Обочина

Она была настолько опустошена, что не хотела ни о чём думать. Но мысли сами лезли в голову, не давали покоя. И после долгих раздумий, приняла решение: «Михаил, несомненно, бабник, значит, он и потом стал бы мне изменять. Это, как я слышала, у мужчин неизлечимая болезнь, от которой они избавляются только в старости. А я что, смотрела бы, как он мне изменяет? Да я даже сейчас не могу его простить, а была бы женой, глаза бы ему выцарапала. Нет, долго бы мы с ним не прожили, разошлись: я никогда не смогла бы забыть эти фотографии. Так что всё, конец. А сейчас надо срочно найти нормального парня, забыться. А лучше бы, конечно, выйти замуж, но за честного парня, не знавшего до меня женщин. Тут бы я и Мишке, гаду, утёрла нос, и сама бы успокоилась».

Алла лежала на диване, продолжая мучить себя воспоминаниями о прошедших сутках. На дребезжащий звонок вяло подошла к входной двери, за которой стоял Михаил. Но сегодня он был невесел, стоял, будто в воду опущенный. Аллу кольнула жалость, но, переломив себя, она едко бросила:

– Мишутка, ты не на тот перрон приехал, двигай-ка дальше.

– Алёна, разреши всё-таки в квартиру войти, – тихо попросил он.

– А больше ничего не хочешь? Может, тебя ещё и в мою постель уложить?

– Ну, зачем ты так.

– Всё, Мишутка, я пришла к твёрдому убеждению, что семейной пары из нас не выйдет.

– Алёна, подожди, не горячись. Давай поговорим спокойно. – Михаил хотел было войти в прихожую, но девушка грубо толкнула его в грудь.

– Куд-да лезешь? Ну-ка м-марш назад. – Захлопнув перед его носом дверь, заперла её и пошла в свою спальню.

Постояв, Михаил решил позвонить Валентине Васильевне и попросить её как-то повлиять на дочь. Но потом раздумал, боясь, что та скажет: «Какой же ты мужчина, если любящую тебя невесту упустил?» И ещё что-нибудь в том же духе. «Да и может ли в таком случае мать повлиять на дочь? Вряд ли: сейчас не те времена». Правда, Алле Михаил позвонил: «Алёна, я надеюсь, что ты изменишь своё решение относительно нашей женитьбы. Позвони, я буду ждать».

Но Алла сказала, как отрезала, что звонить ему никогда не будет.

Вечером у неё состоялся с матерью трудный разговор. Мать никак не могла взять в толк дочкины резоны:

– Посуди, – убеждала она дочь, – где это ты слышала, чтобы здоровый мужчина до двадцати трёх лет оставался девственником. Да и зачем ему эта девственность? Девушка совсем другое: Бог её создал так, чтобы она нераскрытым бутоном предстала перед своим супругом, окропила его капельками своей крови, как любящего мужа умывают росой.

Думаешь, почему ещё со старых времён сохранился обычай, когда на следующее утро после брачной ночи молодой муж выпивает бокал вина, а затем разбивает пустой бокал? Я полагаю, что выпитым вином он как бы утоляет любовную жажду, а разбитый бокал – это символ доставшейся ему девственности молодой жены.

– Мам…

– Ладно, не буду тебя мучить, а скажу, что у тебя было бы всё: и любовь, и счастье, и образованное окружение. Да тебе бы каждая женщина завидовала! Подумай, Алёна, и позвони Мишеньке. А ослиное упрямство никому ещё пользы не принесло. Думай, Алёна, думай, пока не поздно. К тому же ты чести уже лишилась. Но суть даже не в этом, а в том, что Михаил золотой человек. И в жизни он многого добьётся.

Алла, не перебивая, выслушала мать, а потом твёрдо заявила:

– Пусть я и упряма, как осёл, но на попятную не пойду. Всё равно мы с Михаилом потом бы разошлись. Нет, я решила – и точка. А то, что уже не девочка… ну… проживу как-нибудь.

