До свидания, Дания!

Всегда считалось, что только парижане способны пить целый вечер маленькую чашку эспрессо. Конечно, чашки у моих датчан были намного объемнее, но они бы парижан сделали. Кофе мы пили часа два, а вскоре кто – то принес бутерброды с селедкой и завтрак, он же обед, продолжился в той же неспешной манере.

И как они могут жить в таком вот темпе? И в городе у них порядок и чистота и в стране все тихо: ловят свою селедку с треской и радуются жизни, вспоминая боевые действия своих предков – викингов.

Наверное, весь темперамент, напор и сила остались у их прапрадедов. Отработали они свое на многие поколения. Их потомки – это неторопливые, спокойные и миролюбивые люди. Ну, очень неторопливые.

– Маргрет, сегодня мы поведем тебя в Тиволи! – торжественно провозгласил Олав. – Это любимое место всех датчан и наших туристов. Тебе понравится, я знаю, – утвердительно кивнул парень.

Сборы заняли еще пару часов. У нас в России за это время можно было объехать полгорода, переделать кучу дел, а они только выходят из дома. И почему у нас тогда все так беспросветно грустно и в стране и в душах?

«Тиволи парк» – это такое дивное место, где хорошо и детям и взрослым. Каждый находит себе развлечения по вкусу, как в волшебной стране в фильме «Золушка». Интересные аттракционы, многочисленные рестораны, кафе, фонтаны, цветные огни, там существует даже собственная гвардия и в конце всего этого великолепия гигантский фейерверк, завершающий шумный день.

Когда то, в другой жизни, я мечтала оказаться здесь с одним человеком, но это уже неважно. Для него не важно…

От яркости, веселого шума, смеха и криков детей, моя голова кружилась и плыла, а ноги гудели и передвигались с большим трудом. Я была вынуждена снова надеть каблуки, иначе я бы потерялась на фоне своих высокорослых друзей. И потом, я же была представителем России.

А, может, в моем самочувствии виновато дивное вино, которое мы выпили в небольшом ресторане, закусив его селедкой в горчичном соусе. Кстати, весьма приятная закуска. Или я за два дня начинаю привыкать к этой рыбке?

– Копенгагена без Тиволи нет! – тронул меня за плечо невысокий парнишка, улыбаясь.

Я, изобразив улыбку, покивала в ответ.

– Олав, мне завтра надо выезжать в поездку. А я не спросила, во сколько это будет, и теперь не знаю, у кого мне уточнить.

– Мы выезжаем в девять утра.

– Мы? Ты едешь с нами? – обрадовалась я.

– Мы едем вдвоем.

– На автобусе?

– Нет, на машине фирмы!

Эта новость меня обрадовала, мне приятнее было находиться в пути с милым Олавом, чем с Петром Петровым.

* * *

Ровно в девять утра, несмотря на наше позднее возвращение и наведение порядка в квартире (и как мы могли устроить такой разгром?) мы выехали из дома.

С утра Олав взял в офисе нужные документы и небольшой белый автомобиль, марки «Фольксваген Жук», больше напоминающий игрушку, чем настоящую машину.

Он распахнул передо мной дверцу и уверенно сел за руль, при этом широко улыбаясь, как мальчишка с новой игрушкой.

Вот тебе и борец за экологию!

– Вы водите машину?

– Любишь кататься – люби и саночки возить! – радостно закивал головой парень.

Немного не про то, ну да ладно.

– А я думала, вы принципиально не покупаете машину, чтобы воздух в стране был чище.

– Об этом заботится наша королева. Кстати, ее тоже зовут Маргрет, только, она – Маргрет вторая, – вздохнул Олав.

– Это как? В смысле заботится как?

– Она ввела такой налог на транспорт, что машину могут себе позволить далеко не все граждане.

Теперь многое стало понятней. И заполненные автобусы, и многочисленные велосипедисты от мала, до велика и достаточно пустые дороги. Интересно, у них существуют дорожные пробки, при такой мудрой политике?

Олав выехал из города и «полетел» по пустынной дороге со скоростью пятьдесят километров в час.

– Тише едешь – дальше будешь, – тихо произнесла я. «Наверное, это заразно».

– Я сейчас попривыкаю немного, – пояснил гонщик, устраиваясь на сиденье.

– А мы можем заехать на набережную к Русалочке? – робко спросила я, чем вызвала глубокий выдох и широкую улыбку.

