Корни и кроны. Фрагменты истории Сибири в лицах одного сибирского рода (документальное историко-генеалогическое исследование)

Эта важная находка «льёт ещё больше воды на мою мельницу». Очень вероятно, что Илья всегда считал себя по крови Нашивошниковым. Его кровным отцом был Михаил Нашивошников, а отчество досталось от Ивашки Сури. Получаектся, что приведённый выше документ 1694 года является самым первым из найденных упоминаний братьев Суриковых в лице одного из них – Ильи Нашивошникова-Сурикова.

В официальных документах, начиная с 1711 года, а, как выяснилось, и раньше, он фигурирует под фамилией Нашивошников. Посмотрим эти и другие свидетельства.

Вот, что известно по не полностью сохранившейся Переписной книге города Красноярска и уезда 1710 года. В ней упоминание об Илье, к сожалению, оказалось утерянным с некоторыми другими частями документа.

(л.24) «Во дворе пешей казак Григорей Суриков (старший брат Ильи) з женою (л.24об.) Степанидою детей у него сын Иван з женою Матреною у них сын Иван 3 у негож Григорья живут два зятя Ефим з женою Парасковьею детей детей у них сын Лев 6 дочери Варвара 9 Ефросинья 4 Маремьяна 3 зять Клим з женою Марьею у негож живет племянник Тимофей з женою Парасковьею у них сын Иван 5 недель у негож вскормленица иноземка Степанида 20 лет…»

(л.25) «Во дворе церкви Покрова Пресвятые Богородицы Федор Ошаров…» (Отец будущего зятя Ильи)

(нет лл. 26, 27)

(л.28) «Во дворе пешей казак Петр Суриков (брат Ильи) з женою Парасковьею у него дети сын Михайло 18 Василей 10 Алексей 7 Лев 3 дочь Анна 22 Евдокия 17 Марья 16 Матрены две близнята по 12 лет и буде он Петр сказал ложно и за ложную ево скаску указал бы великий государь казнить ево смертию…»

(нет лл. 29—32)

(л.33) «Во дворе пешей казак Иван Суриков (брат Ильи) з женою Федосьею детей у него сын Филип 7 Карп 5 дочь Авдотья 12 лет…»

Указаний на самого Илью с семьёй в этом документе не сохранилось.

По сведениям Г.Ф.Быкони, Илья Нашивошников по ландратской переписи 1713 года показан конным сотником. Семья его состояла из 8 человек, из которых трое были мужского пола. Судя по наличию 3-х дворовых людей, Илья был довольно зажиточным человеком. Через дочь Прасковью (1701—1780) Илья породнился с местным духовенством, выдав ее замуж за священника Покровской церкви Григория Федоровича Ошарова (1702—1782). Они с братом Петром (жившего отдельным двором) и их дети продолжали служить.

По более поздним сведениям красноярской переписи 1719—1722 годов, Илья Нашивошников числится уже дворянином, но об этом «карьерном росте» я скажу подробнее позднее, а пока:

«Двор дворянина Ильи Нашивошникова. И он, Илья, под опасением смертные казни сказал: он, Илья, – пятидесять шести лет. Детей у него: сын Иван – дватцати семи лет, Федор – четырнатцати лет. Дворовых людей крепосных: Осип – дватцати лет, Л [еонт] ей – тритцати лет; закладной [человек] Игнатей – четырна [тцати лет]. У Ивана сын Петр – тритцати недель, дворово [й … – ] тритцати пяти лет. Сын у него Семен – четыре [х лет. А бу] дет он, Илья, сказал что ложно, и за такую ево [ложную скаску] указал бы Великий Государь казнить смертью. К сей ск [азке по] велению отца своего Ильи Нашивошникова [сын его] Федор Нашивошников руку приложил».51

О брате его, Петре Сурикове, имеется такая запись:

«Двор пешего казака Петра Сурикова. И под опасением [смер] тьные казни сказал, что он, Петр, – шестидесять лет. Де [тей] у него: сын Михайло – дватцати восми лет, Василей – [… -] натцати лет, Алексей – семьнатцати лет, две […] лет. А буде он, Петр, сказал что ложно, и за такую [ево ложную] [скаску] указал бы Великий Государь казнить смертью. [К сей] [скаске] по велению от [ца сво] его Петра Сурикова […] [Л] ев Суриков (Петрович?) руку приложил.»52

