Там, где растет синий

– Неужели вы не умеете присочинять? – спросил он у какого-то кудрявого, с которым они общались теперь.

– Мы только этим и занимаемся! – сказал тот, и оба рассмеялись.

Когда все новые и старые сорта корневина были перепробованы, Сэвен вышел на улицу, наполненный свежими редкими знаниями об окружающем. Он стоял там под огромным горящим небом и отдавал себе отчёт, что везде вокруг в воздухе витают идеи, и концентрация их запредельная, так и хочется ухватить парочку за хвост. Стратег потянулся рукой вверх, но ничего не поймал на голое воображение…

– Наживка хорошая, но практики нужно больше, – услышал он голос.

Сэвен повернулся и увидел, что рядом стоит один из тех колоритных бронов, у которых голова большая и ясная, как сам свет.

– Добрый вечер, а вы умеете их ловить?

– Это моя функция в некотором смысле – ловить их и ставить на место. Я Лон, мастер по починке интуиций.

– Я Сэвен, стратег, приятно познакомиться.

– Ваш какой дом?

– Пузатый, с равнозагнутыми деревьями, кодовое слово Altius.

– А у меня Fortius, выходит, что мы соседи! Я как знал. Очень рад.

– Вы домой сейчас? Могли бы вместе.

– Да-да, пойдёмте.

Они выстроились в линию горизонтальную каждый на своей стороне и пошли по тропинке твёрдой, продавленной из следа в следовость. Вечером тут звуки дёргались, как магнитные бомбочки, но это было не везде, а только в некоторых местах, где удавалось столкновение со звуком, а звук этот был разумный, насыщенный: мельтешит птица, растение пьёт из земли, потягивание дерева – готовится спать, округляются бутоны – скрежещет начало жизни, цветок выходит, шлёпает плавником рыба, кряхтит многоклеточный зверь (ищет сны). Сэвен прислушался и обнаружил стихийность, а раньше он этого не понимал.

– Такие разные звуки, и я услышал собой.

– Паредем открывается.

Он как будто стоял сейчас перед зеркалом собственной жизни, видел целиком всё, не желая понять, что он был: фигура или человек, а может, картина, тень или нерождённый ребёнок, король или инкубатор для энергии. «Мы всегда есть многое», – слышал он слова Допса. Перекатывался свет от луны к камню, и он чувствовал, как в нём заживляются раны, как он спасён внутренне этой раскованной красотой ночи.

Сэвену захотелось говорить.

– Лон, а расскажите об интуиции, что это?

– Знал бы я, – усмехнулся мастер.

– А много у вас заказов на починку?

– Когда как. Иногда броны тянут такую большую идею – создание новой парадигмы или флай, тогда интуиции от перенапряжения часто портятся угнетённые, и тогда я много чиню, а иногда, напротив, вот спокойный мир, и никто не ходит ко мне. Но и тогда я не коплю в себе, не изнашиваюсь от безделья – в пустые моменты я люблю кувыркаться на траве, так вот совершенствуюсь, сглаживаю резкие углы. Мастеру по интуициям надо стремиться уходить от углов и линий, стремиться к кругу: круг – это самое безопасное состояние материи.

Они шли через чащу, на руках у них висели проблесковые фонари, так что сбиться надо было ещё постараться, но они и не сбились, а, напротив, даже очень правильно пришли. Вечер слепил темнотой снаружи, а внутри него шевелилась зигота равнодающая: на поляне вздымалось в полный ракурс горящее огненное поле. Поляна светилась тысячами световых встряхиваний, это были как будто точки размазанные, сбежавшие с дверей скважины, танцующие свободу.

– Светлячки резвятся, – пояснил мастер по интуициям.

– Я никогда не видел такого…

– Вы бесконечно счастливы?

– Я именно вот так вот бесконечно счастлив.

– Тогда поздравляю! Это ваш момент!.. А я и забыл свой первый, столько уж их было…

Соседи сели на валуны и долго играли с этой светящейся массой, колыхали её, смещали, дули на неё – очень осторожно всё, чтобы ничем её не повредить, никак не напугать и не переделать – такого они не желали светлячковому полю. Так они долго пылали, вместе с пыланием обсуждали имена Фе, а потом опустили головы на камни и смотрели на раскрывающиеся созвездия.

– Это абсолют? – спросил Сэвен.

– Тут? – уточнил Л он. – Нет, ещё нет. Абсолют бывает, когда в конусе события соединяются – настоящее и будущее, тогда абсолют.

– Я бы хотел абсолюта, – сказал мечтательно Сэвен.

