Игрушка из Хиросимы

– Понимаю, – кивнул Бондарев. – Так что там у вас приключилось на фабрике?

– Босс распорядился не докучать вам подробностями до вашего прибытия в Хиросиму. Мое дело снабдить вас оружием и обеспечить вам безопасность во время пребывания в столице.

Последняя фраза сопровождалась очередной улыбкой, которая Бондареву показалась очень уж сладкой. Он почувствовал, что начинает заводиться.

– О какой безопасности вы говорите? Меня сегодня чуть не изрешетили, как мишень.

– Совпадение, – развел руками Макимото. – Прискорбное совпадение.

– Мне так не кажется. Я считаю, что охотились на меня. Что это за чертовы игрушки, из-за которых устраивают взрывы и нападение на людей в аэропорту?

Макимото ничего на это не ответил. Его губы растянулись ее шире, и он вежливым тоном спросил:

– Итак, вы решили ехать поездом?

– Еще не решил, – буркнул Бондарев. – Если покушались на меня, то им ничего не мешает направить второго автоматчика на вокзал.

– О, это поправимо. Позвоните и зарезервируйте билет на авиарейс в Хиросиму, а сами поезжайте синкасэном. Если киллера действительно прислали Хозяева, то они снова будут искать вас в аэропорту.

– Хозяева?

Макимото опять улыбнулся, но на этот раз нервозно:

– Забудьте!

– Моя профессия состоит в том, чтобы помнить, – возразил Бондарев. – Так что за хозяева?

– Спросите об этом…

– У босса?

– Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга, – произнес японец с видимым облегчением.

Бондарев внимательно посмотрел на него:

– Если я не получаю от вас никакой полезной информации, то, может быть, вы снабдите меня инструментами?

– Инструментами? Ах, да! – Макимото хлопнул себя по лбу, исчез и вернулся с небольшим свертком. – Прошу вас.

Пошуршав плотной упаковочной бумагой, Бондарев обнаружил внутри «вальтер», шесть запасных обойм и стилет в ножнах, предназначенных для того, чтобы крепиться на руке.

Выбор транспорта произошел автоматически. Невозможно было удержаться от соблазна вооружиться прямо сейчас, а не ждать, пока оружие будет переправлено в Хиросиму. Чувствуя себя гораздо увереннее, Бондарев встал и протянул руку на прощание.

Макимото поспешил с рукопожатием.

– Рад был познакомиться, мистер Ш-шелезняк, – сказал он, с трудом выговаривая трудную для себя фамилию. – Всегда к вашим услугам. Если вам не понравится в Хиросиме, вы всегда можете вернуться сюда.

– Конечно, – согласился Бондарев. – Если только до меня не доберутся… Как вы их назвали? Хозяева.

Макимото рассмеялся, ничуть не напоминая при этом искренне веселящегося человека. Возможно, это была уловка, позволившая ему воздержаться от каких-либо комментариев.

«Хозяева, – подумал Бондарев, покидая дом. – Кто такие Хозяева, черт бы их побрал?»

7

До выезда из Токио синкасэн двигался стремительными рывками, останавливаясь на многочисленных станциях. Бондарев отправился в путешествие утром, поэтому ехать ему пришлось в гуще «роботов», спешащих на работу.

Было странно и непривычно наблюдать, как законопослушные японцы садятся в вагоны, строго соблюдая очередность, причем в соответствии со специальными разметками на платформах. В этот утренний час пик никто никуда не протискивался, никто никого не отталкивал, все происходило чинно и размеренно. А чтобы никого не защемило дверями при отправлении, на каждой станции дежурил работник, подающий сигнал к отправлению.

Почти пятисоткилометровую дистанцию до Хиросимы поезд преодолел за два с небольшим часа, разгоняясь порой до трехсот километров в час. За это время Бондарев успел посетить стерильно чистый туалет, угоститься обжигающим кофе и вдосталь насладиться пейзажами Страны восходящего солнца. Пялиться в окно было одно удовольствие, так как кресла в вагонах вращались вокруг своей оси, позволяя выбирать любую точку обзора. Желание подымить отпало после того, как Бондарев увидел комнатушку для курения, похожую на аквариум. Два япошки с сигаретами «плавали» там в облаках дыма, находясь так близко друг от друга, что их можно было принять за парочку гомиков.

