Линия жизни

– Это ясно, – опустила я ноги в воду по колено, дядя Витя продолжал лицезреть свою удочку, – не понятно только, как узнать, где то желание, исполнение которого для тебя именно нужно, а не просто так.

– Вот оно и начало нашего разговора. Еще раз тебе повторяю: надо быть самой собой. Не морщься! Только в этом случае ты будешь знать, что тебе нужно. Что тебе действительно необходимо, чтобы чувствовать себя счастливой. Вот подумай сейчас: ты хочешь, чтобы у тебя было много поклонников, так? – я кивнула. – А ты никогда не задумывалась, что они тебе просто не нужны?

– Чего-о-о?

– И ведешь ты себя поэтому соответственно, – дядя Витя будто и не заметил моей вытянувшейся физиономии. – С мальчишками серьезна, не флиртуешь, в кулачек не смеешься… Так?

– Ну, так! Но это не потому, что мне никто не нужен. Так просто себя дурочки всякие ведут.

– Дурочки – не дурочки, но они настроены на легкое общение, а ты нет. Попробуй как – нибудь для эксперимента, ты увидишь, что у тебя получится. Вопрос только в том, надо ли тебе это? Пару раз притвориться легко, а как так можно жить постоянно? Ну не твое это! Не станешь ты мальчишкам головы кружить просто потому, что у тебя это получается. Ты за них переживать будешь, виноватой себя чувствовать.

– Ну и что мне теперь делать? Всю жизнь, что ли, в девках сидеть?

– Ой, прям всю, – в 17 лет как заговорила. Когда твой человек найдется, ты сразу это поймешь.

– Ну вообще! А если мне его до старости придется ждать? – такая перспектива меня не манила и я с силой запустила камень в воду.

– Значит жди. Если ты хочешь быть счастливой, придется ждать… Ты еще молодая, Настя, и все – равно попытаешься скоро то с одним подружить, то с другим. Но просто бесполезно строить отношения с человеком, который для тебя чужой.

Посмотрела на подружку, – она замуж выскочила, последовала ее примеру, руководствуясь просто стадным чувством, и все! Зажила чужой жизнью. Не своей, не той, которая у тебя должна была быть. И пошел в твоей жизни совершенно чужой сценарий. И пишет его кто – то, пишет… А тебе не нравится. Не нравится, а живешь, – сама же выбор делала.

Вот и учись, пока не поздно, выбор правильный делать, а не тот, который другие навязывают. А для этого надо собой оставаться: со своими мыслями, со своими желаниями, и именно со своим образом жизни. Нет у тебя никого, и бог с ними, – живи и радуйся…

– Это вы про себя сейчас? – перебила я его.

– Да и про себя тоже. Ты думаешь тяжело мне одному жить? Нисколько. Тяжело без Катеньки моей, а одному – не тяжело.

– Катя, – это ваша жена была? – спросила я дядю Витю. Тот уже отложил удочку, и, достав из тканевой сумочки термос, налил мне в стаканчик холодного кваса.

– Да. Слышала, небось, что до сих пор ей верность храню? – посмотрел он на меня, – я, не отрываясь от кваса, кивнула.

– Это уж бабки попридумывали. Сделали из меня Бог знает кого. На самом деле я ж живой человек. Когда Кати не стало, я, конечно, очень горевал. Знаешь, какая она была? Как ангел! И красивая, и добрая, и голос ее, словно у ангела был. Я таких людей больше никогда не встречал. Пытался, несколько раз пытался, но, знаешь, если планка человеческих отношений изначально высока, то потом ты ее уже никак не снизишь.

– Ну и что, за столько лет прямо никто и не попался? – вставила я.

– Как видишь. Помыкался я помыкался, да и угомонился. Понял, если не такая, как она, лучше вообще никакой. Тут все за глаза говорят, что я шибко перебираю… Но, знаешь, Настя, если нет у тебя рядом с другим человеком душевного комфорта, то и нечего себе жизнь ломать. Живи один, с себя и спрос, если что.

– М – м – м, – покусывала я травинку, – не каждый так, наверное, сможет.

– Что ж, каждый и не должен. Если для тебя это не приемлемо, сделай выбор сама. Но только сама, чтобы тебе при этом не говорили. Вот ты на кого учиться собираешься?

– В пед пойду. Там разберусь на кого, – неопределенно махнула я рукой, а дядя Витя присвистнул:

– Вот тебе и раз! Я ж тебе про что и говорю! Тебе уже профессию надо выбирать, а ты еще не определилась.

