Полная версия
Блуждающий в себе
– Нет, но ему нельзя бывать в таких местах. Когда он видит, что жизнь вокруг него останавливается, как на этой улице, его жизнь, будто, останавливается тоже.
– Верти в голове только настоящее и ближайшее будущее, – вспомнил я и процитировал Свиря.
– Вот именно.
– А с остальными что? – Я указал на заднее сиденье.
– Изислан спит беспробудно, да и остальные тоже, думаю.
– Может, разбудить? Разъехались бы по домам?
– Ну а кто за руль сядет? Все пьяные, кроме Вити.
– Кроме кого?!
– Свирь, – Мира печально улыбнулась. – Его Витей зовут. Так ты занят завтра?
– Ну да… мне… по работе надо съездить, – промямлил я.
– Тогда вызывай такси и не трать время. Машину завтра тебе вернем. Номер мой запиши.
Она продиктовала, и я внес ее в контакты.
– Тогда мой адрес запиши, на всякий случай, – сказал я и продиктовал адрес моего ненастоящего дома. – Да, и еще. У тебя будет на такси? А то у меня деньги на карточке, – соврал я.
– Да, – она ответила с некоторой нежностью в голосе. Достала из сумки несколько купюр и, не глянув, сунула мне.
– Спасибо, – сказал я.
– До завтра, – ответила она. – Ты очень классный.
Глава 3
Бытует мнение, что американцы неуправляемы, а вот европейцы, напротив, послушны. Я имею в виду автомобили, конечно. Мне сравнивать не с чем. Я подкован лишь теоретически, обчитавшись сравнительных автомобильных тестов. Хотя иногда мне снятся любимые автомобили, и их управляемость я чувствую во сне кончиками пальцев. Просыпаюсь и наслаждаюсь послевкусием полдня, пока не придет горькое осознание того, что я нищ и не могу стать владельцем вожделенного железного коня.
В Камаро – чистокровном американце – мне нравилось почти всё. И даже управляемость, несмотря на слабые оценки многих критиков. Пока я не был столь притязательным и искушенным, чтобы ворчать и выдумывать минусы. Мне сильно запомнилась фраза Свиря насчет того, о чем лучше всего думать. Я даже усовершенствовал эту фразу и решил ее повесить второй табличкой в машину. «Думать имеет смысл только о настоящем и ближайшем будущем, ибо размышлять о прошлом – пустая трата жизни».
Сегодня наступил второй день обладания Камаро, о чем я никому не говорил. Насколько это было возможно, я скрывал его от своих коллег. Я осознавал, что долго не смогу держаться на займах, кредитах, перехватах. Но было все равно.
Чтобы сэкономить деньги Миры на такси, вчера я решил дойти до дома пешком. На дорогу ушло четыре с половиной часа. Я полностью выбился из сил, пройдя почти двадцать километров. Но я не сожалел. В пути я не только полностью протрезвел, но и понял другую вещь. Мне захотелось прожить свою молодость молниеносно, но так, чтобы помнить потом каждый день. Деньги всегда у обычной, не элитной молодежи являются сковывающим фактором. Но для меня теперь этой проблемы более не существовало. Деньги я занимал у окружающих и тут же, исходя из философии Свиря, момент занятия денег становился прошлым, о котором я не собирался думать. Я буду думать только о сегодняшнем дне и о ближайшем будущем.
Я вышел на работу, ужасно не выспавшись. Столь чудовищной была моя усталость, что коллеги поинтересовались, не заболел ли я. А спал я три часа. Около шести утра пришло смс от Миры. Она известила, что мой Камаро припаркован у моего дома. Я немедленно вскочил и отправился к элитному жилому комплексу в центре города – к моему якобы дому. Ехал на одном из первых метро. Людей было много. Все хмурые, заспанные и злые. А я, несмотря на сверхкороткий сон, чувствовал невероятное воодушевление. Жизненная энергия так переполняла меня, что сердце билось, как мне казалось, быстрее, чем у кого-либо в вагоне метро. На улице я побежал к своему Камаро и по пути споткнулся обо что-то, упал и порвал себе джинсы. Теперь я этому совсем не расстроился. Классические новые джинсы, которые я одел на работу, стали моднее. Я чувствовал, что колено наполняется горячей кровью, но не останавливался, пока не добежал до своего Шевроле.
