Обочина

«Ну и Охалкин, настоящий охáльник», – удивлялась во время того разговора Алла. Сейчас её захлестнули совсем другие мысли и эмоции.

– Самсон, что же мне теперь делать? – без колебания поверив ему, растерянно спросила.

– Молчать и ждать приплода, – беспечно ответил он.

– В каком смысле?

– В простом. Никому не говори, от кого у тебя ребёнок. А мужу иногда напоминай, что ребёнок – его копия.

Они поговорили недолго, и Алла окончательно успокоилась. Более того, даже радовалась: долгожданная беременность наконец-то наступила или наступит с сегодняшнего дня.

Домой Алла летела счастливая. И лишь у входа в квартиру постаралась придать спокойное выражение лицу: мать ничего не должна заметить.

Сбросив в прихожей туфли, и повесив на вешалку сумочку, она прошла на кухню.

– Что-то поздно сегодня, – послышался сзади ровный голос матери. – Или опять заставили печатать?

– Ага, – не оборачиваясь, ответила дочь, наливая в стакан воду из чайника. – К тому же с работы целый час добиралась.

– Тебе хоть оплачивают сверхурочные?

– Конечно. – А про себя подумала: «За такую „работу“ я бы Самсону все свои деньги отдала».

– Ужинать будешь?

– Мам, я бутерброды с колбасой на работе ела, – опять слукавила. – Пока не хочу. Может, позднее поем.

– Тогда иди, полежи.

Выпив полный стакан воды и, повернувшись лицом к матери, Алла улыбнулась:

– Пойду, полежу, в самом деле. Почитаю чего-нибудь…

В спальне она разделась донага и нырнула под простыню. Слава Богу, мать ничего не заметила. Хотя припухлые губы, неестественно блестевшие глаза могли бы вызвать у неё подозрения. «Да, – вернулась она мыслями к Самсону, – вроде и неказист с виду, а кажется, лучше его нет. Ну а то, что старше ровно в два раза, так не замуж за него выходить. Правда, никто и не скажет, что ему тридцать восемь – на лице ни морщинки, а тело из одних мускулов. Нет, мужчина что надо и ласковый очень. И всё-таки с ним надо кончать. Пока никто ничего не заметил, не заподозрил. А то пойдут сплетни. Нашим бабам только дай повод. Начнут ухмыляться, пальцем показывать, мол: „Во, и молодую секретаршу наш охальник под себя уложил“. А что на это скажешь? Краснеть только будешь, да ёжиться. – Представив всё это, Алла нервно завозилась в постели. – Нет, нет, не надо больше встречаться. А так хочется…»

О своей возможной беременности Алла старалась не думать. А если и наплывали мысли, отмахивалась: пока не время. Дня через три должны начаться «критические дни», вот если их не будет, тогда…

Наутро Алла проснулась в отличном расположении духа. Она улыбнулась, вспоминая вчерашний день, и подумала: «Как жаль, что все на работе видят во мне девушку-секретаршу, а не серьёзную женщину. Изменю-ка я причёску, авось, повзрослею хотя бы внешне». Она расплела косу и соорудила на затылке замысловатый кольцеобразный пучок. Посмотрелась в зеркало: действительно, девической наивности в лице поубавилось. А если глаза сделать построже? Вот так… Да, с таким лицом она любому покажется неприступной. И к ней никто не подойдёт и не скажет: «Девушка, разрешите с вами познакомиться?» Никто! Но опытный мужчина в таком случае непременно подумает: «Какая лакомая девочка! Какой цветок!»

Опытный Самсон, увидев «новую» Аллу, именно так и подумал.

У Аллы же при виде Самсона бешено заколотилось сердце, хотя накануне дала себе слово: ещё один разок, и на этом точка. И разок этот будет не сегодня – вчерашнего вполне достаточно. Да и к Денису надо съездить. А дней через… «О-о-х, совсем скоро у меня критические дни должны начаться. А если их не будет? Если не буде-е-т… О-о, не знаю, что и думать тогда. Или радоваться, или плакать». Алла сдвинула брови и, тяжело вздохнув, стала закладывать в печатную машинку листы бумаги. Предстояло допечатать то, чего не успела закончить вчера.