В переписи 1720 года снова упоминается семья старшего брата Суриковых – Григория:

«Жив был и старший из братьев, 70-летний отставной казак, неграмотный Григорий, который воспитывал трех внучат: Ивана – 11 лет, Федора – 8 лет и Ивана же – трех лет. Они, скорее всего, были детьми Ивана и другого неизвестного нам сына Григория, от которого остался Федор – племянник 16-летней Овдотьи. Оба отцы внучат Григория отсутствуют по первой переписи, как, скорее всего, ушедшие из жизни…»53

В этом же документе находим семью будущего затя Ильи Нашивошникова, Григория Ошарова, ставшим через несколько лет мужем дочери Ильи – Прасковьи:

«Двор Покровские церкви дьячка Федора Ошарова. И он, Федор, под опасением смертные казни сказал: он, Федор, – сорока [лет], сын у него Григорей четырнатцати лет. А будет [он, Федор], сказал что ложно, и за такую ево ложную скаску [указал] бы Великий Государь казнить смертью. К сей скаске [по велению] сына своего Федора Ошарова отец ево Микита Оша- [ров рук] у приложил.»54

Я подробно показал подлинные документальные записи о наших героях, чтобы нагляднее представить, как выясняются их родственные связи, возраст, имена и число детей и других постояльцев. Но в этом документе лица женского пола (жёны, сестры, дочери и пр.) не учитывались. О них приходилось узнавать из других источников.

Сделаю ещё небольшое отступление. Я уже говорил о «загадочных» обстоятельствах смены фамилии Ильи. Вот эти источники, которые поначалу ввергли меня в изумление и спровоцировали потом неприятную историю с Г.Ф.Быконей. Это фрагменты дневников известного путешественника петровских времён Даниила Готлиба Мессершмидта (жившего в доме Ильи в периоды его пребывания в Красноярске) и его спутников, не переведённые тогда на русский язык.

(Когда я заканчивал эту книгу, неожиданно узнал, что дневники Мессершмидта всёж-таки перевели на русский язык: Мессершмидт Д. Г. Дневники. Томск-Абакан-Красноярск. 1721—1722. (2012г., Абакан, издательство Коопертив «Журналист»). Однако прочитать эту книгу я пока не смог и приводимые из неё цитаты взяты из немецкого издания в моём переводе со старонемецкого примерно за 20 лет до перевода этой книги на русский.)

24 февраля 1722 года экспедиция Мессершмидта впервые прибывает в Красноярск, и жена коменданта устраивает его на квартиру в доме Ильи. У Ильи в это время в числе детей и других домочадцев был взрослый сын Иван, несущий государственную службу при воеводской канцелярии. Ему ещё будет посвящена отдельная глава, где мы узнаем ещё много интересного. Но обратимся к дневникам Мессершмидта:

«2 мая 1722. Сегодня вернулся из Абаканского острога хозяйский сын Иван /Суриков/, где он переписывал солдат (казаков – ВО)»55

Иван фактически становится его секретарём и экспертом по географическим, политическим и другим вопросам. Обратим внимание, что Иван Суриков назван «хозяйским сыном», т.е. сыном Ильи Нашивошникова-Сурикова.

«7 мая 1722. Иван Суриков должен составить Доношение к моему деловому визиту и сразу доставить в Канцелярию».56

Иван Суриков постоянно выполняет и другие важные поручения Мессершмидта.

Во время своего вторичного пребывания в Красноярске после небольшого путешествия Мессершмидт возвращается на прежнюю квартиру:

«5 октября 1722. Я сам нашел свою прошлую квартиру у дворянина по имени Илья Нашивошников-Суриков, мне оставленную, которую я тут же занял…»

И дальше:

«6 октября 1722. Мой хозяин, Илья Нашивошников-Суриков, очень настойчиво просил не беспокоить его с моим расквартированием, так как он весной это бремя уже нес.»

«7 октября 1722. (воскресенье) была чудесная погода.