Он был аккуратно припаркован у тротуара и, черт возьми, я не мог отвести от него взгляд. В лучах утреннего солнца он быстро начал сводить меня с ума. Темно-серый зверь вгрызался в меня своими хищными фарами, и я не смог устоять. Подошел, медленно достал запасной ключ, открыл дверь, сел в салон и завел двигатель.
Я почувствовал невероятное облегчение, будто проснулся после ночного кошмара в уютной постели у себя дома. Я снова властвовал над Камаро. Я вспомнил, что Камаро – это она, а не он. И вот она ответила мне взаимностью. Она ехала великолепно. Вчерашний пьяный туман развеялся, и я снова мог ее чувствовать. Я медленно поехал в сторону офиса, размышляя.
«Почему вчера получилось всё так странно? Кто есть Свирь в глубине души своей? Неужели, малейшие столкновения его жизненной философии постоянного движения с реальной жизнью, бедной и скучной, вызывают такие психологические травмы? Кто есть Свирь? Вечный беглец от одиночества к социуму, от спокойствия и стабильности к хаосу и прогрессу? А эти сумасшедшие девочки… О чем думают они, проснувшись с утра? Неужели, только о ночных развлечениях?»
Пучина вопросов начинала поглощать меня, и я упрекнул себя в том, что снова вернулся мыслями к бессмысленному прошлому.
«Скоро, возможно, сегодня вечером будут даны все ответы, а пока нужно думать о том, как ускорить ненавистный рабочий день».
Доехав до территории старого завода, я припарковался на прилегающей улице, вылез, глянул напоследок на Камаро и направился на задний двор старого здания. Дорога к офису была пустой, грязной и одинокой. На маленьком кривом козырьке над входной дверью в офис сидел пухлый, нахохлившийся голубь. Он внимательно посмотрел на меня и взгляд мне сильно не понравился – сердитый, неодобрительный, злой.
– Да пошел ты! – крикнул я ему вверх. – Будешь еще на меня коситься! Давай, лети, у тебя своя дорога, у меня своя.
Настроение резко испортилось.
– Еще будет указывать, прав я или нет, – бурчал я, наливая растворимый кофе. Я не сомневался, что голубь откуда-то был послан облагоразумить меня. Я верил в некоторые приметы, иногда они сбывались.
– Не выйдет у тебя меня переубедить, заставить полюбить вот это дерьмо! – крикнул я в душный офисный воздух и громыхнул полупустой банкой с засохшим вареньем. – Не, надо увольняться. Дотяну до ближайшей зарплаты и свалю нахер!
«Камаро забрал. До вечера!» – написал я смс Мире.
«Ты чего так рано? Разбудил. ОК!» – пришел ответ.
Мое настроение чуть приподнялось.
– Дотянуть бы скорее до вечера, – нетерпеливо подумал я.
Через час начали приходить мои коллеги: два молодых человека и три девушки. Позже всех пришел начальник – пятидесятилетний грузный мужик с рыжими волосенками и бородкой. Заметив меня, он приободрился и с улыбкой произнес:
– Вячеслав, сегодня предлагаю тебе поработать допоздна. Так сказать, покрыть вчерашний отгул.
– Не получится, – нахмурился я. – У меня личная трагедия.
Улыбка сошла с лица начальника.
– Что-то случилось в семье?
– Нет, я сам на грани самоубийства.
– Что ты говоришь такое?! – вскричал начальник.
Я с трудом сдерживал иронию в голосе.
– Это… серьезно?
