А все так просто начиналось. ВеЛюр

А все так просто начиналось

ВеЛюр

Виктория Чуйкова

© Виктория Чуйкова, 2023

ISBN 978-5-4485-2030-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Туман покрывал все вокруг – вырастая ниоткуда. Не стелился, а клубился – надуваясь и множась. За ним что-то было – нечто живое и загадочное. Оно приближалось к ней беззвучно, забирая свежесть утренней прохлады. И только его исключительно тяжелое дыхание, обдавало холодом…

Мурашки бежали по ее коже. Поднявшиеся волосинки на руках потрескивали, электризуясь и, как антенны, ловили его движения. То, чужое и жуткое, было совсем рядом – за этим густым, живым клубом, в ее оконном проеме. Оно смотрело, оно изучало.

Вошла кошка. Прошла мягкими лапками через всю комнату и запрыгнула в большое кресло, у самого окна, насторожилась… и, мяукнула. Едва уловимый звук, нежный и ласковый, спугнул устрашающую неизвестность – туман замер на форточке, шевельнул штору и упал…

Вел, задышала, провела рукой по лицу и вернулась в действительность. Перевернула лист книги, приготовленной для чтения, и лишь затем, опустила глаза от окна. Она увидела багетную раму картины, на ней тонкий лик девушки, бледной, испуганной и так похожей на сестру. В глазах поплыло, но это были не слезы – смешивались краски, образуя разноцветную жижу. Резко встряхнула головой.

Черные буквы на белом листе призывали к познанию.

– Все! – отбросив томик на прикроватный столик, проговорила Вел. – Пора отдохнуть! Пора. Люди! – крикнула она громко, вскочила с кровати: – Мы едем в отпуск! На море. И прямо сейчас!

Глава 1

Горизонт тонул в серых полутонах вечера. Ленно прятались последние краски заката. Уже совсем не было видно, где сливается даль. В эти моменты море становилось самым нежным и ласковым. Оно легко касалось, своим теплом, изящных пальчиков ног хрупкой фигурки, одиноко сидящей у самой кромки берега. Еле ощутимый ветерок играл ее черными, как ночь, волосами, ласкал загорелые плечи и, уносился, торопить ленивую волну. Ев смотрела вдаль, будто ожидая чего-то или кого-то за тонкой пеленой парующей воды. Стан ее был недвижим, и даже танец волос был едва уловим.

Появилась первая звезда и, найдя свое отражение в спокойной воде – заиграла, заблестела, любуясь собой. Просыпалась ночь, разбрасывая бриллианты по небу, купая их в теплой воде, играя отражениями.

Девушка пошевелилась, потянулась к воде и слегка, касаясь только кончиками пальцев поверхности, провела рукой по морскому шелку, наслаждаясь своим ощущением. Затем грациозно поднялась, легко и спокойно сделала несколько шагов вперед, ступая на пальчиках, боясь нарушить идиллию.

Она любила море. Любила его всегда – и оно любило ее. Их встречи были редки, впрочем, как и у большинства на этой планете. Но каждый год их свидания, в день приезда, являли собой особый ритуал – очищающий, оживляющий за год уставшую от мирской суеты душу…

– Привет! – проговорила, прямо на ухо, Вел.

– Что вы так долго? Скоро полночь! – укоризненно заметила Ев, повернув только голову.

– Еще есть пару минут, успеем, – одна из двух пришедших сняла сарафан, бросила его на свои босоножки.

– Теперь поплыли? – Ев торопилась осуществить давно задуманное и не обращала внимания на девичьи маневры, пристально высматривая кого-то вдали.

– Да, пора! – Вел глянула на часы и отдала их в руки третьей. Вдвоем забежали в воду, прямо по лунной дорожке, и немного проплыли.

– Вне времени и вне пространства! – проговорила Ев.

– Это что, твое желание?! – спросила Вел, посылая волну брызг в ее сторону и дрожа, пока еще не привыкнув к воде.

