Дневник моего сына. Зимние истории

Я – Саша. Мне семь лет. Мама с папой зовут меня Санькой, бабуля называет меня Сашулей. А в документах написано, что я – Александр. Но мое любимое имя Леша, потому что так зовут папу.

Я люблю что-нибудь рассказывать. Особенно люблю рассказывать, когда меня все слушают. Но мама часто занята домашними делами, а папа занят работой. Они слушают невнимательно. Можно было бы рассказывать коту Тёме, но он все время спит. Лучше всех слушает бабуля – она сидит в кресле, вяжет носки и очень внимательно слушает.

Мама сказала: «Записывай свои истории!».

Я взял толстую тетрадку, ручку и сел писать. Но оказалось, это трудно и долго. Пока я писал начало, я забыл, что хотел написать в середине и в конце. Это потому что я пишу медленнее, чем думаю.

Я расстроился. Тогда мама предложила записывать рассказы не на бумагу, а на диктофон. Это такая штука, которая записывает все, что говорят, а потом можно послушать, что получилось – как по радио.

Мы решили, что я наговорю свои истории на диктофон, а мама потом все перепишет без ошибок и с запятыми, и у нас получится книга.

Мне эта идея очень понравилась, и я начал рассказывать…

НАСТОЯЩАЯ ЗИМА

В начале зимы мне подарили синий снегокат. Это такие санки, на которые садишься, как на мотоцикл, и скатываешься с горки. Даже руль там есть: крутишь вправо – снегокат едет вправо, крутишь влево – поворачивает влево.

Зима началась, снегокат подарили, а снега все нет и нет.

Мама рассказала, что есть страны, в которых вообще не бывает снега – никогда. Зима бывает, а снега не бывает. Есть у них там и декабрь, и январь, и даже Новый год, но все это без снега.

Подружишься с ребенком из такой страны и станешь ему рассказывать, как правильно лепить снеговика, а он спросит удивленно: «Кого лепить?» А ты ему: «Снеговика! Из снега!» А он опять спросит: «Что такое снег?».

Весь год лето! Может это и хорошо? Никаких тебе шапок, толстых штанов и насморка. Зато и никакого снегоката. Там, наверное, дети на травокатах катаются…

Я бы объяснил тому ребенку, что такое снег. Очень понятно бы объяснил. Сказал бы, что снег это замороженный мелкий дождь. Дождь-то во всех странах существует. Крупный дождь замораживается в град, а мелкий в снежинки.

А если он спросит, что такое снежинка, я возьму черную бумагу и белый карандаш и нарисую много-много разных снежинок. Папа говорил, что все снежинки на свете разные – ни один узор не повторяется. Как люди – все вроде похожи, голова там, руки, ноги, но одинаковых людей нет.

В последние дни я просыпался по утрам и сразу смотрел в окно: выпал ли снег? – Нет не выпал.

Из снегоката я делал машину – ставил его посреди комнаты, сзади привязывал коробку, как будто это багажник, сажал туда игрушки – моего медведя, собаку или солдата – и катал их. Понарошку, конечно.

А снега все не было.

Но сегодня мама разбудила меня не как обычно. Обычно она говорит: «Санька, вставай, мой зайчик», потом гладит мне коленки, потом щиплет спину. Я люблю, когда мама меня будит, поэтому делаю вид, что сплю, чтобы она подольше меня пощипала. В этот раз все было по-другому, мама сказала: «Санька, вставай, снег выпал!». Я вскочил и побежал к окну – снега было много: и на земле, и на деревьях, и в небе. Мы с мамой смотрели на снежинки и слушали, как дворник чистит лопатой дорожки во дворе. Вот теперь наступила настоящая зима.

ДРУГАЯ ЛУНА

Когда я был маленький, у меня были санки с разноцветными деревянными досточками и металлической спинкой. На досточки мама стелила мягкую подушку, потом сажала меня, а сверху, если была метель, прикрывала ноги одеялком. Так мы каждое утро ездили в детский сад, вернее я ехал, а мама шла.

Я бы мог забыть про эти санки и одеяло, потому что дети, когда вырастают, все забывают, но у нас в альбоме есть фотография со мной, с санками и с мамой. Это папа нас сфотографировал в первый снежный день.

Я часто рассматриваю фотографии и прошу маму про них рассказать. И мама уже много раз рассказывала, что тогда ночью выпал первый снег, и папа достал с балкона санки. Мы собрались в детский сад: мама надела на меня все зимнее и сама закуталась, а папа накинул на плечи куртку и прямо в тапочках вышел нас проводить и посмотреть на снег.