Самсон в эту минуту готов был немедленно пригласить Аллу в свой кабинет, запереться… Удерживало лишь одно: ему хотелось, чтобы та сама пришла. И он решил ждать – это будет игра под названием «Кто кого», своеобразный поединок. И сдастся, разумеется, она. А он из неё верёвки будет вить: обладать ею где угодно, когда и как угодно. «Ты ведь сама меня домогалась? – в случае необходимости спросит её. – Тогда в чём дело? Нет, деточка, со мной так не поступают. Я из-за тебя от Софии, красавицы-молдаванки отказался. А будешь своевольничать, опозорю. В общем, так: пока ты мне не надоешь, будешь со мной, и будешь выполнять все мои прихоти».

Глава 8. Фактор ППИ

(психологическое постсостояние измены)

В это время Алла, сидя за пишущей машинкой, пыталась представить себе, как придёт в больницу к Денису, как будет смотреть ему в лицо. Заметит ли он в её глазах перемену? «Не заметит, – с уверенностью подумала. – Я буду вести себя как обычно, как до ссоры с ним. Буду успокаивать его, говорить, чтобы не переживал, смирился с тем, что попал в больницу. Что поделаешь, в жизни всякое бывает».

Пообедав в заводской столовой, Алла направилась к Софье, попросить у неё чего-нибудь вкусненького для Дениса. Она довольно часто пользовалась услугами завстоловой, которая с первых же дней стала приручать её в надежде, что та станет послушной девочкой и быстрее попадёт в руки Самсона. В общем, Софья заранее видела в секретарше свою сменщицу в любовных делах. Самсон ей никогда не нравился и она, кажется, нашла способ, как отделаться от него. Алла, не замечая игры с её стороны, брала в столовой и мясные продукты, и фрукты, и овощи. «Для хорошего человека ничего не жалко», – говорила ей заведующая столовой.

Софья разговаривала по телефону, когда в её кабинете появилась Алла. Жестом указав гостье на стул, Софья сказала в трубку: «Я тебе позднее перезвоню». И тут же, положив руки на стол, как школьница, заулыбалась, разглядывая секретаршу. При этом в глазах её, цвета спелой вишни, мелькнуло что-то непонятное.

– Гляжу я на тебя, Алёна, и восхищаюсь: я чёрная, как цыганка, а ты словно белый пушистый котёночек, которого так и хочется взять в руки, погладить.

– Софи-и-я, – укоризненно протянула Алла, – ты же знаешь, что я не люблю, когда меня вот так хвалят, разглядывают, как лошадь на базаре.

– Кстати, эта причёска тебе идёт, – уже серьёзным тоном продолжала Софья. – В ней есть что-то такое… – она прищёлкнула пальцами, – загадочное. И сама ты сегодня какая-то загадочная. – Она снова заулыбалась, не сводя с гостьи глаз. Алла увидела в них нечто лукавое. «Неужели она знает, что я отдалась Самсону? – вдруг мелькнула у неё догадка. – Но как она могла узнать?»

– Алёнушка, – ласково произнесла Софья, – мне Самсон Юлианович сегодня сказал, что теперь я свободна. Значит, ты всё же решилась? Умница.

Она вышла из-за стола, поправила на себе чёрное платье с белым ожерельем на красивой шее. Вот, мол, смотрите, как я хорошá. И лицо, и волосы, и фигура. Зачем такой зажигательной молдаванке какой-то неприглядный русский? Зачем? От Самсона, к своей радости, она наконец-то освободилась. И спасибо за это белокурой Алёнушке.