– Да нет. Просто мы вошли в воду вне времени и вне пространства, в 00:00.

– Точно! – согласилась Вел и подняла глаза к звездам, словно ловя этот миг, или наоборот, прося его продлить. Вздохнула, поняла, что теряет секунды и промерзает без движения, поплыла по кругу, водя за собою серебряную нить лунного света, сплетая в замысловатые узоры. Вода переливалась, тела девушек отливали блеском – и воображение рисовало их русалками, резвящимися в ночи. – Эдвард! Где же ты мой Эд! – крикнула, громко, не стесняясь.

– Совсем сбрендила… – поток воды облил ее, Ев приготовилась повторить, но передумала – опустилась в воду с головой и тут же вынырнула, сверкая в свете луны.

– Ты нашла себе кумира? – спросила, стоящая на берегу, Ан.

– А что? Все влюбляются! В певцов, в музыкантов, в актеров. Я что, не могу влюбиться в маленького, хорошенького вампирчика?

– Вот маленьким, его никак не назовешь! – неожиданно кусая ее за плечо, прошептала Ев.

– Меняешь вкусы? – Ан опять подала голос с берега. Она всегда пыталась поддеть подругу за увлечение книгами и тщательный отбор друзей, да и просто окружающих людей. Не злобно, а так, исподтишка, вставит колкость и замолчит, словно боясь задеть по-крупному и потерять ее.

– У девушки должен быть выбор! – ответила ей Вел, и, повернувшись к сестре, спросила: – А что мы по-настоящему будем загадывать?

– Давай любви – большой и вечной?!

– Большой и вечной? А давай!

Взявшись за руки, произнеся вслух желание, одновременно нырнули и проплыв еще немного в лунной дорожке, вернулись к берегу.

– Ан! Иди к нам, вода просто парная.

– Да нет. Спасибо! Это лето прохладное, не хочу болеть… – бурчала подруга.

– Ты просто трусиха! – поддразнивала ее Вел. – Жарче лета не было целый век!

– А тебе, откуда знать. – тихо проговорила Ан, от нечего делать, разгребая ногой песок. Девушки не услышали, или сделали вид, продолжая свое занятие:

– Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный! – Ев, веселясь, вспомнила присказку, и вот они уже вдвоем причитали заклинание, перемешивая смехом, все громче и громче.

– Вот дурынды! Это у зеркала со свечой произносят. – крикнула им Ан.

– Интересно, чем это тебе не зеркало и свеча? – уже назло подруге, вторили: «суженый – ряженый, суженый – ряженый»…

Белые блики на воде колыхались и кружились в такт движений. Ев любовалась их игрой и меняющимся, сияющим рисунком, как вдруг, в морской черноте, проступил лик мужчины, чистый и добрый. Он отвернулся, но будто вспомнив нечто, вернул ей свой яркий взгляд. Ев вздрогнула. Его прекрасное лицо исказил ужас, а по мраморной коже потекли струйки крови.

Ев испуганно отогнала видение, ударив рукой по воде:

– Привидится же такое… – подумала она и, умыв лицо, подплыла к сестре.

– Сегодня Ивана Купала! – голос Вел, был спокоен, как у учительницы первоклассников, поясняющей трудное задание: – Сами древние боги велели искупаться в ночи. Иди, получи у природы свою часть красоты и вечной молодости. Смой с себя весь негатив, набравшийся за год. Скажи природе: «Здравствуй!» и она откроет тебе свои красоты.

– Мне моей хватит! – ответила Ан с берега, и немного помолчав, продолжила: – Вообще-то на Ивана, через костер прыгали и венки плели.

– Венок, допустим, мы тебе сплести еще успеем. А вот над костром попрыгали бы, но после купания. – смеялись сестры.

– Девочки! Выходите уже, пляж совсем пустой. Поздно, холодно. Вы уже синие.