Глава 3. Новое знакомство

Алла усиленно готовилась к вступительным экзаменам в институт. Ей хотелось доказать, что она не хуже Михаила и всех тех женщин, с которыми он знаком. Вот захочет и получит диплом о высшем образовании. И обязательно с отличием. Так-то!

Но все её труды оказались напрасны: не прошла по конкурсу. И не хватило-то всего двух баллов; Алла горько плакала. В своём провале она винила, конечно, его, Михаила. Ибо каждую минуту думала о нём, а перед глазами торчали фотографии с голыми бабами.

Валентина Васильевна терпеливо ждала, когда её дочь придёт в себя после провала. Но через три дня всё же не выдержала, спросила:

– Алёна, чем дальше думаешь заниматься?

– На хорошую работу бы устроиться, – не отрываясь от телевизора, уныло ответила дочь. – Чтобы с интересными людьми общаться.

– «На хорошую работу», – с иронией повторила Валентина Васильевна. – Без специальности и образования кто тебя возьмёт? Ученицей продавца не хочешь поработать? А потом уж и продавцом.

– Не-е, ма, – мотнула головой Алла, – продавцом не хочу. Вот секретаршей у большого начальника, с удовольствием.

– Чтобы секретаршей работать, тоже надо учиться.

– А сколько?

– Шесть месяцев.

– Ну-у, это немного совсем. А где учат на секретаршу?

– Завтра узнаю, – пообещала мать. – Так и быть, учись на секретаршу.

С конца августа Алла стала посещать курсы секретарей-машинисток. Она с удовольствием училась печатать на машинке, постигала делопроизводство. Поскольку занималась всего лишь три дня в неделю с пяти до восьми вечера, свободного времени было хоть отбавляй. И однажды, прогуливаясь субботним днём по набережной Волги, обратила внимание на молодого симпатичного блондина. Он сидел на скамье и с задумчивой улыбкой смотрел в даль. Сердце Аллы учащённо забилось. «Хорошо бы с ним познакомиться, – подумала она, – славный. На Есенина и лицом, и причёской смахивает».

Остановившись перед ним и доверчиво улыбнувшись, спросила:

– Извините, можно я с вами посижу?

Парень оторвался от созерцания заволжских далей, взглянул на Аллу. Что уж он подумал, увидев очаровательную блондинку в нарядном приталенном платьице да с шикарной косой на высокой груди, неизвестно, но отозвался приветливо:

– Конечно! Я буду рад.

Алла села на скамейку и вновь спросила:

– Я вас не отвлекла от каких-нибудь тайных мыслей?

– Не-е-т, что вы. Правда, мысли у меня были. И мысли хорошие: час назад я узнал, что зачислен на заочный факультет финансово-экономического института.

– Поздравляю, – поспешила сказать Алла и с грустью добавила: – Я тоже поступала, но не добрала два балла.

– Не огорчайтесь, у вас всё впереди.

Так они разговорились. И Алла, точно старому знакомому, доверительно призналась:

– Мне обязательно хотелось поступить в этом году. Кстати, а почему вы на заочный поступали?

Молодой человек тоже не поскупился на откровенность.

– Во-первых, на заочный легче, – ответил он. – Во-вторых, меня и так уже родители обували-одевали, пока я в строительном техникуме учился до армии. Правда, была ещё причина для поступления в заочный институт: не хотелось бросать работу, которая мне нравится. К тому же есть возможность квартиру получить. Я ведь пришёл в строительную организацию по направлению, причём до армии. – Он улыбнулся: – Но чтобы получить квартиру, жениться надо.

«Уж не намекает ли мне этот разговорчивый блондин, что готов со мной подружиться? – подумала Алла. – Кажется, у него нет девушки. А парень-то ничего-о». Ей захотелось спросить: «У вас есть невеста?», но задала другой вопрос:

– А вы кем работаете?

– Мастером, – с гордостью ответил он. – Строим в городе тёплые кирпичные дома.

