
Полная версия
Город без памяти
Спустя несколько минут я держал в руках реферат по истории. В имени на первой странице я узнал своего одноклассника, Вадима. А через секунду вспомнил и сам реферат.
Он был написан не на двойных листочках, а на хорошей бумаге – я думаю, она бы подошла и для нашего принтера. Посвящён реферат был Ивану Грозному. И на первой странице, используемой как обложка, красовался яркий, мастерски написанный портрет царя. Вадим нарисовал его сам. А рядом с портретом красными чернилами была выведена оценка – единица. Кол.
Я вспомнил эту историю. Не так уж часто у нас ставили единицы. Двойки были больше распространены. А для единицы надо было совершить что-то из ряда вон выходящее. По мнению исторички, Вадим тогда совершил именно это. Она швырнула этот реферат ему на парту и громко, словно выступая на митинге, произнесла: «Бездарность!»
Бог его знает, что там было не так с этим рефератом. Вадим всегда был двоечником. И даже сейчас я не смог бы оценить его работу – потому что не мог наглядеться на нарисованного Ивана Грозного. Он был яркий и аляповатый, но в нём была жизнь. И изо всех своих жизненных сил он пытался отвернуться от этой единицы. Даже он понимал, что не заслуживает её.
Вадим прекрасно рисовал. Потом перестал. Уже очень давно его не видел. Говорили, дела у него не очень. На последней встрече выпускников промелькнуло некрасивое слово «спился».
«Надо бы его повидать», – подумал я, а вслух произнёс:
– Это я тоже возьму.
– Прекрасное решение, – кивнула хозяйка.
– Послушайте… Я не понимаю. Как это возможно?
Она вздохнула:
– Помните, как там у классика – рукописи не горят? Они действительно не горят. И никуда не пропадают. Бумага хранит в себе всё. В течение жизни мы все пишем что-то. Мы оставляем повсюду свои отпечатки на бумаге. Они изображают нас, какими мы были тогда. И при этом они живые, потому что всё ещё составляют часть нас. Когда мы пишем на бумаге, мы оставляем на ней свою душу. А душа не может исчезнуть, она ведь бессмертна. А вместе с ней бессмертна и бумага, на которой она хранится. Понимаете?
Я вернулся в офис. Отдал пачки бумаги Маше. Она невозмутимо загрузила бумагу в принтер. И я продолжил работу. Распечатал два экземпляра договора, каждый на двенадцати страницах. Два акта приёмки услуг. Согласие на обработку данных. Счёт-фактуру. Аналитический отчёт для директора на шести страницах. Ещё один договор, для другого клиента. И так далее, и так далее…
Вечером, уже дома, за ужином я показал своё школьное сочинение жене. Она рассмеялась и поцеловала меня.
– Откуда у тебя этот раритет?
– Да так… Нашёл.
Ночью, слушая дыхание спящей жены, я вдруг вспомнил, как писал ей письмо из армии. Тогда она была просто девушкой, которую я любил. В этот раз обошлось без поэзии, но я прекрасно помнил, что писал ей о своей любви, и довольно вдохновенно. К сожалению, письмо не дошло до неё. Затерялось где-то в недрах почтовой службы, сгинуло в пустоте. Но ведь где-то оно должно было сохраниться?
Пожалуй, завтра опять зайду в канцелярский магазин.
Бесполезные факты о жевательной резинке
Дорога шла через новые районы города – тёмные и безликие дома обступали её со всех сторон. Они были похожи на однообразные надгробия безымянных солдат, погибших на какой-то полузабытой войне. Стояла ночь. В некоторых окнах горел свет, но даже он был везде одинаков, будто каждое из окон подсвечивалось обычной голой лампочкой, свисающей с потолка на проводе. Шины шуршали по асфальту. Из динамиков доносились приглушенные звуки джаза, иногда прерываемые помехами – какая-то Богом забытая ретро-радиостанция, на которую он случайно наткнулся, крутя ручку настройки. Он подумал, что на ней наверняка работают одни привидения. Бесплотными пальцами берут с полки пластинку, сдувают с неё пыль и ставят на проигрыватель. Слушают и вспоминают времена, когда они ещё были живыми.
Среди унылой череды зданий показался ярко-освещённый оазис круглосуточной заправки. Оставалось ещё полбака, но свет манил слишком настойчиво. Он сбросил скорость, свернул на дорожку и остановился у колонки. Залил немного бензина и зашёл внутрь, где горел всё тот же яркий свет, который, казалось, просвечивал тебя насквозь. А от маниакальной стерильности окружающей обстановки и идеального порядка, в котором были расставлены бутылки и канистры с маслом, антифризом и средством для омывателя стёкол, человек, входящий сюда, чувствовал себя либо хирургом, либо его пациентом – в зависимости от характера и взгляда на жизнь.