– Да, абсолютно. – Я отвечал тихо, цедя сквозь зубы, и не поднимал головы.
– Ммм… чем-то могу помочь? Коллеги в курсе?
– Нет, спасибо, ничего не нужно. Никто не в курсе.
– Ну, смотри, если сможешь, задержись на час после работы, таблицу нужно итоговую составить. Я оставлю тебе в помощницы Аню, чтобы ты не грустил. Ну ты давай… приободрись. – Он хлопнул меня по спине и ушел, несколько сконфуженный.
До вечера я ни с кем не разговаривал, делал работу машинально и ждал, пока все уйдут. Наконец, время пришло.
– Здорово! Ну как, собираемся сегодня?
– Конечно! Едем в клуб, бро!
– Во сколько?
– В восемь. Встречаемся у Тихого моста, где в первый раз.
– Ага, давай.
Я положил трубку. Настроение после разговора со Свирем резко взлетело вверх.
– С кем это ты говоришь? – проворковал нежный женский голос сзади.
Я резко обернулся.
Аня, секретарша начальника, стояла, чуть изогнувшись и прислонившись к дверному косяку.
– Тебе чего? – спросил я небрежно.
Она удивленно подняла брови.
– Босс сказал помочь тебе в работе.
– Кофе налей.
– Я тебе чего, прислуга?
– Иди тогда отсюда.
Она вздрогнула, но не ушла. Я разговаривал с ней в подобном тоне в первый раз. Раньше было не так. Совсем не так. За одну ночь всё изменилось. И я понимал, что никто вокруг не осознавал, что произошло со мной.
Она молча налила кофе и поставила передо мной. Затем нагнулась, придвинувшись ко мне свисающей грудью, и тихо проговорила:
– А еще босс сказал, что ты на грани самоубийства.
Я глянул на нее холодно и усмехнулся.
– Ну пусть будет так.
– Это из-за женщины, да? – мечтательно произнесла она. Роль соблазнительницы она выполняла столь натужно, что мне внезапно стало безумно смешно. Ее томные взгляды и неловкие изломы тела отталкивали своей нелепостью и неестественностью.
– Фильмов насмотрелась? – буркнул я, отвернувшись от нее.
– Ты так изменился, – ответила она после небольшой паузы.
– Мне плевать, что ты думаешь обо мне.
– Расскажи мне о ней.
– О ком?
– О той женщине.
– ОК, – я поднял глаза и мечтательно закатил их. – Как только я ее вижу, я начинаю сходить с ума, внутри меня всё дрожит и горит. Как только я отхожу от нее, меня бросает в холод и душа начинает умирать. Но если плюю на все дела и тут же возвращаюсь к ней, я больше себя не сдерживаю. – Я остановился и взглянул на Аню. Она восхищенно смотрела на меня и тут же потребовала продолжения.
– Первый раз я даже боялся прикоснуться к ней, понимаешь?
– Но она тебя не отвергла?
– Она многих отвергает. Но если осмелиться дотронуться до нее и затем войти в нее…
– Как она выглядит? – нетерпеливо перебила меня Аня. Она сильно покраснела и позабыла о своих ужимках.
– Она очень изящная, длинноволосая, безумно сексуальная…
– А что она носит?
– Ммм… она любит темно-серый цвет. Она жгучая брюнетка и носит строгий костюм цвета мокрый асфальт. Скажу тебе по секрету, – я поманил Аню пальцем к себе. Она нагнула ко мне свое ушко, и я услышал ее учащенное дыхание. – Я выбрал ей этот костюм, – зашептал я, – и черные лаковые туфли, и ярко-красную помаду, и разные стильные аксессуары.
– У тебя… есть ее фотография? – Аня почти задыхалась.
– Нет. Кстати, надо сделать совместное фото. Спасибо за совет.
– И вы с ней сегодня встречаетесь?
– Ага, она меня ждет. Я пойду тогда, Ань. Ты доделаешь таблицу?