Воевода предложил мне сегодня по требованию моего хозяина, Ильи Нашивошникова, другую квартиру…»

Теперь он уже иначе называет и Ивана, когда даёт ему очередное поручение перед окончательным отъездом из Красноярска:

«4 апреля 1723. Я велел сегодня придти ко мне писарю Ивану /Ильичу Нашивошникову-Сурикову/ и подготовить донесение или промеморию, как это русские… называют, касающееся подготовки моего путешествия…»57

Таким образом, мы воочию убеждаемся в одновременном существовании в семье Ильи сразу двух фамилий. Видимо, в простом обиходе они помнились как Суриковы, но постепенно и в официальных обращениях всё больше фигурировали как Нашивошниковы.

Смена фамилии Ильи могла произойти в связи с значительными изменениями в его социальном статусе в начале 18-го века. Мы помним, что во время Первой Красноярской шатости он был казачьим десятником, но примерно через 10 лет он становится конным сотником и сибирским дворянином, а его дети – «сыновьями боярскими». Остаётся важный вопрос: каким образом мог произойти такой значительный «карьерный рост»?

Нам невозможно исчерпывающе и точно ответить на все эти сложные вопросы. Напомню, что в частых пожарах практически полностью сгорели красноярские архивы того времени. Те материалы, которыми мы пользуемся, фактически чудом сохранились (как правило, в других местах) и фрагментарно дошли до нашего времени.

Последние годы 17-го столетия и последовавшие за ними были чрезвычайно бурными в истории Красноярска – Первая шатость, следствия по ней, смена власти, постоянная война с враждебными аборигенами и др. Эти факторы могли самым неожиданным образом влиять на судьбы красноярцев. Становление сибирского служилого дворянского сословия в этот период шло непростым путём. Приведём историческую справку, иллюстрирующую этот процесс:

«До середины XVII в. правом верстать (зачислять на службу) в дети боярские обладали воеводы, затем такие верстания они проводили только с санкции разрядных воевод. С середины XVII в. Сибирский приказ и воеводы начинают проводить „разборы“ служилых людей, чтобы предотвратить пополнение этого сословия тяглыми людьми и ссыльными. Отныне верстания в дети боярские осуществлялись из числа их потомков с учетом заслуг… На протяжении всего XVIII в. в чины сибирских дворян и детей боярских зачисляли губернаторы с учетом выслуги, заслуг и в отдельных случаях происхождения претендента.»

При поверстании в дети боярские и сибирское дворянство очень часто менялись фамилии, что также могло иметь место в случае с Ильёй Суриковым и стать важным фактором превращения его в Илью Нашивошникова.58

Не могу отказать себе в удовольствии и не привести образчик одного из способов сословного и карьерного продвижения, как раз в эти годы. Особенно поражает стиль этого прошения, лакейский и самоуничижительный.

«№36. 1694 г. Челобитная о поверстании в дети боярские.

Великим государям, царям и великим князьям Иоанну Алексеевичу, Петру Алексеевичу всея великия, и малыя, и белыя России самодержцам бьет челом холоп ваш, нововерстанный сынчишко боярский Андрюшка Парфенов сын Степнов. По вашему великих государей указу и по грамоте, велено меня, холопа вашего, поверстать в вашу великих государей службу – в детишка боярскаго, и я, холоп ваш, поныне не приверстан.

Милосердные великие государи, цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич всея великия, и малыя, и белыя России самодержцы, пожалуйте меня, холопа своего, – велите, государи, в ту свою великих государей службу – в детишки боярские по той своей великих государей грамоте поверстать, и в окладных, и в денежных, и в хлебных, и в соляных книгах имянишко мое справить.

Великие государи, смилуйтесь, пожалуйте!»59

По известным нам фактам, Илья Суриков был человеком незаурядным, осторожным и дальновидным. Сначала служил воеводской власти, потом перешёл на сторону бунтовщиков, но действовал предусмотрительно, в экстремистских действиях не участвовал, в отличие от брата Петра. Он вполне мог пользоваться большим доверием новой власти.

