bannerbanner
Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителя
Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителяполная версия

Полная версия

Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителя

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

– В шахматы сыграем? – предложил папа. Обычно я всегда охотно соглашался, но в этот раз буркнул «мне еще портфель собирать» и закрылся в своей комнате.

Я наврал: портфель был уже собран. Я открыл его, достал «детективную» тетрадь и опять молча уставился на гоночную машину. Когда-то, когда Макс в первый раз дал мне тетрадь, казалось, что машина летит с бешеной скоростью. В прошлый раз я сомневался, едет она или стоит. А сейчас был на сто процентов уверен: машина застыла как вкопанная и с места ее не сдвинешь, хоть тяни на буксире!

«Ну как же так, – думал я. – Ведь кто-то это все-таки сделал!» Я никогда не дружил с Козловым, в первую очередь из-за того, что слышал, как он ругается матом. Но теперь он мне был даже симпатичен, и было по-настоящему жаль его и его маму. Интересно, а я бы смог вот так встать и сказать: «Это я сделал» только для того, чтобы не плакала девочка, на которую все накинулись? Мне казалось, так только в старых книгах про пионеров бывает. А вот надо же, не только в книгах… Тут мне вспомнилась Лена Харитонова, как она попросила: «Ты если найдешь, кто правда это сделал, то сразу скажи, ладно?» Может, она до сих пор на меня надеется…

Я думал про Харитонову и продолжал разглядывать обложку тетради, не желая открывать ее и видеть наш дурацкий список. В какой-то момент мне почудилось, что машина все-таки движется. Я усмехнулся сам себе: «Совсем крыша поехала!», но тут меня как током ударило: я понял, что именно мне напомнил тогда этот автомобиль! Боясь упустить свою мысль, как скользкую рыбу, которую ухватил руками под водой, я стал напряженно восстанавливать в памяти все, что было связано с этим моим воспоминанием. Одновременно меня начало охватывать какое-то странное ощущение. Это было чем-то, похожим на радость, которую я обычно испытываю, когда, наконец, удается решить трудную задачу. Но тут же, рядом с этой радостью, точнее пока только намеком на радость, подмешивалось еще что-то другое, очень неприятное и даже противное. Помню, однажды я сам себе разогрел прямо в кастрюле на огне кашу. Каша была моя любимая – рисовая молочная, сладкая. И хоть огонь (по моему мнению) был маленький, каша все равно подгорела. Причем почернела она только у самого дна, но привкус появился во всей каше. Помню, я бухнул туда еще несколько ложек сахара, но так и не смог ее есть …

Я встал, прошелся по комнате. Самые разные моменты, обрывки фраз, сцены на переменах, наши «совещания» и всякие мелкие и вроде бы ничтожные детали, даже эпизоды из стрелялок Макса – все, что произошло начиная с прошлого понедельника, само собой стало сплетаться в моей голове в одну общую и совершенно простую «косичку». Пазлы из бесформенной кучи постепенно укладывались в абсолютно четкую картинку. Не хватало только одного пазла… Тут меня осенило. Я достал свой фотоальбом, вынул оттуда общую фотографию класса, когда мы выпускались из начальной школы, и положил ее в портфель.

…Я почти не спал всю ночь. Самое плохое, что выводило меня из равновесия, – это вопрос «и что теперь будет?» Что мне делать со своим открытием? Утром я встал в отвратительном настроении. Мама посмотрела на меня и спросила:

– Ты не заболел?

– Нет, просто не выспался.

– Ну, ты смотри, если правда плохо себя чувствуешь – может, не надо в школу идти?

– Надо! Обязательно надо, мам…

С утра я заглянул на школьный двор, но он был пуст: погода уже не та. «Так я и думал», – сказал я сам себе и пошел на уроки. Не помню даже, как прошел этот день. Макс о чем-то говорил со мной, пытался развеселить, но напрасно. Один раз у меня мелькнула мысль: «Может, сказать сейчас?», но тут же ее оттеснила другая, более крупная и тяжелая мысль: «Последний пазл!»

После уроков Макс предложил:

– Хочешь, пойдем ко мне?

– На совещание? – я грустно ухмыльнулся.

