Детонация

Длинная пепельная прядь мягко ложится, закрывая грудь… И мир вокруг темнеет, оставляя единственный источник света.

Волна своевольного, неуместного жара перехватила управление. Туго налив, и требуя экстренного выхода наружу.

Рвануть на себя и войти обжигающим рывком, успеть выхватить взглядом скользнувшую улыбку, накрыть её и, не останавливаясь, входить снова и снова.

Дрэк!!! Грэм рыкнул. Яростно, резче, чем позволил бы здравый смысл, швыряя подтаивающий на горячем весеннем солнце снег, откапывая дорожку. Он был в бешенстве. Это, конечно, отлично, что он сообразил выйти расчистить двор сейчас. Завтрашняя оттепель наполнит снег водой и до домика Тэрри будет совсем не добраться.

Хладнокровие, железный расчет, ясная голова – вот, что ему жизненно необходимо и категорически нужно. Одна ошибка – и жизней будет не сотня тысяч, а миллион… Дрэк. Как ты здесь оказалась, Сневерг? А может…? К дрэку всё! Очередной плотный тяжёлый ком снега полетел прямо в забор, кажется, тёмная доска хрустнула.

Дверь в дом распахнулась…

*

Минуту сидела, не понимая, потом вскочила и вылетела следом. Какого дрэка?!

Грэм бешено кидал лопатой снег.

– Господин Лэррингтон, – рявкнула зло. – Потрудитесь прерваться и сообщить адрес вашей примечательной Магдалены. Думаю, моё дальнейшее пребывание в этом доме неуместно!

Он порывисто развернулся, скользнул по мне едким взглядом:

– Зайдите внутрь. Простудитесь, – бросил холодно, посматривая куда-то поверх моей головы.

Шагнула с крыльца, прямо под яркое, слепящее солнце, на лицо упали несколько капель с края волнистой крыши. Контраст был будоражащим и приятным. А прогулка к Магдалене теперь виделась категорически желанной.

– Нет, – отрезала решительно, – Не раньше, чем вы назовёте мне адрес. Я не намерена…

– Зайдите в дом! – несдержанно рыкнул Грэм и снова бросил взгляд вверх, на этот раз беспокойный. Я успела только открыть рот, а следом он прыгнул на меня, толкая своим телом назад и прикрывая рукой мой затылок. Я вскрикнула одновременно с грохнувшей о землю снежно-ледяной глыбой и почти не ударилась спиною о дверь. Лэррингтон весь удар принял на свои руки. Медленно открыла глаза, поднимая лицо, прижатая большущим мужчиной, и почувствовала, как холодные пальцы коснулись шеи под волосами. Несколько мгновений он выравнивал дыхание.

– Двигайтесь в центр по третьей улице отсюда, – произнёс сдержанно и почти шёпотом в моё ухо. – Спросите у любого, вам скажут, – а в следующий миг отпустил и немедленно отвернулся.

Зашла в дом, оделась и снова вышла, как в тумане. Грэм Лэррингтон не обернулся. Просто поднял руку, указывая направление.

Что это опять сейчас было? Ну кроме того, что меня снова чуть не убил сугроб?

Милый дом с отвратительными на каждом шагу впечатлениями, – рывками пристёгивала пережившие давешний буран лыжи, которые обнаружились, кстати, прямо здесь, в снегу, у дома. – Ужасные выходные! Скорее. Скорее отсюда прочь…

МАГДАЛЕНА

Весна была заметена снегом в некоторых местах по самые окна. Мне повезло, я двигалась даже быстро. Магдалена действительно оказалась персоной в посёлке известной, во всяком случае, к ней меня проводили сразу. Она ждала меня…

Связь с Весной была восстановлена ещё утром, и я смогла узнать последние новости: дорога действительно была перекрыта из-за оползня. Её показали в центральных новостях, и даже я, зная, как компонуется кадр, впечатлилась. Техника для ликвидации последствий прибыла прошлой ночью. И это утешало. А вот опечалиться всё-таки пришлось – телефона у Магдалены не было. Он ей попросту не требовался. Новости женщина узнавала прямо «из космоса». Во всяком случае, я так поняла, когда она пояснила мне отсутствие этого предмета в хозяйстве словами:

– Ни к чему мне дом нарушать, я и так знаю, – буднично вздохнула и подняла характерным жестом к небу руки. Выглядело бы это страшно, если бы не нюанс. Подобное было мне очень хорошо знакомо.