По прибытии в Хиросиму Бондарев устремился к выходу в общем потоке пассажиров, не забывая выискивать взглядом какого-нибудь очередного автоматчика, присланного по его душу. Он не принадлежал к числу людей, маниакально цепляющихся за собственную шкуру, но и расставаться с нею не собирался. Во всяком случае, добровольно.

С удовлетворением отметив тот факт, что добрался до места назначения живым, Бондарев направился в отель «Ориентал», рекомендованный Макимото. Там уже был забронирован номер 1009. Разумеется, на имя бизнесмена Константина Железняка.

Отель находился в тихом районе близ мемориального Парка Мира, расположенного на территории бывшего округа Накадзима, уничтоженного американской атомной бомбой в августе 1945 года. Прежде чем войти в здание «Ориентал», Бондарев не поленился совершить небольшую ознакомительную прогулку по парку, где попетлял, как заяц, отыскивая признаки слежки.

«Хвоста» он не обнаружил, зато благодаря экскурсии увидел памятник девочке Садако, которая получила смертельную дозу облучения, но верила, что исцелится, если смастерит тысячу бумажных журавликов, исполняющих любое желание. История показалась ему трогательной.

Войдя в отель и потратив пару минут у регистрационной стойки, Бондарев был направлен в свой номер на десятом этаже. Багаж его весил немного, но, столкнувшись с умоляющим взглядом коридорного, он кивнул ему и позволил завладеть своей сумкой.

Пока они поднимались в лифте, какое-то неприятное жжение в груди заставило Бондарева поморщиться. Чувство опасности походило на изжогу. Отчетливый сигнал о том, что где-то рядом что-то не так.

Следя за световым табло, майор встал так, чтобы можно было стремительно припасть на колено, одновременно выхватывая «вальтер» из-за пазухи куртки. Вряд ли это спасло бы его, если бы снаружи поджидал очередной «черномасочник» с автоматом, но хоть какие-то меры предосторожности создавали иллюзию, что ситуация находится под контролем.

Нет, она не находилась под контролем. Во всяком случае, под контролем Бондарева. Он кожей ощущал дыхание смерти. Словно она была зверем, притаившимся поблизости.

Двери лифта разъехались в стороны, открывая обзор на пустынный холл. Засада не поджидала Бондарева и в пустынном коридоре, хотя ощущение нависшей опасности не исчезло, а, наоборот, усилилось. Он инстинктивно замедлил шаги. Коридорный обогнал его, кося удивленным глазом, поставил сумку на пол и вытянул руку с пластиковой карточкой к двери, на которой отчетливо выделялись четыре выпуклые латунные цифры: 1009.

«Плохое число», – произнес внутренний голос, и Бондарев быстро повернулся к коридорному:

– Стой!

Тот в недоумении замер, а Бондарев полез в карман, чтобы достать оттуда сто иен, что соответствовало одному американскому доллару, и сказал:

– Я сам открою.

– Входит моя обязанность, – расплывшись в улыбке, ответил коридорный на скверном английском языке.

– Я сам, – повторил Бондарев, делая шаг вперед.

– Не надо беспокоиться, мистер Ш-шелезняк.

Буква «ж» давалась парню так же тяжело, как английский. Похоже, это была черта, объединяющая японцев как нацию.

Бондарев сделал еще один шаг вперед, протягивая руку, чтобы забрать магнитную карточку и отправить коридорного восвояси. Что делать дальше, он пока не решил, но твердо знал одно: без предосторожностей в собственный гостиничный номер лучше не соваться.

А меры предосторожности принимать было некогда.

Да и незачем.

Как только карточка оказалась в щели, раздался страшный грохот. Фрагмент двери, с замком и ручкой, с треском вылетел наружу, врезался коридорному в нижнюю часть живота и, словно тряпичную куклу, отбросил его назад. Направленный взрыв никак не затронул находящегося рядом Бондарева, но был так силен, что несчастный японец вышиб спиной дверь напротив злополучного номера 1009.

Это было фантастическое, совершенно невероятное зрелище! В полете бедолага двигал ногами, будто ехал задом-наперед на невидимом велосипеде. При ударе в дверь он что-то жалобно выкрикнул и пропал из виду. За ним втянулся гудящий огненный вихрь, который тотчас испарился. На ковровой дорожке между двумя дверными проемами осталась черная полоса копоти.

– Сэкономил на чаевых, – пробормотал Бондарев.