– Ну и ладно. Многие еще не определились.

– А ты не будь, как многие. Будь собой… Ты вот скажи, замуж за богатого выйдешь, если позовет?

– Конечно, – не раздумывала я.

– Угу, – покачал головой дядя Витя, – и учебу бросишь?

– А что мне учится, если муж богатый, – рассмеялась я. Но дядя Витя был серьезен. Неожиданно для меня он выдал:

– Ясно, красавица. Такая же балда, как мать.

– Мать? – вскинулась я, – а при чем здесь вообще она?

– Не при чем! – резко оборвал он меня. – Значит так! – Звякнул он ручкой алюминиевого ведра, в котором плескалась пойманная уже рыба, – У меня помимо этого дома еще три квартиры в Москве. А от Кати остались бабушкины бриллианты. Продадим квартиры, драгоценности, и ты выйдешь за меня замуж. Учиться, понятное дело, не будешь, жить будем, где захочешь. Бабушку, если хочешь, тоже заберем. А лучше тут пусть остается. Согласна?

Я открыла рот. Что он только что сказал? Это что за номер вообще? Сдурел он что ли? Старик смотрел на меня, широко раздувая ноздри, он явно был зол. Но что это было? Предложение?

– Вы в своем уме, вообще? – я встала. Уйти или остаться, я еще не знала, сказать что – то гадкое не поворачивался язык, но поверить в услышанное отказывался разум.

– А что такое? Ты только что сказала то же самое.

– Но я не имела в виду вас!

– Хорошо хоть не согласилась и на том спасибо, – отвернулся от меня дядя Витя. – Но кого ты тогда имела в виду? Ты что думаешь, если ты выйдешь замуж за богатого парня, он будет лучше того, что я тебе только что продемонстрировал?

– Так вы пошутили? – облегченно выдохнула я.

– Господи, дурочка ты еще все – таки. Говорили, говорили, а ты так ничего и не поняла. Вообще с тобой и не надо было ни о чем говорить. Иди, купайся.

Дядя Витя полез за новым червяком, а я молча стояла рядом. Ну и чего, спрашивается, он обиделся? Подумаешь, сказала, что выйду за богатого! Да кто об этом не мечтает вообще?

– Дядь Вить, ну что вы, правда… Можно подумать, все богатые плохие. Кому от этого будет хуже, если у меня будет состоятельный муж? Вы – то, поди, своей дочке не посоветовали бы за тракториста выйти?

– Не посоветовал бы. У меня ее вообще нет. Потому и с тобой, балдой, разговариваю, думал, научу чему… – махнул дядя Витя на меня рукой. – И богатые не плохие. Плохи те, кто за них замуж идет, сами из себя ничего не представляя, – он посмотрел на меня так осуждающе, что мне стало стыдно. И обидно.

– Почему вы так говорите? Откуда вы знаете, что я из себя представляю?

– Слышу! По твоим дурацким мировоззрениям. Сейчас ты школьница, интересна парням пока своей молодостью, может и влюбится в тебя какой – нибудь богатей. А потом? Кто из тебя будет без образования? Без профессии? Когда ты изо дня в день начнешь сидеть дома и превращаться в тетёху? Думаешь, он тебя будет просто так любить? За то, что когда – то ты была такой как сейчас?

– По – моему, вы перегибаете. Я буду за собой следить.

– Ладно, – вздохнул он, – иди купайся. Свою голову другому не приставишь. У меня своя логика, у тебя своя. Может, и не прав я…

Он начал ковырять землю в жестяной баночке с червями, выискивая, видимо, того, кто пожирнее, а я, подобрав платье, собралась уходить. Купаться больше не хотелось. На душе остался неприятный осадок. Тем не менее, молодость взяла свое, и легко отмахнувшись от каких – либо треволнений, я вприпрыжку взбежала на пригорок.

– Дядь Вить, – крикнула я напоследок.

– А?

– А бриллианты – то, правда, есть?

– Тьфу ты, зараза! – сердито плюнул он и демонстративно отвернулся, давая понять, что моя персона его больше не интересует. Я рассмеялась и сбежала с пригорка вниз.

– Все – равно у меня будет муж богатый! – пообещала я себе. Не зная еще, что потом я буду не раз еще вспоминать этот разговор, каждый раз анализируя его с новой стороны.