Неторопливая, низенькая старушка со скрученными артрозом пальцами, что сидела сейчас напротив, видела о текущих событиях. И совсем немного о будущих. Я поморщилась, предпочитая принимать еду из здоровых рук. Но деваться было некуда, а от помощи по дому хозяйка отказалась.

– Редко могу, – оправдывалась она, ловко разливая чай. И не скажешь, что слепая. – Зато о том, что передо мной – всё знаю, – улыбнулась лукаво в стену. – Да не дёргайся. К тебе счёт особый. И секретов твоих выдавать не собираюсь. И новому барину тоже не скажу. Если только сама попросишь, – и улыбаться вдруг перестала. И в кухне будто похолодало.

– Ты про господина Лэррин…

– Я про хорошего одинокого человека, что послал тебя ко мне, – почти сокрушаясь посватала грубияна старушка. А двигается уверенно, бодро, словно совсем ещё молодая. – Чтобы старой женщине не было тревожно, – Магдалена усмехнулась, повернув лицо чуть в сторону, будто рассматривая что-то за моим плечом. – Знал ведь, что случись со мной что, по такой дороге мне никуда не добраться и помощи не позвать. А вот сообразил же выход. И тебя пристроил, и мне не так страшно.

– А бояться-то чего тебе, Магдалена? – посмотрела на женщину украдкой. Она меня оправданно пугала. Казалось, смотришь на пухленькую старушонку, а видишь молодую рыжую… ведьму, будто одна наложена на другую. И ей было прекрасно известно, что я изучаю её лицо.

– Не бояться. Нет, – засмеялась, трескающее, сухо и так и не ответила. И добавила только: – Да смотри-смотри, мне не жалко.

Наверное, в молодости она была красивой. И действительно совершенно точно рыжей. Желтоватая, будто искристая седина откровенно говорила об этом. Выходило, что Магдалена, потомок семьи, кто убил моего далёкого прадеда во времена переворота, оказалась ясновидящей. И хорошо, если только ясновидящей.

– Не выдумывай и не сомневайся, – грубо оборвала мои размышления Магдалена. – Спать ложись, Сневерг!

– Да не Сневерг я! – простонала уже обречённо.

– Мне видней, – бросила слепая хозяйка и, чуть касаясь кончиками пальцев стены, вышла из кухни.

Я поёжилась и устроилась на ночь. У Грэма было приятней, домашней и однозначно комфортней. Даже на жёстком сидячем диване у печки. А здесь заснуть так и не получилось. Магдалена, как инвалид, проживала в муниципальном пятиэтажном доме, в квартире из двух небольших комнат, кухни и санитарного узла. Вода и отопление были центральным, как и соседи, которые имелись в чрезмерном количестве и, очевидно, путали понятие «слепая» с «абсолютно глухая».

Наступившее «завтра» облегчения не принесло – администрация в тракторе мне отказала. А пожелание получить надёжного и по возможности трезвого тракториста, который мог бы дотащить маленькую городскую машинку по развезённому рыхлым, стремительно тающим снегом, грунту до той самой перекрытой дороги, местных чиновников оскорбило. Но дорогу грозились запустить послезавтра… А то и позже… Поэтому смысла торопиться не было. Хоть и выбраться из этого условно гостеприимного посёлка мне хотелось ужасно. Сбежать, если быть с собой предельно честной. И не помнить ни вызывающую панический страх и чувство, будто я в западне, Магдалену. Ни хлопнувшийся за мной сугроб – ни первый, ни второй. Ни Грэма. Ни его кофе. И его выразительные уши и, делающие мою голову слабой, плечи я не собиралась беречь в своей памяти тоже! Впрочем, как и брошенные мной обидные слова… Мне попросту было стыдно за сказанное.