Нет, он не был бессердечным человеком и не питал ни малейшей склонности к черному юмору. Но смерть, пронесшаяся рядом, часто оказывает на людей опьяняющее воздействие. Выжившие в бою балагурят и хохочут, как дети, потому что им необходимо дать какой-то выход эмоциям. Так случилось и с Бондаревым. Уже во второй раз он спасся от неминуемой гибели и испытывал нечто вроде эйфории. Недавнее напряжение, вызванное предчувствием беды, сменилось состоянием необыкновенной легкости.

Подхватив сумку, даже не поврежденную пламенем, майор устремился в номер, расположенный напротив заминированной двери. К счастью, там никого не было. Кроме коридорного в тлеющей одежде. Он умер мгновенно. Середина его туловища представляла собой кровавый фарш, опаленный огнем. Сорванная с петель дверь, на которой он лежал, постепенно покрывалась кровью. На его месте должен был быть Бондарев. С таким же изрешеченным брюхом и сизыми кишками, переставшими умещаться внутри.

Добро пожаловать в Хиросиму!

Позаботившись о том, чтобы не испачкать ботинки, Бондарев пересек комнату и раздвинул штору. Открывать балконную дверь не пришлось – все стекла осыпались наружу.

Хрустя осколками, он вышел на балкон, ступил на пожарную лестницу и спустился двумя этажами ниже. Держа сумку перед собой, разбил стекло балконной двери, просунул руку в образовавшееся отверстие и повернул ручку.

Двое мужчин среднего возраста уставились на него большими, как у лори, глазами. Они были голыми и лежали на кровати валетом. Скривившись, Бондарев прошел мимо, потом остановился и спросил:

– До ю спик инглиш?

– Йес, ай ду, – подтвердил один из мужчин, глаза которого фантастическим образом продолжали увеличиваться в размерах.

– Не покидайте кровать в течение двух часов, – велел Бондарев. – Никого не зовите и никуда не звоните. Понял?

– Йес, ай андерстуд.

– За стекло заплатите сами. Деньги есть?

– Мани? Джаст э момент…

Мужчина сделал попытку вскочить с кровати, чтобы дотянуться до брюк, в которых, по всей видимости, хранился бумажник, но Бондарев мгновенно выхватил пистолет:

– Тебе сказали не слезать с кровати!

Мужчина рухнул на прежнее место. Его товарищ, неудобно вывернув шею, смотрел в дуло пистолета. Взгляд у него был обреченный.

– Продолжайте, – кивнул Бондарев. – Продолжайте, продолжайте. А о моем визите забудьте. Совсем забудьте.

Убедившись, что мужчины повиновались его приказу, он покинул помещение и спустился в вестибюль, где уже было не протолкнуться от полицейских, журналистов и взволнованных постояльцев.

Самое время поискать другой отель. Не такой шумный и беспокойный.

8

Резиденция Такахито размещалась в респектабельной части района Нака и была окружена зданиями в традиционном японском стиле. Здесь протекали три крупных притока реки Ота, а с юга район омывался морем, так что было немного сыровато. Ветер носил в свинцовом небе стаи чаек, похожих на клочья бумаги.

До самых сумерек Бондарев катался в такси по улицам, каждая из которых непременно заканчивалась мостом. Занятие оказалось довольно скучным, но нельзя было ехать на встречу с Такахито, не убедившись, что по пятам не следуют таинственные Хозяева, о которых упоминал Макимото.

Кто они такие, черт бы их побрал? Почему прицепились к Бондареву, как репьи? Как от них избавиться?

Была надежда, что хотя бы на часть возникших вопросов сумеет ответить господин Такахито. Однако, как ни изнывал Бондарев от нетерпения, он вышел из такси за пару кварталов от нужного дома и пришел сюда пешком, а потом сделал круг, присматриваясь к обстановке.

Уже наступила ночь, и в домах за высокими оградами зажегся свет. Когда майор проходил мимо ворот, он видел ухоженные лужайки, причудливо стриженные кусты и тропки из декоративных камней. Собак не было ни видно, ни слышно. Не заметил Бондарев и кошек.

Его тоже никто не заметил, пока он прогуливался по округе. Удостоверившись в этом, он сделал короткий разбег, подпрыгнул и вскарабкался на ограду, окружающую особняк Такахито. Это был не самый вежливый, зато наиболее безопасный способ познакомиться с хозяином дома. После покушений в аэропорту и отеле Бондарев сделался сверхосторожным и вовсе не стыдился этого. Его профессия состояла в том, чтобы грамотно убивать других, а не бездарно погибать самому.

