоянии. Ночами, говорит, бредишь. То кричишь: «Шура, Сандра», то Анастасию зовешь.

– А ты бы хотел, чтобы я ночами Тамару звал?

– Вот познакомишься с ней поближе, и точно будешь звать.

– Посмотрим.

– Так, что на Новый год настраивайся.

– Ладно, еще созвонимся.

Влад попытался вспомнить лицо девушки по имени Тамара, и не смог. Ведь он видел ее лишь мельком, хотя образ Анастасии Самарской, запомнился ему очень хорошо.

«Ничего страшного, – решил он, – в новогоднюю ночь разберемся».

Однако отпраздновать наступление Нового года в Самаренках, как задумали друзья, к сожалению, не удалось…

В магазин к Антону завалились местные бандиты во главе с Мотей Рябым. Предложили заплатить отступные. Сумму назвали такую, что у бедного бизнесмена зашевелились волосы на голове.

– Ребята, я весь в долгах, откуда у меня деньги?

Начинающий предприниматель попробовал надавить на жалость, но тут же увидел большой блестящий нож у себя перед глазами.

– Если денег нет, продай квартиру. А не заплатишь – магазин твой сожжем, больше потеряешь.

Обратившись в милицию, Антон понял, что сделал это зря. Круглолицый майор, выслушав молодого человека, устало ответил:

– Связываться с бандой Матвея Рябого никто не будет. У него всё куплено.

«И вы?» – хотел спросить Антон, но понял вдруг, что это и так очевидно.

– Что же мне делать?

– Если хочешь заниматься бизнесом в нашем городе – придется платить.

– Но у меня нет…

– А вот это меня не касается.

Антон попробовал обратиться в частную охранную фирму, но и там, узнав, что у клиента проблемы с «братками», ему сразу отказали.

– Пойми, охранять твой магазин, значит идти на открытый конфликт с отморозками, а у них вместо мозгов одни опилки. Тормозов нет, в карманах пистолетики маленькие, но не игрушечные. Подумай сам, кто захочет лезть под пули ради твоего бизнеса?

В довершении всех неудач, вечером Антону позвонили… Грубый голос, не предвещавший ничего хорошего, спросил:

– Ну что, в ментуру ходил?

– Ходил, – не стал юлить предприниматель.

– И к охранникам обращался?

– Обращался.

– Учти, у нас везде свои люди. Даем тебе неделю. Не будет денег – пожалеешь!

Круг замкнулся. Антон, поразмыслив, взвесив все за и против, бизнес решил свернуть. Здесь ему работать всё равно не дадут. Так и будут ходить, просить, угрожать. Чтобы рассчитаться со всеми кредиторами, дом в Самаренках, пришлось срочно продать. Причем за бесценок. Больше Антона в этом городе ничего не держало. Перед отъездом он позвонил Владу, вкратце обрисовал ситуацию, из-за которой теперь ему приходиться уезжать и, пообещав не пропадать надолго, неожиданно посоветовал:

– Ты сходи как-нибудь к моей бабушке, Клавдия Андреевна ее зовут, она оказывается, в девичестве тоже была Самарская, я совсем недавно об этом узнал. Сходи, поговори, она многое тебе расскажет.

Влад хотел уточнить, что именно, но не успел. Крикнув: «Пока», Антоха бросил трубку. Видимо, очень спешил на автовокзал, чтобы поскорее уехать и где-то там… с нуля… начать новую жизнь…

Откладывать визит к Клавдии Андреевне Влад не стал. Он просто сгорал от любопытства, поэтому уже на следующий день, купив маленький тортик, отправился к бабушке.

Ему долго не открывали, видимо, рассматривали непрошеного гостя в глазок. Пришлось звонить не один раз, даже крикнуть: «Я – друг Антона». Только после этого загремел замок, дверь отворилась, и на пороге возникла маленькая старушка с живыми глазами. Влад повторил:

– Я – товарищ вашего внука, Антона, он, наверное, вам обо мне рассказывал.

– Ну, здравствуй, товарищ. Имя-то у тебя есть?