– Да ладно тебе, забудь и не переживай! Найдем, чем заняться.

– Хорошо, ты только подожди меня минут десять, ладно?

– Ладно…

Я побежал опять на школьный двор. Там, как обычно, гуляла малышня, то есть первоклашки в продленке, кого не сразу забирали домой. После дождика рисунки на асфальте изрядно пострадали, но все-таки, слава богу, сохранились. Я подошел к ребятам – девочке и мальчику, которые сидели на корточках с мелками, постоял минуту и сказал:

– Здорово рисуете!

Они покосились на меня, но ничего не ответили. Я присел рядом на корточки и произнес:

– Я раньше тоже мелом рисовать любил. Только я так не умел, как вы. Это ты сам нарисовал? – обратился я к толстоватому мальчику, показав ему на тот самый автомобиль, который я заметил еще при разговоре с Харитоновой.

– Нет, мне старшеклассник помог.

– Он не старшеклассник называется, – вмешалась девочка с двумя бантиками, – старшеклассники совсем большие, как взрослые! Он примерно как ты был…

Я достал фотографию класса и показал им обоим:


– Найдете здесь его? Правда, он сейчас немножко постарше, но не сильно изменился…

– Вот этот! – первая ткнула пальчиком девочка.

– Да, он! – подтвердил мальчик. – А зачем ты его ищешь?

– Хочу попросить, чтоб он и меня научил так машины рисовать. Кстати, он у тебя мел взял да так и не отдал?

– А откуда ты знаешь? – удивился толстоватый мальчик.

– Знаю.

– Да он только половинку отломил, я ему разрешил, мне не жалко…

Я встал и показался сам себе Гулливером по сравнению с ними.

– Ну ладно, рисуйте…


***

– Угощайся! – Макс опять поставил передо мной корзину с уже новыми печеньями. Это были мои любимые, овсяные, но я не притронулся.

– На, забирай! – я протянул Максу наше «Дело об испачканном стуле».

Макс тактично не стал ерничать, молча взял тетрадь, потом со вздохом открыл ее и тут его брови удивленно поднялись:

– Опа!.. Решил, как говорится, на этом деле «крест поставить»?

Это он так сказал про огромную жирную букву «Х», начертанную мной поверх всего списка. Макс продолжал:

– М-да, жаль, прикольно было бы, если б нашли… Но ладно, будут у нас дела и поважнее! Все-таки ты не прав, не надо было весь список зачеркивать: ведь кто-то это сделал!

– Макс, может, хватит?

– Что хватит?

– Бред нести. Ты знаешь, кто это сделал. Его нет в списке.

– В смысле? Ром, ты что? Откуда я знаю?

– Макс, прекрати!

– Да что прекрати-то? Постой, так ты догадался?! Во дает! Ну и кто же?

– Ты!

Я уже почти кричал. Но Макс держался спокойно, только печенье жевать перестал:

– Ром, ты с ума сошел. Ты же знаешь, меня не было в тот день в школе. И что я, дурак, с Бабой-ягой связываться?

– А завуч тут вообще ни при чем.

Хладнокровие Макса заразило меня, и я взял себя в руки, перестал кричать.

– Слушай, я тебя вообще не пойму. А кто тогда при чем? И как я, по-твоему, это сделал?

– Ты хочешь, чтоб я все рассказал тебе?

– Да, очень хочу!

– На самом деле стул ты приготовил для математика. Ты понял, что опять из-за него останешься без сотового, потому что теперь пятерку за четверть, считай, потерял из-за двойки за домашнее задание. Я думаю, тебе эта мысль, отомстить ему, пришла, когда ты играл в свою стрелялку и возвращал себе «жизни». Только потом все пошло не по плану, ты же не мог знать, что математик заболеет…

Макс уже совсем забыл про печенье. Он смотрел, как загипнотизированный, мне прямо в глаза и менялся с каждой секундой, с каждым словом, услышанным от меня. Он попытался спросить все тем же бодрым тоном, но голос был как будто не его:

– И когда же, ты считаешь, я изрисовал стул?