– Хм, я живу в панельном доме, но квартира у нас тоже тёплая, – с некоей обидой заметила Алла. – Почему вы считаете, что в кирпичных домах теплее?

– Многие так говорят, – смутился юноша, услышав обиду в голосе незнакомки. Но понимая, что она ждёт конкретный ответ, продолжил: – Дело в том, что в кирпичных домах нет щелей. Я имею в виду стены. А в панельных порой некачественно промазываются стыки. Вообще-то, всё это я знаю с чужих слов, так как сам живу в деревне. Поэтому не знаю, в каких домах теплее – в панельных или кирпичных. У нас, например, дома всегда тепло: газом отапливаемся. Холодно – прибавил температуру, жарко – убавил. И никаких проблем.

– Так вы в деревне живёте? – удивилась Алла.

– Да. Километров пять вниз по Волге. Вас как зовут? – неожиданно спросил он.

– Ал-лёна, – слегка растерявшись, ответила она.

– А меня Денис, по фамилии Кириллов. Может, в кафе-мороженое зайдём?

– С удовольствием.

Денис встал, стряхнул невидимые пылинки со своих светлых брюк, поправил у ремня клетчатую рубашку. Алла оценивающе смотрела на нового знакомого. «И рост у него хороший, и фигура спортивная».

В тот день Алла многое узнала о Денисе Кириллове, о многом догадалась. Она поняла, что Денис уверенный в себе человек, но не хвастун. Понравилась его непосредственность; когда они проходили мимо двух подземных сооружений с буквами «М» и «Ж» над входом, он вдруг остановился и непринуждённо сказал: «Алёна, извини, я в туалет зайду». Хотелось в туалет и ей, но стеснялась в этом признаться. И едва он исчез за дверью, как она сиганула в другую дверь и ухитрилась выйти из неё раньше, чем он.

Случайная встреча молодых людей затянулась в итоге до вечера. Проводив Аллу до дома, Денис назначил ей свидание на вторник.

Валентина Васильевна сразу заметила сияющие глаза дочери, как только та появилась в гостиной.

– Алёна, уж не влюбилась ли ты?

– Да, мам, влюбилась. – Алла с ходу плюхнулась на диван. – Это тако-о-й парень, такой парень!

Она принялась рассказывать о Денисе, о его родителях.

Мать молча выслушала её, потом спросила, скорбно сдвинув свои тонкие, подведённые брови:

– Уж не собираешься ли ты за этого парня замуж?

– Если он предложит, соглашусь.

– М-да-а, – покачала головой Валентина Васильевна. – Значит, досадить Михаилу хочешь? Назло ему за первого попавшегося выскочить?

– Мам, почему назло? – обиделась Алла. – Вот увидишь Дениса, сама скажешь, что он нисколько не хуже Михаила.

– Нет, Алёна, – не сдавалась мать, – с Михаилом я ни одного парня не поставлю рядом. Он не только красив, но и умён, интеллигентен, эрудирован. Да одно слово – переводчик! Сама ведь недавно не могла на него надышаться, а сейчас с грязью его смешать готова. А из-за чего? Из-за того, что он уже не мальчик? Поддалась минутной неприязни? А надо бы прислушаться к трезвому голосу. Да и материнским советом воспользоваться бы не грех. Ну, миримся с Мишенькой? – ласково спросила она.

– Мам, не обижайся на меня, пожалуйста, – кротко проговорила Алла, – но дай мне возможность самой всё решить. – Она подошла к матери и, сев к ней на колени, обняла её. – Мамулечка, ну войди в моё положение, пойми меня правильно. – Она стала ластиться к матери, целовать её.

– Хватит меня облизывать, – шутливо прикрикнула на неё мать. – Иди-ка лучше займись делом.

– Ладно, пошла конспекты по делопроизводству зубрить.

Вернувшись вечером домой, Денис объявил родителям:

– Наверное, я скоро на городской девушке женюсь. А то надоело из деревни на работу в город ездить. Особенно осенью, по грязи, или зимой, по сугробам.