– Ой, извините, зовут меня Владлен, в честь Владимира Ленина назвали. Вот теперь как хочешь, так с этим именем и живи.

– Владлен? Слышала о тебе, рассказывал Антошка, только он мне не внук.

– Не внук?

– Его отец мне внук, а он, стало быть, мне правнуком доводится.

– Ах, вот оно что…

Влад приподнял торт.

– А я к вам на чаек. Пустите?

– Что ж, проходи, раз пришел. Не пропадать же угощению. На кухне располагайся, а я пока водички вскипячу.

Бабушка засуетилась возле плиты, поставила чайник, загремела чашками, стала резать торт и, глядя на ее уверенные четкие движения, поверить, что этой женщине почти девяносто, было трудно.

– Скажите, Клавдия Андреевна, – начал Влад осторожно, – А, правда ли, что ваша девичья фамилия – Самарская?

– Истинная, правда. Тебе что, Антошка сказал?

– Да, поделился. Еще он сказал, что вы можете рассказать мне много интересного.

– Что же тебя интересует?

– Всё что связано с Самаренками.

– О, Самаренки! Родилась я там. В самом начале века. Там и замуж вышла и дочку родила. Она потом в город переехала, к мужу своему. Только жить начали – война. Муж, стало быть, на фронт, а сама-то она уже на сносях была. Сережка, отец Антона, слабенький на свет появился, думали, не выживет. Время-то голодное было. Наверное, поэтому и женился он поздно, и Антошка, получается, – ребенок поздний.

– Как вы хорошо всё помните, Клавдия Андреевна.

– Так ведь память человеческая так устроена. Что вчерась было, иль неделю назад – убей, не помню, а взять что из детства, из юности, в голове так отпечаталось, ничем не сотрешь. Вот помню, еще девчонками купаться бегали. Речка тогда наша, Самарка, полноводная была, не то, что сейчас обмелела совсем, на ручеек стала похожая. Зимой-то, конечно, тяжеловато жили, мать бывалочи щей кислых наварит на неделю, вот и хлебаем с утра до вечера. А летом – что, летом сразу в лес, по грибы, по ягоды. Ходим с корзинками, «Ау-ау»…

Бабушка говорила и говорила. Заваривала чай и говорила, наполняла чашки и говорила, ела торт и говорила. Рассказывала о своём непростом детстве, о строгом отце, о маме, – усталой, измученной домашней работой, женщине. Потом сразу перескакивала к рассказу о знакомстве со своим мужем, о свадьбе, о рождении дочери, о нелегкой жизни во времена коллективизации, сообщала столько ненужных подробностей, что Влад уже и не надеялся задать ей тот самый главный вопрос, из-за которого он, собственно, сюда и пришел. И только на пятой чашке, когда старушка неожиданно поперхнулась, ему удалось вставить:

– Скажите, Клавдия Андреевна, а вы что-нибудь слышали об Анастасии Самарской.

– Это какой же Анастасии, у нас многих Настями называли.

– Отец ее – Мирон. Он, вроде бы, каким-то фабрикантом был…

– Ах вот ты о ком…

– Там еще в Самаренках их дом стоит заброшенный. Окна закрыты, ставни заколочены.

– Есть такой дом, знаю.

– Знаете? – оживился Влад.

– Знаю, как не знать. История непростая. У нас ее из уст в уста передают. Спроси любую бабку в Самаренках, тебе и расскажут.

«Как бы не так», – усмехнулся Влад про себя и сразу спросил:

– А вы мне ее расскажете?

– Что ж не рассказать, коль ты интерес имеешь.

Бабушка отхлебнула из чашки, откашлялась и закатила глаза к потолку.