Было еще темно. И очень тихо. Мне даже показалось, что у меня отключился слух. Но мама сказала: «Саня, садись!», и я ее хорошо услышал. Папа меня поцеловал, и мы поехали. Вернее, я поехал, а мама пошла.

Я сполз пониже, чтобы не сидеть, а лежать, закинул голову и стал смотреть в небо: мимо меня проезжали желтые фонари, люстры в окнах, а мелкие снежинки падали на щеки, на нос и в рот – я специально открыл рот, чтобы их поесть.

Мы объехали высотный дом, и я увидел луну. Она светила так же ярко, как фонари вдоль дороги и тоже желтым светом. «Это луна нашего района», – подумал я. Наверное, в каждом районе своя луна.

Мне стало интересно, какие луны в других районах? Но в другие районы мы с мамой не ездили.

Однажды мама разбудила меня слишком рано, мне показалось, что это была середина ночи. Мы даже не позавтракали, сразу оделись, взяли санки и вышли на улицу – нужно было ехать в поликлинику, сдавать кровь.

Я так обрадовался! Не оттого, что надо было сдавать кровь – от этого я, конечно, расстроился, а оттого, что мы поедем в другой район, и я наконец-то смогу посмотреть на другую луну.

Я улегся в санках, стал смотреть в небо и ждать, когда луна поменяется. Людей и машин было совсем мало, наверное, так рано все спят. Не спят только врачи, мамы и дети, которые сдают кровь.

Луна пряталась, то за домами, то за деревьями, но я внимательно следил за ней. Под мамиными сапогами хрустел снег. Я подумал, что хруст этот похож на тикание часов: «хрусть-хрусть, тик-так, тик-так». Я на минуточку закрыл глаза.

Проснулся я от запаха лекарств и яркого света – мама на руках внесла меня в поликлинику. Когда у меня взяли кровь, и мы вышли на улицу, было уже почти светло. Луну другого района я так и не увидел.

МОИ ИГРУШКИ

День закончился. Я лежу в постели, слушаю, как моя плюшевая собака крутится в стиральной машине и бьется пластмассовым носом о стекло дверцы. Я заглядывал к ней перед тем, как лечь: ее там расплющило в пене и воде. Я из-за этого расстроился, но мама сказала, что, во-первых, я сам виноват, а во-вторых, завтра собака высохнет и будет, как новая. Мама выключила телевизор в моей комнате, зажгла ночник и велела спать. А как тут уснешь, когда собака стук да стук носом из стиральной машины, стук да стук – как будто выйти просится.

Собака эта со мной всегда. Было время, я с ней спал; потом играл – таскал ее везде на веревке, как на поводке; когда я окончательно увлекся машинками, мама положила собаку в дальнюю коробку на балкон, а во время генеральной уборки хотела собаку выбросить, но я не разрешил. Нельзя же все выбрасывать: прошлогодние сандалии выбросила, свитер с катышками выбросила, ласты выбросила, говорит, я из всего вырос. Но из собаки-то нельзя вырасти и из огромного медведя, которого мне Дед Мороз подарил, тоже нельзя. Пришлось мне устроить скандал, и собака осталась на балконе. И медведь остался.

Сегодня я напоил собаку сладким чаем. У собаки очень забавно открывается и закрывается пасть. Можно обхватить собакиной мордой руку или ногу и играть, будто она кусается. Но это мне надоело, и я налил ей в рот немного чаю. Собака облилась и промокла. Чаинки застряли у нее за щеками, морда стала липкой от сахара, белая шея стала коричневой. Мама увидела все это, рассердилась и забрала собаку в стирку.

Но на балконе еще остался медведь. Пасть у него не открывается, да и не хотелось его поить чаем – медведь такой большой, что в стиральную машину не поместится. Если испачкаю, мама его точно выбросит. Я решил его полечить.

У меня есть коробочка, в которой хранится все для игры в больницу, но это не пластмассовые таблетки и не игрушечные шприцы – у меня все настоящее, мне мама подарила.

Когда я увлекся медициной, мы с мамой сходили в аптеку и купили бинты, пластырь, палочки для горла, медицинские пузырьки, горчичники, витаминки и даже шприцы, правда мама забрала у меня иголки, но все равно больница у меня получилась настоящая. В эту больницу и попал медведь.

