Незанимательная миниатюра

Я устроилась на лавочке, достала из сумочки мундштук, сигареты и закурила. Мне было не уютно, зная, что нахожусь одна среди мертвых людей, зарытых на двухметровую глубину. Чтобы унять дрожь и как-то отвлечься от дурных мыслей, я начала осматриваться. Я заглянула через плечо, но ничего интересного так и не увидела. Потом я наклонилась и провела взглядом по памятникам вдоль дороги: ангелы, скорбящие статуи… Повернув голову на лево, я увидела точно такие же памятники.

Снова закурив, я опустила голову, закрыла глаза и сделала глубокий вздох. Табачный дым попал в легкие и я закашлялась. Выпрямившись, я распахнула глаза и увидела перед собой красивый памятник. До сих пор не могу понять, как я не заметила его раньше!

Когда-то это был кусок обычного известняка, из которого сделали скульптуру очаровательного молодого человека с тоскливой улыбкой и большими кудрями, цвет которых до сих пор остается для меня загадкой.

Зачарованно я встала со скамьи и, не замечая, что сигарета выпала из мундштука, направилась к могиле. Сев на землю рядом с вазой с завядшими цветами, я положила рядом с собой сумочку и посмотрела на кусок камня. Глаза опустились на даты жизни: 1820-1850. Совсем молодой. Умереть в самом рассвете лет.

Я представила, что должно быть, когда он был маленьким, то любил делать зимой снеговика или кидаться в прохожих снежками. А может летом ему нравилось кататься на самокате по крутому склону, а потом приходить домой и делиться с братом впечатлениями. Когда он вырос и закончил школу, я больше чем уверена, он поступил на хорошую работу и… В голове у меня появилась мысль, что, возможно он заболел. Организм не справился с врагом и сдался. Нет. Наверно, это была неразделенная любовь. Он безумно любил девушку, а она его нет, и… Я взглянула на имя покоящегося: Натаниэль Аллисон. …И тогда Натаниэль решает, что не может жить без красивой девушки с длинными черными волосами и задорной улыбкой.

Я дернула головой. Такого не может быть. Ни одна девушка не отказала бы красавцу Натаниэлю, владельцу добрых зеленых глаз и темных волнистых волос. Его спокойный ровный тембр, заставил бы любое женское сердце замирать, а губы расплываться во влюбленной улыбке.

Любуясь тонкими линиями стройной каменной фигуры, я напрочь забыла о том, за чем сюда пришла, а когда вспомнила, то оказалось, что уже очень темно. Дав себе слово, что обязательно вернусь сюда в следующий раз, я поднялась с земли и направилась к серому склепу, на крыше которого сидел маленький грустный ангелочек, опустив крылья.

Сунув руку в сумочку, я достала оттуда спички и свечку. Установив круглый кусок воска в выемке возле двери так, чтобы ветер не смог затушить слабый огонек, я принялась за дело.

Открыть замок было несложно – Ксавьер сказал, что хозяева склепа держат ключ в руке ангелочка. Откуда он только все это знает?!

Надев перчатки, чтобы не повредить руки, я зацепилась пальцами за выступающий камень чуть выше меня. Я ловко приподнялась и смогла дотянуться до кулачка ангелочка, с радостью отдавшего мне металлический ключ.

Отперев замок, я забрала свечку и толкнула дверь. Шагнув в отвратительно пахнущую обитель мертвеца, лежавшего в гробу посреди склепа, я зажала рот и нос рукой и не открывала до тех пор, пока не привыкла к запаху разлагающейся плоти.

Ксавьер объяснил, что на этот раз я охочусь за неким золотым зажимом для галстука, усыпанным рубинами. Хозяина украшения похоронили вместе с аксессуаром, поэтому, чтобы достать его, мне требовалось открыть могилу.

Установив свечку на подсвечник, стоявший в ногах гроба, я огляделась в поисках подходящего рычага. Конечно же, здесь ничего такого не было и мне пришлось снова прогуляться по кладбищу, огибая старые памятники и могучие склепы.

Удача мне улыбнулась. Я нашла лопату, испачканную черной землей, прислоненную к забору. С ее помощью я попыталась открыть крышку гроба.

Но после того как я просунула штык лопаты под каменную крышку, я невольно задумалась над тем, что собиралась сделать. Осознаю ли я, что собираюсь ради каких-то тысяч фунтов потревожить покой мертвого человека и снять с его галстука зажим?