– Как когда? В субботу, конечно! У вас же репетиция тогда была, Ирина сама сказала! Ты взял ключ – может, тебя посылали за ключом от актового зала или… не знаю, во всяком случае учительская по субботам бывает открыта, и сделать это совсем не трудно, – потом прошел в кабинет, спокойно открыл его – школа-то пустая почти, тебя никто не видел! – и сделал все быстро. Я думаю, за минуту или две, не больше, ведь так?

Макс уже не пытался сохранить свой бодрый тон. Наш разговор стал похож на какую-то дуэль, и теперь он сделал «выпад»:

– Если бы я захотел отомстить математику, я бы что-нибудь поинтереснее придумал. И не так, чтоб меня заподозрили!

– А тебя и не могли заподозрить. Испачкаться он должен был по твоему плану на первом уроке в понедельник, то есть вообще не в нашем классе. К тому же ты уже точно знал, что в понедельник будешь в поликлинике. Ну, а насчет поинтереснее… Может, и придумал бы, но до этого в пятницу ты случайно увидел, как первоклашки рисуют мелками в школьном дворе, ведь так? Кстати, пацан, у которого ты попросил мелок, тебя запомнил.

Это было последней каплей! До этого никогда в жизни я не видел, чтобы люди так сильно краснели прямо на глазах. Передо мной как будто сидел уже не мой друг Макс, а чужой мне человек. Он уже не спорил, не изображал из себя непонимающего, а с нескрываемой ненавистью произнес:

– Ну и что? Дальше-то что? Доволен? Да никому никакого дела уже давно нет до этого стула! Это тебе одному неймется, медаль на шею захотелось! Ты зато очень хороший! Ну беги, закладывай друга!

– Друга?! – тут я не выдержал и почувствовал, что голос дрожит, а в горле как будто мешается комочек. – Кто бы говорил! Да если б ты меня другом считал, ты бы не делал из меня дурака все это время! А я-то обрадовался, когда ты мне позвонил и сказал, что будешь помогать! Ты ведь специально стал со мной вместе расследовать, чтобы путать меня! Я, как осел, уши развесил и слушал все твои «версии». А в это время Козлова ни за что из школы приготовились выгонять.

– А ты хочешь, чтобы меня выгнали? Значит, тебе Козлов дороже меня? Ну, иди, иди скорей, Шерлок Холмс несчастный! Все равно ничего не докажешь!

– Да пошел ты, Макс!.. Не буду я ничего доказывать и с тобой дружить тоже не буду!

Я больше ничего не сказал, быстро оделся и пошел домой. Чтобы прогнать слезы, которые сами просились из глаз, я ускорил шаг – последний раз я ревел года три назад, и теперь мне было за себя стыдно.

«Предатель!» – стучало у меня в голове про Макса, и тут же вдогонку: «Дурак!» – это уже про себя. Ведь если бы он не был моим другом, если бы я не верил ему, я бы, может, сразу раскусил его! Почему он так упулился тогда в компьютер, несмотря на интересную новость? Да просто боялся выдать себя, делал вид, что ему безразлично! А как он играл со мной, как с идиотом – записку диктовал для Артемовой, зная на сто процентов, что это не она. Старшего следователя из себя строил, тетрадь не пожалел!


Тут я усмехнулся неожиданной мысли: а ведь если бы не тетрадь с гоночным автомобилем, я бы, возможно, никогда и не догадался бы! Так что не такой я гениальный, это благодаря Максу все получилось! Когда же я мог заподозрить его? Когда он с ходу «угадал» ключ от кабинета математики? Или когда рассказывал, как надо мстить в его компьютерной игре? А может, когда он сказал, что виноватым обычно оказывается тот, на кого меньше всего думаешь?

Я шел и ругал про себя Макса, а в голову, как назло, стали приходить совсем неуместные воспоминания: как мы с ним дружили с первого класса, как во всех потасовках я точно знал, что у меня есть «телохранитель». Играю ли я в футбол, стою ли у доски или ставлю палатку в походе – я всегда знал: если рядом Макс, то все будет хорошо. И теперь у меня не стало друга. Можно сказать, единственного.