Я его долго осматривал, записывал все в карту, которую сделал из обычной тетрадки, рисовал там печати, как у врачей, и пришел к выводу, что у медведя аппендицит. Надо вырезать. Я пообещал медведю, что разрез будет небольшой и сделал обезболивающий укол. Когда медведь уснул, мне пришлось прорезать ему ножницами дырочку в животе. Там оказалась вата. Я хотел удалить часть ваты, которая была аппендицитом, но в мою больницу вошла мама, увидела порезанного медведя и разозлилась. «Теперь точно выбросит», – подумал я.

– Ты только не волнуйся, – сказал я маме, – хочешь успокоительную витаминку?

Мама ничего не ответила и забрала медведя.

И вот я теперь лежу один и жалею свои игрушки. Зря я с ними так. Я, конечно, уже взрослый и понимаю, что это всего лишь ткань, что собаке не мокро, а медведю не больно, но все равно чувствую себя виноватым. Скорее бы утро, чтобы собака высохла – я ее обниму, расцелую, а потом привяжу на веревочку и буду водить за собой, как раньше. А медведь…

– Не спишь? –мама тихонько зашла ко мне в комнату.

– Нет, мне медведя жалко.

– Держи, – мама положила в кровать медведя.

Дырки в его животе не было. Я удивился.

– Я все зашила. И следов не осталось. В следующий раз давай без операций, ладно?

– Хорошо, – согласился я, – буду его таблетками лечить.

Мама меня поцеловала и пошла мыть посуду.

Я сегодня засыпаю с медведем.

ОЧЕНЬ УМНАЯ КАРКУША

Бабуля живет в соседнем доме. Почти каждый день я хожу к ней в гости – обедать и помогать по хозяйству. У бабули всегда есть суп, а мама варит суп только когда есть свободное время. Вот и решили, что бабуля в нашей семье – главная по обедам.

Бабуля научила меня гладить белье и варить компот. Иногда после обеда она выдает мне кучу неглаженных носовых платков, кухонных полотенец и просит погладить. Мне нравится водить по ткани горячим утюгом: было мятое – стало глаженое.

– Какой же ты у меня хозяйственный! – говорит бабуля.

А потом мы варим компот, вернее я варю, а бабуля за мной следит, чтобы я не обжегся. Компот делается очень просто: надо высыпать замороженные ягоды в кипяток, добавить сахар и варить пять минут.

Когда все готово, бабуля наливает компот в чашки, и мы садимся играть в настольные игры.

То, что я сейчас расскажу, началось неделю назад. Бабуля сварила борщ, и я пришел обедать. Борщ был вкусный, но я быстро наелся и оставил полтарелки. Бабуля расстроилась и спросила:

– И куда мне это теперь девать? Кто доедать будет?

В этот момент я как раз смотрел на ворону, которая сидела на ветке прямо напротив нашего окна. Вот я и ответил: «Ворона доедать будет».

Я пошутил и испугался, что бабуля обидится, но она взяла кусочек мяса из моего борща, открыла окно и бросила мясо вороне.

Ворона растопырила крылья и резко полетела вниз – за мясом. Мы высунулись в окно – переживали, найдет ли она наше угощение на земле? Она нашла. Схватила мясо клювом и вернулась на ветку.

Бабуля закрыла окно – сказала, чтобы не спугнуть – и мы стали наблюдать.

Черной кожаной лапкой ворона прижимала мясо к ветке, а клювом выщипывала по кусочку.

– Давай еще дадим! – предложил я, – только можно я сам?

Бабуля выловила из борща еще мясо и сказала:

– Положи на подоконник с той стороны. Она подлетит, и мы сможем ее рассмотреть.

Бабуля открыла окно, я положил мясо на краешек подоконника, потом бабуля закрыла окно, погасила свет в кухне и потянула меня ближе к коридору. Мы притаились и стали ждать.

Ворона долго вертела головой, шагала туда-суда по ветке и посматривала на еду. Мне уже надоело так стоять, но вдруг она подлетела, прямо в воздухе схватила мясо клювом и улетела куда-то за дом. Мы думали, что она будет есть тут, перед окном, а она улетела.

– Значит, не голодная, – сказала бабуля, – сейчас полетит, закопает где-нибудь, а как проголодается, раскопает и поест.

На следующий день я специально не доел борщ и положил мясо за окно. Ворона тут же прилетела на дерево. Мы снова погасили свет и замерли. В этот раз ворона долго не думала и никуда не улетала – схватила кусок, села на ту же ветку, что и вчера, и стала клевать.

