50 и один шаг назад

От неожиданности его откровенных слов даже не дышу, и как только он умолкает, заставляю себя возобновить жизненные процессы.

– И ты не хочешь, чтобы мама знала о твоём материальном состоянии лишь потому что…

– Потому что тогда она всё легко поймёт. Она узнает, что я ничего не забыл, как мучился все эти годы, и её просто убьёт то, кем я стал. Она открыто осуждает людей, причиняющих боль, как ты. Презирает их. Наверное, поэтому ты ей так понравилась. У неё слабое сердце, нарушена психика, но пока Арнольд рядом, всё хорошо. Я не открываю своей прямой причастности к корпорации частично из-за неё, отчасти из-за страха, что меня публично осудят вновь и сейчас это повлечёт за собой крах и унижение, преследование и, возможно, смерти тех, кому обещал защиту. Уверен, что мои знакомые, старые приятели, которые знали меня в двадцать, тут же появятся. И вся грязь ляжет на тебя, как и на мою семью. Не могу этого допустить.

Ник оборачивается ко мне, и я вижу все внутренние переживания на его лице, его наибольшие опасения и главное желание – не навредить своим родным.

– Но ведь можно держать свою причастность к теме втайне, а жить, как нормальный человек для всех, – невольно напоминаю я.

– У нас различные понятия о нормальности бытия, Мишель. Не имею права даже на такие мысли. У меня тёмное прошлое, как и я сам. Оно излишне… оно разительно отличается от этики морали, принятой обществом. Я сотворил однажды то, в чём до сих пор не раскаиваюсь. Даже рад этому. Начинал зарабатывать не так, как ты предполагаешь. Был связан с преступным миром и синтетическими наркотиками. Я помогал их распространять, а потом прекратил, когда накопил нужную сумму для другого.

– Что? – Переспрашиваю я.

– Да, был молод, полон личных амбиций и желания разбогатеть, доказать уродам, которые смотрели на меня свысока, что ничем не отличаюсь от них. И не нашёл ничего лучше, чем наркотики. Думаешь, меня бы взяли куда-то без образования? Нет. Никому не нужен парень из глубинки, с сумасшедшими идеями. Райли сидел на наркотиках, глубоко завяз. Когда я уловил эту зависимость, то вытаскивал его из этого дерьма, затем предложил ему иной способ полного расслабления, который знал. Мой мир. И это помогло ему, как и многим. Говорил, что не могу тебе предложить будущего, потому что негативные последствия прошлого всегда приходят. Хотя максимально обезопасил себя, но не могу предугадать побочных действий. Так что ты промахнулась, Мишель, я недобрый и нехороший. Твой парень умер из-за наркотиков, которые распространяет в Торонто одна крупная банда, на которую в далёком прошлом работал я.

– Но ты… я… господи, – закрываю лицо руками, чтобы хоть как-то прекратить дрожь в теле. Хоть как-то успокоить себя и уверить, что это только прошлое. И ему пришлось так поступить… пришлось. Но не могу ничего с собой поделать.

– Райли же был из обеспеченной семьи, как он подсел на них? – Нелепо спрашиваю я.

– Теренс тоже, – напоминает он. – В том-то и парадокс, что только обеспеченная золотая молодёжь может позволить себе это, а кто беднее, они недолго держатся на самодельных наркотиках. Быстро умирают и на них нельзя делать деньги.

– И ты опасаешься, что тебя могут шантажировать?

– Нет, те люди, которые знали меня, мертвы уже. Но об этом знала Зарина, хотя и она в земле, но её жажда денег и мщения могла развязать ей язык. Не хочу рисковать.

– И ты будешь жить так до конца дней? Один? Без семьи, детей?