За стойкой стояла девушка-кассирша. Молодая, симпатичная. Её заспанный взгляд придавал ей домашний вид. Он больше соответствовал завтраку на кухне поздним субботним утром, а не ночному нагромождению пластика и стекла.
Девушка улыбнулась (да-да, именно так, как улыбаются любимому человеку, завтракая на кухне поздним субботним утром!). Он улыбнулся в ответ.
– Доброй ночи.
– Здравствуйте. У Вас первая колонка? С Вас 350 рублей.
Он вытащил несколько мятых купюр из кармана.
Пауза.
– И вот эту жвачку, пожалуйста.
Хотя благодаря своей идее со жвачкой он выиграл несколько лишних секунд общения с живым человеком, время беспощадно уходило. А снаружи было слишком темно и холодно. Нужно было хоть немного живого тепла, как закоченевшему полярнику среди бесконечных торосов нужен глоток согревающего грога. Или не грога? Что там у сенбернаров во фляжках налито? Не важно.
Срочно что-нибудь сказать. Первое, что придёт в голову.
– Хотите знать бесполезный факт о жевательной резинке?
Девушка продолжала улыбаться, но уже несколько ошарашено. К подобным вопросам она не привыкла. Впервые за всё время работы здесь список FAQ, сложившийся в её голове, оказался бесполезен.
– Хочу.
– В пачке жевательной резинки ровно десять подушечек, – радостно выпалил он. И победно улыбнулся.
Наступила тишина, знакомая каждому, кто хоть раз в жизни рассказывал неудачный анекдот.
Он усугубил ситуацию, совершив главную ошибку человека, рассказавшего неудачный анекдот – принялся объяснять.
– Ну я же сказал, этот факт совершенно бесполезен.
Тепло окончательно ушло, его унесла снежная буря и растворила в полярной ночи.
Девушка кивнула.
Он молча направился к выходу. Автоматические двери разъехались, и он уже занес ногу, чтобы выйти в ледяной открытый космос.
– А Вы знаете, что в ней содержится фенилаланин? – вдруг спросила девушка.
– Что содержится?
– Фенилаланин.
– А что это такое?
– Это вещество, которое опасно для людей, больных фенилкетонурией.
– А это что такое?
– Не знаю. Просто так на всех пачках написано.
Девушка прыснула. И от этого на пластмассовых полках распустились зеленые, весенние листочки.
Он нерешительно пошёл обратно к кассе.
– Ну поскольку я ей не болею, насколько мне известно, для меня это тоже бесполезный факт.
Ему в голову пришла неуместная мысль, что если эту фразу он бы не произнёс, а набрал на клавиатуре, после неё стоило бы поставить много-много подмигивающих смайликов.
А весна тем временем сменилась жарким летом, безмятежным и счастливым, как в детстве, с долгой поездкой на велосипеде по бескрайнему зелёному полю, простирающимся до горизонта, а за горизонтом уже ждала маленькая, юркая речушка с песчаным дном, в которую так хорошо, с визгом и брызгами, сигануть с тарзанки. И в небе светило палящее солнце, которое обжигало его кожу, преломляясь в маленьких капельках воды. И свежий ветерок продолжал теребить его волосы, даже тогда, когда он уже сидел в машине, держа в руке кусочек бумаги с её именем и номером телефона.
Он завёл мотор и кинул в рот пару подушечек жвачки.
В пачке осталось 8 штук.
Ночь близилась к своему завершению. Она бледнела, оседала на асфальте и по капле стекала в канализационные люки.
Пора было ехать в сторону дома. По правде сказать, он никогда не считал место, где он живёт, домом – в том смысле, который вкладывают в это слово большинство людей. Для них дом – это очаг, источник света и тепла, который интуитивно чувствуешь и к которому тянешься ещё до того, как тот появляется на горизонте. Он же не ощущал тепла в этих двух комнатах и маленькой, будто из игрушечного домика, кухни. Они были также холодны, как бетонные поребрики вдоль улицы и металлические столбы с неработающими фонарями. Он иногда думал, что если вдруг лизнет обои в своей комнате, то обязательно примерзнёт к ним языком, как к качелям зимой. И дело было вовсе не в центральном отоплении.
С той квартирой у него не было связано никаких воспоминаний – родился он не здесь, детство прошло тоже в другом месте, жил здесь один, да и появлялся довольно редко. Скорее уж он свою машину считал домом, но точно не квартиру.
И всё-таки это было неплохое место, чтобы укрыться от дождя, приготовить скромный ужин и прикорнуть на щербатом диване.