– Давне-е-енько это было, скажу я тебе, – произнесла она нараспев. – Слух, помню, прошел – царя, как будто скинули, и всех богатых, кто на простом люде наживался, скоро поганой метлой погонят. Ох, как же мы глупые радовались тогда. Прыгали с девчонками, кричали «ура» до хрипоты, думали, что жизнь другая начинается, что заживем мы все теперь не хуже господ. Бурлили в то время Самаренки, что ни двор – то споры-разговоры. Мужики выпьют, и давай друг друга за грудки хватать. Вот, думали, Мирон Пантелеевич приедет, он-то все споры и разрешит. Ждали-ждали, а вместо него комиссары красные прибыли. Все в кожаных тужурках с револьверами – жуть. Фабриканта нашего, как мы потом прознали, раскулачили, а сам-то он, Мирон, значится, Пантелеевич, вместе с супружницей своей за границу сбежал. Он-то сбежал, а дочь его единокровная Анастасия уезжать отказалась.

– Почему? – решил уточнить Влад.

– Приняла, стало быть, новый порядок. Она оказывается, в каких-то там кружках революционных состояла. Листовки всякие расклеивала. Думала, ей зачтется, а получилось-то наоборот. В Самаренки приехала, в дом свой постучала, а там уже люди другие обитают, штаб организовали. Ты кто есть такая – спрашивают и сами же отвечают, ты есть дочь буржуя недобитого, а значится, классовый враг, поэтому подлежишь высшей мере наказания. Так бы в распыл и пустили. Хорошо, что за нее какой-то комиссар заступился, девка-то она была красивая, сказал: «Со мной будет жить, я ручаюсь».

– Как же так, Клавдия Андреевна, сказал и всё, а любовь?

– Вот глупый, какая любовь? У нее же две дорожки только и было – или к комиссару в жены, или на тот свет. Эх, лучше бы она с отцом за границу сбежала, а так… Мыкалась-мыкалась, а тут и белые наступать стали. Помню, пушки загремели, все ближе, ближе. Красные сразу дёру-то и дали. А Анастасия вроде бы в подвале укрылась, потом уже к белым вышла, чуть ли не с хлебом–солью, а история всё та же получилась. Ты, говорят, у комиссаров прислуживала, значится, к нам тебе дорожка заказана, и опять один к ней жалость проявил. На красоту позарился. Она же не по своей воле, – сказал, – простить ее надо.

– Простили?

– Простили. Вот тут-то она в этого офицера и влюбилась. Они же все ухоженные, все с военной выправкой, с манерами, красавцы – одно слово. Как не влюбиться?

Бабушка ненадолго замолчала, вспоминая, видимо, свою молодость, потом тяжело вздохнула и продолжила:

– Только счастье ее недолго длилось. Красные ночью в дом нагрянули, и всех, кто там был, прямо спящими и порешили. Видать, предал кто.

– А Настя?!

– Настасья-то? Вот тут все разное говорят. Одни уверены, что сложила она головку свою вместе со всеми, другие утверждают, что спаслась, потом по лесам скиталась, там вроде бы зимой и околела, а я помню, что по осени утопленницу достали, из Самарки, точь в точь на Анастасию похожую.

– А вы сами ее видели?

– Нет, не видела, врать не буду, а вот другие…

– Что?!

Влад затаил дыхание.

– Ходили слухи, что встречали ее в поселке время от времени. Кружила, говорят, вокруг дома, всё своего офицерика искала. А дом-то ее, как тогда заколотили, так он и стоит с тех пор никому не нужный.

– Что же, у него наследников нет?

– Почему нет? Приезжал, помнится, в годах семидесятых, гражданин иностранный. Вроде бы, как внук, что ли Мирона Пантелеевича. Ходил, ходил, всё дом осматривал, даже хотел ремонт делать, а как узнал о том, сколько человек в своё время в нем жизни лишилось, так сразу и сбежал. И ты, смотри, к этому дому не приближайся.

– Нет-нет, Клавдия Андреевна, я на него только из-за забора смотрел.

– И смотреть на него я тебе не советую. Нехорошее это место. Не ровен час, беда какая приключится!

Бабушка подняла уже пустой чайник и со вздохом поставила его на стол.

– Ой, напилась, тортика откушала, заговорила тебя совсем. Вот только не пойму я никак, к чему ты этой Анастасией интересуешься?