Девушки действительно отдавали синевой, а брызги воды, которые они поднимали, были бриллиантовыми.

– Синие? Как брюлики? – спросила Вел.

– Нет, как сосульки! А вы не думаете, что сегодняшней ночью вся нечисть идет купаться?

– Что?

– Разные, там, змейки…

– Ой! Смотри, Ан, возле тебя кто-то ползет. Осторожно!

– Где? – начала «танцевать» на месте девушка, оглядываться по сторонам, и истерически вопить.

– Нигде! – пока подруга прыгала и наигранно кричала, вертя головой во все стороны, Вел, незаметно, подбежала, взяла ее за плечи, реально напугав девушку.

– Я же говорю, Ан – ты трусиха! – продолжая плескаться, крикнула Ев. – А змейки спят, спят, спят!

– Зато в воде еще разные чудища плавают: – не унималась Ан, злясь на них и стараясь взять себя в руки, успокоиться.

– Сама ты – чудище! – ответила Ев и запела, вспомнив старую песенку:

«Эй! Моряк! Ты слишком долго плавал,

Я тебя успела позабыть.

Мне теперь другой по нраву дьявол,

Его хочу любить!»…

– А полотенце-то, мы забыли! – крикнула ей сестра.

– Выхожу! Бррр, холодно! Бежим!

****

«…Туман настигал ее, становясь все плотнее и колючей. Она бежала и бежала, не видя вокруг себя ничего, кроме этого сбитого сгустка, все глубже запутываясь в нем, теряясь в направлениях. Страх начинал подбираться к горлу, сдавливая его настолько, что она, не только не могла позвать на помощь, но уже и дышать. Нежданно, сильная рука схватила ее за запястье, и вытянула на безлюдную площадь, старого, почти разрушенного города. Его бледное лицо тронула добрая улыбка:

– Все хорошо, солнышко, все хорошо! – почти шепотом произнес он, обдавая щеку теплом, а жар руки его успокаивал. Захотелось прижаться, согреться. А он уже удалялся, унося с собой жаждущую ее мглу»…

Вел вскочила, тяжело дыша: – Сон, всего лишь глупый сон!

Глава 2

Ольга обожала велюр в любом виде – драп или фетр, покрытый густым мягким ворсом, но больше всего – мягкую кожу, выделанную под бархат, обнимающую, защищающую, согревающую. Что же тут поделать, такими были ее, аристократические, замашки молодости!

«ВеЛюр!» – произносила она на французский манер, с гортанным «р». Он был для нее еще и неким символом жизни – долгой, но не вполне состоявшейся в плане безудержной, страстной любви. «ВеЛюр!» – только она знала истину постоянного присутствия его в ее жизни, только он походил на Вечную Любовь.

Застегнув последнюю пуговку на строгом, закрытом, почти монашеском платье, Ольга взяла длинный, золотой мундштук и повернула голову к открытому окну. Выпустила струйку дыма. Ай-Петри сбросила вниз лишние облака, и игриво выглядывала из них.

Лязг железного засова калитки, оповестил о приходе гостей. Грациозно подняв руку, женщина, закрыла окно, подхватила маленький саквояж и пошла к выходу, выпуская перед собой струйки дыма.

Утренний туман был увесистым, плотным занавесом, скрывающим всех соседей. Из него, величественно ступая, появились трое мужчин, как и она, одетые достаточно строго: в длинные черные сюртуки, застегнутые на одну пуговицу, белоснежные сорочки и в кристально начищенной обуви. Скуластые подбородки были единственной схожестью их лиц. Первый – чуть старше, и несколько ниже. За ним, плечом к плечу, два молодых, под два метра роста, красавца. Брюнет и блондин, хотя нет, второй скорее имел золотисто-русые волосы.

– Наконец-то! – вместо приветствия, холодно произнесла Ольга.

– И тебе здравствовать! – произнес светленький, и замер, убрав руки за спину.