– Да, конечно! Иди…
– Слушай, Ань, а не одолжишь мне денег. На цветы бы немного…
– Конечно, конечно, – Аня торопливо вытащила кошелек и достала несколько купюр.
– Спасибо, Анечка! – я чмокнул ее в щеку.
Раньше подобное и представить было невозможно. Аня опешила и покраснела еще больше.
– Она – мой идеал, – говорил я на ходу, застегивая куртку. – Без цветов как-то неудобно. Слушай, а на конфеты не будет? С зарплаты верну.
– Ой, прости, на карточке деньги, – извиняющимся тоном проговорила Аня.
Я махнул рукой и вышел из офиса. И сразу же дико захохотал.
– Вот она, новая, свободная жизнь!
Через пять минут я подошел к месту свидания.
– Моя красавица. – Я нежно погладил Камаро по капоту и открыл дверь. – Ты – мой идеал. – Я обнял руль и глубоко вздохнул.
– А ведь эта Аня – неплохая телка. Помню, что, когда первый раз увидел ее где-то год назад, тут же стал одним из ее тайных воздыхателей. Не мог даже без заикания в голосе с ней разговаривать. Теперь всё по-другому. Хотя… может, и как-нибудь поощрю ее, потом.
Я газанул и Камаро, чуть вильнув изящной кормой, сорвалась с места. Накрапывал привычный осенний дождь. Мне, признаться, в данный момент нравилась мрачность погоды. Она улетучивала атмосферу беззаботного веселья и создавала ощущение грубоватости, холодности, прагматичности. В игривых лучах яркого, ласкового солнца цинично уничтожить свою старую жизнь невозможно. Особенно, если ты недостаточно силен внутри. Город сильнее тебя, и он решит и изменит тебя по своему собственному желанию.
Я быстро доехал до Тихого моста. Друзья в полном составе собрались и ждали меня. Их автомобили, идеально чистые, отполированные, восхитительно дорогие, молча приняли в свой круг замызганного, но сногсшибательного, темно-серого красавца.
Хозяева курили на улице. Я вылез и поздоровался со всеми. Чувство восторга охватило меня. Беспокойные мысли, вопросы, сомнения, терзавшие меня в одиночестве, ушли прочь.
Гошик хлопнул меня по плечу.
– Чувак, сегодня будут гоночки!
Я немало удивился его поведению. Вчера он будто бы не доверял мне.
– Ну и отлично, – с вызовом ответил я. – Погоняем! – я взглянул на девушек и широко им улыбнулся.
Мира и Роза, максимально легко одетые, слегка пританцовывали под медлительный хип-хоп, доносившийся из Гелика. Ветер и беспорядочный мелкий дождь усиливались, и я изо всех сил старался не дрожать.
– Здорово, что приехал. Вчера, к сожалению, не всё получилось, что задумывали, – обратился ко мне Изислан.
– Блин! Нафига вспоминать, что было вчера? – резко сказал Свирь.
– Не стесняйте Витю, – ласково проговорила Мира и обняла его за плечи.
– Блин, Мирка, дай докурить, – улыбаясь, Свирь попытался вырваться. Но Мира схватила его за щеки и прильнула к губам. Свирь бросил вырываться и заткнул дымящуюся сигарету за ухо.
Роза кокетливо улыбнулась, увидев мой удивленный взгляд.
– У тебя Версаче? – спросила она.
– Ты о чем?
– Твои джинсы. Я такую модель не помню, – она указала на мою рваную штанину.
– А… да. Это из Милана, – бросил я как можно небрежнее.
– Не припомню, чтобы была асимметрия. Обычно порваны обе штанины.
– Это новейший тренд, – посмотрел я ей прямо в глаза.
– Интересный, – лукаво улыбнулась она мне.
– Ну поехали! – решительно проговорил Свирь, бросив окурок на землю.
Мира отстранилась от него и громко дышала.
– Адреса не знаю, – весело прищурился я.