«Говорить, не говорить?»,– пронеслось в голове.

А с другой стороны, кто ему еще поверит, если не эта пожилая женщина! Влад набрал полную грудь воздуха и выпалил:

– Встречался я с ней!

Бабушка выпучила глаза, потом широко заулыбалась.

– Болтаешь ведь. Где ты мог с ней встречаться?

– В Самаренках. Этим летом.

– Интересно, и как ты там оказался?

– Мы с Антоном ездили, дом ваш осматривали, отдыхали и всё такое.

– Отдыхали? Это хорошо. А с Настасьей-то ты, где столкнулся?

– Вышел под вечер воздухом подышать, а она от реки поднимается.

Клавдия Андреевна вновь стала серьёзной.

– От реки, говоришь?

– От реки. Там еще дорожка между домов заросшая.

– А выглядела она как?

– Красивая такая, глаз не отвести. Шляпка соломенная с цветочками, вуаль. Платье пышное, юбка – прям до земли. А на ногах ботиночки высокие на шнуровке.

– Э, дружочек, вот ты и попался, Только что говорил, что юбка до земли, а сам ее ботинки рассмотрел. Не сходится.

– Так ведь я ее через лужу переводил, по камешкам, она юбку-то и приподняла.

– Через лужу переводил?

– Переводил.

– Что и за руку брал?

– Брал.

– А рука-то, поди, холодная?

– Ледяная, – решил подыграть Влад.

Бабушка часто заморгала, потом стала креститься.

– Свят, свят, свят. Она! Провалиться мне на этом месте. Она!

Влад, тоже на всякий случай перекрестился.

– Я ее проводил до поворота, она к своему дому и побежала.

– Свят, свят, свят! А говорили-то о чём?

– Она мне про своего отца рассказывала. Сказала, что у него фабрики мануфактурные, рабочие, дом в городе…Меня расспрашивала. Всё удивлялась, почему я так странно одет.

– Свят, свят, свят! Она! Видит Бог, она! А ты что ж, не испужался?

– Откуда же мне было знать, что она того…

Влад задумался.

– Скажите, Клавдия Андреевна, а как всё это можно объяснить?

– Никак не объяснишь. Сколь не тужься. Если человек на себя руки наложил, грех на душу взял, значит, не будет ему успокоения ни на том свете, ни на этом. Так и станет теперь метаться туда-сюда. – Бабушка тяжело вздохнула, поднялась. – Ой, что-то я умаялась совсем. Пойду, прилягу. А ты заходи иногда. Антошка-то уехал, одной скучно. Поболтаем, чайку попьем.

– Обязательно, зайду, Клавдия Андреевна, даже не сомневайтесь.

Больше в Самаренки Владлен не ездил. Новый год встретил с мамой. Хотел пригласить Иришку, так, для компании, а она, оказывается замуж вышла. За кого – неизвестно. Ну, что ж – вышла, так вышла, совет им да любовь. Потом репетиции начались. Подготовка к районному смотру, а после того, как выступили, заняли второе место, Влад из оркестра и ушел. Разругался с худруком «в пух и прах». Надоели бесконечные придирки, замечания, да всё на пустом месте, всё по мелочам…

Людмила Владимировна предложила сыну организовать у себя в школе хор из младших классов: « … Старших-то петь… ни за какие коврижки не заставишь, зато в караоке готовы горло драть, хоть ночи напролет!».

Влад с директором договорился, объявление написал, стал детей отбирать и сразу же столкнулся с первыми неприятностями. Приводят родители своё чадо и ждут чуда. А откуда ему взяться, если у ребенка нет ни слуха, ни голоса. Советуешь таким отдать мальчика в спортивную секцию, а девочку – в танцевальную группу, так сразу – в крик. Сразу жалобы писать, причем коллективные. В общем, не сработался.

Ушел. Всю весну дома просидел, всё думал, чем бы заняться, а к лету вдруг Антон о себе напомнил. Позвонил, рассказал, что в столице устроился. Трудится в какой-то фирме туристической, в будущем думает своё дело открывать, вот только деньжат поднакопит.