К сожалению, мне пока не удалось выяснить, какие конкретные значительные заслуги Ильи Нашивошникова-Сурикова стали причиной коренного изменения его судьбы и социального статуса, получения сибирского дворянства, но сам этот факт уже не вызывает сомнения. В 1713 году он был уже конным сотником и мог до этого иметь значимые военные отличия в это бурное для Красноярска время.

Это подтверждается и в недавней публикации Г.Ф.Быкони:

«При красноярском воеводе Григории Полуэктове он в 1709—1710 годах четыре раза ездил в Москву с различными отписками, денежными 34 документами и росписями пушной казны. Примелькавшись в Сибирском приказе, он в конце 1710 года производится в сотники конных казаков и получает почетное звание «дворянин сибирского списка».60

Первые годы нового 18-го века отличились большой активностью в отношениях красноярцев с их извечными врагами – енисейскими киргизами. Регулярно отправлялись посольские экспедиции во враждебную «мунгальскую землицу». Последнее крупное столкновение произошло по указу Петра Первого в 1701 году. В поход было отправлено более тысячи сибирских казаков. Большим красноярским отрядом (728 бойцов) руководил известный участник Первой шатости Конон Самсонов. Сражение шло с переменным успехом в течение пяти дней, погибло 36 русских, в том числе 8 детей боярских, и красноярский атаман Аника Тюменцев. В этом бою вполне мог отличиться своими незаурядными качествами и Илья Суриков.

Вскоре за этими событиями в 1703 году произошёл неожиданный и не до конца понятный массовый уход киргизов с верхнего Енисея. Это открыло красноярцам почти беспрепятственный более двухсоткилометровый путь до Саянского хребта и дальше по «саянскому корилору» Енисея в Урянхайский край – будущую Туву. Илья Нашивошников-Суриков имел не мало возможностей проявить свои военные и организаторские способности в это неспокойное время и получить большие милости от местной и центральной российских властей.

Известный красноярский персонаж 19-го столетия И.Ф.Парфентьев так пишет о своём предке по материнской линии (считавшимся основателем красноярского рода Нашивошниковых – ВО):

«…1711 г (оду) ещё был казак Илья Иванович Наш (ивошник) ов, коему жалован был Петром Велик (им) Татышев остров в вечное владение, на что был акт с приложением печати Сибирскаго царства, который я по недостатку своих средств в 1864 г. продал П (етру) И (вановичу) Кузнецову, как любителю редкостей, за 130 рублей, а, может быть, П (ётр) Ив (анович) убедил меня к продаже и в тех видах, чтобы я не мог начать с городом тяжбы об этом острове, а он тяжеб сильно боялся…»61

Я не мог найти документального подтверждение этому, но маловероятно, что это была лишь семейная легенда очень уважаемого и просвещённого человека. За какие конкретно заслуги был награждён наш герой, тоже неизвестно, но, очевидно, что заслуги были не малые, и казак Илья Нашивошников-Суриков стал сибирским дворянином, а его дети – потомственными «детьми боярскими».

Приятно сознавать, что в нашем роду когда-то был собственный большой остров на Енисее, расположенный в самом центре современного Красноярска. Жаль только, что «вечное владение» не продлилось до наших дней))).

Известно, что Илья Нашивошников в этот период часто выполнял различные важные поручения и миссии от местной и центральной власти. Это были военизированные походы и акции. Например, в 1716 году Илья был в Удинском остроге для сбора «ясашной казны». И, несмотря на уже немолодой возраст, продолжал проявлять большую энергию и активность, о чём мы вскоре узнаем.

Вот и становится понятнее таинственная метаморфоза смены фамилии и обретения звания сибирского дворянина нашим непосредственным предком Ильёй Нашивошниковым. Мы ещё вернёмся к его интересной судьбе в следующих главах этой книги.

4. СКАЗКА ПРО ИВАНА ИЛЬИНА СЫНА НАШИВОШНИКОВА

«И снова весна то ли 1716, то ли 1717 года. По еще крепко скованному льдами Енисею скользит вереница тяжело груженых саней. Их не меньше десятка. Один за другим остаются позади крутые скалы береговых „быков“ с казачьими караулами, что протянулись далеко вверх по Енисею к югу от Красноярска. Еще несколько дней пути и появится построенный лет десять назад Абаканский острог – последнее надежное пристанище на границах русской землицы. А дальше „Саянский коридор“, непроходимые пороги и дикие скалы, за которые еще недавно ушли племена воинственных киргизов. Далеко ли и ушли и надолго ли – точно никто не знает…»

Так, по моим первоначальным представлениям могла начаться эта уникальная экспедиция. Позднее мне удалось прояснить её многие детали, которые позволили восстановить истинную картину связанных с ней событий.