– Прости, дороги. – сказал мужчина постарше: – Ты все-таки серьезно решила расстаться с этим домом?!

– Не могу долго мозолить глаза.

– Так жила бы в поместье, – заговорил брюнет, – соседей захочешь – не найдешь.

– Меня ограничивают в действиях?! – и тон, и взгляд отбили любую охоту говорить дальше, даже пояснить не правильно понятые слова.

– Упаси Бог! Мальчишки шутят. Где вещи? – старший, как некое балансирующее устройство, быстро перевел тему.

– В доме! – сбросив пепел, Ольга сделала шаг в сторону, пропуская их внутрь, и замерла, как статуя, подняв глаза к небу.

– Это все? – уточнил старший, появившись первым. На асфальте красовалось штук десять чемоданов, разных форм и размеров.

– Зеркало не забыли? – спросила она, смотря поверх их голов, даже не удосужившись проверить свой багаж.

– Как же мы могли?! Поедешь с водителем и вещами или потерпишь наше присутствие?

– С вами, Жан, с вами. Зеркало возьму в руки!

– Кто бы сомневался! – шепнул светленький темненькому, шествуя позади с поклажей.

Ольга на миг задержалась у калитки, прощаясь с домом. Вздохнув, подошла к машине, села на переднее место и взяла зеркало. Старший, Жан, сел за руль не проронив ни слова, и они отправились в путь, вторая машина последовала вслед за ними.

– Свет мой зеркальце, скажи! – усевшись, произнес светленький: – да всю правду доложи!

Ольга молчала, даже бровью не повела на его реплику, а он продолжал: – Ну, а зеркальце в ответ: «Ты прекрасна, спору нет! Только, Олечка, есть такая молоденькая, черненькая, стройненькая как березка!»

– Дэн! Не балагурь! – не поворачиваясь, перебила, достала сигарету, но передумав, убрала в бардачок. Брюнет толкнул его локтем и, не меняя серьезности на лице, заметил:

– А рыжик лучше!

– Ребята! – попытался остепенить их Жан.

– Эдгар! – перебив Жана, Ольга, не повернув головы, просто окликнула, остепенила, охлаждая пыл и веселость. – От тебя я не ожидала!

– Молодость! – произнес Жан и прибавил скорость. – Мама, скажи, так и будешь менять места обетования?

– Это не обсуждается!

– Но сейчас не те времена. – попытался поддержать отца Эд.

– Таковы правила! И кто дал вам право обсуждать МОИ действия?! – она поставила ударение на «мои» и сверкнула черными, как антрацит, глазами. Во всем ее виде читалась холодная отчужденность. Отвернувшись от парней, поправила волосы и закурила – давая всем своим видом понять, что сегодня ей, в особенности, не до шуток.

Холодок пробежал по салону. Парни сложили руки на груди, поджали выточенные губы, и уставились на знакомую до мелочей трассу.

****

«…Морозная ночь, звезды на черном небосводе, холодная, покрытая инеем могильная плита и рыжие волосы, горящие на снегу, как огонь»…

Очередной раз, отогнав видение, Ольга пару раз плотно прикрыла глаза, как бы сменяя картинку, и промолчала о нем. Сыну, а тем более внуку, говорить бесполезно, так зачем сотрясать воздух.

Глава 3

Рассвет пробивался первым лучом – тонкая нить упала на зеркало воды, пробежала по глади и взлетела обратно, открывая путь новым лучикам просыпающегося солнца. Одинокие нотки первых птиц смешивались с аккордами воды и ветра.

Утро. Остывший и отдохнувший песок постепенно заполнялся телами. На верху лестницы появилась фигурка. Ее нежное личико осветила улыбка, а в бездонных глазах, цвета моря, заиграли искорки счастья и любви – огоньки жизни. Волосы под золотом солнца сияли еще больше медью. Купальник, зеленого цвета, не был кричащим пятном, а подчеркивал стройность загорелого стана, оттенял волосы и гармонировал с глазами.