Он въехал во двор, покружил по нему в поисках свободного места (утро было слишком ранним, так что на работу пока никто не спешил) и наконец втиснулся в узкий проём между разлагающимся «Москвичом» и трансформаторной будкой. Он заглушил двигатель, стиснул на прощание руль, кинул в рот ещё две подушечки жвачки и выбрался из машины.
В пачке осталось 6 штук.
Он открыл дверь в парадную и скрылся в тёмном проёме. Распахнутая дверь стала медленно возвращаться в исходное положение, влекомая доводчиком, и в тот самый момент, когда щель составляла всего пару сантиметров, из глубины дома донёсся приглушенный хрип и затем звук падения тела на бетонный пол. К этому времени дверь была закрыта и уже почти не пропускала звуков, однако, если бы некий случайный прохожий приоткрыл её и внимательно прислушался, то услышал бы звук, обычно возникающий, когда кто-то в спешке роется по карманам лежащего человека. Впрочем, случайному прохожему повезло, что он не стал подслушивать у двери, поскольку меньше чем через минуту она резко распахнулась, и на улицу выскочил мужчина. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, торопливо зашагал в сторону проспекта. Руки он держал в карманах спортивных штанов. На запястье правой болтался полиэтиленовый пакет, в который, как опять же будет установлено позднее, и перекочевали немногочисленные предметы из чужих карманов: дистрофичный бумажник, паспорт в потёрто обложке, пачка Pall Mall, брелок с зелёным камешком и надорванная упаковка жевательной резинки.
Шагая вдоль проспекта, мужчина выудил последнюю из пакета, вытряхнул из неё сразу три подушечки и положил их в рот. И умиротворённо улыбнулся. Эйфорию прервал ранний автобус, подъезжающий к остановке на той стороне. Поддавшись загадочному рефлексу, который иногда срабатывает в каждом из нас, он дёрнулся и выскочил на асфальт.
Там его встретил визг тормозов, а затем удар, от которого хрустнула нога, а его самого перевернуло в воздухе и ударило об землю, после чего раздался ещё один хруст – на этот раз шеи.
В пачке осталось 3 штуки.
От удара её выбило из сжатого кулака, она подлетела в воздух и упала на дорогу в нескольких метрах от тела.
Девушка-кассирша, только что закончившая свою смену, ещё долго сидела в машине, вцепившись в руль и с ужасом глядя на тело сквозь трещины на лобовом стекле. Наконец она догадалась достать телефон и дрожащими пальцами набрала телефон скорой помощи.
В Эссене
Вы бывали в Эссене?
Город Эссен располагается на западе Германии. Вместе с Дортмундом, Оберхаузеном, Дуйсбургом, Гельзенкирхеном и прочими городами он образует одну из крупнейших агломераций в Европе, известную как Рурская область или Рурштадт. Её население составляет более 5 миллионов жителей.
Наверное, так принято говорить.
Когда-то здесь находилось много шахт, в которых добывали уголь и руду. А на поверхности располагались многочисленные заводы, которые использовали добытые уголь и руду. Но в двадцатом веке они закончились. Шахтёры вылезли из своих шахт, встретились с рабочими из заводов, и поняли, что все вместе они остались без работы. Начался упадок.
Со временем каждый из городов справился с упадком по-своему. Где-то открылись университеты, где-то – музеи современного искусства. А в Эссене построили крупный выставочный центр Messe Essen. Иногда кажется, что весь город живёт за счёт выставок, которые здесь проходят.
Я приехал в Эссен, чтобы принять участие в выставке Security Essen. Это одна из крупнейших выставок по безопасности в Европе. А может, и в мире. Она проходит раз в два года. Мы выставляем здесь нашу продукцию. Я занимаюсь продажами датчиков контроля периметра в Европу. Хотя моя начальница по маркетингу говорит, что я плохо этим занимаюсь. Иногда, когда у неё плохое настроение.
А мне кажется, что клиентов хватает. Бывает и хуже.
В Эссене нет аэропорта. Сначала я прилетел во Франкфурт, и, не выходя из аэропорта, просто в другом терминале, пересел на поезд и доехал до Эссена. Поезд был красивый и быстрый, но мне не понравилось в нём ехать. Во-первых, я сидел спиной по направлению движения, а во-вторых, в окно ничего не было видно. Сначала я думал, что мы едем в туннеле, а потом понял, что просто наступила ночь.
На вокзале Эссена я пересел на метротрам – это как обычные трамваи, только ходят под землёй. Тут из окна тоже ничего не было видно, разумеется. Я уже очень хотел спать, поэтому заснул сразу, как только упал на кровать в гостиничном номере.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.