Я долгое время был уверен, что непосредственным продолжателем нашей ветви рода Нашивошниковых был сын Ильи – Иван Ильич Нашивошников (1690-?). И сейчас я не перестаю в это верить, хотя обнаружились несколько иные данные. О них я расскажу в следующей главе, а сейчас – Иван и только Иван!

Я уже приводил эту цитату, положившую начало всем моим многолетним изысканиям собственных корней. Напомню ещё раз:

«Научное изучение Южно-Енисейского края до щек Енисея и Саянского водораздела к востоку и западу от этой реки началось почти одновременно с его занятием62, т.к. уже в 1716—1717 годах дети боярские Андрей Еремеев и Иван Нашивошников отправлены были вверх по реке Енисею для разных географических в нем разведок и для выбора мест, удобных для постройки острогов и караулов. Они составили первую карту этого края и при записке, содержащей его описание, представили ее красноярскому воеводе»63.

Во время моего первого посещения Красноярска в 1964 году, дядя Миша (Михаил Андреевич Овсянников) рассказывал о сигнально-оборонительной системе на южном направлении от города. Мы тогда жили на его даче, на левом берегу, у подножья «быка» Караульного, недалеко от впадения в Енисей речки Караулки, в 20 километрах к югу от Красноярска.

Этот «бык» – высокая крутая скала на левом берегу Енисея – был одним из числа подобных скал, быков, находящихся друг от друга в пределах прямой видимости. Когда воинственные племена спускались на своих лодках по Енисею, на каждом из быков поочередно зажигались сигнальные костры, и в Красноярске заранее узнавали о приближении врага.

В самом начале 18 века произошло загадочное историческое событие, о котором я упоминал выше: «… в 1703 г. значительная часть (всего 4000 кибиток) киргизов, самых упорных противников русских, а с ними и некоторая часть их кыштымов64… была силой уведена джунгарами65 за Саяны и далее в Тянь-шань.., после чего оставшиеся на Енисее разноплеменные народные группы, лишившиеся того центра, каким являлся вкрапленный среди них деятельный киргизский элемент, и вследствие этого утратившие связь между собой, каждая в отдельности представляла уже из себя инертную, лишенную способности к энергичному сопротивлению массу; им поэтому и не оставалось уже иного выхода, как перейти от одного господина к другому и покориться русским, что они безропотно и исполнили».66

Эти роковые события позволили решительно ускорить продвижение русских вдоль Енисея к Саянскому хребту. Один за другим на Енисее строятся остроги: «в 1701 г., в 150 верстах выше города Красноярска – Верхне-Караульный, в 1707 г., на правом берегу реки, ниже устья Тубы, где теперь село Абаканское – Абаканский, и в 1709 г., 9 верст ниже нынешней деревни Означенной – Саянский.»67

Но тут уважаемый и знаменитый русский путешественник Григорий Ефимович Грум-Гржимайло допустил неточности. Верхнее-Караульный острог был построен лет на 25 раньше (ныне место затоплено Красноярским морем). Саянский острог, о котором мне предстоит ещё подробно рассказать, в связи с уже известным нам важным персонажем моей родословной, построен был не в 1709 году, как пишет Грум-Гржимайло, а значительно позже. И обоснованием под его строительство как раз должна была стать описываемая здесь экспедиция с участием Ивана Нашивошникова.

Но вернемся к той, самой первой, и, как мы теперь знаем – «научной» экспедиции «за Саянский камень». Такое знаменательное событие, как первое организованное путешествие вверх по Енисею, по известному потом несколько столетий «Саянскому коридору»68, разрезающему главные саянские хребты, – это событие надолго осталось в памяти его участников и, видимо, многих жителей тогда еще крохотного по нынешним меркам сибирского городка – Красноярска. В 1700 году, незадолго до экспедиции Еремеева и Нашивочникова в Красноярске насчитывалось 400 человек жителей мужского пола.