Не спеша, спустилась по лестнице, сняла босоножки и маленькой ножкой ступила на прохладный песок. Постояв мгновение, присела у самой кромки воды. Со стороны казалось – девушка не замечает вокруг никого и ничего. Но это только казалось. Ее внутренний мир был очень богат и разнообразен, тянулся к новому, незаметно подмечал нужное ей и только ей, отбрасывая лишнее, пустое, ненужное.

– Привет! – услышала Вел за спиной, легкое поскрипывание песка оповестило – рядом присели. «Привет, привет!» – подумала она и, естественно, не повернулась, мало ли кто с кем поздоровался. Воцарившееся молчание сзади, подсказало – пришедший один. За спиной пошевелились, вздохнули полной грудью:

«Сияло солнце в небесах,

Светило вовсю мочь,

Была светла морская гладь,

Как зеркало точь-в-точь,

Что очень странно – ведь тогда

Была глухая ночь…»

Процитировал приятным баритоном толстячка Траляля, Льюиса Керрола, и замолчал, в ожидании реакции. Девушка, приподняв брови, едва шевельнув губами, улыбнулась: «Алиса в зазеркалье!». Легкое любопытство пробежало внутри, но не настолько, чтобы начать разговор, поэтому глаза все также смотрели вперед. «Значит он один!» – подумала Вел, – «и голос приятный, что ж, подождем. Не ограничишься же ты этим. Хотя, скорее всего – это все на что ты горазд!»

Незнакомец заметил легкий интерес к его персоне, что было уже приятно, и решил продолжить:

«Она не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет. Широкоскулое, с точеным подбородком лицо, невольно приковывало к себе взгляд. Особенно глаза – чуть раскосые, светло зеленные, прозрачные, в оправе темных ресниц…» Он сделал небольшую паузу. Вел невольно, совсем чуть-чуть, склонила голову, слегка повернула к нему ушко. И он, восприняв это как знак, добавил: «Зеленые глаза – беспокойные, яркие. О, сколько в них своенравия и огня!»…

Вел изменила позу, облокотилась руками за спиной и вытянула вперед одну ножку. Не спешила повернуться, чтобы рассмотреть говорившего, не желая невольно спугнуть. А он смолк, ожидая от нее именно ответного внимания.

– Пожалуй об этом, я подумаю завтра! – бросила, усмехаясь, как только поняла, что продолжения не будет, намекая, он – не Ретт Батлер, а она…. Она не Скарлетт О, Хара.

Поднялась, грациозно потянулась и пошла к воде. Отплыв немного дальше от берега, чем обычно, медленно возвращалась, стараясь рассмотреть отдыхающих на берегу. Парень сидел чуть поодаль ее места, раскрепощено положив руки на ноги, согнутые в коленях и крутил мобильный телефон, спокойно смотря вдаль. Трудно было судить о его внешности, но то, что он был спортивного телосложения, сразу бросалось в глаза.

Выйдя из воды, встряхнула головой, став вполоборота к морю, взяла полотенце и промокнула только лицо. Постояв минуту, подняла свои вещи. На секунду, задержав взгляд на очках соседа по пляжу, опять улыбнулась: – И все же, я подумаю об этом завтра! – медленно пошла домой.

Вечер предвещал быть новым.

****

– Больше не пойду одна. – поднимаясь по лестнице к домику, думала Вел: – Все, буду будить, и тащить сестру с собой. Пусть высыпается на берегу, а то у нее, видите ли, отпуск! А у меня что – рыбалка?! Мы приехали загорать и купаться, купаться и загорать…

На секунду мысли улетели в никуда. Приостановилась, но сразу пошла дальше.