– Я не люблю детей, не переношу их. Откровенно ненавижу писклявых и надоедливых малышей, даже с племянницей не встречаюсь, только по праздникам и то ненадолго. Мне хватило сестры в детстве, и вряд ли из меня выйдет родитель с моими испорченными генами. Кто согласится быть со мной всю жизнь, узнав обо мне всю голую правду? Ведь могу сорваться и повторить судьбу отца. А что станет с этой женщиной и её детьми? Поэтому да, планирую жить один.

Никакой перспективы.

Закрываю глаза и опускаю голову, чтобы пережить это жёсткое заявление. Да, тоже не хочу ни детей, ни мужа. Но отчего-то сердцу так зверски больно, а в груди глубокая тёмная резаная рана, начавшая кровоточить.

– А ты рассчитывала на большее? – Горько усмехается он.

– Нет, – шепчу. – Нет, но… не знаю, Ник. Слишком много информации и ужаса. Но я прекрасно понимаю тебя, ты хотел лучшей жизни после всего, что тебе пришлось пережить. Ты хотел вырваться оттуда, и тебе было плевать на всех, кроме своей мечты. И ты добился её. Поздравляю, – мой голос бесцветен, а я сама будто бы сдулась.

– И ты согласна после всего этого быть со мной? – Спрашивает он.

– Да, это ничего не меняет. Это прошлое, а о будущем думать не хочу, – качаю я головой и открываю глаза.

– И утверждаешь, что не испытываешь ко мне чувств больше, чем сугубо человеческое беспокойство?

Сглатываю оттого, что загоняет меня в критический угол. Но ведь ему не нужна моя открытая любовь, он хочет чего-то другого, а у меня вряд ли это есть.

– Чувство эмоциональной привязанности и не более. Я не собираюсь в тебя влюбляться или же любить, это излишнее. И ты знаешь мои взгляды на эти слова. Это только усугубит положение, – хладнокровно лгу, спокойно смотря в его выразительные глаза.

– Рад, что ты всё прекрасно понимаешь. Значит, не ошибся в тебе с первого взгляда. Мы похожи, и ты идеальна для меня сейчас. У нас есть настоящее, в котором я проголодался, – он довольно улыбается, удовлетворённый чётким ответом, пока внутри меня всё тухнет, гаснет и постепенно уменьшается.

– Где моя сумка? Хочу проверить телефон, вдруг отец звонил, – встаю, чтобы уйти и немного подумать над сказанным.

– В спальне, – быстро отвечает он.

– Хорошо, – киваю я.

Быстрым шагом иду по направлению к спальне и, найдя свою сумку, достаю телефон. Просто сажусь на пол и, притягивая ноги к груди, утыкаюсь в них лбом.

Не смогу так жить, зная, что он уйдёт. Это непередаваемо больно отчётливо слышать, как раскладывает всё наше знакомство до определённой даты. И даже меня не особо трогает его прошлое, как то, что никогда не получу от него ответных глубоких чувств.

Мне хочется вернуться и ударить его за это, причинить ему боль, какую испытываю сейчас после его слов. Но ведь он не виноват в том, что я глупая. Позволила себе нежелательные эмоции и чувства, которые так долго прятала в себе. Он вошёл в мою жизнь сочно, а уйдёт холодно и по-английски.

Вздыхаю и смотрю на экран «BlackBerry», где два пропущенных звонка от Амалии, три от отца, один от матери и ещё сообщения.

Папа: «Мишель, где тебя черти носят? Сию минуту собирайся домой! Живо!»

Гласит последнее сообщение от него, и я хватаюсь за эту спасительную соломинку, чтобы уйти отсюда самой с видимой причиной. Дать себе немного свободного кислорода и подумать, как вести себя с Ником.

Неожиданно меня обнимают сзади, из-за чего вздрагиваю и всхлипываю одновременно. Ник, располагаясь за моей спиной, придвигает меня к себе между раскинутых ног и прижимается к моему виску своими нежными губами.

Господи, да почему мне так скверно и хорошо в одну секунду? Он постоянно путает меня, чередуя свой тотальный контроль с мягкой нежностью, и я безвозвратно теряюсь, срываюсь со скалистого обрыва снова и лечу в пропасть. К нему.