***

Даже не хочется вспоминать, как прошел остаток того дня. На следующее утро я вдруг увидел, что мама уже приготовила мне белую рубашку и красный (праздничный) галстук. Я вспомнил: ведь сегодня в школе будет концерт в честь Дня учителя, как раз где Макс должен быть ведущим! Поэтому, когда первый урок (это была география) начался, а его все еще не было, я искренне удивился, а Валентина Сергеевна даже заволновалась:

– Ром, а ты не знаешь, что с Бондаренко?

– Нет, откуда?

– Ну вы дружите вообще-то…

Ну вот, теперь так и будут мне про нашу дружбу напоминать, как будто издеваются! Прошло больше половины урока, когда дверь открылась и показался Макс:

– Валентина Сергеевна, извините, пожалуйста! Можно войти?

– А где ты был?

– У директора…

– Что случилось?

– Александр Петрович сказал, что сам вам потом все объяснит. Еще он Пантелеева вызывает…

– Что, прямо сейчас?

– Он сказал, прямо сейчас…

Плохо соображая, что происходит, я отправился к директору, постучался и вошел к нему в кабинет.

– Здравствуйте! Вы меня вызывали?

Александр Петрович сидел на своем месте, но когда я вошел, то пересел за маленький столик, стоящий впереди его стола, и указал мне на стул напротив. Мне стало легче: общаться так на самом деле было проще.

– Здравствуй, проходи, садись. У меня сейчас был Бондаренко Максим и все рассказал мне про стул. Он сказал, что, кроме тебя, об этом больше никто не знает. Это правда?

– Правда, наверное…

– Я сначала решил – раз ты обо всем знаешь, значит, вы вместе это придумали, но он клянется, что ты ни при чем, что только вчера тебе обо всем рассказал. Так?

Я опустил глаза и молча кивнул. Что мне оставалось? Честно рассказать, какой Максим подлец и как играл со мной все это время? Ну уж нет, это слишком…

– М-да, ситуация… прямо-таки подарок мне ко Дню учителя! В общем, Ром, я тебя зачем, собственно, позвал: давай договоримся, пусть это будет нашим секретом? Никому больше не надо об этом рассказывать, ладно? С Екатериной Викторовной я поговорю сам. С мамой Козлова тоже. Обещаю, что все будет хорошо, главное – чтобы ты не проболтался. Сможешь?

– Смогу… Можно идти?

– Можно.

Когда я уже встал и направился к двери, он остановил меня:

– Постой секунду. Я вот думаю, раз он тебе в таком деле доверился, ты, наверное, настоящий друг, да?

Я не знал, что ответить, только пожал плечами.

– Я вот что хотел тебя попросить: ты ведь знаешь, сегодня праздник, Максим будет ведущим. А в состоянии он сейчас находится, я тебе скажу… Не позавидуешь… Честно говоря, я до сих пор не представляю, как ему духу хватило. В общем, поддержи его, пожалуйста, раз вы друзья, обещаешь?

Я посмотрел на Александра Петровича и даже приоткрыл рот, чтобы выдавить из себя «Обещаю!», но так и не смог, а только вздохнул и молча вышел из кабинета.

Все уроки мы с Максом даже не смотрели друг на друга. Потом его позвала Ирина, а я вместе с классом занял место в зрительном зале. Зал у нас был что надо: этим летом сделали ремонт, стало не хуже, чем в театре!


По сигналу Ирины все захлопали, и сбоку из-за кулис на сцене появился Макс. Он был очень бледным, хотя обычно чувствует себя весьма уверенно на таких мероприятиях. На первом ряду сидели директор, Екатерина Викторовна и другие учителя. Было заметно, как Макс сначала посмотрел на них, а потом уже в зал, словно выискивая кого-то. Аплодисменты прекратились, наступила пауза. Макс подошел к микрофону, стал поправлять его, как будто ему было тяжело произнести первую фразу и он выгадывал лишние секунды, чтобы собраться с силами. Макс опять посмотрел в зал, и в этот момент моя рука внезапно поднялась, и я привстал с места. Он тут же увидел меня, едва заметно кивнул и произнес достаточно твердым голосом:

– Мы рады приветствовать наших любимых преподавателей и всех гостей в зале! Начинаем концерт, посвященный Дню учителя!

На страницу:
3 из 3