Париж – всегда хорошая идея

Он посмотрел в окно, и его взгляд остановился на кустах гортензии, которые росли в конце сада у стены из дикого камня. На лужайку откуда-то выскочила белочка и, промелькнув как молния, скрылась среди кустов гортензии и роз. Это были любимые цветы его жены, которая и сама носила цветочное имя – Маргарита. Она была страстной садовницей.

Он перевел взгляд на стоявшую на столе фотографию. На ней была запечатлена женщина с добрыми глазами и хорошей улыбкой.

Он скучал по ней. До сих пор не мог привыкнуть, что ее нет. Они встретились поздно, и то спокойное, ровное отношение Маргариты ко всему, что бы ни случилось в жизни, хорошо влияло на него, тревожного по натуре.

Он снова склонился над рукописными заметками, которые лежали перед ним на столе, и набрал на клавиатуре компьютера еще несколько предложений. Все-таки это замечательное изобретение! Нет, нельзя сказать, что все новое – это плохо. Как легко на компьютере вносятся изменения, причем правка не оставляет после себя никаких следов. В прежнее время в редакции газеты еще печатали на пишущих машинках, рычаги букв то и дело цеплялись один за другой. Под копирку делалось несколько экземпляров. Тогда нельзя было сделать сколько угодно копий. А уж если ты допустил опечатку, то исправить ее стоило много возни.

Он попытался снова сосредоточиться на работе. Эссе на тему «Отвлекающие моменты как философская проблема», заказанное ему небольшим издательством научной литературы. Макс Марше не всегда был детским писателем. После окончания университета он работал журналистом и время от времени писал статьи для научных журналов. Но известность он заслужил своими детскими книгами, и даже сделался знаменитым писателем. Это он-то, у кого никогда не было детей! Ирония судьбы! Истории про зайца Сливовый Нос и «Приключения маленькой ледяной феи» да серия из семи книжек про маленького рыцаря Шелопута неожиданно сделали его богатым человеком. Но вскоре после женитьбы у Маргариты случилась внематочная беременность, от которой она едва не погибла, и это стало окончательным приговором. Макс был бесконечно благодарен судьбе, что жена осталась жива. С Маргаритой и без детей было хорошо, и годы пролетели как один день.

В этом году ему исполнялось семьдесят лет. В молодости ему не верилось, что это может быть. Семьдесят! Об этом он не любил думать.

– Вам надо побольше выходить из дому, мсье Марше! Придумайте что-нибудь! Поезжайте в Париж, ходите в кафе, встречайтесь с друзьями, съездите на свою дачу в Трувиль или пригласите сестру, чтобы приехала к вам из Монпелье погостить. Нехорошо так замыкаться в одиночестве. Я считаю, каждому человеку нужно иногда с кем-то поговорить.

Мари-Элен с ее многословными наставлениями доводила его иногда до белого каления.

– Вы же у меня есть, – возражал он.

– Нет-нет, мсье Марше. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вы все больше замыкаетесь. И характер у вас все больше портится. – Мари-Элен энергично вытирала пыль на полках в библиотеке. – Мне же кажется, что я совсем как экономка этого – ну как там его звали – нелюдимого такого, который засел у себя дома и обо всем, что творится на свете, узнавал от своей экономки.

– Марсель Пруст, – сухо вставил Макс. – Хватит вам, Мари-Элен, читать проповеди, и вообще, бросьте вы эту чепуху! Со мной все в порядке. И меня вполне устраивает то, как я живу.

– Да неужели? – сказала на это Мари-Элен, стоя перед ним с метелкой для пыли наперевес. – Вот уж никогда не поверю, мсье Марше! Знаете, кто вы такой? Одинокий старик в большом пустом доме.

«Сильно сказано. В романе такая фраза была бы в самый раз», – иронически подумал Макс.

И не только в романе: слова экономки действительно попали в точку.

Через два часа опять зазвонил телефон, и Макс раздраженно захлопнул компьютер, а заметки к эссе «Отвлекающие моменты как философская проблема» окончательно отодвинул в сторону и решительно снял трубку.

– Да, я вас слушаю, – недовольно буркнул он.

– О-о, Марше! Как я рад, что наконец до вас дозвонился. А то, смотрю, вы ранняя пташка – с утра уже дома не застать. Я вам целый день названиваю.

– Я знаю, – сказал Марше, устало возводя глаза к небу.