– Крошка, моя Мишель, ты обманщица. Ты готова бежать от меня сейчас, правда же? – Вкрадчиво шепча, он отбрасывает мои волосы назад и оголяет шею.

Молчу, не знаю, что мне ответить. Не могу сказать, что он прав. Полностью прав. Напугана. Растоптана. Люблю его.

– Знаю, можешь не объяснять. Интуитивно чувствую это, только вот… чёрт, Мишель, не уходи, пожалуйста, не уходи. Я должен максимально обезопасить себя так, как знаю. Не имею права на безрассудные чувства. Мы оба прекрасно понимаем, что это лишь острый период опасного эротического возбуждения между нами и не более. Но мне спокойно, когда ты рядом со мной. Ты нужна мне сейчас. И насильно заставлять тебя остаться, тоже не имею права. Хочу слышать твой ответ, – он плавно поворачивает моё лицо к себе, и я упираюсь взглядом в тёплые лучики солнца в шоколадных глазах.

– Я его уже дала, Ник, – отвожу взгляд от его лица, смотря мимо него.

– Тогда почему не верю тебе?

– Потому что ты не веришь никому, даже самому себе. Ты уверяешь себя в своей чудовищной сущности, не давая даже возможности на проявления хоть чего-то человеческого. Это пробивается только тогда, когда случается что-то плохое… со мной или же в те моменты, когда мы кричим друг на друга. Хочу немного, всего чуть-чуть твоей веры в самого себя. Не загоняй меня и себя в отработанные рамки. Твои тесные рамки.

– Знаю, что ты абсолютно другая, Мишель. И мы всё прояснили, это требовалось, теперь можем идти дальше.

– Да, конечно, – вздыхаю я.

– Врёшь, чёрт возьми, ты снова врёшь мне, – он хватает меня за плечи, встряхивая, и круто поворачивает к себе.

– Прекрати, – даже не делаю попыток освободиться, мне отчего-то стало всё равно. В душе поселилась апатия.

– Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза, Мишель. Что ты хочешь от меня ещё? Что мне ещё сказать? Я не знаю!

– Обними меня, просто обними, – прошу, он выдыхает и прикрывает глаза на секунду, чтобы затем открыть их и убить меня тёплым взглядом без будущего.

– Ты со мной, и я постараюсь… обещаю, Мишель, постараюсь, – говорит он и в следующий момент крепко обнимает меня, желая задушить в своих руках.

Наслаждаться им и не планировать. Любить его и не слышать ответа. Согреваться в его руках и леденеть с каждым новым днём изнутри. Предавать всех, кроме него. Никого больше нет, и не будет, только он.

– Не убегай, – тихо говорит он, и одновременно мой телефон начинает вибрировать в руке. Я, протискивая его между нами, смотрю на абонента. Папа. Затем перевожу взгляд на Ника, ожидающего от меня ответа, и вновь на входящий.

Одно движение пальцами, и, отключая телефон, отбрасываю его в сторону и возвращаюсь в его руки.

– Я останусь, как и обещала. Сегодня останусь на ночь с тобой, – шепчу, вбирая его уникальный аромат, и поворачиваюсь теперь всем корпусом, чтобы хоть так, телом, передать ему всю свою любовь.

– Ты нужна мне, крошка, нужна, – его нежный поцелуй в волосы, и сердце наполнилось иллюзией.

Разве обычно придаёшь значение времени, отведённому на любовь? Многие даже не знают, как долго судьба позволит вам быть вместе. Есть ли возможные варианты обмануть её, этот злой рок? Или же я снова ловко обманываю себя?

Но знаю… уверяюсь с каждой минутой, что важный вывод, сделанный сегодня, крепче и крепче расцветает внутри меня. Смогу. Вытащу из него того мужчину, который прячется за всеми своими стенами. И тогда… когда он будет передо мной реальным, скажу ему, как глубоко он мне дорог.

