Голос ангельских труб

– Я тебя с ним познакомлю, – пообещал Грег. – И папа расскажет тебе притчу о маленьком мальчике Довике. Подлинную историю, случившуюся в семействе одного знакомого раввина. Папа всем ее рассказывает, а я завидую и жалею, что я не маленький мальчик Довик…

Они допили саке. «Хорошо посидели, – сказал Грег, – в спокойной обстановке. Люблю эту китайкую забегаловку за покой и честную бедность, в наших шалманах разве поговоришь?»

Шибаев заикнулся было о гостинице. Но Грег и слушать не захотел. «Не свисти, ночуем у меня, – сказал он заплетающимся языком. – Дом пустой! Полно места. Ты знаешь, мы в Питере жили в двухкомнатной хрущевке. Родители в спальне, мы с братом в гостиной. Он на диване, я на раскладушке. Представляешь, Саша, детство и юность на раскладушке!» – «У тебя свой дом?» – спросил Шибаев. «Юрик купил. Он у нас миллионер. За что мне нравится эта страна… – Грег остановился, взял Шибаева за рукав. – Тут, если у тебя есть мозги, – он постучал себя по лбу костяшками пальцев, – ты сделаешь карьеру. Ты вылезешь из дерьма. И тебя не будут бить по рукам и кричать: будь как все, ты что, самый умный? Великая страна Америка…»

…Они шли вдоль канала с пришвартованными вдоль берега яхтами. Было безлюдно и очень тихо, ровно и ясно горели частые фонари. Казалось, лампы помещались в колбах, внутри которых было свободно от тумана. С океана тянуло сыростью и гнилыми водорослями. Погода довольно теплая, но промозглая и зябкая.

Около столба с указателем «Экзетер-стрит» они свернули к океану. Дом Грега стоял в середине квартала – аккуратный нарядный коттеджик из светлого камня, в размыто-готическом стиле, с оградой, увитой гибкими колючими плетями с живыми еще мелкими белыми розами. Он напоминал кондитерское изделие. На крыльце с арочного навеса свисал пушкинский фонарь.

Грег отворил металлическую кованую калитку, и они вошли в крошечный, вымощенный каменными плитами дворик. Высокая черная фигура внезапно метнулась к ним из-под пышного куста справа, задергалась, будто в нервическом припадке, и хрипло захохотала. Шибаев отскочил, хватаясь за пистолет, которого не было…

Грег тоже захохотал и закашлялся, сгибаясь пополам. С трудом выговорил между приступами смеха:

– Извини, Саша, забыл предупредить. Павлик подарил на Хеллоуин… мой сын. Капитан Кук на фотоэлементах. Я тоже в первый раз испугался, думал кранты, сердце не выдержит. Через две недели Хеллоуин, ну Павлик и принес. Мама велела, чтобы забрал этот кошмар назад. А папа сказал, что капитаном Куком можно пугать грабителей, если бы тут они были. А Юрка раз десять туда-сюда, туда-сюда… так он ему понравился. И мама разрешила оставить. Юрочка в нашем семействе – царь и бог.

Шибаев рассматривал капитана Кука со смешанным чувством досады и неловкости – нелепая тощая фигура, закутанная в черный плащ с золотыми эполетами, увенчанная скалящимся черепом в треуголке. В глазницах черепа, как угли, тлели красные огоньки.

– Смотри, – сказал Грег и помотал перед черепом рукой. Капитан Кук снова задергался и захохотал. – Полный абзац!

…Дом спал. В небольшой гостиной, куда Шибаев заглянул по дороге, неярко горел торшер и сидела перед негромко работающим телевизором седая крупная женщина в красном халате. На экране прыгала певица с микрофоном, в трусиках и ботфортах. «Гришенька, почему так поздно? Я беспокоилась», – она поднялась им навстречу, всматриваясь в Шибаева. «Ма, ну что ты придумываешь, – сказал Грег. – Я уже большой мальчик. Это – Саша, мой друг». – «Ты должен был позвонить, – сказала женщина. – Юрочке завтра к восьми нужно быть в офисе, я поставила тебе будильник. Здравствуйте, Саша». Шибаев молча поклонился. «Мы пойдем, ма, устали до чертиков, спокойной ночи», – ответил Грег, целуя мать в лоб и стараясь при этом не дышать. «Вы ужинали?» – спросила женщина. «Ужинали, не беспокойся, ма, – ответил Грег. – Спокойной ночи».

Они поднялись на второй этаж по скрипучей лестнице. Грег открыл одну из четырех дверей, включил свет и сказал: «Комната для гостей, Саша. Будь, как дома. Спокойной ночи». Закрыл дверь, и Шибаев остался один.

Комната была маленькая, какая-то необычная, вероятно, из-за белых стен и белой мебели. Широкая кровать посередине под розовым атласным покрывалом с горой подушек, белые тумбочки с обеих ее сторон, белый комод с золотыми ручками – производили впечатление кукольных. Изящное гобеленовое кресло в углу спальни, круглые китайские, розовые с белым, коврики у кровати и комода, длинная полка над комодом с фотографиями детей в серебряных и золотых рамочках, со стеклянными и фарфоровыми зверушками и темно-розовые шторы на окне завершали картину.