Я подошел ближе к окну, чтобы рассмотреть ворону получше. Конечно, я часто вижу на улице ворон, но сейчас она была так близко! У нее большой клюв, блестящие черные глаза, как камешки в бабулиных сережках, под перьями у вороны мягкий серый пух. Лапки у вороны, как маленькие ручки, она держится ими за ветку, а пальчиками ловко хватает еду.

Мы назвали ее Каркушей.

Теперь я стал приходить не только к бабуле, но и к Каркуше. Бабуля больше не разрешала не доедать суп, зато давала мне что-то специально для вороны: сыр, колбасу, мясо или вареное яйцо.

Недавно бабуля сказала:

– Давай положим ей мясо и яблоко – что она выберет?

Ворона на яблоко даже не посмотрела – сразу схватила мясо.

– Ишь, какая умная, – сказала бабуля.

Сегодня я пришел к бабуле позже обычного, потому что мама приготовила грибной суп, и я пообедал дома. Только вошел, а бабуля говорит: «Сашуля, футбол начинается!». Я снял куртку, ботинки и скорее побежал в комнату – к телевизору.

Я пока не очень разбираюсь в футболе, но бабуля мне объяснила, что наши – синие, и я стал болеть за синих. Болел я болел, а гола все никак не было, даже скучно стало. Вдруг слышу – тук-тук. Странно. Бабуля на кухне, вода течет, значит, посуду моет. Что стучит? И снова тук-тук, будто по стеклу. Поворачиваю голову к окну, смотрю, а за стеклом на подоконнике сидит Каркуша! Некормленая!

Я скорее побежал в кухню, за колбасой. Прибегаю, а Каркуша уже на кухонном окне сидит и стучит клювом: «Тук-тук».

Бабуля сказала: «Ну вот, прикормили на свою голову!», но все равно разрешила взять в холодильнике кусочек колбасы.

Я спросил у бабули, откуда Каркуша знает, что у нас тут двухкомнатная квартира и соседние окна тоже наши? Бабуля сказала, что ворона очень умная птица, и скорее всего она меня уже узнает. Заглянула во все окна, увидела меня и попросила поесть.

Пришел домой, рассказал маме и папе, как ворона стучала в окно – они так удивились! Завтра все вместе пойдем к бабуле обедать и кормить Каркушу. Все хотят посмотреть на такую умную птицу.

ВКУСНЫЙ СНЕГ

У мамы много дел. Она должна положить белье в стиральную машину, помыть посуду, пропылесосить, протереть пыль с комода и с полок, почистить картошку, сварить картошку, пожарить котлеты, развесить белье на сушилке. Когда она все это доделывает, наступает вечер, и мы идем во двор. Иногда я маме помогаю, чтобы она поскорее освободилась. Но я заметил, что от моей помощи мы только задерживаемся. Сначала я развешиваю носки на сушилку, потом вытираю пыль. Я тороплюсь, и получается плохо. Мама откладывает недочищенную картошку и учит: «Носки должны висеть, как птички на веточках сидят – рядышком, а не друг у друга на голове, понимаешь, сынок?». Очень я люблю, когда мама называет меня так – сынок. Это мое любимое слово. Мама говорит: «Ты пыль не протираешь, а размазываешь. Представь, если дворник будет не сгребать снег в кучу, а раскидывать по двору, разве станут от этого дорожки чистыми?». Вот так всегда и бывает: сначала я помогаю маме протирать пыль, а потом мама помогает мне помогать ей протирать пыль.

Когда мы вышли на улицу, уже совсем стемнело, зажглись фонари, люди возвращались с работы, медленно-медленно шел снег.

Бывает снег быстрый, мелкий – от него и сугробы маленькие. А я люблю медленный и крупный снег. Снежинки в небе собираются в мягкие комочки и потихоньку падают на землю. От такого снега сугробы растут быстро. Всем детям нравятся сугробы – можно валяться, играть в снежки, можно лепить снеговиков или строить крепость. А нашему дворнику крупный снег не нравится – чем крупнее снег, тем больше работы.

Снег лепился плохо. Мы попросили у дворника лопату, и я стал чистить тротуар. Помогать дворнику оказалось гораздо интереснее, чем помогать маме. Я выставил лопату вперед, уперся животом в палку и зашагал. А потом обернулся и увидел за собой расчищенную дорожку. Я был как трактор с большим ковшом для чистки снега. Я даже рычал, как трактор. Так я ходил по двору с лопатой туда-сюда, пока не устал и не вспотел. Очень захотелось пить.