Сорок восьмой шаг

– Кто это был? – Интересуется Ник, а вилка с кусочком мяса замирает прямо перед моим ртом.

– В каком смысле? – Натянуто улыбаюсь и насильно заставляю себя продолжить ужинать в этой ненавистной тишине, как и последние двадцать минут.

– Тебе кто-то позвонил, ты выключила телефон и теперь молчишь, – он отодвигает тарелку и откидывается на стуле, подхватывая пальцами бокал с вином.

– Отец, – упираюсь гипнотизирующим взглядом в полупустую тарелку и глубоко вздыхаю.

– Мишель, ты же прекрасно понимаешь, что у тебя могут быть… нет, будут большие проблемы с твоим отцом из-за меня? – Его голос настолько серьёзен, что кривлюсь от него, не желая продолжать этот колючий разговор.

А что мне делать? Хочу быть с ним, не могу разорваться, и я выбрала Ника, как главного человека в моей жизни. У меня нет выбора. Никакого выбора, только проигнорировать семейные ценности, отцовский авторитет и поступить так, как сама хочу. Ведь раньше только плыла по холодному течению, и руководили этим потоком мои родители. А сейчас… сегодня я решаю сама за себя. Готова взять ответственность за свои поступки.

– Это мои проблемы, – передёргиваю плечами и, поднимая голову, невидящим взглядом смотрю на огоньки пламени в камине напротив.

– Крошка, – выдыхает Ник, а я сжимаю зубы от глухой досады из-за его нежного тона.

– Мишель, – уже громче зовёт он. Нехотя, поворачиваюсь к нему.

– Ник, какая разница, кто мне звонил, какие будут проблемы у меня? Я сама разберусь с ними, тебя это не касается, – довольно резко произношу, а он крепче сжимает ножку бокала.

– Снова, – усмехается и поднимает голову к потолку. – Снова, чёрт тебя возьми, не касается!

– А что… что ты можешь сделать? Ничего, поэтому прекрати так возмущаться, и давай продолжим ужинать, – прикрываю глаза на секунду, а мой голос звучит пусто и обречённо, потому что сил больше не осталось спорить. – Разберусь.

– Как? Расскажи мне, как? – Властно требуя, он впивается в меня характерно острыми говорящими глазами.

– Скажу, что была у Сары. Это не впервой. Скажу, что батарея разрядилась, или же придумаю что-то ещё, – перечисляю я. Прищуривается, наблюдая за моими нервными действиями, такими как прокручивание бокала пальцами.

– Вы с ней помирились?

– Нет. Но это не помешает мне соврать, – пожимаю плечами.

– Почему? Ты до сих пор ей ничего не простила? Я же говорил тебе…

– Хватит, Ник! И отчего ты так защищаешь её? Почему так стоишь на её стороне? Бесит, – перебиваю его и, отшвыривая от себя салфетку, бросаю её на стол.

– Мишель, тебе не стоит ревновать к Саре. Тебе нужна она, вы знакомы слишком долго, чтобы обходиться друг без друга, – его авторитетный тон с сурового меняется на более ласковый, но это ещё больше выводит меня из себя.

Мне ужасно хочется расплакаться от вопиющей несправедливости. Почему? Почему он так к ней относится? А я неоднократно получаю от него только дерзкую агрессию, изредка грубую ласку и совершенно не понятное будущее? Что между ними было или же осталось?

Обида. Она, как кислота, разъедает глаза так, что они слезятся. У меня есть возможность спрятать слёзы, лишь отвернувшись от него, а лучше убежать. Только вот не хочу больше бегать.

– Не желаю больше говорить о ней. И мне противно. Да, Ник, знаешь, мне противно постоянно слышать, с какой особой нежностью ты говоришь о ней. Мне неприятно неоднократно сравнивать это отношение к ней и ко мне. За что? Почему со мной ты не можешь быть таким же, как с ней? Почему не смеёшься со мной, не сидишь в ресторане… забудь, – отмахиваюсь от него и подскакиваю со стула.