Как он и думал, это, конечно же, был Монсиньяк. Издатель рассыпался в любезностях:

– Милый, дорогой мой Марше! Как вы поживаете? Все благополучно? Наша очаровательная мадемуазель Мирабо уже рассказала вам, что у нас тут появились на вас определенные виды и мы собираемся по этому поводу к вам обратиться?

– Сказала, – буркнул Макс. – Но, боюсь, у нас с вами не получится договориться.

– Ну что вы, Марше! Бросьте! Не надо быть таким пессимистом. Всегда найдется способ поладить. Почему бы нам с вами не встретиться на той неделе в «Издателях» и не обсудить все без спешки с глазу на глаз?

– Не трудитесь, пожалуйста, мсье Монсиньяк. Мой ответ будет «нет». Скоро мне уже семьдесят, когда-то пора и точку поставить.

– Что за разговоры, Марше! Это же несерьезно! Подумаешь – семьдесят лет! Это не аргумент. Вы же не старик. Семьдесят – все равно что пятьдесят. Я знаю писателей, которые в этом возрасте вообще только начали писать.

– Бывают же такие молодцы! Вот к ним и обращайтесь.

Монсиньяк предпочел пропустить это замечание мимо ушей и продолжал свое:

– Уж коли вам семьдесят, дорогой Марше, то как раз поэтому вам и следует написать новую книгу. Подумайте о своем клубе фанатов, подумайте о детях, для которых ваши книги – это счастье. Да вы хоть знаете, сколько экземпляров «Зайца – Сливовый Нос» ежемесячно расходится в магазинах? Вы по-прежнему самый главный детский писатель в стране. Французская, так сказать, Астрид Линдгрен, – тут Монсиньяк засмеялся, – с тем неоспоримым преимуществом, что вам еще только исполнится семьдесят и вы можете написать новые книжки. – Он принялся вслух мечтать: – Новая книжка, которую мы выпустим к вашему юбилею. Et voilà![9] Попадание в яблочко! Говорю вам, это станет бестселлером! Я уже вижу: вся пресса будет о нем гудеть! Двадцать лицензий, проданных за границу! И тут мы вслед за новой книжкой двинем переиздания старого. Просто праздник!

Макс Марше прямо слышал, как старик Монсиньяк потирает руки. «Старик Монсиньяк»! Макс невольно заулыбался, слушая, как пророчествует впавший в эйфорию издатель.

На самом деле Монсиньяк был еще не так уж и стар. Ему было около шестидесяти пяти, то есть меньше, чем Максу. Но рано поседевший Монсиньяк с его массивной фигурой, с круглым брюшком, на котором, когда на него нападал очередной устрашающий приступ ярости, казалось, вот-вот треснет по швам до отказа натянувшаяся белоснежная рубашка, в восприятии Макса всегда представлялся старшим по возрасту.

С издателем «Опаля» они были знакомы вот уже почти тридцать лет. И Макс ценил этого энергичного, нетерпеливого, вспыльчивого, настойчивого, зачастую несправедливого, но доброго в душе человека, который столько лет ведал его издательскими делами. Монсиньяк заключил с ним договор на первую книгу, когда Макс Марше являл собой еще чистый лист. Для оформления книги начинающего автора он даже нанял лучшего иллюстратора, притом что его рукопись была отклонена несколькими издательствами.

Издательский риск, на который пошел Монсиньяк, более чем оправдал себя. «Приключения Зайца – Сливовый Нос» стали бестселлером и были проданы во многие страны. Все последующие книги Макса Марше также выходили в издательстве «Опаль-Жёнесс», некоторые из них теперь уже стали признанной классикой детской литературы.

Когда умерла Маргарита, Монсиньяк, махнув рукой на книжную ярмарку, приехал на похороны, чтобы поддержать Макса.

– Крепитесь, Марше! – шепнул он Максу на ухо, крепко пожимая его руку. – Крепитесь! – А затем дружески обнял его за плечи.

Макс Марше этого не забывал.

– Скажите, Марше, – тут в голосе издателя послышались подозрительные нотки, – вы же не собираетесь нам изменить, а? Неужели тут замешан какой-то другой издатель? Может быть, в этом загвоздка? Не хотелось бы думать, что вы так поступили после всего, что мы для вас сделали, а? – выпалил он возмущенно.

– Ну знаете ли, Монсиньяк! За кого вы меня принимаете?

– А в таком случае я не вижу причины, почему бы нам не приступить к нашему новому проекту, – облегченно вздохнул Монсиньяк.

