Капкан. Роман о том, кто мы есть и как появились

– Случай очень не простой. Мы назначим расследование по поводу вашей гибели и воскрешения. На это потребуется время. Оставьте свои координаты, результат вам сообщим.

Алексей приподнялся со стула и, глядя в глаза военкому, произнес:

– Послушай, полковник. Ты в Афгане или в Чечне был?

– Выйдите из кабинета!

– Теплый стул нашел, полковник? А не боишься слететь с него? – и чтобы заставить его мысли шевелиться, добавил: – Вспомни, чем ты занимался последний месяц!

Мысли военкома не просто зашевелились, они стали шарахаться из крайности в крайность. Мелькнула какая-то сауна, дама с первого этажа. Нарисовался известный политик по прозвищу «Гаденыш», положивший ему на стол пухлый конверт.

– Конверт от Гаденыша взял? – даванул Алексей. – Ты мелкая сошка, полковник, да и улик против тебя пока мало. Не будешь якшаться с ушлыми клиентами, и улик не будет… Дай команду своей блядешке, чтобы она оформила мне все документы и пенсию.

Усики военкома дрогнули и поникли. Он сидел, будто на него упал кирпич. На Алексея не глядел, пальцы сцепил в домик, чтобы не прыгали, а глаза блуждали по столу.

– Не слышу ответа, полковник! – жестко произнес Алексей.

– Завтра, после десяти, в любе время, – дрожащим голосом прошелестел военком…

Алексею было наплевать на его лепетанье. Вышел, не закрыв за собой дверь.

Полковник набрал номер дамы с пирамидальной прической:

– Поднимись ко мне.

– В готовности номер один? – игриво спросила она.

– Не до секса, Ирина… Все брось и срочно оформи этому типу все документы.

– Но ведь…

– Делай, что говорю.

– А как быть с похоронным пособием, которое получила его жена?

– Спишешь на кого-нибудь.

– Но, Слава…

– Я уже сорок три года Слава. Хочешь, чтобы меня выперли отсюда? Хочешь мне передачи носить?

– Он – что? – испуганно спросила дама Ирина. – Из органов?

– Хрен его знает! Но тип опасный…

От военкомата до метро «Текстильщики» Алексей шел пешком. Домой он не торопился. С женой все эти дни он вел себя ровно и спокойно. Но разговаривал мало и спал отдельно, на своем коротком и узком топчане. Она нет-нет, да и бросала на него вопрошающие взгляды, но он намеренно не замечал их. Сына Олега почти не видел. Тот ночевал дома редко, пропадал у своей пассии. А когда появлялся, садился в своей комнате за компьютер, и вызвать его на откровенность не было никакой возможности.

– Ты бы познакомил нас со своей девушкой, – попытался подступиться к сыну Алексей.

– Рано, отец.

– Почему рано?

– Сам еще не определился.

Вот и вся задушевная беседа. Мать же вроде как побаивалась заводить такие разговоры, лишь напоминала Олегу, чтобы звонил домой и сообщал, что ночевать не придет…

У метро Алексей обнаружил частную нотариальную контору, заглянул в нее. Молодой и лысоватый нотариус в малиновом пиджаке явно скучал без клиентов. Заметив в дверях посетителя, он широким жестом пригласил его к столу. Без проволочек оформил на жену доверенность для получения пенсии.

Сделал это Алексей по наитию. Возможно, ради широкого жеста, а может быть, даже из-за нежелания самому стоять в очередях за суммой, спасающей разве что от голода.

Алексей завернул в попавшийся на пути китайский ресторанчик. Его с поклоном встретил старый морщинистый китаец, проводил в почти пустой зал. Столиков в нем стояло не больше десятка, и только два в самом углу были заняты. Тусовочный час, видимо, еще не наступил, и уютную обстановку никто не тревожил. Откуда-то сверху лилась спокойная восточная музыка, располагавшая к раздумьям или серьезным разговорам.

Едва Алексей взял в руки меню, как к его столику танцующей походкой приблизилась почти не накрашенная раскосая официантка, пододвинула меню и замерла в ожидании.

Цены были, конечно, бешеные, но теперь они не беспокоили его. Названия блюд ни о чем Алексею не говорили. Он выспросил у официантки, что означают мудреные названия, и сделал заказ. Однако она не уходила и с мягкой улыбкой ждала продолжения. Алексей оглядел ее. Она явно работала под китаянку, но кроме раскосых глаз ничего китайского в ней не проглядывало. Но мордашка была очень даже миленькой. Чтобы не обижать приветливую официантку, вознамерился, было заказать, как обязательно сделал бы прежде, графинчик приличной водки. Но вовремя вспомнил, как она отвратила его одним запахом.

