Медицинское училище. КМУ 72—76

Но не только этим жил этот патриархальный городок. Было, было здесь кое что что отличало его от других, захудалых райцентров. Но о других достопримечательностях этого, тогда бурно развивавшегося города, буду описывать по ходу изложения материала. А пока что просто бесцельно бродим по тихим улочкам. Постреляли с воздушек в жестяной будке местного тира. Покушали свежего мороженого, пломбир. Прошлись мимо кинотеатра «Жовтень», т.е. « Октябрь». Погуляли по парку вокруг него. Сходили, пообедали, и снова в свою келью. Остаток выходного дня посвятил любимому занятию-чтению художественной литературы. Легкий ужин-чаепитие мы уже сварганили сами. В конце коридора на нашем этаже есть маленькая кухонька, а в ней несколько газовых плит. И снова домино. Лак на раздвижной столешнице лущился под нашими ударами по ней костяшками. При этом мы не стеснялись в громких выражениях по случаю выиграшного или проиграшного хода. Но вдруг наш галдежь прервал громкий стук в запертую дверь нашей комнаты.

– Какого черта!?, – огрызнулся Ничипорук.

– Открывайте, я вам сейчас разжую, и объясню и какого черта и какого лешего!, – раздался за дверью громкий и визгливый женский голос. Вася Кидунов нехотя поднялся с табуретки и пошел открывать. Мы на время притихли, понимая что видимо что- то нарушили. В проеме открытой двери нарисовалась огромная туша в халате на охапку. Это была одна из наших недавно представлявшихся нам преподавательниц.

– Ну шо хлопчики!? Не ждали?, бешено сверкая белками выпученных глаз, заорала мадам (так и хочется назвать ее Грицацуевой).

– Будем знакомиться. Я ваша соседка через стенку. Живу с маленькой дочкой. И если вы думаете что здесь стены метровой толщины, и ничего не слышно мне, то вы сильно ошибаетесь. Мне слышен не только каждый ваш шах и мат, но и даже каждый ваш чих и пук. Значит так, или вы сидите здесь как мыши под веником, или я быстро найду на вас управу. Пойдете снимать себе жилье по городу. Надеюсь, вы меня поняли!? И тут я вспомнил, что это та самая педагогша которая будет у нас вести обществоведение. Любовь Федоровна Терешкина, а еще кто – то тогда нам сказал что по совместительству она еще и парторг училища. Мы тогда еще слабо разбирались в партийной иерархии, но инстинктивно догадывались, что шутки с партийными функционерами могут сыграть с нами плохую шутку.

– Извините, мы больше так себя вести не будем. Несогласованно и нечленораздельно промычали мы в ответ. Она с силой захлопнула нашу дверь. Тихонько, без прежнего запала доиграли незаконченную партию, и разбрелись по своим кроватям. Вот уж повезло нам с соседкой, – подумали все мы. Играли и потом, в течении всех четырех лет. Когда уже окончательно убедились что изгнание из училища и из общаги нам не грозит, снова наглели безмерно. И стучала она нам в стенку неоднократно, и снова бывало, что врывалась в комнату к нам. Но мы были еще довольно «дикими», и не до конца понимали, что кому то мешаем просто жить. Хорошо что хоть противоположная стенка граничила с холлом, поэтому с той стороны нареканий не было..))

Был у меня и один мелкий, личный контакт с этой дамой. Как то утром, лечу с чайником в руках по коридору, в противоположный конец этажа, на кухню. Все еще спят. Тишина в общаге. Я еще тоже до конца не проснулся. Несусь с опущенной головой, и вдруг упираюсь во что то мягкое и пружинистое. Как оказалось, это был массивный живот.

– Стой, стой пацан! Ты куда несешься, не соблюдая правил движения!? – я резко притормозил… Она поставила на пол свою кастрюльку. Взяла мое тщедушное тельце своими громадными клешнями, и переставила как шахматную фигуру, от левой стенки к правой.

– Запомни, парень, в нашей стране движение правостороннее! – я все еще опешивши моргал своими поворотами.

– Понял, понял Любовь Федоровна. Обещаю впредь соблюдать. И мы двинулись по своим направлениям. Доходчиво объяснила, ничего не скажешь.

И снова садимся вокруг свеженасыпанного бурта картошки. Теперь мы уже асы по ее переборке, и дело спорится в наших руках. Без понуканий со стороны своей надсмотрщицы, бьем рекорды. Но и здесь, не без греха.