– Какому проекту? – всполошился Макс. – Я не знаю никакого нового проекта.

– Да ладно, Марше! Не заставляйте себя упрашивать! Что-то уже есть на подходе! Я это чую. Подумаешь, какая-то маленькая история! Для вас же это пустяк, легкая разминка!

– Послушайте, Монсиньяк! Отстаньте от меня, наконец, с вашими уговорами. Я – угрюмый старик, куда мне еще какая-то разминка!

– Ишь как сказано-то! Браво! Знаете что, Марше? Я к вам хорошо отношусь, но так себя жалеть, как вы, – это же просто невыносимо слушать! Пора вам выбраться из норы, в которую вы забились. Выбирайтесь, мой друг! Начинайте писать! Впустите в свою жизнь что-то новое, чтобы в ней стало посветлее. Вы и так уж слишком засиделись, спрятавшись за самшитовой изгородью!

– За изгородью, сложенной из камня! – поправил его Макс, продолжая глядеть на кусты гортензии, разросшиеся вдоль ограды.

Вот уже второй раз за эту неделю он получил выговор. Похоже на сговор между издателем и экономкой.

– Я уже и не помню, когда последний раз брался за детскую книгу, – немного помолчав, попробовал увильнуть Макс.

– Уж поверьте мне, это как ездить на велосипеде: однажды научившись, никогда не разучишься. Еще какие-нибудь причины?

Монсиньяк, как всегда, верен себе. Он не принимает отказов. Макс вздохнул:

– Причина в том, что у меня нет ни одной новой мысли.

Издатель громко расхохотался.

– Надо же такое сказать! – произнес он, нахохотавшись.

– Правда, Монсиньяк, у меня нет в запасе ни одной новой истории.

– Ну так поищите, Марше, поищите! Я совершенно уверен, что в конце концов вы отыщете замечательную историю.

Он сказал это так, будто надо было просто открыть шкаф, порыться и достать оттуда историю, как пару старых носков.

– Итак, договорились: в следующую пятницу в час встречаемся в «Издателях», и никаких возражений!

В этот маленький ресторанчик, расположенный за станцией метро «Одеон», редко забредали туристы. Здесь встречались издатели со своими авторами, представители отдела лицензирования вели переговоры с иностранными редакторами, приехавшими на книжную ярмарку. Посетители сидели в окружении книг в удобных кожаных креслах под громадными вокзальными часами, лакомились изысканными кушаньями, которые предлагало меню, или ограничивались чашечкой кофе и свежевыжатым апельсиновым соком.

Мсье Монсиньяк, которому плохо сиделось на жестких кожаных стульях других кафе, так что он очень скоро начинал на них беспокойно ерзать, чрезвычайно ценил комфорт мягких кресел. Для него это было одной из главных причин, чтобы назначать деловые встречи именно в этом ресторане.

Он мешал ложечкой в чашке с кофе эспрессо и с благоговением взирал на гладко причесанного седовласого собеседника, который два часа назад явился на встречу в строгом синем костюме. Недавно тот, якобы из-за больной спины, обзавелся прогулочной тростью – элегантной палкой с серебряным набалдашником в виде львиной головы, но Монсиньяк не мог избавиться от ощущения, что писатель просто любит пококетничать своим возрастом и, о чем бы ни зашла речь, нарочно делает так, чтобы его уговаривали.

Между тем он по-прежнему видный мужчина, подумал Монсиньяк. Живой взгляд светлых глаз выдавал в нем духовную бодрость, хотя после смерти жены он стал немногословен.

Во всяком случае, Монсиньяк с первого взгляда понял, что услышит хорошие новости, для этого достаточно было видеть смущенную улыбку, с которой Марше опустился в кресло напротив.

– Так и быть, считайте, что вы меня уломали, – сказал он без долгих предисловий. – Нашлась у меня еще одна история.

– Интересно, почему меня это не удивляет? – ответил Монсиньяк с довольным смешком.

Монсиньяк нисколько не удивился и тогда, когда всего через две недели получил по электронной почте готовую историю, то есть, можно сказать, прежде, чем высохли чернила на договоре. Некоторым писателям требуется, чтобы их немного растормошили, и тогда дело идет как по маслу.

– Чудесная история, просто замечательная! – радостно восклицал он по телефону. Прочитав рукопись, он тотчас же позвонил автору, который на этот раз сразу снял трубку, как будто только и ждал звонка. – Вы превзошли самого себя, мой друг!