Попросил принести лишь кружку безалкогольного пива.

Пиво официантка принесла в большом хрустальном бокале, и отвращения оно не вызвало. По вкусу были и в меру острые блюда. Алексей насытился, отмяк, подобрел. И едва откинулся на спинку кресла, как та снова подтанцевала:

– Что еще желаете?

– Спасибо, – отказался от «еще» Алексей. – Сколько с меня?

Она положила на стол счет. Раньше он бы ахнул от цифры в девятьсот с лишним рублей. Теперь же воспринял ее, как должное. Достал зеленую купюру в пятьдесят долларов, вложил ей в ладонь. Она спросила:

– Сдачу рублями?

Он показал жестом, что сдачи не надо.

– Благодарю, – с улыбкой произнесла она и предложила: – У нас есть комната отдыха. Не хотите ли массаж?

– А кто массажировать будет?

– Я, – ответила она и потупилась, ровно школьница.

– В другой раз, – пообещал Алексей перед тем, как покинуть гостеприимное заведение.

– Меня зовут Наташа, – сказала она ему на прощанье…

Пока он добрался до дому, время уже наползло на вечер. Большой, засаженный тополями и липами двор, шелестел опавшей листвой. Было сухо, совсем не холодно и людно. Скамейка возле их подъезда пустовала. Алексей уселся на нее, бездумно наблюдая за вечерней жизнью обитателей дома.

Возле голой клумбы, на вкопанном колченогом столе немолодые мужики забивали козла. Ребячья мелюзга под присмотром бабок копошилась в песочнице. Сорванцы постарше с воплями раскачивались на тарзанке.

Через какое-то время он ощутил, что за его спиной кто-то остановился. Опасностью от непрошеного соседа не веяло, и Алексей продолжал сидеть не оглядываясь. Наконец, не выдержал, повернулся. И увидел замшевого парня по кличке Клим.

– Я – это, – заговорил тот, подбирая слова, – передал Юсупу. В натуре. Он с тобой хочет тему перетереть.

Алексей не ответил, пытаясь уловить мысли Клима. Но тот зациклился на «базаре», переминался с ноги на ногу, заряженный поручением Юсупа.

– Стрелка на шесть вечера, – продолжил тот, но Алексей не дал ему договорить.

– Скажи Юсупу, сам его найду, если понадобится.

Искривленный уголок рта Клима дернулся.

– Он – того… Не любит, когда сам. Конкретно.

– Я тоже не люблю, – ответил Алексей и пошагал к своему подъезду, оставив замшевого Клима чесать репу.

3.

Открыв дверь, жена сказала с угодливой торопливостью:

– Сейчас ужин соберу.

– Не надо, – ответил он, – только кофе.

– Я красную икру купила. Бутерброды сделать?

Он не отреагировал на икру. Спросил:

– Рязанцев не звонил?

– Нет.

– Олег придет сегодня?

– У нее останется. Не знаю, что с ним делать.

– Ничего. Собьет оскомину и будет в норме.

После кофе она неуверенно поинтересовалась:

– Ночевать в кабинете будешь?

– В кабинете.

– Я поменяла там белье, – и в который уже раз вопрошающе глянула на него.

Алексей не стал копошиться в ее мыслях, не хотелось напрягаться. Удалившись в свою каморку, достал мобильник и позвонил Рязанцеву. Однако никто не ответил. Через полчаса снова позвонил и опять безрезультатно. Лишь близко к полуночи трубку сняла Валентина, его жена.

– Загуляли? – спросил Алексей.

– Ой, да какая гулянка! Валерка лежит в госпитале, в неврологии. Я только от него.

– Что случилось?

– Какая-то сволочь по голове железякой ударила.

– Как он сейчас?

– Сказали, недели через две выпишут.

– Когда это случилось?

– Неделя уже. Он как раз зарплату получил и после работы к вам собирался. Забрали деньги, портфель и диктофон.

– Что же ты, Валя, сразу не позвонила?

Она замялась. Затем ответила с запинкой:

– Боюсь я вас.

– С каких это пор?

– Я же видела, как гроб опускали.

– Так в гробу-то не я был!