Я подумал: ничего страшного, если я поем снега, ведь снег – это замороженный дождь, а дождь – это как раз вода. Весь снег вокруг выглядел аппетитно, но самый чистый был на ветках деревьев. Я нашел низкую ветку, пристроился к ней и стал ее объедать. Какими же вкусным оказался снег! И как же громко заругалась мама!

Я просил ее не сердиться, предложил ей тоже попробовать снег, но она сказала, что он грязный. Я спорил – снег был очень чистым! Мы чуть не поссорились. Но не поссорились, потому что мама сказала:

– Хорошо, я тебе докажу, что он грязный!

Мама велела мне взять горсть снега домой.

Я удивился:

– Он же растает!?

– Вот и прекрасно! – ответила мама, и мы зашли в подъезд.

Дома мама положила снежную горсточку на белую тарелку и сказала:

– Жди, когда растает!

Я стал ждать.

Когда чего-нибудь ждешь, время идет долго, и мне становится скучно. Я начал дышать на снег – по краям появились капельки, но снег все равно лежал кучкой. Я поставил тарелку на батарею и продолжил дышать. Теперь снег грелся с двух сторон – снизу, от батареи, и сверху, от того, что я дышал. Дело пошло быстрее – в тарелке появилась водичка. Ее становилось все больше, а снега все меньше. Через несколько минут снег исчез совсем.

– Ну что, растопил? – спросила мама, – давай сюда тарелку, садись к столу.

– Мы будем это пить?

– Нет, мы будем это изучать!

Мама зажгла настольную лампу, поднесла тарелку ближе к свету и сказала:

– Смотри!

В тарелке была прозрачная вода, а в воде плавали маленькие черные крупинки. Я понял, что это грязь, и что я ее наелся. Я испугался и спросил:

– Я что, отравился?

– Чтобы отравиться, надо съесть лопату снега, – сказала мама, – но больше снег не ешь, ладно?

Я кивнул.

– И сосульки не облизывай, – добавила мама, – они еще грязнее.

– Почему грязнее?

– Потому что сосульки – это замороженная вода с грязных крыш.

Мне не верилось. Сосулька же прозрачная, как стекло!

Я решил, что завтра обязательно принесу с улицы сосульку, растоплю ее и буду рассматривать сосулечную грязь.

– Маам, – позвал я, когда уже лежал в постели, – а подарите мне микроскоп!?

Мама заглянула ко мне в комнату и сказала:

– Ученый ты наш! Напиши письмо Деду Морозу, может, он подарит…

УСАТЫЙ КОТЕНОК

Субботний день был морозным и снежным. Мне нестерпимо хотелось гулять, но пойти со мной было некому: папа работал за компьютером, а мама делала всякие домашние дела. Я смотрел в окно на летящие снежинки, на синичек, на сугробы у подъезда и уже собирался заплакать, но тут мама дала мне теплые штаны и сказала:

– Одевайся! Пойдешь гулять один!

Неужели? Гулять один? Как взрослый? Куда захочу, туда и пойду! Что захочу, то и буду делать!

– Только от подъезда ни на шаг, – велела мама, – я буду смотреть на тебя в окно. И чтобы без проблем!

От свежего снега во дворе было очень светло, и настроение у меня было светлое.

Сначала я растерялся – не знал, чем заняться. Обычно мы с мамой вместе придумываем разные игры и вместе играем. Но сейчас мама была дома, я видел ее в окне – она помахала мне рукой. Я ей тоже помахал.

Потом я стал ходить по нечищеному снегу и оставлять следы, написал следами свое имя – Саша. Потом я дергал деревья за ветки, и от этого с деревьев на меня сыпалось много снежных комочков. Потом я стал лепить снежки, но бросать их было не в кого, и я просто складывал их рядами на скамейку. А потом я услышал жалобный писк. Я побежал на звук.

При входе в подвал, где дворник хранит лопаты, на ступеньках, сидел и мяукал котеночек. Беленький, как снег, но с серыми пятнышками на спинке и на голове. Я скорее взял его и засунул под куртку, на грудь. Котенок трясся от холода.

Больше я не думал ни про следы, ни про деревья, ни про снежки. Все мои мысли были только о котенке и о маме – что она скажет, когда я принесу малыша домой?