Затем, правда, Монсиньяку потребовалось все его красноречие, чтобы убедить автора в необходимости сменить иллюстратора для новой книжки.

– Это почему еще? – уперся Макс. – Почему нельзя опять поручить это Эдуарду? Я очень ценю его, и работать с ним всегда было одно удовольствие.

Монсиньяк мысленно вздохнул. Тяжеловесные рисунки Эдуарда Гризо, которому шел уже восьмой десяток и который теперь не признавал ничего, кроме ксилографии, совершенно не отвечали современным требованиям оформления детских книжек. Надо идти в ногу со временем. Такова жизнь.

– Нет-нет, Марше, здесь надо что-нибудь повоздушнее. Я тут наметил одну молодую художницу, у нее совершенно неповторимый почерк, мне он понравился. Она еще не пользуется большой известностью, но зато у нее полно свежих идей. Незатасканная манера. Оригинальность. Жадность к работе. Как раз то, что нужно для вашей истории о синем тигре. Она рисует открытки.

– Открытки? – недоверчиво протянул Марше. – Гризо – профессиональный художник, а вы хотите поручить работу дилетантке?

– Не будьте таким предвзятым, Марше! Надо сохранять открытость чему-то новому. Ее зовут Розали Лоран, и она держит лавочку с открытками на улице дю-Драгон. Вы бы как-нибудь просто заглянули к ней туда, а потом скажете мне, какое у вас впечатление.

И так случилось, что несколько дней спустя Макс Марше остановился перед лавочкой Розали и нетерпеливо постучал палкой в запертую дверь, окаймленную голубой рамкой.

4

Розали не сразу услышала стук. Она рисовала за столом, непричесанная, в джинсах и пуловере, слушая песню Владимира Высоцкого про Одессу. Розали понимала только два слова: «Одесса» и «принцесса». В такт музыке она покачивала ногой.

Понедельник был единственным днем недели, когда «Луна-Луна», как и многие другие магазины Парижа, была закрыта.

К сожалению, день начался неудачно. Попытка отговорить мсье Пикара от нового повышения арендной платы закончилась громкими пререканиями. Розали просто не удержалась и обругала хозяина капиталистом и кровопийцей.

– Вы слишком много себе позволяете, мадемуазель Лоран, слишком много себе позволяете! – закричал мсье Пикар, сверкая глазками-пуговками. – Такова цена аренды в Сен-Жермене. Пожалуйста, съезжайте, если она вас не устраивает. Я могу хоть сегодня сдать эту лавочку «Оранжу». Если хотите знать, они заплатят и вдвое больше.

– «Оранжу»? Это еще кто такие? А, так вы говорите о конторе по предоставлению услуг мобильной связи? И вы хотите вместо моего хорошенького магазинчика пустить сюда мобильщиков? Вы готовы дойти до такой низости? – повысила голос Розали и с нестерпимо бьющимся сердцем бегом спустилась по выщербленной каменной лестнице (мсье Пикар жил на четвертом этаже) и так хлопнула дверью, что грохот прошел по всему подъезду.

Тут она дрожащими руками зажгла сигарету. Стоя у окна, она пускала дым в утреннее парижское небо. Дело было серьезнее, чем она думала. Судя по всему, ей придется-таки бросить заработанные с таким трудом денежки в ненасытную пасть мсье Пикара. Розали только и оставалось надеяться, что в дальнейшем она тоже сможет наскрести столько, чтобы расплатиться за аренду. Как обидно, что она не владелица помещения! Надо хорошенько пораскинуть мозгами. Авось что-нибудь придумается.

Розали сварила себе кофе и вернулась за чертежный стол. Слушая музыку и работая над рисунками, она успокоилась. «Еще посмотрим, мсье Пикар, кто кого! – подумала она, делая размашистыми буквами надпись под готовым рисунком. – Так легко вы от меня не отделаетесь!» Тут внизу постучали, но она не услышала и с удовольствием оглядела свое творение.

«И весна порой исполняет обещания, которых не сдержала зима».

– Будем надеяться, что да! – произнесла она как бы про себя.

Внизу снова раздался громкий и настойчивый стук. На этот раз Розали его услышала. Она удивилась и отложила карандаш. Розали никого не ждала. Лавка была закрыта, почта уже приходила, а Рене весь день был занят со своими клиентками.

– Слышу! Сейчас открою! – крикнула она и, на ходу подбирая волосы заколкой, спустилась по узкой деревянной лестнице.