Мне стало дурно. Я очередной раз собиралась нарушить одну из заповедей, но страх перед тем, что я могу оказаться в том же положении, что и лежавший в гробу человек, нахлынул на меня. С улицы послышался свисток полицейского. Он заставил меня сжаться всем телом, однако не остановил перед задуманным.

С громким скрежетом крышка гроба приподнялась, и я смогла ее отодвинуть в сторону, освободив «прекрасный» аромат из каменных объятий саркофага.

Преодолев приступ тошноты, я поднесла свечку к трупу. Мои познания в анатомии человека, особенно, если это касается гниения тела, были скудны. Рядом не было таблички с датами жизни, которую я даже искать не хотела, поэтому навскидку, лежавший передо мной мертвец был на той стадии, когда газ, образовавшийся внутри тела, выходит наружу после того, как плоть уже достаточно разложилась.

Вы даже представить себе не можете, что я тогда пережила. Я не помню, как пыталась отстегнуть зажим от галстука покойного. Но когда он оказался у меня в руках, я быстро задвинула на место крышку и выскочила из склепа, жадно глотая ночной воздух.

Возле ворот, как мы и договорились заранее, меня ждал Ксавьер. Он прислонился к стене забора кладбища, укутавшись в черный плащ, в руках при падающем свете от фонаря, можно было увидеть цепь, снятую с ворот, и массивный замок.

Молча, я протянула ему золотой зажим. Он поморщился, когда ветер подул в его сторону, и дал совет принять ванну, как только вернемся домой, предварительно покурить в комнате и выдавить в воду несколько лимонов, чтобы избавиться от запаха.

Так я и сделала. Лежа в теплой лимонной воде, я размышляла о том, что со мной будет, когда настанет мой день. Никак я уже не могла искупить свою вину перед Господом. Никакие пожертвования меня не спасут от кары, даже если я каждый день буду приносить по сотне фунтов в храмы и монастыри.

Я хотела уйти. Бросить все. Но я знала, что если уйду, то буду жить в бедной маленькой однокомнатной квартире в самом жутком районе города. За какие-то жалкие месяцы, я привыкла купаться в богатстве. Я знаю, что, придя домой, увижу на полочке в ванной комнате ароматные масла из Египта и Индии. Я знаю, что в моем шкафу висят шелка, а на туалетном столике можно найти самые дорогие духи. Но жизнь в богатстве ничто по сравнению с тем, что тебя ждет в вечной жизни.

Рано или поздно человек умирает, все нажитое им растратят потомки, а главное – память о человеке со временем уходит. Так случилось с Натаниэлем, ушедшим из жизни молодым, а тем, кому он был когда-то дорог, похоронили вместе с ним и воспоминания о нем. Ведь за все время, что я приходила к нему на могилу, не появилось ни цветочка.

Каждый мой день начинался с покупки белых лилий и красного вина. Я устраивалась напротив памятника, клала цветы на серый камень, доставала из сумочки два бокала и наливала вино.

Не знаю почему, но Натаниэль запал мне в душу. Это был самый близкий человек для меня, пусть не живой, но я верила, что он сидит там, наверху, и слушает меня, смеется со мной, а иногда сочувственно кивает головой. С этими мыслями я поднимала свой бокал, а потом пригубляла вино.

Я рассказывала ему о своем детстве, о маме, папе, брате. В основном, я жаловалась на Дилана, говорила, как он издевался над животными, как очень часто в нем просыпался маленький демон и он начинал обзываться и таскать меня за волосы. Я плакала, смотря в пустые каменные глаза Натаниэля, говорила, что не могла справиться с братом, а тем более пожаловаться родителям на его поведение и отношение ко мне. Ведь при них он был ангелочком. Я до сих пор удивляюсь, как у него получалось играть перед родителями роль невинного ребенка? Слава Богу, что после школы он покинул отчий дом и дал мне спокойно закончить последний год обучения. Я рада, что сейчас не знаю, где он. Я просто знаю, что если я его встречу, то спокойно могу и отомстить за все то, что он мне сделал.

Натаниэль внимательно слушал меня и отпускал, как только солнце вставало в зенит – в это время меня ждало новое дело.

Ксавьер не понимал, как я могу ходить на могилу к мертвому человеку, если вообще о нем ничего не знаю. Я объясняла ему, что это не должно его тревожить, но Ксавьер яростно ревновал меня и даже запрещал ходить на кладбище. Однако я не сдавалась и продолжала приносить белые лилии на могилу Натаниэля.