На том конце снова возникла пауза, прервавшаяся смущенным бормотанием:

– Как знать…

Положив трубку, Алексей почувствовал себя виноватым: с другом беда, а он даже не удосужился позвонить. А прежде созванивались, чуть ли не каждый день. С мыслью навестить завтра Рязанцева, он смежил веки. То ли задремал, то ли уснул. Полусон, наплывший на него, был похож на явь. Будто выползло из глубин сознания забытое и расстелилось перед ним объемной картиной.

Зеленели деревья, трава и вода близкого озера. И снова явилась ему зеленоволосая женщина в голубоватой с переливами одежде. Он лежал на кусачей, будто сплетенной из крапивы, циновке. Но укусы не жгли, а слегка пощипывали. Он не слышал ни ее, ни своего голоса, но сознание четко фиксировало вопросы и ответы. За ее спиной, на холме, просматривалось монументальное сооружение, словно сотканное из матовых нитей.

– Странный дворец, – сказал он.

– Это Храм мудрецов.

– Ты в нем живешь?

– Да, я дочь Верховного Хранителя мудрости, – ответила она, не разжимая губ.

– Как тебя зовут?

– Оника.

– Скажи, что со мной? Я почти не ощущаю себя.

– Это пройдет. Ты теперь такой, каким должен быть от рождения. Ты носитель гена.

– Откуда на Земле появились носители гена? – спросил он.

– От сыновей древних Хранителей мудрости. Они нарушили запрет, стали любить женщин-эонок. В наказание их оставили на погибающей планете.

– Разве наша Земля погибала?

– Это произошло тысячи лет назад. На Аэолу надвигалась комета-разрушительница. Тогда и произошло переселение аэолов.

– А комета?

– Она задела планету хвостом. Произошел разлом материка и смещение полюсов. Разлом заполнил океан. У подножия вершин Поднебесья вода остановилась. Комета таранила одну из десяти планет галактики. После катастрофы уцелели меньше трети жителей. Из носителей гена – лишь один человек. Иешу – его потомок.

– На Земле его называют Иисус Христос.

– Да. Ты получил ген от него, Алекс. И скоро вернешься на свою планету. Мне жаль тебя отпускать.

– Не отпускай.

– Твое место там, на тебе большой грех.

– Какой?

– Побег.

– Откуда и куда?

– Сам поймешь…

Алексей очнулся от того, что кто-то провел пальцем по щеке. Открыл глаза. На топчане сидела жена в ночной рубашке. Какое-то время он оставался недвижимым. Затем откинул одеяло, и она с готовностью юркнула к нему. Обняла, прижавшись всем телом. Забормотала:

– Прости, прости, прости, – и всё теснее прижималась к нему.

На этот раз она не вспоминала Геннадия. И он не был таким остервенелым, как в ночь после возвращения с острова. Но все равно ощущал себя насильником, потому что ей это нравилось. В окно светила красная и полная, как купчиха у самовара, луна. В ее свете Алексею показалось, что рассыпанные на подушке волосы жены присыпаны красниной по зеленому полю…

Когда она ушла в спальню, он вспомнил про свой сон. Что он видел конкретно – из головы вылетело. Всё, кроме женщины с ласковыми кошачьими глазами. В том сне происходило что-то очень важное и столь необходимое для сегодняшней жизни.

Он закрыл глаза с надеждой снова окунуться в сновидение, чтобы вернуть его и запомнить. Но попытка была тщетной. Наверно, мешало подглядывавшее в окошко и вызывавшее беспокойство ночное светило.

Алексей встал, запахнул наглухо шторы. И опять улегся на топчан с мыслью навестить с утра болящего Рязанцева. С тем и уснул, как отключился от всего земного.

Чтобы не делать круг, добираясь до госпитальной проходной, Алексей пролез в дыру в металлической ограде с отогнутой арматурой и прошел напрямую к неврологии. У лестницы на первом этаже дежурил непробиваемый и толстомясый немолодой вахтер, подле которого кучковались родственники болящих. В госпитале по распорядку был мертвый час, и очередники ждали его конца, до которого оставалось еще минут сорок.

Алексей пристроился в хвост и стоял, пока мимо очереди не проплыла, обдавая парфюмом, мамзель в распахнутом манто. Небрежно бросила в пространство: «Пропуск!», но пропускная бумажка исчезла без ознакомления в мясистой лапе вахтера. Стоявшая рядом с Алексеем женщина в кашемировой косынке торопливо зашарила в сумочке с надорванным ремешком. Он заметил, как она вытянула десятку, зажала ее в кулаке и, подхватив свободной рукой две авоськи, шагнула к вахтеру. Тот брезгливо глянул на десятку и гордо произнес:

– Взяток не берем-с.