– Алиса и Скарлетт. Да, это что-то новенькое! Главное, что не о погоде и не банальная лесть. Кто он и какой он?! Высокий, с удлиненной стрижкой, ухоженными волосами. Глаза… А вот какие у него глаза? Очки модные, стильные… Сравнить меня со Скарлетт! – возмущенно подняла руку вверх, но тут же, прищурив глаза, улыбнулась, довольная тем, что хоть кто-то видит ее такой, как ее любимая героиня, из обожаемой книги. – Сравнить меня со Скарлетт! – повторила более мягко и самодовольно. – Стоп! Что это меня понесло…. Уж не перегрелась ли я?! – Все эти мысли неслись в ее голове с такой скоростью, что она не могла даже сообразить, с чего начался анализ мимолетно услышанных фраз.

Поднявшись на последнюю ступеньку, повернулась к морю. Еще раз взглянула на место, где только что отдыхала. ОН БЫЛ ЕЩЕ ТАМ! Сидел, даже не изменив позы, как йог, поглощая поток солнечной энергии. Прямая спина, сильные плечи. Ни капли проявленного любопытства в ее сторону – куда пойдет, как пойдет. Не понесся за ней с предложениями, даже не посмотрел вслед. Сидел и наслаждался ранним утром, будто и не было того короткого, но неординарного диалога. И это ее зацепило! Она еще сама не осознавала насколько сильно, но тронуло в ней все – любопытство, пытливость, заинтересованность – на что он еще способен в комплиментах, ведь это явно был комплимент в ее адрес; интерес – рассмотреть его внимательней, а там было что рассматривать! Ей уже жаждались диалоги, и не терпелось узнать, к чему они смогут привести. Да и его круг интересов ей хотелось познать. Прочитать, так искусно подобранные к ситуации, отрывки из ее любимых книг могло о многом сказать! Вот только она об этом пока не думала. Была минута, в которой внутренние, глубокие желания никак не могли вытеснить сам происшедший момент, сам процесс разговора, короткого, не навязчивого, но так приятного ее слуху.

Две минуты у обрыва – Вел пожала плечиками и пошла к дому. А он все еще сидел – не шевелясь, не испортив ровность своего торса, не ссутулив плечи и не сгорбив спину. Оглянулась еще раз, дивясь своим мыслям о нем. А он по-прежнему был там…

Глава 4

Жили девушки на самой вершине утеса, лишь 20 шагов к краю и 172 железные ступеньки вниз. На море можно было смотреть прямо из широкого окна гостиной, кухни и стеклянного проема двери. Вот только, немного мешало дерево, растущее на склоне. Сам же дом, который они арендовали на время отпуска уже много лет, возвышался над утесом. И за эти годы, по существу, ничем не изменился. Новые особняки и старенькие домишки находились чуть-чуть поодаль, но от этого он не был одинок. Это было очень старое, совершенно необычное для современности, но добротное строение в три этажа с мансардами. Толстые стены, из серого камня, походили на скалу, поэтому в ночи он становился ее продолжением. Эта своеобразная постройка из фигур разной конфигурации, возведенная руками умелого мастера, замечающего окружающие красоты, понимающего природу, сохранившего ее целостность; прекрасно вписалась в данный пейзаж и простояла долгое время. Неровности зодчества, возможно и смешили с точки зрения современной архитектуры, но не уродовали его, а даже наоборот, постоянно привлекали взгляд.

Первой в глаза бросалась крыша, кирпичного цвета, ярко выделяющаяся на общем фоне серых оттенков. Аккуратные черепицы «струились» с самых верхних точек вниз и сливались с козырьками, карнизами, перекрытиями нижних структур. Самый верхний уровень был мансардным и ничем особым не выделялся. Маленькие окошки-глазницы, выходящие на море, никогда не освещались. Третий этаж красовался тонированными стеклами трех окошечек с деревянными ставенками в тон крыши и резными решетками в пол-окна, сделанные, скорее всего, как подставки для горшков с цветами, но сиротливо пустовавшие. Однако краска на них всегда блестела свежестью. Сразу под окнами начиналась сплошная стена, до самого фундамента. В этих окнах постоянно отражались пролетающие облака, а ночами моргающие звезды.