Весна вся, как и окружающий пейзаж, состояла из холмов, горок, овражков и прудиков. Маленький лабиринт, полный засад и сюрпризов, вроде единственного моста через старый глубокий карстовый провал, засыпанный сейчас снегом, подобный тому, в который чуть не попала я. Мост был перекрыт и даже для верности опечатан, чтобы особенно стремительным и надежды питать не приходилось. Мера разумная. И, на удивление, решительная. А потому заставившая меня задуматься и, пожалуй, слегка насторожиться.

Я всё-таки нашла одного условного добровольца, кто согласился мне помочь. Добровольность его вставала мне в слишком круглую для такой глубинки сумму. Правда, вопрос с мостом я предпочла не озвучивать в надежде, что, во-первых, он знает обходной путь, а во-вторых, если и не знает, пломбы с моста срезать – дело пяти минут. И не такие запреты и блокировки снимали. Не заминированный же он?

Местные, в основном, смотрели на меня напряжённо, а иногда и вовсе, не скрываясь косо. Я думала, это из-за слухов о Сневергах, которые мог бы пустить Лэррингтон; кто спрашивается, меня за язык тянул? Вовсе необязательно было ему про родство с бывшими владельцами замка рассказывать. Или проболталась уже Магдалена? А на деле вышло, что информация о том, что меня выставили из домика Большого господина, как его здесь, благоговея, называли, распространилась очень стремительно. И поняли её совершенно по-разному. Даже предполагать не стала возникшие версии. Мне они точно были совершенно безразличны.

Сейчас получалось, это не он на нашей земле в гостях, а совсем наоборот, я на его. Вот он – неожиданный узурпатор. Видно, поэтому я к нему так и отнеслась: резко отрицательно. Поморщилась, в очередной раз одёрнув себя, что я «не думаю» об этом человеке. Оба дня только и делаю, что о нём не думаю! И совершенно точно не помню, как одна рука осторожно и твёрдо прижимала к себе, а другая, закалённым металлом впечаталась в дверь, оберегая меня от удара. И как ледяные пальцы почти неуловимо скользнули по позвоночнику, я тоже совсем не помню. А чуть слышный шёпот – обжёг, словно хлыст, заставил взорваться недоумением, гневом, обидой и нервною болью.

Ты не думаешь о нём, Карри, – напомнила себе. И именно в этот момент вспомнила, что ключей от моей малышки у меня нет!

Ругнулась подряд целых три раза. Потому что это означало только одно – мне предстоит навестить человека, который нечаянно дважды спас мою жизнь и теперь при любом удобном случае демонстрирует мне мою неуместность. Хотелось ли мне к нему возвращаться? Даже за моими ключами? Ответ, по-моему, был очевиден – категорически да! И это ставило меня в тупик. Такой, который без возможности развернуться или дать задний ход. Потому что ключи в любом случае были нужны, и уехать без них из Весны я попросту не сумею. Нет, у меня, конечно, была одна идея, но совершенно несостоятельная по заверению Магдалены. Оставить авто здесь в Весне, и передать записку Лэррингтону с адресом и моим телефоном, который, кстати, я потеряла, по её словам, было напрасной тратой бумаги и времени. И, судя по градусу его хамства, слепая женщина, конечно же, была права.

– Ваш Большой хозяин часто тут бывает? – спросила я, мучительно прокручивая различные варианты в голове.