Алексей протолкался к нему, отодвинул женщину. Уставился в глаза вахтеру:

– Не бреши, толстомясый! Берем-с взятки! Сколько слупил с расфуфыренной?

– Как вы смеете? – зашелся в негодовании вахтер, а в мыслях уже нарисовалась двадцатидолларовая купюра и он сам, еще в полковничьей форме.

– Смею! – жестко сказал Алексей. – Ты же полковником был, а стал крохобором. Даже специальный карман пришил к своей пятнистой куртке для взяток. И зеленую двадцатку туда сунул… Есть вопросы, толстомясый?

Глаза у того стали оловянными. Извилины будто погрузились в бетонный раствор.

Алексей взял за рукав женщину в косынке и повел ее по лестнице.

– Вы кого навещаете? – спросил он.

– К сыну приехала. Из Чувашии, – и смолкла. На площадке второго этажа смахнула слезу. – Его без ноги из Чечни привезли.

Алексей не нашелся, чем ее утешить. Пробормотал: «Живой, слава Богу!». Достал тысячную ассигнацию. Не слушая возражений, сунул женщине в карман кацавейки.

– Купите сыну гостинцев!.. Хирургия на третьем этаже. А мне сюда…

Он ожидал, что его приятель лежит, если не в отдельной палате, то в маломестной. Все-таки полковник, хоть и в запасе. Однако в палату было напихано двенадцать коек, и Рязанцева он обнаружил у самого входа.

С голым черепом и отросшей клинышком бородой, он был похож на постаревшего Дзержинского.

– Привет, Валера! – сказал Алексей. – Ну, чего ты скис? – стал разгружать на тумбочку фруктово-овощную снедь и прочую, на взгляд нормального мужика, ерунду.

– Я не скис, – ответил Рязанцев.

– Что хоть стряслось, расскажи.

– Нечего рассказывать. Банально лопухнулся.

– А конкретнее?

– Давай не будем, а?

– Будем, Валера. Разобраться надо.

Тот попытался усмехнуться. Усмешка вышла кривой и болезненной.

– Хотел уесть одного мерзавца из адвокатской гильдии Уханова. А уели меня, – сказал и замолчал. Алексей терпеливо ждал. – Этот гад законтачил с прокуратурой и отмазал от суда одного казинщика. А на том клейма негде ставить. Повесил преступление на девку – стриптизершу.

– Ну и?

– Я с той стриптизершей встретился в изоляторе. А на обратном пути меня подкараулили… Вот и все…

– А что за казинщик, Валер?

– Из азиатов. Главарь преступной группировки. Интернациональной. Рэкет, наркотики, проституция. Казино – прикрытие. – Слова Рязанцев подбирал с усилием, но говорил внятно, будто контролировал себя.

– Кличку азиата знаешь?

– Юсуп. К нему не подберешься. На корню всех скупил.

– А адвоката из гильдии Уханова, как зовут?

– Геннадий. Фамилия – Спирин.

Вот и проявился любовник жены. Но вывернулся. Значит, ценный кадр для братков, если Юсуп вмешался.

– Стриптизерша дала информацию?

– С двух сторон кассету исписал. Теперь ни кассеты, ни диктофона.

– Значит, следили за тобой. Тот, кто давал тебе разрешение на беседу, тот и навёл.

В мыслях Рязанцева тут же нарисовался вальяжный чин в генеральских погонах. Потом еще подполковник, улыбчивый, как мошенник новой формации. И тот и другой считались его хорошими знакомыми, и Рязанцев отбросил подозрения в их адрес. В его сознание вплыл образ чернявой девицы, которую привел угрюмый конвоир. У нее были глубокие пустые глаза и глуховатый прокуренный голос.

– Боюсь, что достанут девку, – сказал Рязанцев. – Узнай, жива или нет.

– Как ее зовут?

– Выступала под именем Лолита.

– Сделаю, Валер.

– Ты про себя расскажи. Где пропадал?

– Нечего рассказывать.

– Не ври. Ты весь омолодился.

– Сам этому удивляюсь.

– Где же скрывался?

– В том-то и дело, что не знаю. Ощущение, что все это время проспал на берегу. А во сне что-то случилось. Хорошее или плохое – не понятно.

– Так ничего и не помнишь?

– Нет.

– Между прочим, Леночке я не сообщил о твоей кончине. Духу не хватило.

– Какой Леночке?