Второй этаж укрывался под резным карнизом, того же кирпичного цвета, что и крыша, и был значительно покатистым с левой стороны. Одна из частей второго этажа выдвигалась немного вперед и походила на пристройку к основному строению. Невысокий бортик предполагал ровное пространство, где вполне мог бы разместиться балкон. Мастер, создававший это строение, не остановился на прямых линиях, добавив немного лепнины, изображающей богатые гроздья винограда, висящего у основания гребня, замыкающего второй этаж. Весь же фасад этажа, как главный, так и боковые, скрывался под витражами, 17—18 столетия, хорошего состояния, с добавлением современных технологий; здесь же мирно разместились некие существа, неопознанного рода, с забавными мордашками, потемневшими от времени. Их руки были подняты над головой и поддерживали те самые витражные полотна. Ног их никому не удавалось разглядеть, просто потому, что они сидели. Витражи – тут взгляд задерживался надолго. Разнообразие индивидуальных образных пространств уносил в бесконечность. Не было в них никакой замысловатости, лишь простейшие геометрические фигуры, без ярких красок, переплетались, соединялись и разбегались, чтобы слиться вновь. Где были стыки окон, и есть ли за этой декорацией окна вообще, как и то, что находится за ними, ведомо только владельцам. В общем, весь дом был пропитан тайной, а тайны всегда притягивают и будят фантазию…

Однако вернемся к особняку. Далее к основному строению добавлялся веский штрих. Западная часть дома начиналась с цилиндрической пристройки, из рубленого камня, уложенного рядами с напуском; она грациозно тянулась вверх и переходила в башенку с куполообразным верхом. Прорезанные «бойницы» обрамляли побеги «одеревенелой» лозы, ползущей к барабану башни, и окутывали его, словно венец; однако хороший специалист мог понять, что эта ветвь была латунной.

И, наконец, первый этаж. Массивный и большой. Цоколь не высокий, от чего высокие, довольно широкие стекла, часто служили прохожим зеркалами.

Это был единственно живой, в отличие от всего дома, этаж. Здесь постоянно хлопали двери, вечерами горел свет, слышались голоса, звучала музыка. В нем расположились четыре квартиры с отдельными входами, и напоминали собой четыре стороны света, по обрамлению и украшению оконных и дверных проемов. Даже на взгляд было понятно, что первоначальную планировку сохранили, заложив при этом внутренние соединения всех помещений.

Девчонки арендовали левое крыло, восточной стороны, в котором разместились: три отдельные спальни, большая гостиная и мини-кухня, разделенные узким, высоким столом-стойкой. Спальни были не большими, но довольно уютными и шли одна за другой. Окна двух выходили к морю и только из окон дальней спаленки, открывался вид на ельник. Но самым главным для них, была терраса, единственная на все жилые квартиры, с плетеным столом и креслами-качалками, укрытая большим, добротным навесом, треугольной формы, опирающимся одним углом на квадратную колонну. С него свисали побеги дикого винограда, в жаркие часы образующего тень. Вечером же здесь было необыкновенно хорошо любоваться морем. Коротенький бортик ограждения был спрятан за напольные вазы, с яркими цветами. Впрочем, такие вазоны были практически везде, по всем уголкам строения. Замыкала террасу массивная скамья, преграждающая проход к их двери, конечно же, условно, из-за угла дома. Рядом были еще два маленьких, отдельных номера, в одном из которых и поселилась подруга, по известным только ей причинам. В соседнем с ней номере, жила молодая семья, их дети постоянно плакали и играли на асфальтированной дорожке, идущей по периметру дома, разбросав игрушки. Девушкам приходилось ходить по газонной траве, но собственно, им это нравилось. Возможно, когда-то давно, именно здесь был центральный вход в дом.