Сидя на ограде, он всматривался в черноту сада, принюхивался к свежему ночному воздуху и вслушивался в тишину, стараясь уловить какие-нибудь настораживающие движения, запахи или звуки.

Ничего. Никого.

Бесшумно спрыгнув на землю, Бондарев двинулся в обход просторной лужайки, держась при этом в тени деревьев. По дороге ему пришлось обогнуть какое-то деревянное строение, похожее на пагоду, а потом перепрыгнуть через ручей с декоративными водопадиками. Мостик, переброшенный через него, годился разве что для маленьких детишек и женщин в очень коротких юбках.

«Или японок в кимоно», – подумал Бондарев, вспомнив семенящую походку тех местных барышень, которые по тем или иным причинам продолжали носить национальные наряды.

Очутившись перед входной дверью, он еще немного помедлил, потом дернул за бронзовую цепочку, свисающую чуть ли не до земли. Внутри колокольчики проиграли приятную мелодию из семи или восьми нот.

Дверь распахнулась, и Бондареву пришлось напрячь мышцы лица, чтобы не позволить нижней челюсти отвиснуть. Перед ним стояла настоящая красавица, каких обычно можно увидеть лишь на киноэкране, да и то нечасто. Она не была юной, она не была также слишком молодой, но это лишь придавало ей дополнительное очарование.

«Высоковата для японки, – мысленно определил Бондарев. – Ей за тридцать, но кожа как у ребенка. И эти глаза! Если смотреть в них слишком долго, можно растаять, к чертовой матери!»

– Коничива, – произнесла она низким мелодичным голосом.

Ее великолепно сложенное тело было закутано в бледно-голубой шелк осовремененного кимоно, на шее, запястьях и лодыжках поблескивали золотые цепочки, а высокая прическа удерживалась с помощью изумрудной заколки в форме бабочки.

– Хелло, – откликнулся Бондарев таким хриплым голосом, будто вылез из ледяной проруби.

Впрочем, ему было жарко. Ужасно жарко!

– Хелло, – произнесла красавица по-английски. – Входите, мистер Железняк.

Она была первой японкой, умеющей выговаривать букву «ж», что делало ее уж совершенно особенной.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – осведомился Бондарев, дважды откашлявшись на протяжении этой короткой фразы.

– Вас описал Макимото, – прозвучало в ответ. – Довольно удачно, должна вам признаться.

Женщина отступила в сторону и наградила Бондарева полупоклоном, что, видимо, выражало гостеприимство. Когда она наклонила голову, изумрудная бабочка на ее голове призывно сверкнула. Колеблясь, Бондарев спрашивал себя, стоит ли соваться в очередную ловушку. Красавица вполне могла оказаться коварной паучихой, заманивающей жертву в расставленные сети.

– Прошу вас, мистер Железняк, – произнесла она, улыбаясь. – Полковник Боровой рекомендовал вас как смелого мужчину, так что не робейте.

И тут Бондарев повел себя как мальчишка. Взял да и переступил порог.

9

– По правде говоря, я пришел повидать мистера Такахито, – заявил он, очутившись внутри.

Дом словно подчеркивал совершенство хозяйки, представляя собой типично азиатское жилище с тонкими западными мотивами. Полупрозрачные японские перегородки, шелковые гобелены и низкие столы с подстилками вместо стульев прекрасно сочетались с подковообразным кожаным диваном и креслами. На стенах свободно уживались рядом какие-то полотна в стиле модерн и нежные акварели, изображающие журавлей, бамбуковые рощи и заснеженные вершины. Пока Бондарев осматривался, красавица с улыбкой наблюдала за ним. Недовольный тем, что его вопрос повис в воздухе, Бондарев задал новый:

– Он здесь?

Она покачала головой и произнесла своим грудным голосом:

– Мистера Такахито здесь нет. Во всяком случае, в материальном воплощении.

Если бы не ее красота, Бондарев вряд ли позволил бы шутить над собой. Он порядком устал и постоянно думал об охотниках за своей головой. Его нервы были напряжены, а поводов для веселья он не видел. Наверное, женщина почувствовала его состояние, потому что поспешила добавить:

– Мой муж умер десять лет назад.