– Я думал, что я в тебе ошибся. Мне с первой встречи казалось, что ты приехала для того, чтобы увидеть Русалочку, а ты все не спрашивала и не спрашивала, и я уже начал сомневаться, что ты такая, как все другие.

Олав еще Что-то лепетал, переходя с датского на русский, но, если честно, я не очень вслушивалась, я готовилась к встрече.

– Лучше сто раз увидеть, чем один раз услышать, – донеслась до меня русская народная мудрость.

Вот она, сидит себе на камне, между сушей и морем, между родным домом и земной любовью, всматривается куда – то вдаль и не понимает, что ей делать дальше, как жить, когда не отвечают на твою любовь и возвращаться некуда.

Наверное, не просто так я любила именно эту сказку. И все страдания, безутешные слезы и безысходность девочки – Русалочки наложились и на мою судьбу. Или моя судьба так готовила меня к взрослой жизни: «Смотри, Ритка, вот какая любовь бывает, когда полюбишь принца, когда покидаешь родной дом!»

Я не стала сдерживать слез, все равно бы нос покраснел. Просто обняла себя за плечи и долго стояла на набережной, всматриваясь в светлое лицо подруги по несчастьям.

– Здравствуй, Русалочка! Вот я и приехала к тебе. Теперь нас двое, – шептала я тихо.

– Как ты похожа на нее, Маргрет! – тихо промолвил мой знакомый викинг.

– Это потому, что я очень этого хотела! Сидела все детство и всматривалась в ее изображение. Мне когда – то плакат с ней подарила мамина подруга. Она работала в турбюро. И плакат этот так все время и провисел на стене в моей комнате.

– Мы потом еще приедем к ней в гости, а сейчас пора ехать!

Я махнула рукой своей старинной подруге и поспешила к машине.

Погода как то резко испортилась – холодный ветер притащил с собой тяжелые серые тучи и они уютно устроились на небосводе, плотно укрыв его своими телесами. Меня трудно испугать такими природными изменениями, я родилась и выросла в городе – герое Санкт – Петербурге. А уж там погода за один час может поменять свой характер сто пятьдесят раз.

В машине было тепло и уютно. Я достала из сумки свитер и набросила себе на плечи.

Насколько радостней, кажется жизнь, когда светит солнце и новые места выглядят привлекательней. Как незнакомец с улыбкой всегда вызывает у вас доверие и располагает к общению.

Я порылась в своей новой сумке, которую купила к этой поездке, – она полностью соответствовала своему назначению и идеально подходила к моему гардеробу – и извлекла на свет папку с рекламными буклетами, картами, перечнем отелей и маршрутом, данную мне Петром Петровым.

– Ну, Олав, трогайте! – скомандовала я, разглядывая план нашей поездки. – Однако! Ваш шеф планировал поездку, рассчитанную на восемь дней и это только по Дании!

Я уже было собралась засмеяться, так как с запада на восток протяженность страны составляет четыреста пятьдесят километров, но Олав с абсолютно серьезным видом изрек:

– Дания – великая страна! Одно из крупнейших государств мира! И вы правы, Маргарет, восьми дней будет слишком мало, чтобы познакомиться ближе.

Ну почему у жителей небольших стран такое желание возвеличивания своего государства и себя? А мы, реально живущие в самом большом государстве мира, все время чего – то стесняемся, за Что-то извиняемся. Да мы должны ходить по планете с гордо поднятой головой и с песней: «Широка страна моя родная!»

– Правда, к сожалению, мы с вами не сможем посетить Гренландию, но на некоторые из Фарерских островов мы заедем, – прервал мои рассуждения Олав.

«Ой, все время забываю, что Гренландия – самый большой остров в мире тоже принадлежит Дании. Ну, да! Тогда можно еще рассуждать о величии Дании».

В это время сумка забилась на моих коленях, запиликала мелодию аргентинского танго. Я, еще не успевшая изучить все карманы и потайные отделения новой сумки, стала лихорадочно искать телефон.

– Искать иголку в стоге сена! – улыбнулся Олав.

– Просто сумка новая, еще не обжитая, – пояснила я, выуживая телефон.

– Маргрет, вы где? – спросили меня на датском недовольным голосом.

– Я еду в машине, – ответила я, не имея ни малейшего представления, с кем я общаюсь.