– Я тебе вот зачем звоню, Влад. Познакомился я тут с одним мужчиной, он себе тур за границу через наше агентство оформлял. Разговорились, что, да как, а он оказывается, оркестром руководит, представляешь. Я сразу о тебе и вспомнил. Удочки стал забрасывать. Есть, говорю, у меня друг, музыкант, валторной владеет в совершенстве, как бы его к вам пристроить – есть возможность? Почему нет, говорит! Валторна – инструмент редкий, не то, что скрипка! Пусть приезжает, покажет, на что способен. Мы всех прослушиваем.

– Неожиданное предложение, – опешил Влад, а Антоха за своё:

– Решайся. Не пожалеешь. Жить будем вместе. Вместе и веселей, и дешевле.

Влад посоветовался с мамой, и та предложение Антона одобрила.

– Поезжай, сынок, здесь у тебя всё равно работы нет, а там и возможностей больше и девушку сразу себе найдешь.

– Ну, мам, ты опять за своё.

– А что, и о семье тоже надо подумать.

– А как же ты, здесь, одна?

– Почему одна, у меня вон детей четыре класса, и потом, ты же, надеюсь, приезжать будешь.

Влад решился. Расчехлил валторну и целую неделю гаммы гонял, так, что соседи все трубы отопительные обстучали. Но потом, узнав что «великий маэстро» на днях уезжает, вздохнули с облегчением.

Антон друга своего на автовокзале встретил, обнял, долго по спине похлопывал, чуть даже не прослезился, как приятно ему было увидеть родное лицо. До квартиры добрались, перекусили, поболтали и за дело. Мужчине тому дозвонились, встречу назначили на следующее утро. А чего тянуть, ведь не отдыхать приехал, – работать.

На новом месте, как водится, спится плохо. Утром душ пришлось принимать контрастный, чтобы в себя прийти. И всё же тревожное состояние не отпускало. Влад решил такси взять, зачем рисковать, вдруг заблудишься. Руку поднял, адрес назвал, поехал. Оказалось, что по этому адресу театр какой-то располагается, какой именно разобраться не успел, сразу к служебному входу направился.

На вахте объяснил, что пришел на прослушивание в оркестр, для убедительности валторну показал. Бабушка его фамилию в журнал внесла и коротко объяснила:

– Вот тут прямо, потом налево, потом у кого-нибудь спросишь.

А коридоры-то длинные, поворотов много и спросить не у кого. Все куда-то бегут, спешат. Ходил, ходил, искал и вдруг – вот она, дверь в оркестровую яму. Ну, наконец-то. Вошел, все вроде бы привычно: дирижерский пульт, пюпитры для нот, а ноги от страха подкашиваются. Мужчина навстречу вышел, спросил:

– Ты – Мальцев?

– Я.

– Ну, проходи, садись. Доставай инструмент.

Ноты поставил, попросил сыграть. Влад сыграл, сразу, с листа, без подготовки. Мужчина тут же резюмировал:

– Отлично. Принят. Испытательный срок – месяц. Устраивает?

– Конечно.

– Документы в порядке?

– Да, всё с собой.

– Ступай в отдел кадров, составляй договор, я сейчас им позвоню.

Влад шел по тем же бесконечным коридорам, а душа пела от радости.

– Простите, где у вас отдел кадров?

– Там же, где и бухгалтерия.

– А где бухгалтерия?

– Там же, где отдел кадров.

– А …

– Третий поворот и до конца.

«Хм.. Шутники…», – Влад не мог поверить в свою удачу. Неужели он принят? Неужели он теперь будет играть в новом оркестре, и не где-нибудь, а в самой столице!

Он остановился перед дверью с табличкой «Бухгалтерия», хотел уже постучать, но только руку поднял, дверь распахнулась, мимо него проскользнула какая-то девушка. Влад глянул на нее лишь мельком, мысли были заняты другим: «А если не примут, а если не найдут лишней штатной единицы?», и уже потом, сидя перед женщиной, изучающей его документы, ему вдруг показалось, что лицо этой незнакомки он где-то раньше видел. Но, где?