Если бы у нас не было кота Тёмы, я бы попросил родителей оставить найденыша у нас, но у нас уже есть Тёма, а на второго кота они точно не согласятся.

Мама опять посмотрела на меня в окно. Я приоткрыл куртку и показал ей котеночка. Она замахала руками, завертела головой, но я ее не понял и решил пойти домой.

– Ну я же просила без проблем, – сказала мама, доставая у меня из подмышки пищащего малыша, – ой, какой хорошенький! Надо его накормить и отогреть.

На мяуканье из комнаты вышли папа и кот Тёма. Тёма удивился, он раньше никогда не видел котят. Папа налил в блюдечко молока – котенок стал жадно пить. У нас началось семейное собрание.

Мама твердо сказала, что оставить у себя мы котенка не можем, а папа добавил, что и выгонять мы его не будем. Надо найти для котенка дом и хозяина. Я пообещал, что найду.

Мы решили для начала помыть котенка Тёминым шампунем, потом покормить Тёминым кормом, потом я сяду писать объявления о поиске хозяина, а потом мы с мамой развесим эти объявления на подъездах.

– Как мы его назовем? – спросил папа.

Мама рассказала, что найденных животных многие называют в честь того места, где они были найдены.

– Ты нашел его на улице Усиевича, значит, можно назвать Усиевичем, – предложила мама.

Папа возразил:

– Усиевич был революционером…

– А это кто по-твоему? – спросила мама, – вон какую революцию нам в семье устроил! Мы все дела из-за него бросили, и Тёма себе места не находит.

– Коротко будем называть его Усик, давайте? – предложил я.

Усы у котенка были белые, длинные, поэтому имя Усик ему очень подошло.

Мы посадили Усика в раковину. Папа поливал его из душа, я выдавливал шампунь, а мама терла котенку спинку, животик и лапки. Усик мылся послушно. Потом мама завернула его в полотенце, и я носил Усика на ручках закутанного, как ребеночка.

Я с ним разговаривал, обещал, что обязательно найду ему дом, и на холодную улицу он больше не попадет.

Мне так не хотелось расставаться с котенком! Я готов был отдать все свои игрушки – и те, что у меня уже были, и те, что мне еще подарят на Новый год, лишь бы Усик остался у нас. Вот бы мама с папой его тоже полюбили и не захотели никому отдавать!

После мытья Усик поел и крепко уснул на моей кровати. Мама из-за этого немного поворчала: «Почему уличный кот в постели?», но прогонять его не стала, а мне велела садиться писать объявление.

Я долго сочинял его, потом мама исправила ошибки и расставила запятые.

Вот, что получилось:

«Я нашел во дворе котенка. Родители не разрешают мне его оставить, поэтому я ищу ему хозяина. Котенок маленький, беленький, с серыми пятнышками. Возьмите его, пожалуйста».

Таких объявлений нужно было написать много, мама сказала, хотя бы пять. Я стал писать. Усик спал до вечера, а я все писал и писал до вечера.

Ночью Усик опять спал в моей постели, у меня под боком. Сначала он ласково урчал, а потом засопел. Он был такой беззащитный – мне все время хотелось его обнять, но жалко было его разбудить. Зато он разбудил меня рано утром. Родители еще спали.

Усик сходил в туалет в лоточек, и уселся около своего блюдца. Я встал, налил ему молока, положил в мисочку корм. Усик поел, попил и стал играть с фантиком. Тёма сидел на пороге комнаты и наблюдал за котенком.

После завтрака мы с мамой пошли развешивать объявления. Начали с нашего подъезда, и тут же нам встретилась соседка с первого этажа. Она прочла объявление и стала расспрашивать про Усика. Мама все подробно рассказала, а соседка говорит:

– А можно мне познакомиться с вашим Усиком? Вдруг он мне понравится, и я его заберу…

Мы втроем пошли к нам. «Конечно он ей, понравится, – думал я, – маленькие ласковые котята всем нравятся».

Как только соседка увидела нашего Усика, сразу сказала: «Какое чудо! Я его возьму!».

Мама обрадовалась, а я расстроился. Мне не хотелось отдавать Усика, а еще мне было обидно, что я написал столько красивых объявлений, а они не пригодились. Я не сдержался и заплакал.

Все стали меня успокаивать: мама опять говорила, что мы не можем оставить Усика, папа говорил, что я должен взять себя в руки. А соседка сказала, что Усик всегда будет рядом: он останется на той же улице, в том же доме, в том же подъезде, только в другой квартире, и я всегда смогу его навещать.