– Алёна, ты чего это покраснела вся, поникла? – участливым тоном проговорила Софья, садясь рядом. – Или ты первый раз изменила мужу? Хотя тебе и девятнадцати ещё нет, какие у тебя могли быть любовники. Да-а, – покачала она головой, – сумел-таки старый прохвост тебя обуздать. А я думала, ты ему не поддашься. – Софья со стула вновь пересела в кресло.

Алла, почти не слушая её, соображала: «Говорить что-то в своё оправдание или не говорить?»

– Я только один раз, – чуть слышно произнесла она, не зная, что ещё можно добавить. Подняв голову, несмело посмотрела на бывшую любовницу Самсона. А та вдруг звонко рассмеялась и тут же оборвала смех.

– Ты знаешь, свинья тоже зарекалась? Извини, но если ты была с Самсоном хоть один раз, он теперь от тебя не отстанет. Я, например, целых полгода умоляла его отпустить меня. А он ни в какую: позвоню, говорит, мужу, если будешь настаивать. Я ему доказываю, что у меня тридцатилетний любовник – грузин, что он намного лучше.

– Лучше в чём, – спросила Алла: – красивее?

– Дурочка. Не в этом дело, а… Впрочем, он и красивее, и на деньги не жадный, подбрасывает мне на туалеты. Главное же его богатство в другом. Но тебе и главного инженера за глаза хватит, – усмехнулась. – Помучает он тебя; у меня хоть муж постоянно в командировках, он шофёр-дальнобойщик. И то иногда хоть волчицей вой. Особенно последние полгода, когда стала встречаться с грузином. Только договоримся с ним встретиться, Самсон тут как тут, как будто телефон мой прослушивает. А после него какая любовь? Но теперь всё: у меня один любовник. – Она блаженно зажмурилась. Алла наоборот, помрачнела и решительным тоном произнесла:

– София, с главным инженером я не буду встречаться.

– Будешь ты с ним встречаться, потому что без ума от него. И это естественно, особенно для начинающей… – Софья многозначительно усмехнулась: – Но ты не обольщайся: появится посмазливее тебя молодица, и он быстренько на неё перемахнёт. А о тебе только сплетни будут ходить по заводу. Вообще я счастлива, скажу тебе откровенно, что отделалась от него. – Она умолкла, с облегчением вздохнув.

– Да не буду я с ним встречаться! – вспылила Алла. – Ну, сумел он разок затащить на диван, но теперь всё.

Обе любовницы уставились друг на друга. Совсем ещё юная смотрела вызывающе, а старшая по возрасту тряхнула головой, рассыпав по плечам свои красивые чёрные волосы, загадочно улыбнулась, но ничего больше не сказала.

Помолчав, Алла попросила у заведующей столовой чего-нибудь вкусненького для Дениса. Софья, не скупясь, наполнила пакетик, но при этом заметила:

– Так твой муж в больнице? О, мне повезло. Будь он дома, ты вряд ли согласилась остаться с Самсоном. А без мужа можно и гульнуть, мы, бабы, в это время как слепые без поводыря.

«Вот так-то, – возвращаясь к своему рабочему столу, думала Алла, – одна уже знает обо мне. А где одна, там десять других. Нет, к Самсону я больше ни ногой. Правда, он может сказать: ты уже „запачкана“, терять тебе нечего, ложись. А я всё равно не лягу, как бы он ни принуждал. Да я лучше с работы уволюсь. Вот, давайте, следите за мной, – мысленно обратилась она к возможным сплетницам. – Проследите и увидите: у меня никакой „любви“ с главным инженером нет. И не будет, уверяю вас».

Распалив себя мысленным диалогом с тётей Ниной, уборщицей, и с другими соглядатаями, Алла с бесстрашным выражением лица вошла в приёмную. Узнав, что главный инженер у себя, она без колебаний рванула дверь, чтобы сказать твёрдое «нет!»