– Хлюп! – передо мною шлепается гнилая картофелина. Брызги от нее попадают мне в глаза. Мгновенно соображаю, что она залетела из противоположной стороны. Хотя от кого конкретно и не догадываюсь. Беру такую – же гнилую, и по навесной траектории отправляю в ответ. Там кто – то ойкает. Из-за бурта вскакивает длинношеий, Григорчук.

– Ты что!? Ты видел куда ты мне попал!? – с возмущением, брызгаю слюной орет он мне, – это же не я бросил к тебе, а ты мне попал за воротник! И с силой швыряет уже целой картошиной, мне в лицо. У меня под правым глазом набухает отек и соответственно приличный синяк. Я, ничуть не задумываясь, мгновенно швыряю огромную картофелину в ответ, и попадаю обидчику в лоб, сатисфакция. Так как расстояние между нами не более трех метров, удар получается довольно мощным, и я сбиваю его с ног. Перепалку успевает зафиксировать «мама» Орехова. Она повышает голос, но мы уже присели на свои места. Конфликт с дуэлью улажен. Позже выясняется, что провокатором, подкинувшим мне гнилую картофелину был все тот же Кашталян. Так как руководительница предупредила всех о жестких последствиях, то продолжения выяснения больше не последовало. Работаем в прежнем режиме.

Неделя пролетела незаметно, и мы снова собираемся в город. Но кое у кого ненасытный желудок подсказывает дельные мысли тупой голове. Иван Шикилов и Вася Улитко, односельчане, уроженцы Заречнянского района, предлагают всем, кто проживает в общежитии, сделать запасы картофеля на зиму. Что мы с удовольствием и осуществляем. Где то раздобыли мешки. И вот уже они наполнены, и вместе с нами трясутся в кузовах наших ЗИЛов. Эту операцию по хищению колхозной собственности мы потом еще провернули неоднократно. Снова травим по дороге анекдоты и поем песни. Мы беззаботны и веселы. Фингал под моим глазом уже почти сошел. А вместе с ним растаяла и забылась обида.

В таком ритме пролетел и весь месяц. Иногда мы по вечерам играли в футбол на колхозном стадионе. Так как здесь же рядом был небольшой сад, то еще можно было пополнить запас витаминов поздними сортами яблок и груш. Договорились с кастеляншей, и она нам разрешила хранить наш приличный запас картошки в подвале общежития. В течении зимы это было нам неплохим подспорьем в питании.

3. Анатомия

На фото: 1.муляж внутренних органов человека.2.Типичный корпус райкома.

Школьную программу преподавали обычные педагоги, такие же, как и в наших прежних школах. И с ними нам было привычно общаться. Все как всегда. Химия и физика, математика и литература, приевшиеся до чертиков. Другое дело, предметы для нас совершенно новые, и преподаватели – врачи. Тогда для нас это какие – то загадочные существа, почти инопланетяне.

Вот в класс входит, вроде еще и молодой, но по нашим меркам уже довольно солидный мужчина. Ему уже тридцать с хвостиком, а нам всего по пятнадцать с тем же довеском. Но он уже давно врач, а теперь еще и наш педагог. Будет преподавать нам строение человеческого организма. Предмет называется анатомией.

Он и сам еще нас стесняется, сутулится, краснеет, иногда заикается. Как – то даже мне заметно, что находится еще не в своей тарелке. И мне за него неловко. Тем не менее он излагает вступительную тему вполне доступно даже нашему непосвященному сознанию. Занятие проводится на гипсовых муляжах, которых в избытке притащили дежурные по классу. Мы теперь дежурили по очереди, по столам, по порядку. За этим делом строго следит наш староста. Муляжи разборные. Из грудной или брюшной полости можно свободно извлечь любой орган. Они ярко раскрашены и спутать печень с легкими, в принципе, нельзя. Но, возможно, это только моему «художественному» глазу все так просто и доступно, потому что вот, например, Леня Евтушок, до сих пор желудок путает с прямой кишкой. Да и многим другим не все так просто дается. Еще со школьной программы, где у нас был предмет «человек и его строение», я по плакатам и рисункам в учебнике уже запомнил расположение этих органов. Как бы то там ни было, но потихоньку все вникают в то, что и как расположено и функционирует в нашем организме.

РАЙКОМ.