Прежде чем «дать слово» непосредственным участникам, посмотрим фрагмент первоисточника, на который ссылался Г. Е. Грум-Гржимайло в цитате из начала этой главы:

«Летом 171769 года из Красноярска дети боярские Андрей Еремеев и Иван Нашивошников, с толмачом70 и казацким конвоем, на лодках отправлены были вверх по Енисею для разных географических разведок и выбора мест, удобных для постройки крепостей и острогов. По совершении пути своего они, возвратясь в Красноярск…» передали в Канцелярию карту географическую и письменное донесение «обо всем замечательном, виденном ими на Енисее…»71

И вот, наконец, два отрывка из воспоминаний главных участников событий в той исторической последовательности, в какой они были «задокументированы»:

«1726 году Мая… 72дня в Красноярской воеводской Канцелярии конные казаки Дмитрий Иванов сын Шаров, Иван Григорьев сын Волченков по присяжной должности, под опасением смертной казни, сказали: в прошлом де 716 году посланы они Дмитрий и Иван были с Красноярскими детьми боярскими Андреем Еремеевым, Иваном Нашивошниковым да служилыми людьми73 Иваном Волховицким с товарищи вверх по Енисею реке лодками для рисования чертежу…».

Дальше идут подробности, о которых мы поговорим чуть позже, и кончается признание такими словами:

«…а буде они Дмитрий стоварищи в сей скаске сказано ложно и за ложную бы их скаску указала бы Ея Императорское Величество учинить смертную казнь»74.

Следующее свидетельство живого очевидца, главного соучастника и нашего героя, дано через 9 лет после предыдущего:

«1735 году Февраля 17 дня города Красноярска Красноярской сын боярской Иван Нашивошников будучи в городе Красноярску господам профессорам75 сказал: в прошлом де 717 году по указу блаженныя и вечнодостойныя памяти Его Императорскаго Величества посылан был я76 из Красноярска вверх по Енисею реке водяным путем в легких лодках за Саянской камень для проведания порогов и переборов77…»78

Хорошо бы сразу прояснить, в каком все-таки году было предпринято это путешествие? Иван Нашивошников утверждает, что было это в 1717 году. Но есть признаки того, что у Нашивошникова «не все сходится».

Во-первых, он умалчивает о сыне боярском Андрее Еремееве. А это даже не казак или «служилый» человек, а такой же сын боярский, как и он сам и старше его по возрасту, вероятно, и более влиятельный. В своем признании казаки и участники похода – Шаров и Волченков – называют Еремеева раньше Нашивошникова.

Во-вторых, Нашивошников не дает клятву под страхом смертной казни в правдивости своих слов, как это делали Шаров и Волченков. Он может что-то забыть или в чем-то соврать. Потом казаки свидетельствуют вдвоем, Нашивошников – один. Вероятность, что последний ошибается в указании года экспедиции, гораздо выше.

И наконец, казаки дают свои показания через 10 лет после экспедиции, а Нашивошников – почти через 20. За такой срок можно многое забыть. Поэтому, раз уж не удалось мне поначалу найти других надежных документов и свидетельств, я решил, что первая экспедиция «за Саянский камень» была совершена или начата весной или летом 1716 года. И каково было моё удивление, что этот предварительный вывод о сроках экспедиции оказался на удивление точным.

По прошествии нескольких лет в одной из книг Г.Ф.Быкони (со ссылками на архивные документы) я нахожу следующие сведенья:

«…в Красноярской воеводской канцелярии хранились два указа за апрель 1716 г. и указ от 6 июня 1717 г., которые свидетельствуют, что Пётр Первый и сибирский губернатор М.П.Гагарин в 1715—1716 гг. предписывали комендантам Козлову и Зубову тщательно обследовать русло Енисея в Саянах, „проведать про реку Кандарь“ и наметить места под два острога: „город рубленный или земляной“ вблизи Саян и город за „Камнем“ в устье реки „Кемь“ (Хемчик)»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

А. Вознесенский. Антимиры (Избранная лирика). М., 1964, с. 123 («Кроны и корни»).

2