– Держись за мной, – спокойно сказал Изислан. – Даже если меня не увидишь, то всегда услышишь.
Роза хохотнула.
– Он еще не заценил твой выхлоп! – воскликнул Гошик.
– Счастливый человек, сейчас услышишь это впервые, – улыбнулся Изислан, открыл водительскую дверь своего Ягуара, завел двигатель и начал газовать на холостых.
Рявкающее, захлебывающееся ненавистью, яростное бульканье разнеслось на сотни метров вокруг нас. Выхлопные трубы отстреливали громоподобно, сумасшедшие звонкие хрипы на максимальных оборотах восьмицилиндрового двигателя перемежались с плевками огнем. Тихий мост замер от ужаса.
Я взглянул на моих друзей. Они стояли, замерев от восхищения, с глупыми улыбками на лицах. Мы обожали автомобили. Возможно, как ничто другое на свете. И это объединяло нас. Я чувствовал разлитое единство в воздухе.
Когда Изислан вылез, я поджал губы и просто молча закивал. Он понимающе кивнул в ответ.
– Кстати, видеоролик из ресторана на моем канале! – довольно сообщил Свирь.
– И… как успех? – осторожно спросил я.
– Не очень большой, но есть. Там видно плохо. Не различить, кто есть кто.
– Самый забавный момент, когда Гошик пытается развести костер, – отметила Мира.
Все, включая Гошика, рассмеялись.
– Ну, поехали. Что мерзнуть тут? – поежилась Роза.
Мы согласились и сели по автомобилям. Но погонять не удалось. Мы встряли в пробку. Она тянулась по проспекту, вялая и тягучая, и в атмосфере тепла и уюта салона я почувствовал, что начинаю засыпать. В какой-то момент мне даже кто-то бибикнул. Я встрепенулся и глянул направо. Водитель белого БМВ Икс шесть Эм подмигнул мне, и я перестал смотрел на дорогу. Это была Мира, захватившая всё мое внимание. Она подъехала ко мне так близко, что едва не сбила боковое зеркало. И хотя я смотрел на нее снизу вверх – из низкого Камаро Икс Шесть казался высоченным – я мог видеть всё, что она творила в салоне.
Сняв кожаную куртку, Мира медленно стянула блестящую золотистую водолазку, выглядящую, словно рыбья чешуя. Я не сомневался, что она не остановится, и не ошибся. Оставшись топлесс, она уставилась на меня жгучим, неотрывным взглядом.
Мы ползли по двум параллельным полосам. Время от времени мне сигналили недовольные водители, так как я старался держать поток вровень с соседним, а впереди было метров двадцать пустой дороги. Мире было абсолютно все равно, что происходит вокруг. Она вроде бы и не смотрела на дорогу. Она делала всё столь уверенно и эстетически великолепно, что я почувствовал, будто смотрю кино. Я просто задрожал от переполнения эмоций. Ибо то, что я увидел дальше, потрясло меня в прямом смысле. Мне хотелось вырваться из плена пробки, отцепить ремень безопасности и прыгнуть в ее белоснежный БМВ. Мира взяла черную шелковую повязку и медленно обвязала ей голову, аккуратно и точно прикрыв глаза. Я видел, что она не видит ничего. А ей было плевать. Она улыбалась мне.
Затем она закинула правую руку куда-то на заднее сиденье и в поле моего зрения торжественно вплыл бокал, до краев наполненный бордовой жидкостью. Она отпила, а затем медленно начала плескать содержимое на себя. На шею, лицо и голую грудь. Ее кожа заблестела, став кроваво-красной. У меня перехватило дыхание от ужаса. Она прижалась ко мне еще ближе, и вот мое правое зеркало неприятно скрипнуло о ее водительскую дверь. Я дернул рулем влево. Она, почувствовав, что я сдался, продолжила наступление, медленно прижимаясь к моей полосе. Сзади громко и продолжительно посигналили.