– Раз в год-то точно. Иногда реже. А ты что, тоже теперь приезжать будешь, ему перед глазами мерцать? – нагловато посмеивалась она. – Да не серчай. Дай старой душу отвести. Мне тут и пошутить-то не с кем. Боятся все. Думают, их мысли, про то, как, кто, кого натянул, узнаю.

Я подавилась воздухом, неловко уронив ложку в суп. Лапша брызнула из тарелки на стол, а Магдалена будто того и не замечала. Иногда мне чудилось, будто её слепота такой же миф, как и сказочный дар моего далёкого прадеда. Но нет, она совершенно точно была незрячей. Я осторожно поднялась, чтобы не потревожить хозяйку и вытерла стол.

– Я бы вот и не хотела знать, а они сами, чего боятся, о том сильнее всего думают. Всё скрыть пытаются, мысли свои запретить. Только как запретишь-то, коли оно само на ум идёт и на память набивается? Вот и знаю я все непотребства в подробностях, только гаже того ничего точно нет!

– Да верю я, верю. Только… Надеюсь, ты мне об этом никогда не расскажешь.

– Блаженная ты, Сневерг, – сухо усмехнулась Магдалена. – Иди, дитятко. И чтоб до завтра я тут и духу твоего не знала!

– В смысле? – ход её мыслей мне правильным не казался. – Ты ведь не собираешься…?

– Дак гроза же идёт. Вот прям на снег сейчас дождём и хлынет. Не пройти завтра уж будет. Да и то хорошо, растает, значит, всё быстро. И молнии вон с поганого угла так и сверкают.

– Откуда ты… – и в этот самый момент издалека прокатилась по небу, нарастая, барабанная дробь. – Что же у вас тут за погода такая? – пробормотала растерянно, в самом деле беспокоясь.

– Обычная, – просто пожала плечом Магдалена. – Весна.

– Тогда я лучше завтра, – закусила губу, напустив в лицо мрачности, будто она могла бы увидеть. Одновременно и желая скорее войти в маленький домик, и совершенно точно этого же опасаясь. Развернулась рывком и скорее вышла из крошечной, пахнущей луком и солёными огурцами кухни.

Слепая женщина осторожно коснулась моего плеча сзади:

– Иди, Сневерг. А то как, откроют дорогу и уедет завтра? Что делать станешь? – Не вовремя сделалось противно и неудобно внутри. И как-то очень отчётливо стало ясно, что говорит она совсем не о ключах от моей машины.

Мне нужно просто забрать ключи. Только ключи. И точно ничего больше. У меня же даже вещей с собой не было.

В ответ небо прогрохотало снова.

ВЕСНА

Если не поедет сейчас, то поставит её в крайне неудобное положение, размышлял Грэм. Так у неё не будет другого выбора, кроме как прийти самой. И это было бы низко. К тому же, ему следовало извиниться. Всё-таки следовало. И не просто извиниться. Просить у женщины прощения за то, что в Лакре всё сложилось именно так… возможно. Когда-нибудь он к этому тоже привыкнет. Что выбора не было. Его в таких операциях, в принципе, не бывает. Но это было давно, и она его по всему не узнала. Поэтому извиниться стоит хотя бы за то, что знакомство не задалось. Они оба взрослые, цивилизованные люди, каких только недоразумений в жизни не случается. В конце концов, вежливым быть полезно. Это обезоруживает.

Но вспоминать о том, что он фактически поставил репутацию под угрозу одной секундной слабостью, было, глядя в её сердитые глаза, не слишком приятно. Он в страшном кошмаре представить не мог, что придётся когда-нибудь встретиться с ней лично, самому. И теперь это злило и лишало равновесия.

Грэм тихо ругнулся сквозь зубы, накинул куртку и открыл дверь. На пороге стояла Карри, опять сжимая крошечный кулачок, чтобы постучать.

– Будь я наёмником, вы были бы уже мертвы, – произнесла надменно. Злится. Не меньше, чем он сам.