Кроме работы в колхозе, чтобы жизнь нам медом не казалась, вот она, вам и еще одна дополнительная нагрузка. Это вместо самостоятельной подготовки по изучению анатомии человека и латыни. Или может для лучшего их усвоения?

– Собраться всем в своем классе, – объявила А. Орехова, – с вами желает побеседовать Любовь Федоровна.

Мы уже догадывались, что преподаватель «обществоведения», одновременно исполняет в училище роль какого – то тайного серого кардинала, а потому ничего хорошего от общения с ней не ожидаем.

– Ребята, – начала она как всегда своим громко скрипучим голосом, – наша родная партия и правительство денно и нощно о вас заботится. Вы бесплатно учитесь, а многие из вас еще и стипендию получает. Живете в бесплатном и благоустроенном общежитии. И за это с вас не берут ни копейки.

Мы молча в чем – то с ней соглашались, а где – то в душе с чем – то были и не согласны, но рот возмущения никто не открывал. Несмотря на юный возраст, все уже давно догадывались, что это будет стоить себе дороже.

– Так вот, как вы смотрите на то, чтобы хоть по минимуму помочь нашим партийным органам здесь, на местах?

Мы как истинные бараны тупо смотрели на нее.

– Ваше молчание я расцениваю, как знак согласия. А вопрос заключается в следующем. В нашем райкоме сломалась напрочь циклевочная машина. Паркетные полы целого этажа остались неотшлифованными. Руководство райкома попросило нашей помощи.

И пошли мы безгласные и подневольные в этот местный штаб коммунистов. В течении всей зимы на протяжении первого курса, день через день, по три-четыре часа, ползали на коленях с кусочками стекла в пальцах. Шлифовали до блеска вручную каждую паркетинку на полах в огромных кабинетах. Резали пальцы, пачкали и протирали на коленях купленные родителями штанцы. Отрабатывали свое «бесплатное» обучение. Теряли драгоценное время своего обучения.

Но никого это тогда не интересовало. Звучал лозунг«Партия сказала: Надо! Комсомол ответил: Есть!» Безропотно. Мы ведь все до единого были тогда комсомольцами.

ЛАТЫНЬ

На второй паре приступаем к изучению нового для нас иностранного языка-латыни. Курс ведет женщина, лет за сорок. Еще одна ровесница наших мам, поэтому отношение ее к нам соответствующее, как к своим детям. Догадываемся, что она по образованию, видимо, провизор, и работает где – то в одной из аптек города. Она сразу нам объяснила, что ее науку нужно элементарно зазубривать, а понимание придет позже. Язык этот, мол, давно мертвый и используется, в основном, для международного общения между медиками, ну, и еще кое – где в пара*медицинских отраслях. Тем не менее, корни этого языка присущи почти всем европейским, романским языкам. Имеются его отголоски и в украинской мове. К примеру, молоко по латыни ЛЯК, а скисшее молоко по украински кисЛЯК. Баня, аматор, ветеран и много других, о которых мы даже и не подозреваем.

Для лучшего запоминания слов она предлагала нам простые, но довольно действенные методы. Вот, ребята, смотрите (superior) СУПЕРИОР- означает верхний, а (inferior) ИНФЕРИОР- нижний. Представьте себе, что я несу тарелку СУПа в руке, и он находится на ВЕРХУ тарелки, спотыкаюсь, тарелка переворачивается содержимым вниз. Получается ИНФЕРИОР. Слово (tahi) ТАХИ, означает БЫСТРО. К примеру, когда строчит пулемет, мы слышим быстрые звуки типа тахи-тахи-тахи. А слово (bradis) БРАДИ- означает РЕДКО- похоже на слово БЕРДАНКА. Берданка, как вы понимаете, стреляет намного реже, чем пулемет. И лично я сразу и навсегда запомнил, что ТАХИкардия- это УЧАЩЕННОЕ сердцебиение, а БРАДИкардия – замедленный ритм работы сердца. И таких примеров было великое множество. Они то и позволили худо-бедно вникнуть в суть этого «мертвого» языка.

Со всего цикла запомнился только один эпизод. И снова же с тем же Леней Евтушком.

– Как вы понимаете, могут быть в жизни случаи, -начала с далека заходить латынянка, – когда вам необходимо выписать какой- либо рецепт для себя. Согласны вы со мною?

– Да, конечно, – закивали мы головами, поддакивая.