Родители, похоже, не ожидали от сына таких новостей.

– Денис, – хмуро произнёс Ананий Фёдорович, – я хоть и израненный с фронта пришёл, но не инвалид, вон какие хоромы с матерью построили, – он обвёл вокруг рукой. – Вдобавок пристрой каменный соорудили. Зачем? Мы с матерью надеялись, что ты с нами будешь жить. А ему, видишь ли, в тягость деревня: и сугробы тут, и грязь… Настоишься в очередях за продуктами в этих городах, а тут своё всё.

– Пап, когда я начал работать в строительном управлении, то сразу вас предупредил, что мне обещают дать квартиру. Не сразу, но дадут. Поэтому зачем мне в деревне дом?

Ананий Фёдорович больше ничего не сказал, потянулся к пачке «Беломора». В разговор вступила мать, моложавая русоволосая женщина, с округлыми формами:

– Квартиру в городе неплохо иметь, это каждому ясно. Там и ванная…

– Ванная! – не дослушав до конца супругу, вспылил муж. – А у нас собственная баня в огороде, разве её сравнить с ванной?

– Пап, так мне что, отказываться от квартиры, когда её предложат? – нарочито спокойно спросил Денис.

Сделав глубокую затяжку и пустив вверх колечками дым, отец изрёк:

– Отказываться не надо. А в каком месте могут дать квартиру, далеко отсюда?

– В том-то и суть, что близко! – с жаром ответил сын. – Наш трест сейчас ведёт застройку домов на берегу Волги, это не больше трёх километров от нас.

– Ну-у, это другое дело, тогда мы с матерью пешком к тебе ходить будем. Эх, – огорчённо крякнул отец, – зачем в таком рáзе мы пристрой к дому делали? Кирпичный двор, понятно, в дело. Но с пристроем-то зачем кочевряжились?

Денис попробовал успокоить отца:

– Пап, да чего там, считай, мы с тобой просто разминались, чтобы всегда в форме быть.

Отец насупился:

– Хм, разминались… Тебе, может, это была разминка, а у меня уже возраст не тот, чтобы так разминаться в пятьдесят шесть лет. Ну да ладно. Мать, поищи-ка там в загашнике четвертинку, есть повод выпить, да поговорить.

– Когда надо, ты всегда найдёшь повод, – беззлобно проворчала Елизавета Порфирьевна, удаляясь из кухни.

За то короткое время, пока жена накрывала на стол, Ананию Фёдоровичу вспомнился приснившийся ему третьего дня сон, который никак не шёл у него из головы. Будто бы сын, ещё маленький, влез на берёзу возле дома, а спуститься не может. Ананий за ним полез по стволу, а Дениска от него всё выше и выше, как неразумный котёнок. Как достать парнишку? И вот она, разгадка: уходит сын в свою жизнь, не достать его, не догнать. И в институт поступил, и квартиру на работе обещают.

Ананий в сны верит, они штука серьёзная, не раз убеждался, что сбываются. Если бы не относиться к снам халатно, много неприятностей можно было избежать. Ведь будто кто предупреждает во сне человека о будущем событии или опасности. Кто и зачем это делает – давно увлекает бывшего фронтовика. Неужто, кроме Бога, есть и другие силы небесные? Даже подумать страшно Ананию о своей догадке, не только вслух сказать. С сыном не поговоришь на эту тему: молод больно, другое в голове. Остаётся Гаврилыч, немой сосед, с которым с помощью карандаша и бумаги иногда душу отводишь, как месяц назад, когда они возле дома на лавке закат «женатым» квасом встречали.

Гаврилыч сидел с фляжкой кваса в руке. Ананий, заметив, что после каждого глотка у соседа начинают подозрительно поблескивать глаза, сказал, лукаво прищурясь:

– Гаврилыч, плесни-ка и мне в бокальчик пару буль-булек. Не ради чего, а для остроты ощущений. Чего скупердяйничаешь? А друг ещё называется. Если так будешь себя вести, хрен попадёшь в рай. Давай-давай, не жадничай.