Он ответил ей какой-то сдержанной любезностью. Потом он бы ни за что не смог вспомнить, какой именно, потому что её неожиданно растерянный взгляд, скользнувший по его груди, приоткрывшиеся в изумлении губы и почти доступная близость вернули всё это дрэкраново безумие обратно!

Ключи, конечно. Он рефлекторно выдернул руку из кармана, надеясь, что там звякнуло недостаточно громко.

Сейчас он желал только одного, чувствуя, как горячится и разгоняется кровь. Но делать этого ни за что не станет!

– Кофе? – спросил кто-то его голосом. Она любит его кофе. Что ж, вполне может сойти за извинение. Сневерг неожиданно согласилась.

*

Я нервно переступила с ноги на ногу и подняла руку, чтобы постучать в дверь

Та, к моему удивлению, распахнулась в этот самый миг, а взгляд уперся в широкую, обтянутую черной бронировкой грудь. Я чуть отпрянула, но заставила себя посмотреть владельцу возмутительного торса в лицо.

– Если бы я была наёмником, вы были бы уже мертвы, – мрачно поставила его в известность.

Вполне нормальное приветствие для военного, по-моему. Почему-то вдруг вспотела, и захотелось рвануть ворот куртки, чтобы хоть немного вдохнуть.

Грэм был одет и, видимо, куда-то направлялся.

– Кэрри? – озвучил на северный манер очевидное, по всей видимости, тоже слегка растерявшись. – Что же вас останавливает, в таком случае? – усмехнулся совсем незло, хоть я этого и ожидала. И даже не провокационно, как раньше. – Огнестрельное оружие далеко не самое страшное из всех, вам ли не знать?

Ну, вот зачем он опять всё портит? И вообще, что за манера разговаривать на пороге?

– Но, мы оба знаем, что это не про вас, ведь так? Так вы мне сказали, а я склонен вам верить, – чуть заметно улыбнулся одними глазами.

– Я… мне… Мне нужны ключи, – пробормотала запинаясь. Дрэк его подери, как неправильно! – Мои ключи. От машины, – уточнила быстро-быстро.

Грэм на мгновение застыл, словно что-то обдумывая, и посторонился, приглашая войти.

– Конечно, – произнёс ровно. А, когда я переступила порог, – Кофе? – спросил неожиданно тихо.

– Шутите? После той бурды, что варит Магдалена… – дальше не нашлась чем продолжить, потому что не знала. И вообще. Напрашиваться на кофе я вроде не собиралась.

Грэм усмехнулся. И внутри от этого короткого смеха тонко дрогнуло.

Я вошла за ним следом. Маленький дом казался теперь безнадёжно обворожительным и чем-то неуловимо манящим. Возможно, это запах печи шутил со мной, а может, чуть слышный аромат смолотых утром кофейных зёрен. Не знаю. Только шагнула в кухню, как в родную.

Грэм был сдержан. И холоден. Хоть и немного рассеян. Как всегда. И я опять начала заводиться.

«Зачем пригласил войти, если разговаривать не желает?»

«Снова издевается или хочет обидеть, сказав очередную грубость?»

Мы заговорили одновременно.

– Как вам нравится у Магдалены?

– Вы почти очистили двор…

И так же одновременно ответили.

– Не мне в таких условиях выпендриваться, простите.

– Это было нетрудно.

И так же вместе натужно улыбнулись.

Что делаю здесь? Зачем согласилась зайти? Достаточно было подождать на пороге. Сглупила. Зря.

Грэм смолол кофе. И двигался при этом заметно медленнее обычного, хоть и по-прежнему точно. Выглядело так, словно он ленится шевелиться. Не то, что бы я спешила. Просто… казалось, он намеренно тянет время. Зачем?