– Так вот, как правильно будет выписать такой рецепт? А ответит нам на этот вопрос, ответит, – она заглянула в журнал, ища по списку нужную фамилию. Как всегда в таких случаях напряглись те, кто не знал, не знал, да и забыл ответ, – Так вот отвечать будет Леонид Евтушок. Леня – субтильное и какое – то, видимо, с детства зашуганное существо, на лице которого хорошо просматривались только большие розовые и какие – то прозрачные губы. Уже поднимаясь из-за своего самого заднего стола в среднем ряду, он начал затравленно поглядывать по сторонам, ища спасительной подсказки. Тело и губы у него заранее тряслись с перепугу.

«Pro se» (Про се), то есть в переводе означает «для себя» – правильно звучал ответ. Но Леня, как всегда, находясь мысленно в каком – то своем затхлом мирке, даже не подозревал, что могут быть еще и такие варианты злополучных рецептов.

– Про се, про се, про се…, – шепотом звучали со всех сторон спасительные подсказки от участливых товарищей.

– Про сЮ, – дребезжащим, каким —то старческим голосочком просюсюкал Леня. Класс взорвался залпом смеха. Улыбнулась даже учительница. Так и закрепилась за Евтушком кликуха «просю», до конца нашей совместной учебы.

Пара* (para) -лат.– рядом.

4. Передача эстафеты.

См. ФОТО: Корпуса училища и общежития.

Через пару дней произошло очередное событие в группе. Один из студентов нашей бурсы решил наотрез завязать с медициной. Я с ним был практически и не знаком. Его фамилия Горчак, и имени не запомнил. А еще когда мы были в колхозе, то первый смельчак не прибыл после очередного воскресного выходного и больше не появлялся. Мы даже его фамилию не успели запомнить. После ухода Горчака нас осталось ровно тридцать. Группу специально набирали с запасом, в расчете на то, что кто – то отсеется. Так и случилось. Почти все остальные, за исключением еще одного, который не появился на четвертый курс, доползли до финиша более-менее благополучно.

Как я уже упоминал, наша группа состояла исключительно из особей мужеского пола. Такой себе молодежный, мужской микромонашеский коллективчик. Таких групп до нас, да и после нас, в этом училище никогда не было. Зато мы находились в сплошь девичьем окружении. Все остальные группы, в том числе и те, что набирались параллельно с нами, состояли исключительно из девушек. И было их в тот период порядка двухсот шестидесяти. Все они проживали в комнатах на нижних этажах нашего общежития, то есть мы находились в окружении женского монастыря. Интересная сложилась ситуация.

Но были и исключения из правил. Как раз на тот период нашего учебного младенчества, на четвертом курсе училась смешанная группа фельдшеров. Там было двадцать шесть девушек и четыре парня. Этих фельдшериц я не помню никого. Они уже были настолько для нас взрослые, что не замечали нас, а мы их соответственно. А вот их парни жили все четверо в комнате прямо напротив нашей, через коридор. И стали они периодически по поводу и без него к нам заглядывать, и нас к себе приглашать.

Мне они показались все как на подбор большими, стройными, физически крепкими. К нам они относились, как к мелким несмышленышам, но тем не менее взяли над нами что – то типа шефства. Стали нас опекать и учить уму-разуму. Все непотребное, что они успели постигнуть за проведенные здесь четыре года, по -быстрому стремились передать нам по эстафете, что ли. Почему – то, не смотря на вроде как их не самый низкий интеллект, у них даже мысли не было поделиться с нами какими то азами и понятиями в медицине, нормальному поведению в обществе. Нет, они начали с того, что стали приобщать нас к разнообразному алкоголю. Сами пили и с нами делились. Не много, но по чуть – чуть завсегда могли налить. А при отказе или сопротивлении давили на «Ну, ты что не мужик?», « Да, ты баба, оказывается». Мы, шпанюки, конечно же, пытались доказать обратное. Нет, мы не напивались, но «причастие» периодически принимали.

Как – то дошло до того, что на спор решили послать меня в магазин за вином. Спор состоял в том, что я должен был за три минуты сбегать и купить шесть бутылок «портвейна». Снабдили деньгами, и вместительным портфелем. Одна часть их заспорила, что я не вложусь в отведенное мгновение, другая половина доказывала, что я шустрый малый, и вполне справлюсь. Я помалкивал, но всем своим видам пытался доказать готовность вложиться в отведенный промежуток. Для этого надо было сбежать вниз с четвертого этажа по крутой лестнице, через «черный» ход выскочить на улицу. Пробежать промежуток между корпусом общаги до магазина самообслуживания, что расположен, примерно, через полсотни метров. Самостоятельно загрузить с полки в магазине требуемое количество бутылок. Расплатиться на кассе, и так же пулей вернуться в точку старта.