Во мне бушует адреналин так сильно, что хочется взять, например, вазу и немедленно бросить в него. Или попрыгать. Необходимо деть куда-то эту чрезвычайно неприятную дрожь тела.

– Крошка, какая ты опасная в период ревности, – его глухой смех отдаётся болезненным стуком в висках, что я сжимаю руки в кулаки от неукротимой злости и, резко разворачиваясь, иду в спальню.

Не знаю, что буду делать. Не знаю, как контролировать эти безрассудные чувства внутри. Это неприятно и необычно. Они чужие, не для меня. Любовь не для меня, она выбивает почву из-под ног, невольно заставляет разум отключиться и стать отупевшей белкой, готовой за орешек продать душу. Не могу и люблю.

Останавливаюсь посреди спальни, и вся злость мигом улетучивается. Веду себя, как избалованная принцесса, которой не разрешили съесть кусочек торта. И от этого теперь стыдно. Сажусь на постель и рассматриваю свои кеды… его кеды, которые он купил мне. Кем я стала? В кого быстро превратилась? Разве об этом мечтала?

Моя безнадёжная любовь к нему постепенно разрушает меня по кусочкам, делая совершенно не адекватной. Как люди так живут, да ещё и радуются этим чувствам? В них нет ничего необычайно красивого.

– Успокоилась? – Мягкий сочный голос раздаётся от двери, а я даже не поднимаю голову, чувствуя себя ещё больше идиоткой.

– Это ты виноват, – бубню себе под нос.

– Согласен. Это моя вина, что ты даже понятия не имела о своём бешеном темпераменте до моего появления. Рад был сделать это историческое открытие, – Ник подходит ко мне и садится рядом.

Круто поворачивая к нему голову, вижу лукавую улыбку и смеющиеся глаза, заставляющие меня невольно усмехнуться и вернуться к любованию кедами.

– Итак, вернёмся к разговору. Мишель, меня непосредственно касается всё, что происходит в твоей жизни. Мне кажется, уже раз показал тебе, что может быть за твои слова и заверения. Я несу за тебя ответственность, даже перед твоим отцом. И даже подумать не могу, что тебе достанется от него за твоё решение и мой эгоизм. Поэтому не вижу другого выхода, кроме… – он внезапно замолкает и тяжело вздыхает.

Моё сердце начинает дико биться в навязчивом страхе от досрочного расторжения нашей тайной связи. Резко поворачиваюсь к нему, заметив хмурое лицо и неприятные ощущения, что он словно сейчас принимает особо важное решение только для него.

– Кроме? – Надрывистым шёпотом напоминаю я.

– Кроме как сказать ему правду. Ты со мной, вот и всё. Объясню ему, что не хотел бы, чтобы это стало достоянием общественности.

Его слова эхом отдаются в груди, и я то открываю рот, то закрываю в глубоком удивлении от этого решения. Господи, пусть это будет та же самая затяжная болезнь, от которой мучаюсь. Пожалуйста, не забирай его. Дай мне безграничные силы сделать его только своим.

– Нет, – мой негромкий и бледный голос проносится, как раскатистый гром в спальне, и Ник приподнимает брови.

– Нет, не надо. Не хочу, чтобы ты открывал наши отношения, пусть останется всё так, как и есть, – добавляю я.

– Что?

– Я не хочу, чтобы отец знал, что ты и я связаны… постелью. Да и, вообще, что между нами хоть что-то есть. Тогда будет ещё хуже.

– Ничего не понимаю. То ты против тайных отношений, то теперь полностью за. Объяснишь? – Нотки в его уникальном тембре мгновенно превращаются в ледяные стрелы, пронзающие меня. Ещё бы, представляю, насколько ему было сложно даже произнести это, и в итоге получить отказ.