Стоял ко мне спиной и молчал. Потом так же, молча, разлил готовый кофе по тонким фарфоровым чашкам. Я незаметно вздохнула. Из этих чашек напиток был божественным. Жалко, не смогу варить такой дома. Да и прабабушкин фарфор у Мэрин, а своего завести я так и не постаралась. Всё это печально, безусловно, но вовсе не повод вот так, как сейчас, волноваться. И главное, мне не ясно было, о чём?

Грэм с невозмутимейшим видом сел напротив. И всё это по-прежнему молча. Глаза коротко скользнули по моему лицу.

– Вы отдадите мне ключи? – спросила тихо, изучая древесный рисунок на столе, отчётливо чувствуя его взгляд. Чуть заметно тряхнула головой, чтобы закрыться волосами. Грэм слышно вдохнул.

– Конечно, – я подняла лицо, глаза встретились, и воздух между нами, кажется, задрожал.

– Простите, – сказала так же, чуть слышно.

– За что же? – тихо откликнулся странный боевик, совсем чуть-чуть щурясь.

– Я много чего наговорила вам, чего не следовало. И вообще… вела себя… За это следует извиниться.

– Мне нечего извинять вам, Карри, – он опять назвал меня по имени, и я глубоко вдохнула, – И мне искренне жаль, что я поставил вас в неловкое положение. И вам пришлось…

– Не говорите глупостей… Грэм, – его имя произнесла сорванным шёпотом, взглянула в лицо исподлобья и тут же отвела глаза. Он замер. Опять что-то не то сказала?

Надо убираться отсюда. Каким бы милым ни был дом, эта ежесекундная нервотрепка и напряжение убивают любое очарование. Я сделала последний, большой глоток кофе и поднялась.

– Мне лучше уйти,– сказала, повернулась к выходу. – Спасибо за кофе.

– Конечно, – ответил еле слышно.

Жутко. Просто чудовищно, клокочуще обидно. «Конечно», лучше уйти! Внезапно стало трудно дышать. Прочь! Дышать…

Он шёл следом. Опередил меня совсем чуть-чуть, снял мою куртку первым. Повернулась спиной, надел на подставленные руки. Сказал тихо совсем рядом:

– Карри, – так, что стало жарко.

Ответила, вторя ему, не обернувшись:

– Грэм, – шагнула к двери.

Задержал вдруг за плечи, и выдохнул спустя мгновение непозволительно близко:

– Скажи ещё, – замерла, и сжалось пронзительно в животе.

Обернулась резче, чем следовало. И не знаю, как это получилось. Как оказалась в его неожиданно горячих руках. Как губы вдруг встретились и с внезапной готовностью соединились. Как задрожала, почти лопнув, невидимая струна внутри. И как крикнула мысленно: «Умоляю, не останавливайся! Не прекращай!» Опомнилась уже в столовой, когда он чуть-чуть отстранился, чтобы, переводя дыхание, неровно шепнуть:

– К Магдалене не вернёшься. Сегодня точно нет… – коварно блеснув темнющими глазами, – Не надейся.

Попыталась успокоить срывающийся голос и совершенно сошедшее с ума сердце.

– Магдалена… и не ждёт, – и добавила, вдруг он услышит, – А я ей не поверила.

Потрясение в лице Грэма, сменившееся сначала недоумением, а сразу за этим, победным торжеством – мелькнувшим вспышкой только на миг, а следом…

Боялась, дальше стола дойти не получится. Но там задержались совсем ненадолго. И только, чтобы избавиться от того, что совсем уж мешало.

– Карри… – тягуче шептал мужчина, сминая остатки моего здравомыслия.

Ни кофты, ни брюк давно не осталось.

– Грэм… – выдохнула в его губы, – Сними же… сними эту дрэкову штуку!

Тихий смех.

А до двери два неудобных шага. Глупая. Зачем выпендривалась раньше?!