Все пошло наперекосяк с самого начала. Всегда открытая, в этот раз дверь «черного» хода, почему – то оказалась запертой. Пришлось бежать через парадный вход. В холле возле дежурной по общаге крутилась кастелянша, «бабушка» лет пятидесяти. Возможно, что она обратила внимание на мою крейсерскую скорость по преодолению выхода на улицу и бег галопом по тротуару. В магазине я все выполнил быстро, но тетя на кассе, посмотрев содержимое корзины и, прикинув мой рост, вес и, вычислив возраст, заартачилась:

– Мальчик, предъяви паспорт, докажи что тебе есть шестнадцать лет.

Я опешил. Ведь совершал уже раньше подобные покупки и никаких вопросов не возникало. А тут еще и время поджимало. Скривив рожу, первый раз в жизни пришлось нагло врать должностному лицу.

– Да вы что, сомневаетесь, что ли? – выпятив петушиную грудь, и сделав, как можно лицо посерьезнее, начал я доказывать и показывать всю взрослость свою, – я паспорт дома забыл, а мне уже давно есть шестнадцать!

– А зачем тебе столько вина, мальчик?

– Так это,… родители послали. К нам гости приехали…

– Ладно, забирай свое вино, – не веря ни одному моему слову, сказала продавщица. Я снова включил четвертую скорость и залетел в холл. Но не тут то было.

– Озерянин, а подойди ка ко мне, – вдруг строго официально произнесла засушенная вобла на должности кастелянши. Догадываясь, что влип, на вдруг обмякших ножках подошел к ней.

– Поставь портфель на этот столик, – указала она на журнальный стол возле окна.

– Открой портфель.

Я, повинуясь ее повелительному тону и гипнотизирующему взгляду подколодной змеи, расстегнул замок баула.

– Кому и зачем ты все это несешь?

– С-себ-бе…

– Не ври, сознавайся, а то хуже будет.

Я, видимо, покраснел как рак в кипятке, потому что чувствовал, как горят уши. При этом опустил глаза в пол и категорически замолчал. За всем происходящим, молча смотрела вахтерша, тетя Аня. Она относилась к нам всегда доброжелательно, по – матерински, но как – то вмешаться в происходящее в данном случае никак не могла.

– Ладно, забирай все и пошли со мной.

Закрыв портфель, молча топаю за поборницей правопорядка. Она заводит меня в свои аппартаменты, бельевую комнату.

– Выложи все содержимое вот на эту полку, – тыкает заскорузлым пальцем в одну из полок. Молча, расставляю «Портвейн777» между простынями и полотенцами.

– Свободен, но передай тем, которые тебя посылали за вином, пусть немедленно явятся ко мне.

Повинуюсь, и уже никуда не спеша, как в тумане, бреду на свой этаж. Здесь меня ждут с нетерпением. С торжеством выигравших приз, потирают руки те, которые доказывали, что я не уложусь в указанное время.

– А я что говорил, – хихикал Петя Рацкевич, – не такой уж он и шустрый, как вы доказывали.

– Ну, давай, выкладывай содержимое, да побыстрее, мы уже слюнями изошли…

– А выкладывать то и нечего…

– Как это? – всей комнатой произнесли вопрос они.

– А вот так и так, – выложил я им все произошедшее, как на духу.

– Вон оно что!

Они всей гурьбой рванули вниз. Как они там разбирались с хозяйкой общаги, не знаю. Меня не посвящали. Ко мне претензий ни с какой стороны не последовало. Парни прекрасно понимали, что моей вины в данном случае нет. Вино старушка им отдала на Новый год. Меня за такими покупками больше не посылали.

Но опека нашей комнаты с их стороны не прекратилась.

– Ничипорук! Вот тебе записка, сходи в комнату номер тридцать восемь и передай девушкам, которые там проживают, – инструктирует Мыкола Петренко нашего «вульву».

«Подателю сей записки просим вас отлить литр мензиса и без замедления передать нам, в комнату номер сорок семь.»