Тогда Ксавьер стал запрягать меня работой, не оставляя ни минуты свободного времени. Я приходила домой уставшая и измученная. Хоть физическая нагрузка и была минимальна, но морально я всегда была подавлена. Я стала реже ходить к Натаниэлю, что вгоняло меня в депрессию, даже визиты домой мне не помогали, как раньше. У меня начиналась ломка, как у наркомана, давно не употребляющего кокаин, я стала резкой на слова, нервной и вспыльчивой. Я постоянно злилась на себя, на окружающих, мне нужно было увидеть хотя бы кусок камня могилы, но за мной постоянно следили люди Ксавьера.

Сам же Ксавьер был доволен моим состоянием. Он говорил, что я «стала сильной и могу дать отпор каждому», поэтому без страха отправлял на самые рискованные дела, зная, что я без труда смогу при необходимости дать сдачу.

Время летело быстро. Я уже не помню, как согласилась стать женой Ксавьера, но все равно это случилось. Свадьба была богатой и шикарной. Повсюду цветы и белые кружева, радостные родители, при которых я делала вид, что безумно счастлива.

Но даже эта огромная перемена в жизни не избавила меня от печальных мыслей. Идя порой по улицам, я невольно понимала, что вижу в каждом прохожем Натаниэля. Дома я видела его в слугах, шофере, но не в муже. Я старалась забыть о той забытой могиле, на которую я когда-то наткнулась.

Однажды я собиралась в гости к своей новой знакомой, конечно, не просто посидеть за чашкой чая, а исследовать территорию.

Пока Амелия готовила чай на кухне, я решила пройтись по гостиной и разглядеть картины, вазы и статуэтки. Остановившись возле незажженного камина, я взяла в руки фотографию в деревянной рамке. На бумаге была запечатлена Амелия с отцом в военной форме. Поставив рамку на место, я потянулась за серебреным ножом, стоящим на подставке.

Вытащив оружие из ножен, я провела пальцем по лезвию. Это был замечательный и очень дорогой нож начала девятнадцатого века. Собственно, за ним я и пришла. Задумчиво изучая оружие, я размышляла, как лучше прихватить его с собой. Вариантов было много, но, увы, каждый из них заканчивался не в мою пользу.

Когда я мысленно прокручивала в голове варианты, мне на плечо резко упала чья-то рука, я вздрогнула и круто развернулась. До сих пор не могу понять, как у меня так получилось, но нож вонзился в живот Амелии. Девушка ошарашено отошла от меня, прикрывая глубокую рану руками. Кровь просачивалась сквозь ее тонкие пальцы, а худое лицо быстро начало бледнеть.

Я не могла пошевелиться. Я просто стояла и смотрела, как хозяйка дома умирает у меня на глазах. Когда же Амелия издала последний вздох, я как будто очнулась и поняла, что произошло.

Выронив нож, я схватилась за голову, начала судорожно думать. Я молила Бога, чтобы никто не знал, что я была приглашена на чай.

Я бегала по комнате. Приняв, наконец, решение, я вложила нож в руку Амелии и тихо покинула дом через черный вход.

По дороге домой я курила сигарету за сигаретой. Меня всю трясло. Я бешено влетела в двери. Столкнувшись с Ксавьером на лестнице, я не стала объяснять, почему со мной нет того, зачем меня посылали.

Я закрылась в комнате и зарыдала, уткнувшись в подушку. Я мечтала перерезать себе вены, напиться таблеток, выкинуться из окна… Моя жизнь оборвалась. Я была воровкой, а теперь стала еще и убийцей человека, который не заслуживал смерти.

За дверью комнаты послышались шаги, а потом и стук в дверь. Это был Ксавьер. Он требовал объяснений. Однако я молчала, сжавшись в углу комнаты. Вскоре муж ушел, выругавшись в мой адрес, а я тихо обдумывала свою дальнейшую жизнь.

К утру я собрала вещи. Сложила в сумочку драгоценности, деньги, спрятанные в косметичке, и ушла из дома тогда, когда Ксавьер спал.

Мне удалось отделаться от людей мужа, и я направилась прямиком к кладбищу. Зная, что именно здесь меня будут искать в первую очередь, я посмотрела на соседний дом и вошла в подъезд.

Мне улыбнулась удача. Старушка разрешила мне снимать у нее комнату по очень низкой цене с условием, что я буду следить за ее кошками, когда она будет уезжать на выходные в санаторий.

Окна моей серой, темной комнаты выходили на запад, и я могла видеть аллею, на которой лежал Натаниэль.