Дядя Витя к нам так тогда и не пришел. А через несколько месяцев он умер. И так и не узнал никогда, что каждый раз, вспоминая его, я испытывала чувство неловкости за тот разговор. Мне хотелось, чтобы дядя Витя знал, что его слова не прошли даром. Что я с другой стороны посмотрела на себя, и поняла, что он во многом был прав. И что долгое время потом я смотрела на себя через призму его слов.

Что я оценила все, что он мне тогда сказал, и в полной мере прочувствовала то, чего не досказал. Он не узнал и том, что я, поступив все – таки сначала в пед, бросила его, и через год подала документы в архитектурный.

Когда я сидела на лекциях по педагогике, то понимала, что не люблю детей. А посему буду самой настоящей Марьванной, которую дети ненавидят и за глаза называют кикиморой. Пусть поздно, но передо мной все – таки встал вопрос, а кем же тогда быть, если не Марьванной?

Выдержав бурю негодования со стороны бабушки, заверив ее, что мой диплом сгодится потом не только для того, чтобы «им стенки мазать», я четко определила для себя, что это именно, чем я хочу заниматься.

Это было сложно, но как же я счастлива теперь, что сделала тогда именно этот выбор! Боюсь представить, как бы я сейчас жила, если бы стала учительницей. И как же прав тогда был дядя Витя, – моя жизнь пошла бы совершенно по – другому сценарию…

О том, что выбор тогда мной был сделан правильный, я не сомневалась до сегодняшней минуты. Теперь же, когда муж изменил мне с лучшей подругой, я начала сомневаться. Может, еще тогда, в институте, надо было остаться училкой? Вышла бы сейчас замуж за завхоза и жила бы припеваючи, таская домой непроверенные тетрадки и поджидая благоверного со свежими котлетками? А что? Турпоходы, слеты, классные часы и дискотеки, – навсегда осталась бы в эпохе юности. Не так уж и плохо, между прочим…

***

Закончив с туалетом, выкурив сигаретку и облачившись в красивое белое платье, часов в одиннадцать я отправилась на назначенную встречу.

Успешно миновав пробки, я почти вовремя подъехала к офису, – здание впечатляло. Зеркальные окна, красивые двери, – все здесь было по высшему разряду.

Пройдя охрану, я прошла к лифту и поднялась на нужный этаж. Стены – кофе с молоком, на полу – зеленый кафель, – оригинально…

В приемной – милая девочка лет 18. Рост – модельный, волос – блонд, тут, в общем, все как обычно. Правда, директор – женщина… и зачем ей тут такая красотка?

Представилась. Была награждена ослепительной улыбкой. И после звонка начальнице стремительно препровождена в кабинет.

Войдя внутрь, я быстро скользнула взглядом по обстановке, – кажется, хозяйка кабинета увлекается модным в последнее время фен – шуем. Мебели – минимум, расставлена грамотно, растения поражают ухоженностью своей шикарной зелени. Если я правильно прикинула и по левую сторону от стола север, то хозяйка сего – тот еще карьерист. Это вам не амулетик – талисман, – почти в человеческий рост там стояла прекрасная фигура коня, замершего в прыжке вверх.

Я перевела взгляд на саму хозяйку этого великолепия, – передо мной сидела очень милая, ухоженная женщина. Волос – красивого пепельного оттенка мягко струился по ее плечам, на лице едва уловимый макияж, взгляд внимательный, доброжелательный, – она понравилась мне сразу.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, и, поскольку секретарь меня уже представила, подошла к столу.

– Здравствуй, Настя, присаживайся, – показала она мне на стул. Я попыталась скрыть удивление, – «Настя»! – что за обращение, вообще? Я конечно не мэр города, но в фирме такого класса «на вы» и по имени – отчеству должно быть как минимум. Улыбнувшись, я села. Кинула взгляд на ее ухоженные руки: маникюр, изящный золотой браслет, массивный перстень с рубином, и спрятала свои, – как – то не смотрелись они на таком прекрасном фоне.

– Рада наконец – то с вами увидеться, – начала я, – несколько раз разговаривала с вашим помощником, – очень хороший, милый молодой человек, но он абсолютно ничего не понимает в дизайне. – Я сжала руки, – кто ее знает, как она прореагирует на критику своего сотрудника, и продолжила. – Понимаете, Дарья Алексеевна, мне не очень хочется вас отвлекать от работы, Игорь Александрович объяснил мне, насколько вы заняты, но мне как дизайнеру очень важно видеть своего заказчика! Судя по тому описанию, которое вы мне предоставили, я представляю, что отделка помещения должна производиться в выбранным мной ключе, а Игорь Александрович настаивает на минимизации расходов.