Рязанцев глянул на Алексея, как на помешанного. В его мыслях скользнуло: «Видно тоже стукнули по мозгам – полный склероз у мужика». Алексей виновато улыбнулся, соглашаясь с другом.

– Напомни, – попросил.

– Ты что, свою маленькую дочку забыл?

В голове Алексея будто лопнул шар. Палата и ее обитатели бесшумно ускользнули за горизонт. Наплыла и тотчас стала таять темнота.

– Ты носитель гена, – сказала Оника. – И сумел передать его новой жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– Сам знаешь.

Перед его взором расстелилась асфальтовая дорожка. На ней появился смутный силуэт девочки на самокате. Она резво катилась по тротуару, а следом за ней семенил трусцой он сам. Самокат вдруг вырвался из ее рук, и она упала… Асфальтовая дорожка исчезла, вокруг была зеленая трава и со стороны озера доносилась приглушенная музыка.

– Вспомнил? – услышал Алексей голос Рязанцева.

– Затмение нашло, Валера. Алёнушку забыл! Сегодня же позвоню, узнаю, что и как. Да и съезжу к ним.

Видимо, мертвый час закончился, потому что палату начали заполнять посетители. Сразу стало шумно от говора, шелеста пакетов, звяканья посуды. Палатная дверь снова открылась, и появилась жена Рязанцева – Валентина. Увидев Алексея, на мгновенье застыла, затем храбро шагнула и села на кровать мужа.

– Можешь меня потрогать, – сказал ей Алексей, – я не призрак.

– Все равно какой-то не такой.

– Какой был, такой и остался… Ладно, не буду вам мешать. Проводи меня до выхода, Валь, пошептаться надо… А ты, Валер, кончай сачковать, выздоравливай.

Валентина нехотя поднялась с кровати, вышла следом за Алексеем.

– Почему Валерку в этот клоповник затолкали? – спросил. – Он же полковник!

– Хорошо, хоть сюда поместили. Двое суток в коридоре лежал, мест не было.

– Куда же делись палаты на два-три человека?

– Их в коммерческие переоборудовали.

– Вот бардак! Сейчас зайду к начальнику госпиталя и устрою ему маленький сабантуй. Военную лечебницу в притон превратил! Пускай переводит Валерку!

– Ради Христа не надо!

– Почему не надо?

– Даже если переведут, то потом залечат! Я нужные лекарства сама покупаю, возьмут и подменят их! Недолго осталось. Капельницу уже сняли. Как разрешат ходить, домой заберу. Таблетки и дома можно глотать…

Алексей понимал, что она по-бабски права, а до социальной справедливости ей дела нет в той ситуации, в которую окунула ее раздолбанная жизнь конца ХХ века. Желание ее нельзя было не уважить.

Его внимание отвлекла преодолевшая недавно вахтерскую преграду расфуфыренная мамзель. Она выплыла из палаты напротив в сопровождении оплывшего мужика-грузовика. Тот по-хозяйски потерся небритой щекой о ее щеку, и Алексей определил по ее пухленькому лицу, что ей не больше двадцати. А солидность от вальяжной походки и дорогих шмоток. Мужик-грузовик вернулся в палату, а молодушка-меховушка прошествовала по коридору, оставляя за собой духовитый шлейф парфюма.

Валентина проводила ее презрительно-завистливым взглядом.

– Я тебя понял, Валь, – сказал Алексей. – Иди к своему Дзержинскому.

– Какому Дзержинскому?

– Валерка с бородкой – копия Железный Феликс…

Дождавшись, когда она скроется в палате, Алексей без стука и без цели распахнул дверь, из которой появилась молодушка-меховушка. Наверно, толкнуло подспудное любопытство: что за болезнь приключилась с мужиком-грузовиком.

Судя по всему, его палата была двух или даже трехкомнатной. Виден был только холл. Болящего в нем не было. В кресле дремал то ли личный сторож, то ли холуй. Увидел непрошеного визитера, прижал палец к губам и, не поднимаясь с кресла, просипел:

– Низ-зя! У хозяина пивной час.

Хорош больной! Алексей сплюнул на ковер, вышел, не прикрыв дверь, и направился на выход. Вахтер, увидев его, вытянулся в струнку и преданно стриг глазами, пока тот спускался к нему. Алексей взял его за пуговицу и проникновенно спросил:

– Все понял, толстомясый?