Шибаев с опаской шагнул – бело-розовый мир казался хрупким – и осторожно уселся в кресло. Он чувствовал себя чужеродным в этом жеманном мирке и думал, что в гостинице ему было бы удобнее. Даже досада появилась против Грега. Комната освещалась неярким светом торшера в стиле ретро, разумеется, розового…

В ванной комнате тоже преобладала розовая гамма – полотенца, занавеска для душа, коврик. Даже туалетная бумага была розовой. При виде этой бумаги Шибаев усмехнулся. Он разделся, бросил несвежую одежду на пол и открутил краны душа.

Он стоял под тугими струями, попеременно горячими и холодными, думая, что люди действительно вышли из воды, иначе почему мы испытываем такое чувство комфорта и радости узнавания, возвращаясь в воду? Он вытерся розовым полотенцем, обернул его вокруг бедер. Босиком подошел к окну, постоял нерешительно, не представляя, принято здесь открывать окна или нет, и все-таки открыл. Холодный воздух медленно вполз в комнату – в природе похолодало и прояснилось. Он выглянул и увидел капитана Кука, стоявшего в засаде под кустом. Треугольная его шляпа отбрасывала острую тень на плиты дворика. Конфетные домики спали, ничто не нарушало безмятежной ночной тишины.

Шибаев постоял немного у окна, вдыхая резкий, как сельтерская вода, воздух. Потом снял с кровати покрывало, сложил, как сумел, отнес на кресло. После чего с наслаждением вытянулся на свежих простынях, оказавшихся почему-то белыми, а не розовыми. Электрические часы на комоде показывали два.

Перед тем, как провалиться в глубокий черный колодец сна, он вспомнил сине-зеленую беззубую рекламу матрасов на крыше дома напротив окон Лили…

…Ему снилась Инга… Сон был черно-белый, сумеречный. Инга пыталась открыть дверь, но она не открывалась. Он видел ее почему-то изнутри дома, через толстую стеклянную дверь, видел отчетливо каждую черточку и деталь ее лица – крошечные морщинки в уголках рта, родинку над верхней губой справа, тонкий нежный пушок на щеках… Инга дергала ручку, стучала кулачками, кричала что-то… Волосы ее растрепались, на лице было написано отчаяние. Потеряв надежду войти в дом, Инга села на крыльцо. В поникших плечах, опущенной голове, даже в сумочке, брошенной рядом, было столько горя, что у Шибаева оборвалось сердце. Почему-то он не мог открыть дверь, не мог выйти из дома и впустить Ингу… Только смотрел, отделенный от нее стеклянной стеной. Инга медленно, словно услышав его мысли, обернулась и посмотрела прямо ему в глаза. И Шибаев вдруг понял, что это не Инга, а чужая женщина. Женщина, которой он никогда в жизни не видел…

В четыре очнулся мобильник, предусмотрительно оставленный на тумбочке у кровати. Звонил Заказчик…

Ничего утешительного он Шибаеву не сообщил. Сказал, что «работает по вопросу». Кое-какие зацепки есть, но нужно подождать день-другой. Спросил, как дела. «Жив пока», – ответил Шибаев. «Ты где?» – спросил Заказчик. «Пока на Брайтоне», – сообщил Шибаев. «Ты бы пока, это самое…» – начал было Заказчик, но замолчал. «Утром ухожу, – сказал Шибаев. – Так получилось…»

Заснуть ему больше не удалось. Он лежал, глядя на сереющий прямоугольник окна, заставляя себя не думать об Инге. Ночью человек превращается в пессимиста – видимо, сказывается отсутствие солнца. Тревоги и страхи оживают в темноте, и можно додуматься до чудовищных вещей. Мысли Шибаева были далеко не оптимистичными. Если Инга бросила его – а иначе то, что произошло, не назовешь, то чего он, собственно, ожидает от встречи? Однозначного ответа на этот вопрос у него нет. Вернее, никакого нет. Он подыхал от желания увидеть ее, а там хоть трава не расти. Еще раз увидеть и испытать мгновенную радость, исторгая из себя вопль или рыдание. И дальше что? Александр, сказал он себе, вытри сопли и посмотри на вещи трезво. Ты думаешь, она вернется? Оставит ради тебя Америку? Выберет любовь? А ты согласишься на подобную жертву? И будешь всю оставшуюся жизнь из шкуры вон лезть, чтобы она, не дай бог, не пожалела ни о чем?