Самсон по лицу Аллы понял, что случилось нечто непредвиденное, и поспешил к ней с любезной улыбкой:

– Алёнушка, а я тебе подарок приготовил. – Вернувшись к столу, вынул из ящика три небольших пакета в хрустящем целлофане. – Думаю, тебе это понравится. – Отдав растерявшейся молодой женщине пакеты, он прошёл к двери, запер её. – Алёна, в одном из этих пакетов две пары трусиков. Заметь, французского производства. В другом пакете – бюстгалтеры. А в третьем – пеньюар.

– Самсон Юлианович, спасибо, конечно, но… за что? – нерешительно проговорила Алла, разглядывая трусики, отделанные кружевами: одни отливали вороньим крылом, другие – белизной снега. Двух цветов были и бюстгальтеры. «Вот это подарочек! – мысленно восхитилась она. – О таком гарнитуре я давно мечтала. Но как же теперь ему о своём решении сказать? Нет, сейчас не буду, скажу потом».

Продолжая вертеть и разглядывать в своих руках подарок, Алла снова нерешительно произнесла:

– Самсон Юлианович, а что я мужу скажу? Ведь эти вещицы дорого стоят.

– Скажешь, что премию получила. За сверхурочные работы, – рассмеялся Самсон. – И пояснишь мужу, что на завод из Таллина приезжали, а ты на премиальные у них и купила. А давай-ка, Алёна, выпьем по рюмочке коньяка. До конца обеда время ещё есть. А пакетики положи вон в тот большой пакет на столе.

Алла медленно, как бы раздумывая, направилась к столу, а Самсон к шкафу за рюмками и коньяком.

Мужчина торжествовал победу – полную и окончательную. У него появилась абсолютная уверенность, что Алла будет принадлежать ему до тех пор, пока он сам того захочет. Либо до того момента, когда подвернётся другой, более выгодный для неё любовник. Такое он тоже не исключал.

Они выпили, закусили шоколадом, и Самсон вежливо сказал:

– Извини, Алёна, у меня бумаг много накопилось, надо поработать. Но сли у тебя возникнет какой-то вопрос, заходи без проблем. – Увидев на её лице промелькнувшее нетерпение, поинтересовался: – Ты о чём-то хочешь спросить?

– Да.

– Спрашивай, не стесняйся.

– Я хотела… Я плохо представляю себе, где находится инфекционное отделение. А после работы хотела к мужу съездить. Собиралась попросить вас. Но у вас… оказывается… времени нет.

Самсон внутренне улыбался, слушая её лепет. «Милая, – думал он, – ты ведь не об этом собиралась поговорить. Но пустяковый подарок растопил твою душу; вот ты и растерялась. И уже „вы“ вместо „ты“ говоришь, и не знаешь, куда глаза девать. Но ничего, когда надо, я необидчивый. И пока всё тебе прощаю».

– Алёнушка, – мягко произнёс он, – ты не волнуйся, я подвезу тебя. А пока ты будешь с Денисом, я в машине посижу, о рабочих делах подумаю. Только Денису не говори, что я тебя привёз.

– Спасибо вам большое. А за подарок вдвойне. – Тут Алла порывисто обняла Самсона за шею и впилась в его губы жадным поцелуем. Языки их встретились, и Алла почувствовала, что Самсон готов уложить её на диван. Но вдруг как будто очнулся, отрезвел. Откинул голову, освобождаясь от её губ.

– Извини, Алёна, обеденный перерыв заканчивается.

– Самсон, ты меня сам извини, совсем забылась. – Она стала поправлять причёску, а Самсон, глядя на её раскрасневшееся лицо, ловя лихорадочный блеск её глаз, самодовольно подумал: «Да, проснулся дремавший вулкан. И разбудил его я. Главное – это вера в свои «таланты».

Высадив Аллу метров за двести до невзрачного двухэтажного здания инфекционного отделения, похожего на шестнадцатиквартирный жилой дом, Самсон остался в машине. Алла пошла искать Дениса, но не в дверь, а под окна, выкрикивая: «Дени-и-с!..» И через минуту он уже выпрыгнул в открытое окно первого этажа. Подошёл к ней в больничной пижаме, молодой, красивый. У неё сердце перевернулось от внезапно нахлынувших противоречивых чувств. А когда он обнял её, поцеловал и сказал: «Алёна, я очень соскучился по тебе», – она вдруг захлюпала носом.