Грэм легко подхватил под бёдра, уверенно прижал спиной к косяку, жадно целуя шею, вёл одуряюще по ключице зубами. Чувствовать его жар, твёрдость и близость и не стонать, брачующейся кошкой было немыслимо трудно. Обхватила крепче за плечи – только бы не впиться вульгарно ногтями. И чуть вскрикнула, царапнув о дерево спину. Встревоженный взгляд, мгновение, и мы там, куда добраться уже не мечтала, на той самой, широкой кровати.

Огромные, то слишком нежные, то пугающе сильные руки пеленают и обездвиживают – «Верь мне».

Горячие губы медленно скользят от шеи к груди, заставляют дрожать, касаясь тёплой волной живота – «Я почти… задыхаюсь».

Целуют, стоном лаская бёдра – «Ты прекрасна».

И взгляд выхватывает моё нерешительное «Верю…».

И когда кожа от поцелуев горит, тело не просто ждёт, отчаянно жаждет – принять и не отдавать даже ему самому. Взлетать до головокружения и погружаться в бездну снова и снова. Ловить губы губами, спрашивать без слов и соглашаться так же, узнавая. И распахнув глаза в эпицентре и, наконец, взрываясь, вдруг понять, что во всём мире действительно важно только одно – чтобы было с кем разделить это космическое единство. То самое. Только одно… Горькая, убийственная правда…

Такими нежными и чувственными могут быть только по-настоящему большие мужчины. Кто бы мог подумать, что этот страшный и, в общем-то солдафон, окажется невероятной находкой.

– Кто же ты такой? – бормотала в наполненные сладкой истомой промежутки между штурмами.

А он только тихо смеялся в ответ, обхватив меня осторожно руками:

– Неужели, так и не узнала? Тем лучше, – и всё начиналось сначала. И кто бы мог подумать, что страшный вояка, которого я повстречала несколько дней назад, проявит себя с совершенно неожиданной, хоть и, как оказалось, отчаянно желанной мною стороны.

А Грэм сводил с ума, доводя до полного отключения сознания.

И оно действительно отключилось. Иначе, как объяснить, что проснулась в мужских объятиях ближе к обеду следующего дня. С человеком, которого знаю едва ли больше нескольких суток. И знаю ли вообще? Что мне о нём известно?

Ну, собственно, кроме того, что у него невероятные серо-синие глаза, потрясающая… экипировка и он отлично… варит кофе, абсолютно ничего. А ещё, что я ни на секунду не пожалела, что явилась вчера за ключами, несмотря на карканье Магдалены, а, может и вопреки ему, а, может из-за него… «Упадёшь в серый глаз», звучало безумно только до того момента, как мы оказались в постели. Тогда, в склонившемся надо мной мужчине, я и разглядела тот самый образ, что слепая женщина пыталась передать мне. Именно тогда я тонула, падала, растворяясь в темноте глубоченных, почти серых глаз. Да. Всё именно так и было.

Сказать, что смутиться мне в голову не приходило – нагло соврать. Но делать это было откровенно глупо. Как глупо стесняться мужчину, с кем ночью занималась тем и так, что тело до сих пор отзывается сладко и правильно, и невероятно приятно. И мне было даже не смешно, когда в беспорядочном коктейле эмоций и чувств, захватившем меня, стоило открыть глаза и понять, где и с кем нахожусь, а главное, что же произошло ночью, я смогла разобрать благодарность. Она спокойным, огромным буйком удерживала меня на месте, заставляя радостно и всё-таки немного глупо улыбаться.

Вчера, когда вдруг осталась совсем без одежды и стало отрезвляюще холодно, я замерла на миг. И поздновато, по-моему, «включилась»: Что же я-то делаю? Он мужчина – ему простительно. Как же для него теперь буду выглядеть я? Чуть отстранилась, попыталась увидеть в глазах признаки разочарования, пренебрежения или хотя бы насмешку.

– Карри? – отозвался этот невероятный человек, крепко прижимая растерявшуюся меня к себе, – Не надо, – прошептал, качнув головой, трогательно наморщил лоб. – Не сомневайся.