Купив себе подзорную трубу, я установила ее возле окна и частенько смотрела в лупу, любуясь тем, чего мне так долго не хватало.

Два раза в день на могилу Натаниэля наведывались люди Ксавьера, а иногда даже он сам являлся разгневанный и злой.

Потихоньку я отвыкала от роскошной жизни. Редко выходила на улицу. Боялась любого стука в дверь, думая, что меня нашел Ксавьер и жаждет со мной поговорить.

Шли дни, я приходила в себя после случившегося. Но однажды, когда хозяйка уехала с подругой в санаторий, я услышала настойчивый стук в дверь.

Я долго не открывала, надеясь, что человек уйдет, но чем дольше я не открывала, тем громче слышались стуки. Набравшись смелости, я открыла дряхлую дверь и уткнулась носом в красивое лицо мужа. Его проницательные холодные голубые глаза испытывающее смотрели на меня. Он ждал, когда я его впущу, сложив руки на груди.

Я посторонилась и пропустила Ксавьера в прихожую. Он с отвращением оглядел облупившиеся стены, пыльные углы и серую кошку, изумленно смотрящую на нежданного гостя. Вздрогнув всем телом, он повернулся ко мне и тихо сказал, что скучает.

Я медленно направилась на кухню и облокотилась на стол руками, опустив голову так, что мои темные волосы упали на лицо. Спустя минуту я ощутила на себе теплые тонкие руки Ксавьера. Он обнял меня и положил голову на плечо, прошептав, что требует от меня возвращения. Я резко вырвалась из его объятий и гневно посмотрела на него. Тяжело дыша, я ответила, что никогда больше не ступлю на этот путь снова.

Удивительно, но Ксавьер слушал меня внимательно, слегка приподняв тонкую правую бровь. Затем пожал плечами и сел на шатающийся стул. Он заговорил твердо и четко. Сложив руки в замок, он рассказал, что его друзья караулили кладбище и видели, как я вышла из этого дома в магазин. Ксавьер сказал, что они никогда не перестали бы меня искать. Тех людей, которые решили покончить с такой «роскошной жизнью», находили и избавлялись от них. Это правило без исключений.

Ксавьер замолчал и посмотрел на меня. Но потом, вставая, тихо сказал, что ему очень жаль.

Он вышел из кухни. Не услышав стук захлопнувшиеся двери, я вышла в прихожую и увидела перед собой человека, стоявшего под лампочкой.

Меня охватили сразу страх и паника. Голова закружилась, ноги подкосились, и я схватилась руками за стену. Мне было страшно.

В прихожую снова вернулся Ксавьер и грустно посмотрел на меня, сжимая черную лакированную трость. Запустив руку в каштановые волосы, он еще раз спросил о возвращении. Я молчала и смотрела на темную фигуру мужчины, проигнорировав вопрос мужа.

Тогда мужчина поднял на меня револьвер, и я услышала выстрел. Почувствовав, что маленькая железная пуля прошла через меня, я медленно опустилась на пол. Горячая кровь полилась из раны, я чувствовала, как теряю силы. Мне было больно, но я не плакала. Глаза оставались сухие до тех пор, пока сердце не остановилось, а пока оно билось, я могла видеть, как стройная фигура Ксавьера вместе с рослой фигурой моего палача покидают квартиру старухи.

Прислонившись к стене и измазанная собственной грешной кровью, я просидела около недели, пока соседи не попросили полицейского узнать, почему никто не открывает дверь. Они нашли меня в узком коридоре, соединяющем прихожую и кухню, а серая кошка хозяйки, оголодавшая, сидела возле моего тела и слизывала кровь.

Я не знаю, почему я до сих пор здесь. В этой квартире уже около года никто не живет, кроме меня. Бывшая хозяйка решила уехать отсюда. Она даже не удосужилась запереть дверь на замок, поэтому сюда иногда заглядывают дети, наслушавшись о том, что тут было убийство. Но больше десяти минут здесь никто никогда не бывает.

Я рада, что вы пришли. Мне ужасно скучно и тягостно. Я должна была рассказать кому-то о себе, о моей жизни, чтобы вы вместе со мной пережили то, что я испытала за свои не полные двадцать шесть лет, увидели все моими глазами.

Я очень долго ждала, пока кто-нибудь приедет сюда, останется на день или два. И тут появились вы. Спасибо. Теперь я чувствую себя намного легче. Я надеюсь, что мы с вами больше не встретимся, ибо мой путь теперь лежит совсем не в рай.