Я глянул вперед, оценил дорожную обстановку, а затем снова вернулся взглядом к Мире. Задние стекла БМВ были глухо затонированы, но через передние стекла я увидел то, что с заднего сиденья протянулись чьи-то мужские руки и схватили Миру за шею. Я вскрикнул. Руки переместились на плечи, затем на грудь, и снова на шею. Они то ласково поглаживали «окровавленное» тело девушки, то мягко душили ее блестевшую шею. Мира подняла завязанные глаза вверх и начала судорожно открывать рот. Нетрудно было предположить, что она стонала.
Я все еще полз с ней параллельно, как вдруг перед нами возникли виновники затора – два аварийных автомобиля, занявшие оба наших с Мирой ряда. Один, вероятно, перестраивался, и неудачно подрезал другого. Я не успел среагировать, крутанул руль влево, но все же задел правым зеркалом стоящую Газель. Перед самым перестроением я успел заметить, что мужские руки засовывают в рот Миры клубнику с капелькой взбитых сливок на кончике ягодки. Зеркало, к счастью, не разбилось, а только сложилось.
Как только мы объехали зачинщиков пробки, дорога тут же стала свободной и БМВ рванул вперед. За восьмицилиндровым битурбированным монстром мне с моим двухлитровым двигателем и с задним приводом по мокрой от дождя дороге было не угнаться. Остальные друзья, ехавшие в пробке чуть впереди, также улетели вперед. Я хотел ползти положенные шестьдесят с допустимым превышением до восьмидесяти, но разве я мог отстать?
Гнать было неприятно: машина шлифовала задними колесами асфальт, я со страхом ввинчивался в пугливый трафик, бросаясь из полосы в полосу, пытаясь держать скорость от девяноста до ста тридцати. Я щурился, рыскал взглядом, пытаясь разглядеть намерения пешеходов, мелькавших среди огней вечернего города, дворники бесконечно терли мое лобовое стекло. Я вспотел и выключил музыку, которая, как мне казалось, чудовищно отвлекает меня.
Наконец, я увидел всю компанию на светофоре. К большому моему удивлению, они не проскочили на красный. Я затормозил и попытался всмотреться в БМВ Миры, но он стоял впереди, и я смог лицезреть только моих соседей: ухмыляющееся лицо Гошика за рулем Гелика слева и взъерошенную голову Свиря в Рендж Ровере Спорт справа.
Едва загорелся желтый, неугомонная молодежь рванула с места. Ауди с Ягуаром улетели, идя долго вровень, насколько я мог видеть. За ними, отставая каждую секунду на десятки метров, несся белоснежный БМВ. Рендж Ровер и Гелик следовали со значительным отрывом. Я плелся в хвосте, хотя и выжимал из Шевроле все соки. В этот момент мое безудержное, слепое обожание к Камаро пошатнулось. Я начал тихонько ругаться на нее.
– Отстаешь, Слава! – крикнул Гошик, подходя ко мне, когда мы, наконец, припарковались у шикарного ночного клуба.
– Да, гоночки от ментов тебе будут в напряг, – согласился Свирь.
Мира вылезла из БМВ, как ни в чем ни бывало, полностью одетая и с непроницаемым лицом. Роза улыбалась, глядя на подругу. Изислан закурил, широко расправив мощные плечи.
– Кто победил? – спросил я.
– Да мы не на победу, а эмоций ради, – ответил Изислан. – Ну вообще я, – скромно добавил он.
– Только потому, что я тебе дала перестроиться, а так бы ты влетел в мусоровоз на своей полосе.
– Не спорю, – примирительно сказал Изислан. – На двести двадцать влететь в мусоровоз… Прикиньте, погибнуть в мусоре? Если…
– Нафига это представлять? – громко перебил его Свирь. – Идемте внутрь.
Мы все подошли ко входу. Его плотно обступили три фейсконтрольщика, одетые в черные пиджаки.