Стыдливо опустив голову, семидесятилетний дед торопливо вытащил из штанов фляжку и плеснул в бокал соседа пару «бýлек».

– Во-о, это уже другая песня, – глотнув «женатого» кваса, довольно произнёс Ананий Фёдорович. – Теперь расскажу тебе, по твоей письменной просьбе, про сны. Я же с юности бабкин сонник девятнадцатого века читал. Теперь-то всё какую-то ерунду печатают.

Значит, лет эдак пятнадцать тому назад я работал прорабом на стройке, и однажды оказался по своей доброте душевной в СИЗО. Да ты помнишь, наверное, уже жил в нашей деревне. Правда, в деталях я даже тебе не рассказывал. Так вот, разрешил я нашему каменщику загрузить со строящегося дома машину обломков кирпича. Конечно, каменщик не дурак, набросал в машину и целого. Но, думаю, не много, за ним бригадир присматривал, чтобы лишнего не брал. Совсем скоро меня вызывают в милицию, а оттуда цап-царап и на нары. И в первую же ночь снится мне сон, будто хожу я по коридорам какого-то здания, в руке держу сумку, а в сумке – две бутылки с водкой. Через какое-то время смотрю: из бутылок водка исчезла. С одной бутылкой ясно – горлышко отколото оказалось, водка, значит, и вытекла. Но другая бутылка целёхонька, а водки нет. «Куда же она могла деться-то? – думаю. – Странно».

Просыпаюсь и начинаю этот сон разгадывать. А водка, зараза, скажу я тебе, всегда мне снилась к обвинению. Здесь же была и сплыла. Думаю: обвиняемых нас двое – бригадир и я. Но бригадир на воле, хотя и против него уголовное дело завели, как на соучастника. То есть две бутылки водки, которые мне приснились, это два наших дела. В то же время у одной бутылки горлышко отколото, получается, что с одного человека обвинение снимут. И снимут, ясное дело, с того, кто на воле. Из другой бутылки водка тоже исчезла, но почему сама бутылка закупоренной осталась? Значит, и с меня обвинение снимут, но не полностью. Ладно, думаю, главное то, что основное обвинение снимут и освободят.

Два месяца до суда я в СИЗО парился. И дали мне вместо обещанных нескольких лет колонии – один год исправительно-трудовых работ. Да, забыл, Гаврилыч, один нюансик досказать. После этого сна мне ещё один вещий сон приснился, вроде как дополнение к первому. Вижу я себя в форме младшего лейтенанта авиации, хотя к авиации никогда никаким боком. Стал я и этот сон толковать, допёр, в конце концов. Думаю, дадут мне год, так как одна звёздочка на погоне была и один просвет, но просвет голубой, а это небо, свобода, значит, буду дома после суда. В итоге всё так и оказалось – сбылся сон.

Вот так-то, Гаврилыч. Я, конечно, не великий толкователь снов, но они мне в жизни помогали. А в тюрьме из-за этих снов сокамерники покоя не давали, бывало, даже ночью будили. Я ругаюсь, а мне: «Фёдорыч, до утра забуду сон». Что делать? Честно всем предсказывал по снам, что ждёт их впереди. А перспектива в основном ждала их неважная. От судьбы, как говорится, не уйдёшь, за чужую спину не спрячешься. В то же время ничего хорошего нет, когда умеешь разгадывать сны, особенно если это плохой сон. Иной раз места себе не находишь.

А хорошие сны, Гаврилыч, предсказывать приятно. Вот как-то подсел ко мне в камере парень и рассказывает, что видел себя во сне в солдатской форме. Я сразу: «Погоны какого цвета?» Тот: «Голубые». – «А ты в каких войсках служил?» – «В пехоте». – «А лычек на погонах не было или звёдочек?» – «Ничего не было». Случилось это со вторника на среду. А у меня вещие сны на среду или на пятницу обычно сбывались на следующий день, иногда через несколько дней. Я пареньку и говорю: «Скоро будешь дома». Тот: «Как?» – и шары на лоб. Вокруг нас сразу скучились – в камере несколько десятков голов было. Я объясняю: голубые погоны – это голубое небо, свобода. Большинство, конечно, не верит: как так, статья до семи лет и вдруг домой? Но дня через три у него состоялся суд и… освободили того парня прямо в зале суда, а его подельников отправили по этапу. Вот это был фурор среди сокамерников, когда поняли: сон сбылся. После этого зауважали меня в камере, самый вкусным куском не обходили.