Оформление на работу прошло без лишних вопросов. Вахтерша у служебного выхода поинтересовалась:

– Ну, как, удачно сыграл?

– Приняли, – выдохнул будущий музыкант с улыбкой.

– Поздравляю. Только пропуск не забудь оформить. Так, для порядка.

– Оформлю, обязательно оформлю.

После темных коридоров, свет полуденного солнца казался настолько ослепительным, что Влад не сразу заметил одинокую фигурку, скучающую на лавочке в ближайшем сквере. Он уже хотел пройти мимо, но неожиданно услышал странную фразу:

– Молодой человек, не соблаговолите ли подать барышне ручку?

«Что это?» – Влад застыл, словно вкопанный. Медленно повернул голову…

– Настя?!

– Анастасия Самарская, – поправила девушка. – А ты, если мне не изменяет память Владлен, названный в честь Владимира Ленина, вождя мирового пролетариата?

Теперь он узнал ее. Именно эту девушку ему довелось повстречать тогда в Самаренках, правда одета она была совсем иначе. Но этот голос, эта улыбка, эти глаза, нет, ошибки быть не могло, но как? Как такое возможно?

– Я смотрю, ты удивлен?

– Удивлен, это мягко сказано…

– И ничего удивительного, у меня бабушка живет в Самаренках. Прошлым летом я у нее гостила. А в тот день я к своей подруге зашла, она помогала мне подгонять театральный костюм по фигуре. Помнишь, тогда ведь дождик шел, вот мы и заболтались. Хотела я уже у нее на ночь оставаться, потом смотрю, за окошком немного стихло, я и побежала, не переодеваясь. Думала, что никого не встречу, а тут смотрю, ты стоишь. Грустный такой, несчастный, я и решила тебя разыграть.

– Разыграть?

– Да, заодно хотела посмотреть смогу ли я в образ войти так, чтобы ты мне поверил.

– Скажу честно, – нашелся, наконец, Влад, – это тебе отлично удалось.

– Правда? – Анастасия рассмеялась. – Ну, значит, не зря я столько лет в театральном проучилась!

– Подожди-подожди, а как же…

– Что?

– Я же видел, как ты во двор вошла.

– В какой двор, в Мироновский?

– Ну, да. Про него еще разные истории страшные рассказывают.

– Знаю я эти истории, – махнула рукой Анастасия, – слышала не раз. А во двор тот я не входила. Там сбоку незаметная тропинка есть, если не знаешь, ни за что не догадаешься. Самый короткий путь к бабушкиному дому, чтобы половину поселка не обходить, я ей обычно и пользуюсь.

Влад слушал девушку и не мог поверить, что всё так просто объясняется. А он-то ломал себе голову, ночами не спал, Клавдию Андреевну расспросами измучил, одного чаю, – литров десять выпить пришлось.

– Скажи, а ты что в бухгалтерии делал? – спросила Настя.

– Устраивался на работу. Буду играть в вашем оркестре.

– А, вспомнила, ты же на валторне играешь.

– А ты, кажется, – на арфе…

– Да, училась в детстве…, но потом увлеклась театром, у нас в школе был отличный драмкружок. Но классическую музыку я слушаю с удовольствием.

– Да? Я очень рад!

Анастасия посмотрела на часы…

– До репетиции ещё полно времени! Ты как относишься к тому, чтобы перекусить?

– Э… положительно.

– Тут рядом есть кафе «Шоколадница». Мы часто с девчонками туда забегаем. Там очень дешево и вкусно. Одобряешь?

– Ну, если ты советуешь, пошли!

Они сидели за двухместным столиком возле окна в уютном кафе. Настя что-то рассказывала про театр, про дружный коллектив, про гастроли, про репертуар, Вспоминала смешные истории, смеялась. А Влад смотрел на нее, и ему хотелось, только одного – чтобы эта чудесная встреча никогда не кончалась.