Дарья Алексеевна, внимательно глядя мне в глаза, кивнула.

– Мне кажется, что вы хотите одного, он говорит мне, что исключительно другого, поэтому, ради Бога, скажите мне сами, чего конкретного вы лично от меня ждете, – выпалила я. Она слегка постучала карандашом по столу.

– Да, наверное, это моя ошибка, нам надо было встретиться раньше. Я далека от творчества, я – практик в чистом виде, и, честно говоря, думала, что вы сами без меня разберетесь. А Игорь Александрович у нас экономист по образованию, и сама идея экономии в нем неистребима… Как – то я не подумала, что он может помешать вашей работе…

– М – м – м, – сказала я и бросила взгляд на стену. Интересно у нее обустроена зона помощников. В фен – шуй считается, что любое пространство можно разбить на так называемые зоны: богатства, любви, семьи и прочих, среди которых имеется и зона помощников. Если в этих зонах гармонично и правильно, с точки зрения этого учения, все расположить, гармония придет и в твою жизнь: улучшится здоровье, заиграет красками любовь и все такое. Помимо гармонизации пространства, в каждой зоне должны стоять и, естественно, работать всевозможные символы, амулеты и талисманы.

Причем, по фен шуй любой подходящий предмет может стать работающим амулетом. К примеру, если в зону любви (а это юго-восток) поместить две красные горящие свечи, то в скором будущем возможно эту самую любовь и встретить. А если в зону помощников поместить икону или фотографию успешного человека, то они непременно станут вам помогать, и в качестве помощников «свыше» устраивать вашу жизнь наилучшим образом.

Судя по занимаемому положению Дарьи Алексеевны, ее помощники работают «будь здоров»! Но удивительна сама их подборка, – в три ряда на стене в рамках висели портреты совершенно не связанных даже по своей деятельности людей. Что конкретно она хотела взять от каждого непонятно, но там были совершенно незнакомые мне люди в черно – белом и цветном изображении, действующий президент России, бывший президент Америки – Билл Клинтон, изображения Будды и Иисуса Христа, парочка ангелов, и самое главное… я остолбенела – Припят? Если я не ошиблась, и это действительно был знакомый мне человек, то – это мой бывший, школьный еще учитель, – Вадим Валерьевич Ященко. Мое лицо, видимо, вытянулось настолько, что моя собеседница это заметила. Я перевела на нее полный недоумения взгляд, но промолчала. Не знаю, честно говоря, как и спросить, откуда она могла его знать. Она смотрела на меня, прищурившись.

– Узнала? – спросила она, и я кивнула.

– Если я не ошибаюсь, это Вадим Валерьевич? Ященко?

– Не ошибаешься, – она улыбнулась, а в моей голове заметались мысли. Возможно, мы и с ней знакомы? Ведь назвала же она меня Настей, а не Анастасией Алексеевной, как золотыми буквами значилось в моей визитке.

Вот же черт, абсолютно не единой версии, если мы когда – то и встречались, я напрочь ее забыла. Хотя как можно забыть такого человека, – Дарья Алексеевна довольно – таки примечательная фигура? Я откашлялась, что – то сильно уж подозрительно она на меня смотрит.

– Простите, мы с вами не встречались когда – нибудь раньше? – спросила я, а она, откинув голову назад, звонко рассмеялась. Я заерзала на стуле. Определенно, эта ситуация нравилась мне все меньше. Воистину говорят, у богатых свои причуды. Я села ровнее, спина сразу напряглась, чего ожидать? Непонятно.

– Настя, неужели ты меня нисколечко, даже самую малость не узнаешь? – спросила она, все еще улыбаясь, и я еще раз, более внимательно, посмотрела ей в лицо. Зеленые глаза, не слишком длинные, но очень густые, пушистые ресницы, тонкие, плотно сжатые губы, – лицо довольно примечательное. Стройная фигура, царственная манера держать себя, – от нее так и веяло уверенностью в себе. Это был состоявшийся и очень состоятельный человек, запах денег, казалось, витал вокруг нее в воздухе. И это состояние было для нее естественным. Так ведут себя интеллигенты в поколении, – все атрибуты роскошной жизни, казалось, были впитаны ей с молоком матери. Причем примечательным было то, что она нисколько не кичилась своим благополучием, она совершенно естественно себя вела, и было заметно, что и уровень ее образования, и интеллект в целом соответствовал положению «буржуа». Нет, определенно, с этим человеком я не встречалась никогда. Забыть такую колоритную фигуру мне бы удалось едва ли.