– Что с тобой? – растерялся Денис.

– Тоже соскучилась.

Денис взял её под руку:

– Пойдём, прогуляемся.

Они направились по аллейке небольшого, примыкавшего к лечебнице парка.

– Хорошо тут у вас, – сказала Алла. – Клёны, тополя, берёзы… Даже яблони есть, облепиха.

– Курорт, одним словом, – погрустнел Денис. – Да, Алёна, вляпался я хуже некуда. А попал-то сюда из-за того, что привык верить людям в белых халатах. Думал, они умные, должны понять простого человека. А они… дубы дубами. Не могли сначала анализы взять, а сразу: мили-и-цию вызовем. И сейчас чего-то темнят, никак не пойму их. Подожди, говорят, анализы ещё не готовы.

Они присели на скамейку; Денис всё никак не мог успокоиться, ругал врачей. Алла, слушая его, сгорала от стыда. Чтобы Денис не заметил её замешательства, вытащила из капроновой сеточки кусок варёного мяса и, отщипывая от него, взялась кормить мужа. Он не успевал прожёвывать, стал давиться. Тогда она взяла из сеточки яблоко, кусала его и совала мужу в рот, как ребёнку.

Денис не выдержал, рассмеялся:

– Алёна, я не могу больше, у меня челюсти болят. – Отдышавшись, он окинул взглядом жену. – Слушай, а я-то терялся в догадках, думал, что же изменилось в тебе? А здесь вон что, причёска. Ты извини, не сразу заметил, настроение было неважное. Но… зато сейчас настроение хоть куда. – Он встал, отошёл на шаг, любуясь женой. – Да, если до этого ты была похожа на десятиклассницу, то сегодня – на учительницу у первоклашек.

Алла поднялась со скамьи. «Просто я стала женщиной, – мысленно ответила она мужу. – Жаль, что не ты сделал меня такой». Она отдала ему авоську, в которой лежал кусок колбасы, яблоко и недоеденное мясо, и потянула мужа в густые заросли. Там прижала его к дереву и принялась исступлённо целовать.

– Люблю тебя, люблю, – приговаривала она. – Выписывайся поскорей из этой проклятой больницы, возвращайся домой.

И Денис, покорённый этой страстью, готов был сейчас же бежать к врачам, умоляя их отпустить его отсюда.

Уходила Алла с тяжелейшим чувством вины. «Что я наделала? – корила она себя. – Как смыть с себя этот толстенный слой грязи? О-о, этот Самсон, этот гад. А я? Я-то разве лучше? В сто раз хуже. Он неженатый мужик, бабник. А я – стерва».

Самсон ждал её в «Москвиче». «Может, не ехать с ним?» – Но, увидев Самсона, выглядывающего из-за полуоткрытой дверцы машины, мысленно махнула рукой. «Ладно, поеду. Прошлого не изменишь. А будущее… Будущее теперь зависит только от меня».

Сев на переднее сиденье, Алла изо всех сил хлопнула дверцей. На Самсона даже не взглянула и не извинилась за долгое отсутствие: обещала вернуться через двадцать минут, а пробыла с мужем ровно час.