Уильям Моррис, спавший внизу в своей корзинке, приподнял было мордочку и снова опустил ее на белые лапки. За дверью стоял пожилой господин в синем дождевом плаще с шарфом в тон и нетерпеливо стучал по стеклу набалдашником палки.

Она повернула оставленный в замке ключ и отворила дверь.

– Эй, что это вы, мсье! Так и стекло выбить недолго, – сердито встретила Розали посетителя. – Вы что, читать не умеете? Сегодня у нас закрыто, – добавила она, кивнув на вывешенную на двери табличку.

Старик не счел нужным извиниться. Вопросительно приподняв седые кустистые брови, он окинул ее внимательным взглядом.

– Вы – Розали Лоран? – спросил он.

– Не сегодня, – бросила она раздраженно, убирая за ухо выбившуюся прядь.

Что это он вздумал? Учинять ей допрос?

– Простите? – переспросил он.

– Не важно, забудьте!

Господин в синем плаще смотрел на нее с недовольным выражением. Вероятно, плохо слышит.

– Вам лучше прийти завтра, мсье, – повторила она уже громче. – Здесь сегодня закрыто.

– Да не кричите вы так, – обиделся посетитель. – Я пока что еще не оглох.

– Рада за вас, – не осталась она в долгу. – Итак, au revoir[10], до завтра!

Она закрыла дверь и собралась уходить, но тут он снова принялся стучать в стекло. Она тяжело вздохнула и повернулась к нему.

– Да? – вопросительно произнесла она, снова открыв дверь.

Он опять бросил на нее испытующий взгляд.

– Так Розали Лоран – это все-таки вы или нет? – спросил он.

– Да, я, – ответила Розали.

Ей уже самой стало интересно, что ему нужно.

– О, это хорошо, – произнес он. – Значит, это та самая лавка. Можно мне войти?

Он шагнул через порог.

Розали растерянно отступила, пропуская его.

– Вообще-то, мы сегодня закрыты, – повторила она.

– Да-да. Это я уже слышал. Но видите ли, – продолжал он, делая следующий шаг и оглядываясь в лавке, – я специально приехал в Париж, чтобы посмотреть, действительно ли ваши рисунки подходят.

Он прошел вглубь лавки и нечаянно споткнулся о стоявший посередине деревянный столик, керамический стаканчик с карандашами резко пошатнулся.

– Какая же тут у вас теснота, – сказал он укоризненно.

Розали придержала стаканчик. А он уже протянул свою большую руку, чтобы взять открытку с цветами, которая лежала на столике.

– Это ваш рисунок? – спросил он строго.

– Нет, – помотала головой удивленная Розали.

Он прищурился:

– Слава богу! – И положил открытку на место. – Уж это бы никак не подошло.

– А-а?

Розали ни слова не поняла. Очевидно, у этого хорошо одетого господина не все в порядке с головой.

– Мои открытки выставлены на стойке там, у дверей. Вы, наверное, хотели заказать открытку с пожеланиями? – попыталась она достучаться до его сознания.

– Открытку с пожеланием? Это что еще такое? Разве у нас Рождество?

Розали обиженно промолчала. Скрестив руки на груди, она молча смотрела, как он подошел к стойке с открытками и стал вынимать их одну за другой, близко подносил каждую к глазам, нахмурясь, рассматривал и не спеша ставил на место.

– Очень даже неплохо, – рассеянно бормотал он себе под нос. – Гм… Да, это бы, пожалуй, и правда подошло…

Розали нетерпеливо кашлянула.

– Мсье, – окликнула она посетителя. – Мне некогда стоять тут весь день. Если хотите купить открытку, то выбирайте скорей. Или приходите в другой раз.

– Но, мадемуазель, я к вам вовсе не за открыткой. – Он удивленно вскинул голову, сдвинул за спину висевшую через плечо коричневую сумку и сделал шаг назад. – Я хотел вам сказать…

Договорить фразу ему не удалось. Отступая назад, он сам не заметил, как угодил палкой в корзинку Уильяма Морриса. А точнее говоря, не заметил и Уильяма Морриса. Собачка, которая только что мирно спала, свернувшись пушистым калачиком, вдруг взвизгнула от боли и начала лаять как безумная, а это роковым образом повлекло за собой цепную реакцию.