15.11.2009

Красные маки

– Какие красивые цветы!

Ответ на восклицание так и не поступил – молодая попутчица решила промолчать. Девушка сжимала в руках глиняный горшок с цветами и не отпускала их ни на минуту. Даже ночью она поставила его между подушкой и стенкой.

Купе было почти пустое: женщина с книгой в руках устроилась у себя на верхней полке, да мужчина, готовый сойти на следующем полустанке. Поэтому, когда поезд начал сбавлять скорость, пухлячек схватил сумку и откланялся.

Яркое летнее солнце пошло на закат, окрасив горизонт багровым цветом. Дорога пролегала среди живописных полей. Желтые цветы сурепки сменялись поникшей рожью, уже готовой к жатве, а ближе к вечеру пейзаж сменился темным и пугающим лесом.

– Спать не собираетесь? – снова попыталась завести разговор женщина, возвращаясь в купе. Она убрала банные принадлежности в дорожную сумку и уселась напротив девушки.

– Чаю? – женщина развернула на столике пакет с ирисками.

– Да, спасибо, – тихо ответила девушка. Не отпуская из рук горшочек с цветами, она приняла кипятильник и опустила в свою чашку.

– Когда выходите?

– Я до конечной остановки.

– Ого, долго в дороге! – женщина с любопытством еще раз оглядела попутчицу. Она всю дорогу, скрывая любопытство, периодически бросала взгляды на курносую девушку. Короткая стрижка, плоская фигура делали ее похожей на подростка.

– Такое юное создание одно в дороге, – заулыбалась женщина. – Наверное, к жениху едите?

– Не такое уж и юное, – тень улыбки промелькнула на лице. – Да и жениха нет. Еду к родственникам. Родители и брат уже заждались меня! Вот везу им в подарок.

Девушка слегка приподняла горшочек с цветами. Шесть красных огромных мака, будто приветствуя, кивнули женщине.

– Интересный подарок, – одобрила женщина.

– Спасибо.

Девушка смутилась и перевела взгляд на пробегающие мимо огоньки деревень. Стук колес, легкий летний ветерок, пробивающийся сквозь приоткрытое окно, и прохладное стекло, к которому прильнула девушка, потихоньку убаюкали ее.

Теплые красочные сны ворвались в ее голову, напоминая о покосившемся домике, стоявшем на сопке среди цветущих первоцветов, о старшем брате, который учил ее кататься на велосипеде вдоль реки, где частенько любил посидеть с удилищем отец.

– Эй, конечная станция! – старший по вагону сильно тряс девушку за плечо. – Собирайтесь!

Соседки по купе уже не было, ее матрас был свернут, а рядом лежало постельное белье.

Собираться долго не надо было, девушка кинула на плечо небольшой кожаный рюкзак, прижала к себе горшок с маками и сошла с поезда.

Вокзал встретил ее малолюдной платформой. Когда-то давно чуть ли не с этого пирона началось ее долго путешествие, уносящее ее все дальше от близких людей и родных мест.

Девушка надела потрепанную кепку и печально посмотрела на восходящее солнце. Оно медленно поднималось над горизонтом, пробуждая природу от недолгого ночного сна.

Покрепче затянув лямки рюкзака и сильнее прижав к груди маки, девушка глубоко вздохнула на удивление чистый воздух. Говорят, нет ничего сильнее памяти на запахи.

Неповторимый букет запахов креозота, готовящихся пончиков в соседнем кафе, да легкий аромат утренней природы снова окунул девушку в воспоминания.

Вот она стоит с рюкзаком на пироне. Рядом брат в солдатской форме со сдвинутым на лоб беретом и плачущая мать, не желавшая отпускать дочку в путь. Отец тогда не смог прийти. Кажется, его вызвали в больницу.

– Мы будем скучать, сестренка! – брат тихонько потрепал по голове малую, взъерошив короткие волосы. – Не забывай нас.

– Я дам вам знать, что со мной все хорошо! – пообещала она и ловко запрыгнула на ступеньку вагона…

Легкий ветерок вернул девушку в настоящее, где она уже стояла перед домиком из белого кирпича. Поставив на крыльцо горшок с маками, девушка с секунду подождала, уняв дрожь в руках, а затем тихонько постучалась.

Стук эхом пронесся по дому, залетая в каждую комнату, оповещая о приходе гостя.

Сутулая пожилая женщина, сидевшая с пяльцами возле окна, выронила вышивку и медленно поплела к двери. За дверью нежась в лучах утреннего солнца, на пороге ее ждали маки, на ветру неуверенно кивая красными головками.