– Я жду вас уже полчаса, – продолжали мне пенять на том конце.

– Простите, но я, ни с кем не договаривалась о встрече. Вы перепутали номер телефона.

Олав странно на меня покосился, и резко вывернув руль, повел машину в сторону тоннеля.

– Интересно, кто – то произнес мое имя, но явно перепутал номер телефона. Может, это звонили вашей королеве?

Машина уже двигалась достаточно быстро, видимо, мой водитель вполне попривык к ней и скорость держал приличную. Лицо его при этом уже не было таким благодушным и открытым. Взгляд стал жестким и смотрел он больше перед собой, на дорогу, а не на меня. Оно и понятно, трудно беззаботно и мило беседовать и вести машину на большой скорости в тоннеле.

Тоннель все не кончался, я примолкла, вжавшись в кресло. Но вот снова показалось серое низкое небо, и я не смогла сдержать выдох облегчения.

Машину вновь круто развернули, и хоть местные названия я читаю с большим трудом, но мне удалось разобрать, что нужный нам поселок оказался в противоположной стороне от нашего запланированного маршрута.

– Олав, а ты уверен, что нам надо сюда? – робко спросила я, сверяясь с картой. – Кажется, по плану Петера, мы должны заехать в ваш Музей под открытым небом.

– Это мы оставим для туристов, – с улыбкой глядя на меня, проговорил Олав. – Тебе, Маргарет, я хочу показать другую Данию.

– Но я, же должна буду написать отчет. Выявить все плюсы и минусы. Меня для этого и послали.

– Не переживай, ты посмотришь все, что нужно. А сейчас давай заедем в одно дивное местечко. Заодно и заправимся.

Дивным местечком можно смело назвать любой уголок Дании: домики, выкрашенные свежей краской; поля, словно расчерченные карандашом по линейке; аккуратные водоемы, леса и величественные замки, – все любовно вычищено, выкрашено, посажено.

Местечко, куда мы свернули с главной трассы, было действительно кукольно – трогательным, с местным колоритом, и даже со старой мельницей, крутящей своими лопастями.

– Тут пекут хлеб из муки с этой мельницы. Перемелется – мука будет, да, Маргрет?

– Ну, да!

На заправке я вышла из машины, чтобы подышать воздухом. Повсюду был слышен аромат свежего хлеба, и мне захотелось немедленно его отведать с чашкой крепкого кофе.

– Олав, я предлагаю сделать привал и выпить кофе!

– Согласен. Сумку можешь оставить в машине. Почему ты ее всюду за собой таскаешь?

– У меня на это целых четыре причины, – произнесла я. – Она новая, она мне нравится, она подходит к моей куртке, и… это подарок хорошего человека.

На самом деле эту сумку я подарила себе сама. Просто влюбилась в нее с первого взгляда и несколько дней проходила в состоянии влюбленности и озабоченности: где взять денег? Была она очень дорогая, и я с грустью вспомнила, как просидела весь месяц на макаронах, чтобы отдать одолженные у секретарши Леночки деньги на эту покупку. Мужчинам этого не понять, а вот Лена поняла меня сразу и дала необходимую сумму. Она сама мужественно откладывала с секретарской зарплаты на шикарный купальник.

Грациозной походкой, насколько позволяли кроссовки, я удалялась в сторону заправочной станции, оставляя за спиной бурчавшего Олава:

– Дареному коню в зубы не смотрят!

– Олав, это не про такой подарок! – возмутилась я. – Мне эта сумка нравится! И отстань уже со своими приговорками. Интересно, будет такой день, когда я этого не услышу?

– Будет день – свинья не съест! – донеслось до меня.

Я уже заметила, что при волнении Олав путает свои приговорки, но получается у него это даже лучше, чем в оригинале.

Возле небольшого буфета на станции, ко мне сразу обратились на английском языке, спросив, чтобы я хотела.

– Предложи ей мартини или текилу, – перешла на датский, упитанная официантка, обращаясь к своему напарнику – худенькому парнишке с длинной белой челкой. – Все русские пьют на завтрак спиртное.

При этом говорила она это с чрезвычайно любезной улыбкой, словно желая мне всего доброго.

– Или вам встречались неправильные русские, или вы очень не любите Россию, – ответила я на ее родном языке, чем вызвала ужас на ее лице. А напарник вообще, икнул и уставился на меня немигающим взглядом.