– Нет, простите, – выдавила я из себя. Дарья Алексеевна слегка наклонилась, выдвинула нижний ящик своего стола, извлекла оттуда какую – то вещицу, и протянула мне. Это оказалась небольшая фотография в изящной витиеватой рамочке. Я взяла ее и посмотрела на запечатленную на ней девушку, – Господи, поистине сегодня день впечатлений! Прямо на меня смотрела девочка из прошлого, моя одноклассница – Дашка Иванова. По голове как будто ударили, я перевела взгляд с фотографии на Дарью Алексеевну, потом обратно. Боже мой, неужели это она? Куда что делось? – оценив девушку с фото и сидящую напротив меня роскошную женщину, подумала я.

– Д-Дашка? – не столько спросила, сколько взвизгнула я. Она улыбнулась:

– Ну что, еще какие – нибудь доказательства предоставить?

– Не надо! – промолвила я и покачала головой. – Слушай, Даш, никогда бы не поверила, что такое возможно. Так неожиданно встретиться через столько лет, это – фантастика… Даш, ты прости меня, что не узнала, – сижу тут, разговариваю… но не сочти, пожалуйста, за банальную лесть, – похорошела ты необычайно. – Она грустно улыбнулась:

– Ты не представляешь, чего мне это стоило. – Я еще раз окинула взглядом девчушку с фотографии: да, стоило, видимо, многого. В голове проносилось тысяча мыслей. И о том, как нас свела судьба, и о том, как мы учились в школе. Той Дашки, которую я знала, уже не было. Я давно слышала, что она, как и многие из наших, уехала из родных краев, но, честно говоря, абсолютно не знала, чем она занимается и где вообще живет. Масштабы перемен, произошедших в ее жизни, впечатляли. Дашка Иванова превратилась теперь в Дарью Алексеевну Острокостову. Директора серьезнейшей компании Вегатранс, которая, благодаря своей деятельности, вошла в прошлом году в десятку лидеров отечественных производителей.

М – да, вот тебе и дворянские корни, – вспомнила я свои предыдущие о ней впечатления. Психолог из меня некудышний, мне только психологические портреты составлять, – такого навру, что ахнуть можно.

Я провела пальцами по фотографии.

– А зачем хранишь? – невольно вырвался вопрос, ей – богу, было непонятно, зачем роскошной женщине такое неказистое напоминание о себе.

– А затем, чтобы не забывать себя. – Мои брови удивленно поползли вверх. – Вообще – то, этой фотографии самое место там, – кивнула она на ряд своих «помощников». – Потому что это – живое свидетельство того, что человек в своей жизни может добиться любой поставленной перед собой цели. Даже если она кажется абсолютно недостижимой.

Дашка потянулась к лежащей на столе пачке сигарет и закурила.

– Будешь? – кивнула она на пачку.

– Буду, – кивнула я головой, – И, если у тебя есть время со мной покурить, может быть, еще чашечку кофе?

Она щелкнула какой – то кнопкой на телефоне:

– Лена, сделай черный кофе… Пойдет? – спросила у меня и я закивала головой.

Не прошло и пяти минут, зашла секретарь. На подносе ароматный кофе, дорогущий и, самое главное, вкуснейший, шоколад, – кажется, здесь уделяют внимание каждой мелочи. Посуда – настоящий, тончайший фарфор, ложечка – серебро, – располагайся дорогой гость, тебя встречают здесь по высшему разряду.

Дашка курила, я курила и пила кофе, в общих фразах мы перебирали всех наших одноклассников: кто, где, как, дети, семьи, – обычный женский разговор. Не знаю, что думала Дашка, глядя на меня, в моей же голове проносились целые фрагменты воспоминаний нашей школьной жизни. Если бы можно было заглядывать в будущее, кто знает, как тогда мы бы относились к нашей Дашке Ивановой.