Адвокат Алик Дрючин отбил свою вторую жену у одного бизнесмена с немереными бабками, сходил с ума от любви и каждый раз, когда молодая жена вспоминала, как отдыхала с прежним мужем на Канарах или Багамах, рвал на себе волосы, так как не мог обеспечить ей того же. «Ши-Бон, – говорил пьяный Алик невнятно, – не вздумай платить за любовь бабками, этими… Канарами, или брюликами! Это без… без-нрав-стве-нно, понимаешь? Любовь ничего не стоит, ее нельзя купить. У нее, как у пташки крылья… Понимаешь? А то, что можно купить, – туфта, а не любовь! Ты можешь купить секс, комфорт… тело – пожалуйста, покупай и пользуйся на здоровье. Но не называй это святым словом «любовь»! И если ты, Ши-Бон, подыхаешь от любви и платишь ей за любовь бабками и материальными благами – ты, Сашка, пацан! И совершаешь большую ошибку, понял? Лучше сразу сваливай. Делай ноги или уползай – как сумеешь, а то финита! Пропадешь. Я, как последний дурак, последняя сволочь пропал, хотя опыта мне не занимать, сам знаешь. Или она принимает тебя, Саша, таким, как есть, или нет… Ты ей ничего не должен! Любовь – дорога с двусторонним движением, понял?»

История с Дрючиным закончилась тем, что его жена вернулась к прежнему мужу, который ее, правда, поколачивал, но был не в пример богаче Алика. А тот после этого запил. Заходил с бутылкой к Шибаеву и изливал душу.

К сожалению, мы не учимся на чужих ошибках. Или к счастью – так как ошибки часто украшают жизнь. Кого спасли чужие советы? Особенно, когда дело касается любви? Каждый тащит этот крест сам. Разум был против встречи с Ингой. И обида была. А сердце ныло, и надежда тлела.

Так ни к чему и не придя, Шибаев задремал и проснулся снова от стука в дверь и бодрого голоса Грега в коридоре: «Сашок, гет ап! Подъем! Завтрак на столе!» После чего он сам ввалился в розовую комнату и непринужденно уселся на кровать. «Юрку надо отвезти в Манхэттен, у него митинг в офисе. Мама тоже едет. Она всегда с ним ездит. Могу и тебя закинуть».

Шибаев умывался, а Грег стоял в дверях ванной и рассказывал, что мама собирается в Гуггенхейм-музей посмотреть выставку «Россия». Картины из русских музеев. Оттуда они заедут за Юрочкой и – домой.

Шибаев достал из торбы свои новые вещи. Надел бордовый свитер и бежевый пиджак с замшевыми локтями. «Полный абзац, – одобрил Грег. – У Зиновия классные шмотки. Пошли!» – «Слушай, – вспомнил Шибаев, – я даже цветов не купил, не подумал. Где можно купить?» – «Поблизости нигде. По дороге приобретешь». – «Напомни, как зовут родителей?» – попросил Шибаев.

Он вошел в столовую, испытывая неловкость, – свалился людям на голову. Столовая прилегала к кухне – по сути, она была ее продолжением. Середину занимал громадный овальный стол с серой мраморной столешницей и большие плетеные кресла с подушками на сиденьях. Хозяйка возилась на кухне. За столом сидел небольшой, очень худой старик в кипе.

– Доброе утро, папа, – Грег поцеловал отца в щеку. – Это мой друг Саша. Только приехал.

Старик кивнул, рассматривая гостя бледно-сизыми навыкате глазами.

– Иудей? – спросил он, наконец.

– Нет, – ответил Грег. – Православный. Как там ребе Моше? Поправился?

– Слава богу, – ответил старик, – поправился. А вы, молодой человек, надолго сюда? – обратился он снова к Шибаеву.

– Пока не знаю, – ответил тот. – Как получится. Думаю, ненадолго.

– Ма! – позвал Грег. – А Юрка встал?

– Сходи за ним, – попросила Елена Семеновна, появляясь из кухни с большим блюдом картофельного пюре.

Шибаев вскочил с кресла ей на помощь. Она передала ему блюдо и снова скрылась на кухне. Минут через пять появились братья – Грег подталкивал высокого молодого человека с длинными волосами.

– Всем привет, – объявил Грег. – Юрик, это Саша.

Молодой человек, которому от силы можно было дать лет тридцать пять, улыбнулся рассеянно, посмотрел мимо Шибаева и кивнул.

Александр исподтишка рассматривал старшего брата Грега – красивое, очень бледное лицо затворника, темные глаза, полный, что скрадывается ростом – на голову выше немаленького Грега, черные вьющиеся волосы, жидкие на макушке и пышные за ушами, падали на плечи. Юрик сел за стол, уставился в пустую тарелку. Елена Семеновна принесла следующее блюдо – с тушеными цыплятами, насколько мог судить Шибаев.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Боже, храни Америку (англ.).

2

Бордвок – дощатая тропа.

3

Золотые семисвечники.

4

Бар-мицва – празднование достижения мальчиком (13 лет), девочкой (12 лет) возраста, когда они несут ответственность перед законом, как взрослые.

5

Историю Шибаева и Инги читайте в романе «Магия имени», изд-во «Эксмо».

6

I don’t understand (англ.) – я не понимаю.

7

Спальные принадлежности. Матрасы. Разумные цены.

8

Buddy (англ. разг.) – приятель, напарник.

9

Большая коричневая сумка, обычно упаковка для товаров.

10

Заем банковский, страховка (англ.).