– У меня нет слов, чтобы объяснить это, но я тебе благодарна за то, что решил помочь. Не волнуйся, справлюсь, для меня это не ново. Отец поорёт и успокоится, возможно, запретит снова выходить из дома по вечерам, но и в этом случае найду выход, – поясняю приглушённо.

– Ты же знаешь, что у него проблемы? – Жёстко спрашивает он, и я киваю.

– Компания тонет быстро, половина… уже больше работников уволены, – продолжает он, сглатываю от неприятного подтекста этого разговора.

– Есть надежда? – Выдавливаю из себя.

– Нет, сейчас кризисная ситуация с ценой на нефть, компания работает себе в убыток. Максимум месяц, а то и меньше, – спокойно произносит он, а я кривлюсь от новостей.

– Понятно, – слабо говорю и отворачиваюсь от него.

– И ты ничего не попросишь? Никакой помощи, как у Райли? – Едко спрашивает он.

– Нет. Ты бизнесмен, уже просчитал все за и против. И если ты ничего не делаешь, значит, это гиблая компания, – бесцветно отвечаю я.

– Ты же понимаешь, что твой отец останется без работы. Если учесть его возраст, то ему сложно будет найти такое же высокооплачиваемое место в Торонто. Вся роскошная жизнь, которую вела, закончится. Не будет дорогой одежды, украшений…

– Что ты от меня хочешь?! Чтобы умоляла тебя вложить деньги в компанию или же взять на работу моего отца? Зачем говоришь об этом? Я осознаю все последствия, буквально все, и проживу без этой мишуры! Да я буду рада! Ни за что на свете не стану подстилкой ради прибыли и денег, понял?! Теперь тебе ясно, почему я не хочу, чтобы ты раскрывал наши отношения перед отцом? Он получит то, к чему склонял меня. Стану шлюхой, которая спит с тобой из-за того, что ты помог ему. И даже вот эта одежда… всё твоё, я словно для вас кукла, которую вы можете использовать в своих целях. Но я не она, Ник! – Срываюсь на крик, воинственно подскакивая, и смотрю на него. Воздуха не хватает, а лёгкие горят от такого всплеска эмоций.

– Крошка.

Ожидаю ведь снова от него взрыва, но он только мягко улыбается и встаёт, резко притягивая к себе и обнимая.

– Мишель, у меня довольно много денег… хм, очень много денег, скорее всего, ты не представляешь, что все покупки, сделанные для тебя, капля в море. А для тебя, для твоего комфорта мне ничего не жалко. Я знал, что хочет твой отец. Не дурак. Хотел услышать это от тебя, что ты понимаешь всю серьёзность ситуации. И никогда не смей себя обзывать шлюхой, поняла? Ты лакомый кусочек для него. Юна, полная жизненной энергии, приятна и воспитана. Только вот для меня ты другая. Яркая, сильная и пылкая. Я не рассматриваю тебя, как подношение мне за что-то. Но хочу, чтобы ты запомнила… запомнила навсегда. Что бы ни произошло в будущем, если тебе будет сложно, начнутся проблемы, я хотел бы знать, что наступишь на свою гордость и придёшь ко мне за помощью, какая бы она ни была. Всегда помогу тебе, это моя обязанность.

– Ты прощаешься со мной? – Шепчу я.

– Нет, не сейчас. Но когда-нибудь придёт время, мы разойдёмся, и, уверен, что это будет громко. Знаю точно. Ты будешь обижена, зла на меня. Будешь отвергать все мои попытки объяснить, уйдёшь, а я продолжу жить, как и прежде. Но хочу взять с тебя обещание, что ты хотя бы пришлёшь мне сообщение о том, что у тебя проблемы. Хорошо? – Он поднимает мою голову к себе, теряюсь от его слов.

– Почему я буду на тебя обижена и зла, Ник? Что ты захочешь мне объяснить?