Ананий Фёдорович сделал короткую паузу и, глядя на немого соседа, снова продолжил разговор:

– Кто же таким вот образом предупреждает нас? Кто посылает нам вещие сны? – И перешёл на шёпот: – Они… Оттуда… Или их умные машины передают нам.

Гаврилыч вдруг выпучил глаза и стал что-то писать на листочке бумаги, потом сунул написанное в руку друга.

– Ну, ты скажешь тоже, – прочитав, сказал Ананий, – в газетах про то не пишут. Выдумки.

Ананий промолчал тогда, что спрашивать со старика, мозги уже, наверное, разжижаются в этом возрасте. У самого голова крýгом идёт, когда начинаешь думать о сегодняшней жизни человека. Будто и правда кто диктует, как жить, куда ступить, что думать. Каждому разное, да ещё эксперименты над судьбой проводят. Говно человек, а его в институт, потом в начальники, а хорошего, как Гаврилыча, – в ассенизаторы. Прояви-ка терпение, поубирай-ка то говно за начальником. А может, так и надо?..

Тут жена позвала за накрытый деревенскими разносолами стол, в центре которого красовалась поллитровка чистейшего самогона.

– Ну, мать, ты что-то раздобрилась у нас сегодня, – расцвёл в улыбке Ананий.

Дожидаясь, когда жена наполнит рюмки, отец повернулся к сыну.

– Про женитьбу ты заикнулся. Если это всерьёз, рассказал бы про свою будущую жену. Сколько ей лет? Кто она?

– Ей восемнадцать исполнилось, – начал Денис. – Учится на курсах секретарей-машинисток.

– Ну, возраст самый подходящий: в этом возрасте девки ещё не испорченные.

– Что ты имеешь в виду? – поворотилась к мужу жена. – Жизнью не испорченные или чем?..

– Конечно, «чем!» – весело сверкнув глазами, бросил Ананий Фёдорович. – Именно тем, чем девок портят. А насчёт серьёзной жизни: какая жизнь до восемнадцати лет? Куклы да школа. Хотя и среди школьниц есть такие, что… Эксперимент только начинается.

Денис не понял, что за эксперимент, и поспешил поднять рюмку, чтобы прервать родительское остроумие. Он ещё не знал женщин, и мальчишески краснел, когда слышал слишком вольные рассуждения о них.

Глава 4. Смотрины

В субботу Алла пригласила Дениса к себе домой – познакомить его с матерью. Девушке не терпелось узнать, понравится он ей или нет.

Денис, как и обещал, пришёл в два часа дня. Дверь ему открыла Алла – в белой маечке и белых, плотно обтягивающих брюках.

– Дениска, проходи в зал, – пригласила она, – я тебе чаю принесу.

Глядя вслед девушке, Денис восхитился про себя: «Ну и фигуу-рка! А груди – под платьем-то они казались меньше. И попа тоже, ого-го. Как отец говорит про такие: «Эх, попа, как орех, так и просится на грех».

Догадавшись по поведению Аллы, что её матери дома нет, Денис смело прошёл в гостиную. Прямо перед собой он увидел две двери, ведущие в разные спальни. Справа, вдоль стены, стояла матированная стенка с антресолями, по другой стороне – диван с ковром над ним, в правом дальнем углу – два кресла с журнальным столиком и в левом – цветной телевизор. Дополняли убранство гостиной бело-зелёные шторы, хрустальная люстра, на полу – зелёный шерстяной палас, разрисованный неброскими светлыми цветами.