Я вышла с улыбкой победительницы, и хоть мне хотелось кофе, но я не стала его заказывать, пусть прочувствуют свое поражение. Странно, но Олава нигде не было видно. Заправленная машина переставлена на стоянку, готовая к пути, а водитель ее скрылся в неизвестном направлении. Только вот куда? Ни лесов, ни строений в округе не было, только одинокая станция, а вдалеке, метров через пятьдесят, возвышалась мельница и небольшие домики с красными крышами.

Наконец, появился и мой бледный викинг, вид у него был явно расстроенный. Наверное, Петров дозвонился до него и сделал ему выговор за изменение маршрута. Мне все это тоже казалось странным: во – первых, маршрут разрабатывался специально для туристических групп и я была командирована чтобы его протестировать; во – вторых, это совсем не походило на законопослушных подданных датского королевства. Или снова Что-то прогнило?..

– Все в порядке, Олав? – спросила я с улыбкой.

– Да, где тонко, там и слезешь! – махнул рукой подданный королевы.

«Волнение на лицо», – отметила я и решила перевести разговор на другую тему, чтобы немного отвлечь его.

– Объясни мне, как работники этой заправки определили, что я русская?

– Они обидели тебя?

– Они предложили мне выпить.

– У всех русских взгляд такой ищущий, словно вы Что-то потеряли и не можете найти, вы все время торопитесь и не можете наслаждаться данным моментом, вы живете так, словно то, что происходит сейчас – это временное, и вы стремитесь к своему далекому постоянному. А его нет, Маргрет, или может не быть вовсе!

Наверное, он прав. И я и все, кто меня окружают, живут какими – то планами, будущим. Вот куплю себе хорошую квартиру и тогда заживу; вот защищу диплом, буду работать и тогда смогу жить так, как хочу; вот выйду замуж за другого и вздохну спокойно и счастливо…. И таких «вот» у каждого найдется штук пять. А то и больше. Может, это наследие советского прошлого? Тогда постоянно жили планами, перспективами, пятилетками. Нам и передалось это стремление в светлое будущее на генетическом уровне.

– Неужели все это отражается на наших лицах? Откуда ты так хорошо знаешь русских? Ты жил в России?

– Я жил с девушкой из России.

– Тогда понятна твоя любовь к нашим поговоркам и русскому языку.

– Да, я хотел стать для нее лучшим, выучить ваш язык, чтобы понимать ее. И мне сказали, что вашу душу можно лучше понять через приговорки и пословицы.

Ну, хоть Что-то стало проясняться: откуда такая тяга к нашему эпосу.

– А она оказалась… – Олав не договорил, только сильнее нажал на газ и хмуро уставился на дорогу.

– Ну, если тебя утешит, меня тоже бросил парень. Мы были три года вместе, нас называли идеальной парой, а он нашел себе другую. Высокую, как каланча. Она даже выше его, представляешь?

– И что? Как ты пережила такое предательство? – в его голосе было столько сочувствия, что у меня защипало в носу от жалости к себе.

– Ну, как? Тяжело. Плакала неделю, болела, словно из меня сердце вырезали без наркоза. Потом разбила стекло и капот его машины. Хотела еще окна побить, но подруга меня вовремя утащила, а потом сказала в полиции, что мы с ней в театре тем вечером были, даже билеты у кого – то взяла, как алиби.

– Это же нарушение закона? – на меня смотрели широко открытыми глазами, в которых читалось осуждение и никакого сочувствия.

– Я была в состоянии аффекта. Меня предали. – Произнесла я с горечью.

Я еще и все его чашки перебила дома, из которых он любил пить кофе. (Обе две). Но Олаву я об этом говорить не стала. Хватит с него и автомобиля, вон как его взволновал сей факт.

Странное дело: мне простили капот и автомобильное стекло, но не простили двух любимых чашек. Мой мужчина чуть не заплакал, когда я протянула ему черепки в пакетике.

– Моему сердцу еще хуже, чем твоим чашкам, – сказала я тихо. (Над этой фразой я долго рыдала, придумав ее).

До сих пор стоит в глазах его понурая фигура, когда он шел по дорожке от моего дома. С той каланчей он вскоре расстался и даже просил друзей выступить у нас парламентерами по примирению. Но я ответила гордым отказом. Не люблю предателей. Может быть, я бы его простила в душе, если бы он действительно полюбил ту, другую. Но из-за мимолетного увлечения этот человек предал столько счастливых дней и ночей нашей жизни, столько замечательных светлых планов нашего будущего. И нет ему прощения.