Усмехнувшись, Самсон медленно тронул машину с места. По лицу, по глазам своей любовницы, по её нервозным движениям он понял, что свидание с мужем не прошло даром: она уже раскаивается. «Что ж, так оно и должно быть», – размышлял Самсон. У него была своя теория на этот счёт. Всех женщин, способных на измену, он делил на группы ППИ (психологическое постсостояние измены). В одну входили те женщины, которые вначале остро переживали свою первую измену, потом привыкали. В следующую входили женщины, будто от рождения запрограммированные на постоянные измены, которые не терзались ни от первой, ни от сотой. Что толкает жён на измены – это уже другой вопрос. Здесь и неудовлетворение семейными отношениями, месть неверному мужу, ссоры в семье и многое другое. Самсон при желании мог бы написать на эту тему целый трактат, в первой главе которого поделился бы с читателями собственным опытом, открыл секрет, так сказать, первого взгляда на женщину – лежит ли на ней печать готовности или её можно сразу отсеять как неперспективную к партнёрству с другим мужчиной. Но всё это было пока лишь его задумками. Он считал, что время ещё не пришло, может, когда-нибудь, в будущем, он сядет и опишет свой опыт в виде мемуаров.

Самсон изредка поглядывал на Аллу, хмурился, давая понять, что её плохое настроение отнюдь не поднимает в нём бодрость духа.

– Да, Алёна, – заговорил он, – а ты ведь ещё до встречи со мной изменила мужу. В душе; я это сразу заметил. Ты ме-е-дленно, но шла к этому. И если бы на моём месте был другой, ничего бы не изменилось. Поскольку на тебе стоит печать сладострастия, и это видит каждый мужчина. Ты из тех, кто не довольствуется одним мужем, тебе непременно надо познавать и познавать мужчин. Познаешь до конца меня, тебе захочется нового любовника. Попадётся слабак, тебя потянет к другому. Попадётся сильный, ты, войдя в азарт, будешь думать: а вдруг есть ещё сильнее? И пойдут поиски, поиски… Нет, твоё дело конченное: ты не создана для семьи, для постоянства.

Самсон говорил назидательно, будто читал выдержки из своей будущей книги, но Алла почти не слушала его, думая: «Давай, давай, философствуй, а в постель меня больше не затащишь. Хватит, попользовался».

Остановив «Москвич» возле Аллиного дома, Самсон взял с заднего сиденья пакет и положил его на колени любовницы. Алла вздрогнула, словно ей положили раскалённый утюг. Она совсем забыла об окаянном подарке и не знала, что делать: взять его или отказаться. Поколебавшись, сказала, не глядя на главного инженера:

– Хорошо, этот подарок я возьму. Но впредь, Самсон Юлианович мне от вас никаких подарков не надо. Спасибо, что свозили меня к мужу. До свидания. – Она вышла из машины, хлопнув дверцей. И, эффектно виляя бёдрами, направилась к своему дому.

– Ух, ух, – произнёс ей вслед Самсон, покачивая головой. – Ничего, через день-другой сама прибежишь. Но какой зад у девки, какой зад!

Глава 9. Алла забеременела. Денис влюбился

Весь следующий день (пятницу) Алла держалась с Самсоном подчёркнуто строго. Если он требовал принести какие-то документы, она приносила. Клала бумаги на стол и, спросив: «Что-нибудь ещё нужно?» – уходила. Самсон понимал ситуацию, и терпеливо выжидал. «Неделю ты выдержишь, – думал он. – Ну, две. Хотя две для тебя слишком много: желание раньше согнёт тебя в бараний рог. Конечно, ты попробуешь усмирить его с Денисом. Но хватит ли у него после больницы сил? Да и ты не дашь себе в постели полную свободу, как со мной. Побоишься от него услышать: „Где ты такого набралась?“ Поэтому не строй себе воздушных замков. И не валяй дурака, девочка, а приходи скорей: всё равно никуда от меня не денешься. А твоего мужа мы ещё поманéжим в больнице».

В воскресенье Алла опять поехала к Денису. «Скоро ли ты выпишешься?» – первым делом спросила она. Муж хмуро ответил: «Не знаю».

В пятницу врач ему сказала, что у него тяжёлая форма дизентерии, такой якобы результат получен в лаборатории. «Какая дизентерия? – возмутился Денис. – У меня же нет никаких проявлений». – «У вас дизентерия». – «Может, лаборанты ошиблись?» – «Может, не может. Нам лучше знать, – пробурчала врач. – Лечить вас будем».