Брови Бондарева неудержимо поползли вверх.

– Ваш…

– Муж, – кивнула женщина.

– Мистер Такахито? – уточнил Бондарев.

– Совершенно верно. Я – Мизуки Такахито, его жена… вернее, вдова.

– А я почему-то решил… что Мизуки – мужское имя.

– Нет, как видите.

В доказательство своих слов Мизуки Такахито развела руками, как бы предлагая полюбоваться собой. И Бондарев полюбовался. Не забывая бросать настороженные взгляды на ширму, за которой могли спрятаться сразу несколько человек в черных масках.

Усмехнувшись, Мизуки сложила невесомую перегородку и предложила Бондареву расположиться в одном из кресел или на диване. Он выбрал последний вариант, сел таким образом, чтобы было проще выхватить оружие, и пробормотал:

– Неожиданная новость.

– Разве Боровой не предупредил вас о том, что я женщина?

Бондарев нахмурился, припоминая:

– Он просто попросил помочь своему другу, Мизуки Такахито.

– Я и есть этот друг.

Японка не видела никакой разницы между другом и подругой. Бондарев еще раз прикинул ее возраст, а потом вспомнил, сколько лет его командиру, и спросил напрямик:

– Друг или любовница?

– Любовница, – ответила Мизуки. – Бывшая.

– И давно вы встречались в последний раз?

– Очень давно. Тогда мне было пятнадцать, а теперь сорок. – Назвав свой возраст, она бесстрашно посмотрела Бондареву в глаза. – Считайте сами, когда это было.

Он сосчитал, присматриваясь к собеседнице. Да, в ее глазах и губах угадывалась зрелость, но ее кожа была гладкой и упругой. И эти полные груди, натягивающие голубой шелк! Неужели…

Глядя на него, Мизуки покачала головой:

– Никакой пластической хирургии.

Скрывая замешательство, он вытащил сигарету, закурил, не испросив на то разрешения, и произнес:

– Лучше расскажите, что вас может связывать с Боровым.

Ее ноздри, уловившие запах дыма, сузились. Она сходила за пепельницей, сунула ее Бондареву и на этот раз опустилась не на диван, а в одно из кресел, где забросила ногу на ногу и приняла достаточно горделивую позу.

– Юра Боровой был русским шпионом, когда мы познакомились, – начала Мизуки. – Я спасла его жизнь, он спас мою, а потом мы любили друг друга. Долго. Целых одиннадцать дней.

Курить Бондареву расхотелось. Он потушил сигарету и уставился на японку с неподдельным интересом:

– Как же вы встретились?

– Не думаю, что имею право посвящать вас в детали, – заметила Мизуки.

– А в общих чертах?

– Наша семья тогда бедствовала. Компания отца задолжала огромные деньги, его посадили в тюрьму. Мать была в отчаянии, у нее не было работы, она не знала, как прокормить меня и больного братишку. – Японка помолчала, набираясь решимости, а потом закончила: – Случилось так, что меня пришлось отдать в гейши.

– И сколько же лет вам тогда было? – с любопытством взглянул на нее Бондарев.

– Четырнадцать.

– Сколько?!

– Мне еще повезло, – усмехнулась Мизуки. – Некоторых продают в десять.

– Да, очень удачно получилось, – согласился Бондарев.

Японка не уловила его сарказма.

– А год спустя, – продолжала она, – я встретилась с Юрой.

– Боровой посещал гейш?

– Он был ранен, его преследовали, он вошел в первую попавшуюся дверь. А я его спрятала и перевязала. Так началась наша дружба.

– Хм. Теперь начинаю понимать.

– Еще нет. Между нами не было секса. Только поцелуи, ласки. Ведь он был очень слаб, а я слишком молода. – Глаза Мизуки увлажнились. – Но потом он вернулся и выкупил меня. Я поклялась ему в вечной любви. Он сказал, что на родине его ждет невеста. А еще сказал, что эти деньги – пустяк в сравнении с жизнью, которую я ему спасла. – Она украдкой смахнула слезу. – В общем, мы остались должниками друг перед другом. Но больше никогда не виделись. Телефонные звонки, Интернет…

– Очень романтично, – не мог не признать Бондарев. – Но где же полковник Боровой взял деньги? В те времена российских шпионов держали на голодном пайке.