Вернувшись в комнату, женщина молча поставила горшок с цветами на комод, застеленный белой кружевного салфеткой, к фотографии улыбающейся дочери.

На душе снова стало тихо, спокойно.

Женщина подняла вышивку с пола и, усевшись поудобнее в кресло у окна, продолжила вышивать красивые, крупные цветы мака.

01.06.2016

Девочка в желтом платье

Я думаю, многие согласятся со мной: детские воспоминания порой очень трудно отличить от фантазий. Бывает так, что они переплетаются друг с другом, сливаясь воедино, и тонкая грань, разделяющая реальность от выдумки, исчезает, и потом сложно припомнить, было ли это наяву? Или ты все придумал?

Однажды, мне тогда было лет десять, я ушел из стариковского дома рано утром, чтобы порыбачить в пруду за березовой рощей. Жаркое июльское солнце не давало мне вдоволь поудить, устроившись на деревянном прогнившем помосте, поэтому я перекинул самодельную удочку через плечо и, стараясь свистом подражать птичкам, решил погулять в тени деревьев.

Я так увлекся поисками подходящей палки для лука, что не заметил, как на меня из ближайших кустов орешника выпрыгнула кудрявая девочка примерно моего возраста.

– Ха! – звонко засмеялась она, сложившись пополам от смеха. – Я тебя напугала!

– Не правда! – хмуро соврал я. – Я не из робких.

– Почему же тогда ты так подпрыгнул, когда меня увидел? – девочка плавно стала бегать вокруг меня, шутя пиная то в спину, то в плечи. – Испугался, испугался!

Я отбросил в сторону удочку и со злостью погнался за лесной незнакомкой. Ее пронзительный смех эхом раздавался среди деревьев.

Это девочка словно дразнила меня. Бегала она гораздо быстрее и ловчее, что еще больше задевало мое мальчишечье самолюбие.

– Ты устал, – вдруг резко сказала девочка, поправляя желтое ситцевое платье. Она была в метрах десяти от меня, но я слышал ее так хорошо, словно стоял рядом с ней.

– Ничего подобного! – снова слукавил я, нехотя приближаясь в ее сторону. – Откуда ты такая взялась?

– Оттуда и взялась, – девчушка пожала плечиками и серьезно посмотрела на меня, будто хотела посчитать мои веснушки. Ее хорошенькое светленько личико сразу располагало к себе. И я сразу пожалел, что не познакомился с ней в начале каникул. С ней точно было бы не скучно.

Но я всем видом старался показать, что мне все равно (ведь именно так поступают мальчишки, когда им нравится девочка!) и, скорее всего, казался смешным: губы поджаты, глаза смотрят в землю.

– Давай поспорим? – лукаво спросила девочка. Не смотря на то, что ветра не было, ее волосы тихонько, еле заметно, развевались.

– На что? – оживился я. Наконец-то я мог поставить наглую особу на место, ну, или просто взять реванш в прошлых неудачах. К тому же спорить я умел и любил.

– Кто выше залезет. Скажем, на эту сосну, – девочка провела рукой по ближайшему шершавому стволу.

Я радостно потер руки: лазить по деревьям – моя стихия. Главное, чтобы бабушка не узнала, а то разозлиться, и не видать мне больше одиночной рыбалки.

Охватив дерево руками и ногами, я словно по канату, взобрался до первой упругой ветки и лихо вскарабкался до середины дерева, а потом также легко спустился вниз, гордо бросив взгляд на новую знакомую. Однако она слегка повела плечом и как-то слишком быстро, словно обезьянка, поднялась до самой макушки дерева и громко засмеялась.

– Ну, знаешь ли! – зло проговорил я. Мне даже не хотелось более оставаться здесь, осознавая, что только что проиграл спор девчонке!

– Ну и оставайся здесь! – крикнул я, сложив руки рупором.

Обида била через край: сначала не мог догнать ее, а теперь не смог взобраться выше! Слабак и трус!

Я засеменил обратно, надеясь вскоре найти оставленную удочку, как внезапно услышал пронзительный крик. Обернувшись, я заметил, как что-то желтое быстро приближается к земле, ломая за собой ветки хвои, а потом вдруг бам! Глухой удар и тишина. Казалось, что даже птицы перестали петь. Я подбежал к тому месту, где случилось несчастье, но там было пусто: ни следа того, что кто-то мог упасть с высоты огромной сосны, ни моей соперницы, ни поломанных веток.