Алла видела, что муж недоволен, не хочет ничего говорить, кроме того, что выписывать его пока не хотят.

Она и сама была огорчена. И не только потому, что Дениса долго томят в инфекционном отделении, но и по другой причине. На днях у неё должны бы начаться месячные, однако ни вчера, ни сегодня не начались. Поэтому и не знала, что делать: то ли плакать, то ли радоваться. Правда, вечером всё же не выдержала. «Ура-а-а! – торжествовала она. – Я не больна-а-я-я!» Она и засыпала с мечтательной улыбкой на губах, прикидывая, когда о своей радости сказать Денису.

У Дениса тоже были две причины хмуриться. Вторая – напускная, чтобы скрыть переполнявшую его радость. Первый раз в жизни он влюбился и, как считал, всерьёз. Влюбился в медсестру инфекционного отделения. А вчера провёл с ней незабываемый вечер.

Денис, чтобы не сильно тосковать в больнице, попросил жену принести ему гитару. И в этот же день очаровал своим пением и больных, и медперсонал. Медсестра Юля, заступившая на дежурство в ночь, уже знала, что у них появился молодой обаятельный гитарист; успела выяснить, что никакой он не больной, но… велено молчать. И в этот же вечер познакомилась с ним. А уже в субботу, когда снова заступила на ночное дежурство, пригласила Дениса в тесную комнатку с одним табуретом и кушеткой, обитой чёрным дерматином. Денис пришёл с гитарой, о чём попросила его Юля.

– Какие песни вы любите? – спросил он.

– Под гитару я всё люблю.

Сначала Денис спел две туристические песни, какие обычно поют у костра. Но, видя с каким неподдельным интересом слушает его красавица-медсестра, осмелел.

– А сейчас я исполню песню-ноктюрн «В узких улочках Риги». Песня, правда, не новая, но мне очень нравится. – Взяв аккорд, он запел: «Но-о-чью-у-у, в узких улочках Ри-и-ги-и…»

Юля стояла напротив Дениса, скрестив руки на груди. Стройная, выше среднего роста, полногрудая. Золотистые волосы волнами спускались с плеч, удивительной красоты светло-зелёные глаза, прямой носик, небольшие полненькие губки. Денис успел обратить на неё внимание при первом знакомстве.

Закончив петь, он ласкающим взглядом посмотрел на молодую медсестру. Нежно-белым цветом лица она напоминала ему жену, но формами тела походила на Викторию, старшую сестру Аллы. Кстати, и разрезом глаз и роскошью волос они тоже роднились. «Посмотреть бы на неё голенькую», – помечтал Денис: всё-таки он страдал без женской ласки.

– Денис, ты женат? – прямо спросила Юля.

– Женат, – ответил он. – А почему вас это интересует?

– Денис, давай на «ты», мы же почти ровесники. Тебе, кстати, сколько лет?

– Скоро двадцать два.

– Вот видишь. – Юля картинно положила руки на свои крутые бёдра. – Мне тоже скоро двадцать два будет. А в армии ты служил?

– Служил, – улыбнулся Денис. – А при чём здесь армия?

– Как «при чём»? – Юля вскинула длинные, слегка подведённые брови. – Армия – это школа для мужчин. После армии вы другие, уже взрослые. Кстати, спирта медицинского хочешь? – Она кокетливо посмотрела на Дениса.

– Спирта? – удивился он. – Спирт я ни разу не пил.

– Вот это солдатик, – всплеснула руками Юля. – Кто спирт не пил, тот считается неполноценным мужчиной. Ну, выпьем?

– Наливай.

Денис поставил гитару к стене, поднялся с табурета.

– Где твой спирт?

– А ты заводной, оказывается, – качнула головой Юля. – Подожди, я сейчас. – Она торопливо вышла из комнаты и скоро вернулась. В одной руке у неё была бутылка со светлой жидкостью, а в другой – гранёный стакан.

– Держи. Спирт, правда, разбавленный, но градусов семьдесят в нём есть.