Уильям Моррис залаял, пожилой господин испугался, пошатнулся, наткнулся на стойку с открытками, выронил палку, а дальше события завертелись с бешеной скоростью, так что Розали уже не успела подскочить, прежде чем все начало рушиться; со страшным грохотом вещи стали валиться по принципу домино, а в довершение беды пожилой господин в синем плаще во весь рост растянулся на каменном полу. Причем в поисках опоры он схватился рукой за стойку, с которой уже попадали все открытки, и в придачу повалил вторую, так что открытки взлетели с нее одним махом, а затем медленно и плавно осели на полу.

Наступила мгновенная тишина. Даже Уильям Моррис от страха перестал лаять.

– Ой, господи! – Розали прижала руку к губам.

В следующую секунду она уже опустилась на колени рядом с лежащим господином, на лбу у него красовалась упавшая голубая поздравительная открытка.

«Каждый поцелуй – это маленькое землетрясение», – было написано на открытке.

– Вы целы? – Розали осторожно сняла с его головы открытку и сейчас вглядывалась в искаженное болью лицо незнакомца.

Он со стоном открыл глаза.

– А-а-ах! Черт! Спина! – выговорил он и попытался встать. – Что случилось?

Он сердито посмотрел на погнутую проволочную стойку для открыток, оказавшуюся у него на груди, и на валявшиеся вокруг открытки.

Розали озабоченно взглянула на него и освободила из-под пустой стойки:

– Неужели вы ничего не помните?

Господи, только бы у старика не было сотрясения мозга!

– Моя собака залаяла, и вы опрокинули стойку с открытками.

– Да… Верно… – Незнакомец, казалось, задумался. – Собака! Откуда она вдруг взялась? Подумать только! Эта псина меня, наверное, испугала.

– А вы испугали ее – вы же поставили свою палку прямо ей на лапу.

– Да что вы? – Он, кряхтя, поднялся в сидячее положение и потер затылок.

Розали кивнула:

– Давайте я вам помогу! Вы можете встать?

Она подхватила его под локоть, и он кое-как поднялся на ноги.

– Ох! Вот чертово невезение! – Он схватился за поясницу. – Подайте мне палку! Проклятая спина!

– Возьмите!

Он неуверенно сделал несколько шагов, и Розали отвела его к креслу, которое стояло в углу радом с кассовым столиком.

– Присядьте и отдохните! Принести вам стакан воды?

Незнакомец осторожно сел, вытянул свои длинные ноги и, принимая из ее рук стакан с водой, попытался выдавить из себя улыбку.

– Надо же, какая незадача! – произнес он, качая головой. – Но Монсиньяк был действительно прав. Вы – то, что надо для «Синего тигра».

– А-а-а… Как вы сказали? – Розали широко раскрыла глаза и смотрела на него, закусив губу.

По-видимому, дело обстоит хуже, чем она думала. Бедняга, похоже, сильно пострадал. Только этого не хватало! Она почувствовала нарастающую панику. У нее не было на собаку страховки в случае гражданской ответственности. Что, если этому человеку нанесен вред?

Розали была чемпионкой по части предугадывания всяческих несчастий. Стоило чему-то случиться, как она мгновенно представляла себе все, что еще может произойти, не исключая самого худшего. Все это прокручивалось у нее в голове как кинофильм, только быстрее.

Мысленно она уже видела перед глазами явившуюся в лавку толпу возмущенных родственников, которые обличающе показывали пальцем на собачью корзинку с сидящим в ней Уильямом Моррисом, а тот виновато прятал глаза. Она так и слышала гнусавый голос мсье Пикара: «А что я вам говорил! Собакам не место в лавке». Но ведь Уильям Моррис был смирный как овечка. Он же не делал ничего плохого. Он сидел, испуганно забившись под прилавок, и смотрел на нее оттуда круглыми глазами.

– Странно, но вы мне кого-то напоминаете, – сказал незнакомец в синем плаще. – А вы как – любите детские книги?

Он наклонился вперед и тихонько застонал.

Розали проглотила комок в горле. У бедняги все мысли в голове перепутались, это же сразу видно.

– Послушайте, мсье, вы уж посидите спокойно, хорошо? Не двигайтесь! По-моему, нам нужно вызвать врача.

– Нет-нет, как-нибудь обойдется! – отмахнулся незнакомец. – Не надо мне никакого врача. – Он ослабил на шее шарф и глубоко вздохнул.

Она внимательно посмотрела на него. Сейчас он производил впечатление совершенно нормального человека. Но впечатление могло быть обманчивым.