Нынешнюю Дарью Алексеевну Острокостову – мега успешную бизнес вумен абсолютно никто не любил в школе. Она была на редкость нескладной девушкой. Высокий рост, плоская грудь и такая же плоская попа, отсутствие талии и какие – то кривоватые ноги с заворачивающимися вовнутрь коленками служили ей совершенно дурную службу. Семья Даши была довольно бедной, – родители, правда, как и многие, работали, но заработка, в противовес этому, не имели никакого. Обстановка в их квартире была, что называется «как у всех», однако усугубляло ее то, что содержалась она в некоторой нечистоплотности. То ли потому, что воды в доме не было и ходить за ней лишний раз к общему водопроводу никому не хотелось, то ли мама Даши как хозяйка была «слабовата», но данный факт совершенно естественным образом сказывался на внешнем виде всех домочадцев. И если до остальных нам дела было мало, то над Дашкой мы потешались от души: и так довольно скудный, да еще и редко когда выстиранный гардероб, немодная прическа на регулярно непромытых волосах, проблемная кожа на не знавшем никакой косметике лице и стойкий запах «взросления» обладательницы делали свое черное дело, – хуже Дашки у нас не было никого.

Лично я обожаю имя Дарья, однако Дашку мы именовали не иначе как Дульсинея. Дунька, Дуся – это ее законное. Назвать ее как – то иначе было неприлично, да и, честно сказать, и язык как – то не поворачивался. Наша Дунька была посредственной во всем. Она не умела петь, не умела танцевать, не играла в волейбол, не могла ответить на уроке, – она не умела ничего. Никто от нее ничего и не ждал. Мы не принимали ее всерьез, учителя даром, как говорится, ставили ей тройки ради того, чтобы в классе не было второгодников, и как – то даже пропустили переломный момент в ее жизни.

А случилось вот что. В девятом классе к нам пришел новый учитель математики. Причем пришел, это мало сказано. Нам казалось, что он вернулся с того света и он априори стал нашей легендой.

Вадим Валерьевич. Так его звали. Родом он был из Украины. Припять… Вам о чем – нибудь говорит это слово? Мне не говорило ни о чем. Когда в 1986 началась эвакуация из Припяти в связи с аварией на Чернобыльской АЭС, мне было всего 7 лет. То ли взрослые тогда не говорили при мне об ужасной катастрофе, то ли я ввиду своего возраста не придавала этому значения, однако в 15 лет, я если и имела о чем – то представление, то это о Чернобыле, а о какой – то Припяти и слыхом не слыхивала, как говорится. Наш Вадим Валерьевич, – Припят, как мы его прозвали, был эвакуирован вместе с матерью из города одним из первых. Это было 27 апреля 1986 года, – день, который стал трагическим для всего советского союза и для 48 тысяч припятьтчан в частности.

– Зона отчуждения… – говорил он дрожащим голосом. – Такими страшными словами теперь называют мой город.

А город, судя по его словам, был действительно райским уголком. Во – первых, это был город атомщиков, и на его финансирование выделялись фантастические средства, во – вторых город был чрезвычайно молод, и все вокруг поражало блеском новизны и величия. Нет смысла описывать все, что в нем было, достаточно будет, наверное, сказать, что в советское время этот городок одним из немногих, был образцово – показательным. Сюда возили все мыслимые и немыслимые делегации с целью показать, как живет советский народ. И они действительно так жили. Люди с близлежащих районов приезжали отовариваться в Припять, поскольку полки в магазинах у них были завалены (и это в советское – то время!). Детские сады с бассейнами, современные школы, театры, да что там говорить, все здания были новыми, а все вокруг – родное, советское! Когда он рассказывал, как они тогда жили, советское время мне рисовалось в абсолютно идеалистических красках. Не верить ему было нельзя, прошлое не переврешь, – это была его жизнь: его детство и юность.

Казалось, Дашка верила ему больше всех. Когда Припят рассказывал нам об эвакуации 48-тысячного города за 2 часа, мы сомневались, она – ни капельки. Когда он приводил данные об уровне радиации, которую получили его земляки, мы перепроверяли их в библиотеках, она – нет. Когда он говорил о том, что все они получили лучевую болезнь, а в больницах им отказывались ставить такой диагноз, мы не верили так же. Почему – то хотелось верить врачам, которые объясняли букеты их болезней тем, что они и раньше имели место, просто со временем получили обострение.

Припят рассказывал нам, что после взрыва реактор начал излучать такую радиацию, что люди, работающие возле него, были обречены заранее. Страшно было слушать, что пожарники, которые в числе первых приехали к реактору, чтобы тушить пожар, разлагались потом на глазах своих близких. Мое болезненное воображение долго еще потом рисовало, как вместе с меняемым бельем, с них снимали отслаивающуюся кожу…