– Так точно…

Миновав проходную госпиталя, Алексей невольно остановился. Он явственно ощутил, что кто-то сверлит его взглядом. Однако никого подозрительного поблизости не наблюдалось. Даже не было ни одной припаркованной машины. Караульный, сидя на табурете, безмятежно прочищал пальцем бугристый нос. Спешили по своим делам прохожие. И все же зуд от сверлящего взгляда не проходил.

Алексей отмахнулся от беспокойства и двинулся к метро.

Выйдя на «Авиамоторной», он не пошел домой, а завернул в скверик, где недавно отделал двух дебильных недорослей с золотыми цепурами. С той минуты, как он вспомнил Аленушку, в сердце немым укором торчала заноза.

В сквере было сухо, по-осеннему прохладно. Скамейки пустовали. Он уселся, достал мобильник и набрал четко высветившийся в памяти алма-атинский номер.

– Алё! – услышал он голос дочери.

– Аленушка, – произнес почти шепотом.

– Папка! – воскликнула дочь и повторила: – Папка! Куда же ты делся? Обещал приехать, и исчез! Заболел, да?

– Да, дружочек. Маленько приболел. Но сейчас все в порядке.

– Что с тобой было?

Алексей хотел придумать какую-нибудь пустяковую болезнь, но заноза в сердце не позволила.

– Что-то с головой было, – признался он. – А ты как, моя маленькая?

– Я не маленькая, папа. В одиннадцатый класс пошла.

Он почему-то удивился, и у него непроизвольно вырвалось:

– Сколько же тебе лет, Аленочка? – и сам поразился своему вопросу. Но он и в самом деле не мог вспомнить, сколько лет его умненькой дочери.

Она, видимо, тоже была поражена, запнулась с ответом. Затем настороженно произнесла:

– Четырнадцать исполнилось… Ты же звонил мне в день рождения. Пап, наверное, ты не до конца выздоровел?

– До конца, дружочек. Постепенно прихожу в норму… У вас все в порядке?

– Мама сейчас на работе. Бабушка в огороде. Позвать?

– Не надо. Через недельку я приеду, и обо всем переговорим.

– Ой! Правда, приедешь?

– Конечно.

– Я люблю тебя, папа…

Алексей сидел на скамейке, но был далеко и от скверика, и от сонного Острова, и от сегодняшнего дня. Будто перетек в иной мир и в иное, хотя и не столь давнее время. В том мире были другие ценности, и еще не было человечка со сказочным именем Аленушка.

Командировка на Иссык-куль

1.

В тот год горбачевская гласность набирала обороты, будоражила умы и вызывала радужные видения. Лишь их старый и мудрый главный редактор, которого демократы обозвали застойщиком, был по-обычному сдержан и со снисхождением взирал на ошалевших от перестроечных лозунгов корреспондентов. Он и объявил Алексею опять же с заметной снисходительной усмешкой:

– Вам предстоит трехмесячная командировка в Киргизию. Поможете перестраивать средства массовой информации. Завтра в девять утра на инструктаж в ЦК.

Инструктировал журналистов сам Егор Кузьмич. Он и мандат подписал. Алексею достался город Пржевальск вкупе с Иссык-кульской областью.

Там, в местной газете, он и встретил пухлогубую Анютку, с родинкой над верхней губой. Диковатая, упертая, чурающаяся междусобойчиков и штатных торжеств, она выглядела довольно странно в редакционном муравейнике. Но была с царем в голове.

Алексей сразу выделил ее из других журналистов. Давал самые щепетильные по тем временам задания – про обкомовские кормушки, охотничьи дачи с саунами. Знать бы тогда, какие то были крохи по сравнению с привилегиями дорвавшихся до власти демократов!..

Анюта почувствовала его мужской интерес и возвела между собой и ним бетонную стенку. Однажды он исхитрился подвезти ее на выделенной ему обкомовской машине домой. Жила она в частном домике на окраине вдвоем с матерью-учительницей. Про мать Алексей узнал из кадрового дела журналистки. Заодно выяснил, что Анюта не замужем, что ей недавно минул тридцатник, а значит, она моложе его на восемнадцать лет.

Подвез он свою подопечную к дому, довел до дверей, рассчитывая на вежливое приглашение. Но она юркнула в сени, забыв сказать «до свидания»…

В майский День печати пишущая братия решила расслабиться на берегу Иссык-Куля! Водка в те поры была в большом дефиците из-за провозглашенной борьбы за трезвость. Но трудовой люд лозунгами не проведешь! Даже интеллигенты освоили самогоноварение, и любой гость, когда бы ни объявился, врасплох застать хозяев не мог. А уж что касается праздников – не на сухую же их отмечать!