– Ничего не могу утверждать, но как раз в те дни неподалеку от дома, где меня держали, ограбили ювелирный магазин. Преступника задержать не удалось. По приметам, это был светловолосый европеец, невысокий, очень широкоплечий.

– Боровой, – пробормотал Бондарев.

– Я тоже так думаю. Он не признался, конечно. Уехал, а я осталась с семьей. Отца выпустили, потом мне повстречался молодой человек по имени Наджита Такахито. Очень умный, красивый и богатый.

– Как в сказке.

– Как в самой лучшей сказке на свете, – уточнила Мизуки.

– Если бы ваша мать знала, что так обернется, – заметил Бондарев, – она бы не стала продавать вас в гейши.

– Она так и не узнала. Умерла незадолго до того, как дела пошли на лад. Я вышла замуж за Наджиту. Он выкупил компанию отца и сам возглавил ее. Отец не стал возражать, когда муж решил переименовать ее в «Такахито Той Компани». Для него было главным, что семейный бизнес процветает снова и можно с гордостью смотреть в глаза окружающим.

– А теперь…

– А теперь, – подхватила Мизуки, – компанию возглавляю я. Отец слишком стар, мать в могиле.

– А брат?

– Ну… У него другие интересы.

Она отвела глаза. Бондарев сразу почувствовал какую-то фальшь в ее голосе. Женщина лгала или что-то утаивала.

– Какие? – уточнил он.

– Разные, – уклончиво ответила японка и поспешила сменить тему разговора. – Скажите, мистер Железняк, когда вы увидели меня, сколько лет вы бы мне дали?

Бондарев решил, что не стоит баловать ее комплиментами раньше времени.

– Лучше вы скажите, миссис Такахито, как вышло, что вы не удивились моему ночному визиту? Я ведь не должен был появиться у вас раньше завтрашнего утра.

– Мне звонил Макимото. Он мне все рассказал, – пожала плечами Мизуки.

– Понятно. Что ж, тогда вернемся к главной линии нашей истории. Почему вы попросили помощи у Борового?

– Это было непростое решение. В прошлый раз, когда мы беседовали с Юрой по телефону, он сказал, что ушел на пенсию, но я ему не поверила. Такие люди остаются в строю до конца жизни. Служат своему государству, как верные псы. А тут были затронуты интересы России, вот я и решила, что Юра захочет во всем разобраться.

– Почему интересы России?

– Ну как же? – удивилась Мизуки. – Кое-кто обвиняет русских во взрыве на моей фабрике. Разве вы не знали?

– Знал, – буркнул Бондарев, сердясь на себя за рассеянность.

– Честно говоря, я надеялась, что Юра приедет сам.

«Ага, больше полковнику Боровому делать нечего, как навещать подруг своей бурной молодости!»

– Извините, что разочаровал вас, – бросил Бондарев.

– Вы меня неправильно поняли, – покраснела японка.

– Хватит об этом. Давайте о деле.

Тогда Мизуки поведала, что инженеры ее компании запустили в производство серию дедов-морозов, рассчитанных для огромного рынка России и разговаривающих по-русски. Кроме того, они умеют загадывать загадки, рассказывать сказки, шутить, ходить, танцевать и многое другое. Эти игрушечные роботы должны были прийтись по вкусу не только детям, но и их родителям, как это было в Америке, куда компания поставила более десяти миллионов санта-клаусов. Они способны быть друзьями, учителями, механическими слугами. Огромное количество функций делает их незаменимыми.

– И сколько же стоит это чудо техники? – поинтересовался Бондарев.

– Мы еще не подсчитали окончательно, но игрушка не будет слишком дорогой.

– И какой-то русский бизнесмен, выпускающий обычных ватных дедов-морозов и снегурочек, решил уничтожить вас? У вас есть какие-нибудь факты?

– Так полагает мой управляющий, Хато Харакумо, – нахмурившись, сказала Мизуки. – Он повсюду твердит об этом. И я опасаюсь, что, если по городу поползут слухи, это может испортить отношения между нами и вами.

– Вами и мной? – переспросил Бондарев.

Хихикнув, Мизуки покачала головой:

– Между Россией и Японией.

– Ну, по-моему, нынешние отношения трудно чем-то испортить.

– Если у нас начнутся антироссийские демонстрации, Кремль в отместку заставит ваших бизнесменов расторгнуть со мной контракты. И куда я тогда дену дедов-морозов?