– Маргрет, вы, почему молчите?

Прервали мои воспоминания.

– Не надо вспоминать о плохом! Надо думать о хорошем.

«Философ! Сам начал эту тему, словно я виновата в его трагичной любви, а теперь советы раздает! Это я ему еще не все рассказала».

– Тогда выполняйте свое обещание!

– Простите, вы о чем?

– Ну, вы же обещали напоить меня вкуснейшим кофе в Дании и накормить булочками из свежесмолотой муки.

– А, да – да, только из свежей муки ничего печь нельзя. Мука должна созреть, – авторитетно заявил Олав и, развернув машину, пристроил ее на стоянке перед мельницей.

И хоть машин на стоянке было немного, но внутри небольшого помещения, больше напоминающего старинную кухню какого – нибудь замка, оживленно общалось человек десять. Люди сидели за длинным столом из темного дерева, перед каждым стояла тяжелая глиняная чашка.

Олав предложил мне стул и пошел к пареньку, который наполнял кружки ароматным кофе из медного кофейника. Вообще на этой кухне было много медной посуды: кофейники, кастрюли, тазы, половники. И вся эта красота была развешана на стенах, тускло мерцая.

К головокружительному запаху кофе примешивался аромат свежего хлеба, но никаких булочек видно не было. От таких запахов у меня даже в животе забурчало. Пора было подкрепиться.

Но вот ропот усилился, переходя в одобрительные восклицания. Светловолосая худощавая женщина в огромном бордовом фартуке вносила поднос со свежей выпечкой. За ней статный высокий господин, прячущий улыбку за пышными усами, вносил горячий хлеб, выложенный на длинной плоской деревянной штуке, похожей на гигантскую саблю.

Отведав булочку с дивным кофе – в меру крепким, сладким и душистым, я, расслабленная и довольная жизнью, внесла дельное, на мой взгляд, предложение:

– Олав, надо непременно внести это место в план экскурсионной программы. Наши люди становятся добрее и приветливей, после таких перекусов.

– В вашей жизни мало приятных вещей, вот вы и добреете от булочек, – зло проговорил Олав.

– Ну, почему ты так говоришь? Скажешь, французы так любят свои круассаны с кофе, потому что у них мало приятных мгновений? Просто, это одна из составляющих нашей жизни. Зайти в кафе с подругой или молодым человеком, немного согреться, выпить хороший кофе, поговорить о приятном. Ты заметил, что с чашкой кофе можно говорить только о приятных вещах? Или планировать Что-то хорошее.

– Да кто это определил?

– Это никто не определял, это само по себе так происходит, а значит, это истинно правильно, – произнесла я, улыбаясь протянутой мне выпечке в завитушках и щедро посыпанной сахаром и корицей.

Откусив приличный кусок, я посмотрела на жующую публику и улыбнулась, – у всех на лицах сияла улыбка. Люди сидели, жевали и улыбались.

– Тебе нужны еще аргументы? – Обратилась я к правнуку викингов.

* * *

– Кто ждет тебя дома, Маргрет? Кто будет о тебе тосковать? – спросил Олав, когда мы тронулись в дальнейший путь после кофейной паузы.

Вопрос немного странный, но из уст человека, изучающего русский, вполне простительный.

– У меня есть мама и младший брат, только они живут отдельно. Есть две подруги, мы вместе со школы. Есть мои коллеги, с которыми работаем уже пять лет и стали дружным коллективом. Вот у вас дружный коллектив в фирме?

– Не знаю, – скривился мой коллега. – Гусь свинье не товарищ.

Интересно, кто в данном случае свинья и кто гусь?

– Вы же все пришли меня поприветствовать, значит, для вас тоже важно, чтобы новый человек ощутил вашу заботу и внимание.

Олав посмотрел на меня странно долгим взглядом, от которого мне стало не по себе. Вообще, чем дальше мы продвигались, тем сумрачней становился Олав. С его лица почти исчезла улыбка, он мрачнел и почти перестал со мной разговаривать. Хотя должен был, как гостеприимный хозяин и гид восхвалять мне свою страну и обращать внимание на достопримечательности, коих было предостаточно. Но все они оставались за окном нашего автомобиля, грустно глядя нам в след. Мы оставили позади себя милую деревеньку с трогательными домиками, крытыми темной соломой, – с удовольствием побродила бы по ее улочкам; величественный кафедральный собор, который я мечтала осмотреть, читая о нем во всех путеводителях.