Денис подивился столь богатому, по его меркам, жилью. К тому же он обратил внимание, что в прихожей и коридорчике, ведущем на кухню, стены отделаны коричневой кожей, кроме этого в прихожей трюмо и фирменная вешалка. «Что значит, главбухом управления торговли работает», – садясь на диван, подумал он о матери Аллы.

– Дениска, может, телевизор включить? – вернувшись в гостиную с подносом в руках, спросила Алла.

– Не надо, телевизор я и дома посмотрю.

Они пили чай с галетами и говорили о лете, так быстро пролетевшем, о скорых дождях и слякоти. Последнее Дениса особенно волновало, и он попенял, что опять скоро придётся вместо ботинок натягивать кирзачи. На что девушка сказала, что в плохую погоду он может у них пожить. И тут Денис предложил Алле… стать его женой. Девушка смутилась: она не ожидала подобного заявления. «Ещё в любви не объяснился, а уже руку и сердце предлагает». Но более всего её пугало то, что он может спросить: «Алёна, скажи честно, у тебя был до меня мужчина?» А что ответить? «Бы-ы-л, скажу, случа-а-йно отдалась». Нет, надо самой ему во всём признаться. Признаюсь, и гора с плеч, а он пусть решает. Если полюбил – простит».

Отодвинув от дивана столик с пустыми бокалами, Алла села Денису на колени.

– Дениска, – задушевным голосом спросила она, – ты мне серьёзно предлагаешь стать твоей женой?

– Конечно, серьёзно. Своим родителям я уже сказал, что скоро женюсь, они согласны. А ты согласна?

Помявшись, Алла неуверенно ответила:

– Ты знаешь, это как-то неожиданно для меня, я думала, мы несколько месяцев подружим, проверим свои чувства, а потом…

– Нет, скажи не потом, а сейчас, – настаивал Денис. – Ты согласна выйти за меня замуж? А чувства… чего их проверять? Это в книгах пишут про чувства да любовь, а в жизни всё проще. Ну чего молчишь?

– Дениска, прежде чем ответить, я сначала тебе задам вопрос. Скажи: у тебя была до меня девушка?

Денис пожал плечами:

– Была девчонка в восьмом классе, а когда я поступил в техникум, наши дороги разошлись. В техникуме же некогда было влюбляться: во-первых, учёба, во-вторых, гитарой много занимался, а кроме этого играл в вокально-инструментальном ансамбле. А в армии девушки только снятся.

Ёрзая на коленях у Дениса, Алла привела его в возбуждение.

– Алёна, – без смущения сказал он – ты зря на мои жёсткие колени села. Чуешь, что под тобой творится?

– Чую, Дениска; не знаю только, что делать.

– А ты встань, я брюки поправлю, потом опять сядешь.

Алла нехотя поднялась. «У Дениса наверняка были женщины, – с уверенностью подумала она. – Ведёт себя так, как будто уже спал со мной».

Поправив брюки, Денис потянул Аллу за руку.

– Садись, только не боком, а лицом.

Алла села.

– Дениска, ты спал с женщиной? Только скажи правду.

– У меня не было ни одной женщины, – честно признался он. – А у тебя был кто-то?

– Денис, у меня было один раз, тоже честно тебе говорю. Всего один раз! И в тот же день поругалась с тем парнем, теперь я ненавижу его.

После затянувшейся паузы Денис тяжело вздохнул и заговорил, опустив глаза:

– Да, Алёна, а я совсем на другое рассчитывал. Сколько у моих армейских дружков было разговоров на эту тему. Кому-то попадались невинные девочки, а кому-то… О, в армии эту тему обмусоливают со всех сторон. А я краснел, если ко мне обращались: «Денис, а ты чего молчишь? Давай, расскажи, как у тебя на этом фронте?» Однажды стал врать, но меня опытные пацаны на смех подняли. «Да ты что, – смеются, – слышал звон, да не знаешь, где он». Денис вдруг нежно прижал к себе девушку.