– Потому что всё закончится раньше, чем ты себе придумаешь. Это защитная реакция у всех представительниц женского пола. И ты в их числе. Поэтому пообещай мне.

– Не могу. Не хочу обещать того, чего не решусь выполнить. Когда всё закончится, сотру тебя из памяти, как и все твои контакты. Человек уходит навечно из жизни, без возможности вернуться. И я никогда не позволю себе о чём-то просить тебя, потому что я верю в свои силы и в себя, – мне сложно проговаривать уверенно свои слова, но делаю это, несмотря на его печальное лицо.

– Я тоже в тебя верю, крошка. И не собираюсь вкладывать деньги в компанию твоего отца, по причине…

– Нет, даже знать этого не хочу. У нас не деловые отношения, Ник. У нас интимные, лучше говорить о нас, чем о моём отце. А с ним разрулю, не волнуйся, – мотая головой, снова перебиваю, и его губы едва заметно улыбаются.

– Хорошо, но если он позволит себе хотя бы руку на тебя поднять, то пусть пеняет на себя.

– Отец никогда меня не бил, Ник, – заверяю его, и он кивает.

– Чем займёмся? – Спрашивает он.

– Хм, ну я рассчитывала узнать что-то новое, – игриво произношу, дотрагиваясь до его шеи, провожу по ней ногтем.

– И что же ты хочешь узнать нового? – Улыбается он.

– Например, что-то из твоего мира, только без крови, боли и тому подобного. В общем, не знаю, – пожимаю плечами.

– Мишель, ты такой хамелеон. Мне казалось, что ты расплачешься, а уже просишь о сексе. Я не успеваю за тобой, – он поглаживает меня пальцами по пояснице, забираясь под футболку.

– Ты точно такой же, Ник. Этому научилась у тебя. Так что, покажешь мне свои извращения? – Склоняю голову набок.

– С удовольствием, моё тело уже болит от желания к тебе. Разденься и жди меня, скоро вернусь. Надо снять повязку, – он отстраняется от меня.

– Рука болит?

– Нет, пара царапин, но врачи любят преувеличивать, – пожимает он плечами.

– Хорошо, тогда иди, – улыбаясь, разворачиваюсь к постели.

– Мишель, – зовёт меня Ник, и я оборачиваюсь.

– Да?

– Это наши извращения. Твои и мои, потому что ты и я сейчас одно целое. Спасибо тебе за это, – он немного кивает и быстрым шагом выходит из спальни.

Слабая улыбка играет на губах, а в голове до сих пор стоят слова об отце. Знаю, что это не подобает хорошей дочери. Но это не должно касаться меня, а в таких ситуациях чувствую себя лицемерной. Я должна была сказать это. Ведь так чувствую, а денег нам хватит, чтобы прожить и папа… чёрт, он же должен думать о будущем и о семье. Это его обязанность, но никак не моя решать за него проблемы. Не хочу, чтобы Ник думал иначе, чем я ему объяснила. Он необходим мне вот такой: в обычной футболке, босой и непонятный. Любимый.

Сорок седьмой шаг

Не знаю, куда он ушёл и зачем. Дышу поверхностно и быстро, облизывая губы. Ведь терпеливо жду его в одном нижнем белье, ожидая того самого нового, о чём я его просила. Мои мысли лихорадочно бегают в голове, активно перебирая возможные варианты его долгого отсутствия.

Звук мягких шагов, поднимаю голову, когда в спальню входит Ник, раздетый по пояс. В одной руке держит белую верёвку, а в другой чёрную маску для сна и ещё что-то, не могу отчётливо разглядеть. Мои глаза распахиваются шире. Неторопливо подходит ко мне, сглатываю от высокого напряжения внутри.

– Крошка, не бойся, я не сделаю ничего того, что тебе причинило бы моральный вред или же не понравилось, – кладёт эти его девайсы, или как он их обычно называет, на постель рядом со мной. Тяжело смотрю на него, остро ощущая внутри нарастающую безудержную панику.