Тот не подозревая подвоха, берет писульку и топает по указанному адресу. Минут через десять возвращается и возвращает бумажку Мыколе. Те гурьбой ее читают и ржут, как кони, потому что там уже что то приписано.

«У нас нет литровой тары, пусть гонец приходит с ведром!»

Намного позже мы узнали что под словом МЕНЗИС скрывалось содержимое выделений у женщин во время месячных. Это пацаны так развлекались. Им повезло, они вчетвером, в течении четырех лет учились в полном окружении женского гербария. Девушки настолько к ним адаптировались, что вообще не обращали, видимо, внимания на их противоположный пол. Увы, у нашей группы все было по другому. Для нас девченки, не смотря на их вроде и близкое расположение, все еще оставались не совсем доступными.

Внештатные «кураторы» тогда научили нас многим фокусам. Некоторые я помню до сих пор. Например, как разрезать поперек вместе со спичками коробок фильтром от сигареты. Как завязать сигарету узлом, развязать и чтобы она при этом не порвалась. Как поставить бутылку в угол без опоры снизу. Как из полностью вылитой бутылки водки накапать еще сорок капель. Как проверить тремор пальцев с помощью сожженной спички. И много чего прочего. Кое – какие из них лично я при случае использовал на спор в течении всей последующей жизни. Интересные были парни. Им подобных, лично мне больше встречать не приходилось.

Научили, как впасть в искусственную потерю сознания, пережимая шею вафельным полотенцем. И мы все испытали этот опыт на себе. Только наличие отменного тогда здоровья, и молодой организм позволял нам оставаться живыми после таких опытов. Первый раз в жизни мне и моим соседям по комнате пришлось вместе с ними пить вино из рога. Представьте себе двухсотпятидесяти граммовый рог, созданный по всем правилам рогового искусства. С «золотой» каемочкой по краю и надписью золотыми буквами по периметру: «Ин вино веритас» – «In vino veritas», что в переводе на наш с латыни означает «Истина в вине».

Параллельно они учили нас, своему латинскому языку. Вот несколько «крылатых» выражений, которые я тогда от них запомнил.

longus galli- vita brevis. —Длинный член-короткая жизнь.

Amor tussisque non celantur.– Любовь и кашель не скроешь.

Cibi, potus, somni, venus omnia moder; ta sint.– Пища, питье, сон, любовь – пусть все будет умеренным

Latine Non est membrum de equinae – латинский язык, не член лошадиный.

Интересная особенность пития вина из такого сосуда заключается в следующем. Мы привыкаем пить из стеклянных емкостей типа стаканов, стопок и прочее. В них мы видим дно и, соответственно, автоматически прикидываем конец процесса. Организм инстинктивно сам принимает решение, когда и как дышать. Когда остановиться или выпить до дна. Здесь же без тренировки происходит казус. Сосуд внутри темный, дна не видно. А значит и не видно, когда нужно дышать. Воздуха не хватает, а емкость имеет ту особенность, что если в ней еще имеется жидкость, то на стол ее не поставишь. Короче, в первый раз можно или захлебнуться или задохнуться. Мы – настойчивые ученики, освоили со временем и этот процесс.

Жильцам других комнат «повезло» меньше, у них не было таких профессиональных по всем вопросам кураторов. Рядом с их комнатой через стенку жил тогда молодой доктор-дерматолог, не более двадцати пяти лет, по фамилии Корчашкин. Так как по возрасту он не намного старше был наших опекунов, то дружил с ними и часто принимал участие в поддержании застольных посиделок. Чем он мне сразу запомнился, этот доктор носил супермодную по тем временам рыжую бородку.

Чем – то я ему приглянулся, потому что он меня тоже запомнил. И в разделе третьего курса, я еще посвящу ему отдельную небольшую главу.

5. Халатный вопрос.

См. ФОТО:1.наша группа в халатах.2. уже переоделись в «форму».

Но это я уж слишком далеко увел читателя от основной нашей, хотя и возможно что менее интересной темы, а именно, учебного процесса. Через неделю-полторы интенсивных теоретических занятий в классах и аудиториях, белоснежные в первый день учебы, наши халаты, превратились в серые балахоны. А мы в них выглядели не как будущие эскулапы среднего звена, а как привидения. Возник вопрос, а как быть? Мы сами стирать в своем большинстве были не приучены и не научены. Современных стиральных порошков и в помине тогда просто не существовало. Те, что имелись, мы понятия не имели, как их применять, и в каких дозах использовать.