– Ой, как вы не мерзнете, ребята? – удивленно пропела Роза и шагнула ко входной двери. Ей быстро глянули в сумочку и пропустили внутрь. То же самое произошло с Мирой.
Нам один из охранников входа произнес:
– С каждого по пятерке. Народу много, не всех пускаем.
– Это что, гендерное неравенство? – хмыкнул я.
– Не понял? – тупо переспросил фейсконтрольщик.
– Девушкам бесплатно, парням платно? – сухо уточнил я.
Гошик молча достал пятитысячную купюру. За ним последовал Свирь.
– Тогда это вымогательство! В Интернете написано, что вход бесплатный, – громко произнес я.
– Не нравится – уходи, – просто ответил охранник.
Изислан шепнул мне на ухо:
– Просто молча отдай и заходи.
– У меня нету, на карточке деньги.
Изислан достал две пятитысячные купюры и вручил стражам. Они важно их взяли и расступились.
– Нафига ты с ними споришь? – спросил меня Изислан, когда мы шли к гардеробу. Его тон был спокойный, рассудительный, настойчивый, напоминающий то ли детектива, то ли следователя.
– Они же просто грабители!
– Ты как будто первый раз в клубе.
У меня чуть не вырвалось «Угадал».
– Они разве честно их зарабатывают?
– А ты честно на Камаро заработал?
– Я да.
– А чем ты занимаешься, кстати, забываю спросить…
Мы подошли к гардеробу и на спину Изислана неожиданно прыгнула спасительная Мира.
– Где вы ходите? – вскричала она. – Ой… какие плечи могучие!
– А то! – улыбнулся Изислан. Его мрачноватость сразу как-то улетучилась.
– Ну идемте скорее! – позвала она нас громко.
Мы прошли по узкому, темному коридору с красноватой подсветкой и вышли на огромный танцпол. Он был пуст, ведь время только перевалило за девять вечера. Одинокий диджей в белой майке в дальнем углу только заступил за пульт. Играл разогревочный дип-хаус. Ритм ровный, безэмоциональный, трек немелодичный, скучноватый, фоновый.
– Сегодня диджей Криль будет после двух! – радостно сообщила Мира.
Изислан исполнил привычный жест, уважительно поджав губы и закивав головой. Я последовал ему.
«После двух, – поразмыслил я, пока мы поднимались за Мирой по изящной, подсвеченной лесенке. – Что бы там не устроил этот Криль, до двух я свалюсь замертво на танцпол». – По пальцам можно было пересчитать количество часов, которые я спал на этой неделе. И только небывалый, девятибалльный шторм эмоций, полыхавший внутри, держал меня на плаву.
Мира толкнула стену и неожиданно распахнулась дверь. Удивился только я. «Если я выйду из нее, назад дорогу не найду», – подумал я.
Когда мы вошли внутрь, я просто обомлел, и снова я один. Взору предстала небольшая комната, по периметру которой от потолка до пола свисали величественные черные шторы. По ним весело и неугомонно, не останавливаясь ни на секунду, плясали золотые, белые и красные огоньки, отбрасываемые лазерами с потолка. Единственной мебелью, которая находилась в комнате, была гигантская кровать с алым покрывалом и огромной кучей премилых бархатных подушечек. Музыка подавалась сюда с танцпола с помощью нескольких огромных колонок в углах комнаты. Изображение с самого танцпола транслировалось на огромный экран, висевший на одной из стен.
На кровати сидели и болтали без умолку пять незнакомых мне парней и девушек. Здесь же были все мои друзья.
Я присел на краешек кровати рядом и почувствовал себя не в своей тарелке. Брать инициативу и что-то предпринимать в такой незнакомой мне, душному офисному планктону, обстановке было сложновато. Я не чувствовал большого желания веселиться. Больше всего хотелось упасть на кровать ничком и закрыть глаза, под монотонные звуки разогревочной музыки погрузиться в сладкую дрему.