– Олав, я настаиваю, чтобы мы с вами остановились и осмотрели эту церковь. С ней связано так много интересного, а вы несетесь мимо, словно мы опаздываем на поезд. И к тому же это первый пункт нашего привала. Ведь в Роскилле у нас первая остановка и расселение в отеле?

Но меня словно не слышали. Олав гнал, выжимая из маленького автомобиля приличную скорость, и время от времени поглядывая в зеркало заднего вида, словно ожидая погони.

Стараясь не обращать внимания на странное поведение моего сопровождающего, я попыталась разобраться с документами, которые находились в папке Петрова.

Олав посмотрел на меня диким взглядом и, кивнув на проспекты, заговорщеским тоном проговорил:

– Я знаю твое заветное желание, Маргрет.

Смело! Даже я сама не вполне уверена, что знаю, о чем мечтаю.

– И..? – постаралась я ответить вопросом на такое заявление.

– Мы сейчас туда и направимся, – подмигнули мне голубым глазом. Свято место – зуб неймет.

– Олав, объясни мне, пожалуйста, что происходит? – сказала я, как можно спокойнее. – Ты изменил маршрут и, кажется, ни с кем это не согласовал. На мои просьбы остановиться ты тоже не реагируешь. Ты куда – то торопишься? Может, у тебя какие – то планы и я тебе мешаю? Я могу одна путешествовать. Это даже будет интересно. Одно дело ехать в автобусе с опытным гидом и другое – самостоятельно передвигаться по стране. В Дании – это не будет представлять опасность. Так что давай, остановимся у первого отеля, и я выйду.

Молчание было мне ответом. Но во взгляде, брошенном на меня, я почувствовала некоторое сомнение. Решив брать быка за рога (вот, уж, точно заразно) я продолжила свой монолог:

– Если хочешь, мы даже можем с тобой договориться: ты делаешь свои дела, какие там себе напланировал, я передвигаюсь по стране в одиночестве, а когда ты все сделаешь, мы встретимся и вернемся в Копенгаген вместе. А вашему Петрову говорить ничего не будем, – добавила я с надеждой в голосе.

– Мечтать не вредно! – было брошено мне.

– Да, не вредно, и что? – пошла я в атаку. – Вот, что ты хотел этим сказать? В конце концов, если ты хочешь познать глубокую русскую душу, то учи приговорки, то есть, поговорки правильно. А не составляй одну из двух. И вставляй их по месту, а не сыпь направо и налево.

Кажется, мой гнев пробил стену молчания. Олав остановил машину рядом с заправочной станцией и с удивлением уставился на меня.

– Что?! – Спросила я с раздражением, так как он продолжал рассматривать меня, не произнося ни слова.

– Молчание – золото! – наконец, выдали мне вердикт.

– Ну, а это к чему? Ты упорно молчишь, потому что боишься сказать лишнее, чтобы не обидеть меня, не поставить в неловкое положение себя?

– Нет, – пожал он плечами, – просто не хочу тебе говорить свой план.

– Мы едем вместе с конкретной целью – открыть страну для российских туристов, построить совместный бизнес. Мне казалось, что наши стороны договорились обо всем, и нам с тобой надо только проехать по выбранным населенным пунктам и, может, Что-то добавить или изменить. Разве не так? Нам доверили интересное задание. Мне, во всяком случае, оно нравится.

– Петерсену нельзя доверять!

– Ты знаешь Что-то, что не можешь сказать? – посетила меня догадка. – Но каким образом это помешает нам следовать маршруту?

– Я накажу его за все! – бубнил Олав, вцепившись в руль.

А я стала тихо шарить рукой в своей сумке, пытаясь добыть телефон и незаметно связаться с Петром Петровым. Надо же сообщить начальнику, что его подчиненный объявил забастовку и не собирается выполнять свои обязанности, да еще и меня везет непонятно куда.

Не скрою, было немного страшно. Я находилась в ограниченном пространстве с человеком, о котором не знала ничего и который пугал меня все больше своим странным поведением.