Висели звезды на небе и на земле, пахла трава-какана первичной сыростью, тенями, капресой. И это не мирор был, не обратный мир перевернутый, а просто выбравшийся из того, где войны развязывали, как денежные мешки, где новые дудки изобретали для крыс – ящики с мнением, и от мыслей избавлялись, как от детей, – применялась контрацепция знания, лесть-фальшь, бумажки с подкорками. Сэвен не хотел сейчас о том вспоминать, и он не вспоминал уже, а просто наблюдал за моментом со стороны, ему нравилось наблюдать, как они теперь лежали тут в каменных выступах, как они молчали, брон и стратег чувствующий, не обезвоженный, молчали и украдывали у тишины источник, смотрели, как шевелится огненная фибра, переходит сначала в эмоцию, потом в память.

ГИПЕРТРОФИЯ МУХИ

Фабрика истории

– Что это? – вскрикнул Сэвен, увидев над головой две большие чёрные гусеницы – спросонья и не то привидится.

– Это ваши носки. Готовы носиться.

Над ним стоял БомБом в своём амплуа хамернап: руки скрещены на груди, улыбка восторженная (искренность в разрезе), нос-махинация и щербатая голова.

– А мы куда-то идём? – стратег поинтересовался.

– Вы отдохнули после мадругады, и теперь мы идём узнавать Паредем – сначала. Потом в комнату смысла. Это ваше функциональное пространство, вы можете там работать по своему заданию…

Сэвен пожал плечами, переводя на другую тему, потянулся, выпил завтрак, умыл лицо, вычистился и поразвёл волосы в микроволну.

– В путь, БомБом.

Они попрощались с домом – до вечера, укромная шапка! – и пошли по тропинке между деревьями, где то подъём, то спуск, и поэтому ноги не уставали вовсе, щадящая зарядка – ландшафтный тренажёр. Небо выпирало разбухшее и не давало никому заскучать. На третьем повороте прямо лес расхохотался и выплюнул гибискус цветущий. Утро выдавало себя за день и пародировало чудеса.

– Мистер Допс попросил отвести вас первым делом на фабрику истории под названием «Гипертрофия мухи», тут несколько таких фабрик, но эта самая большая, – обозначил БомБом.

– Всегда хотел увидеть, как история делается, – прошептал стратег, не желая спугнуть предвкушение.

Они долго пробирались по лесу и наконец вышли к внутреннему берегу озера, а тут уже идти стало легче. Вскоре вырос перед глазами занимавший большую часть острова знакомый им пористый пляж, и там на насыпи мягких горных зёрен сидели броны и накручивали, спорили друг с другом, кричали, молчали, но в любом случае накручивали.

Сэвен увидел, что это катуши были у них в руках – то ли из ниток, то ли из проводов или какого-то другого происхождения. Броны наматывали эти громоздкие бобины и так были увлечены своим делом, что даже и не заметили гостей.

Стратег разместился в сторонке и попросил хамернапа:

– Расскажи о них.

И хамернап говорил:

– Это историки-броны, которые гипертрофируют. Они берут любое событие или момент и потом его гипертрофируют по-своему…

– И этому учат как-то?

– Для этого главное природные склонности иметь.

– А эти катуши как-то используются?

– Один катуш у них – как взгляд на событие, потом из многих катушей можно цельное событие смотать, каким оно было. Истории они закапывают в землю рядом с собой, оставляя только ниточку, самый край. Видите, это как будто трава вокруг, но это всё информация – так у нас история хранится.

– Но зачем это надо – гипертрофировать?

– Так события погниют все, если будут в натуральном виде…

– Теперь я понял немного.

Сэвен подошёл осторожно, стараясь не примять эту информационную траву, и немного подслушал, что там обсуждали (функцию репутации, галерейные леса, новые коктейли с экстрактом дождя).

– Какие они интересные, – сказал задумчиво. – Сколько мне ещё познавать… А вот это кто? – стратег указал на пожилого брона, который сидел с краю общей линии.

– Это старший историк. Можете у него тоже поспрашивать.

Сэвен подошёл к историку за интервью.

– Здравствуйте, я бы хотел поспрашивать тоже…

– Ну так и поспрашивайте.

– Вот интересует меня подробнее, зачем вы её закапываете, историю?

– Чтобы она не валялась под ногами.

– Хорошо, а вот скажите, чем история бронов отличается от человеческой?

– Способом создания. Человеческая история состоит из большого количества тоннелей, по которым нужно чутко пройти, чтобы обнаружить в конце этого тоннеля в себе человека, который приобрёл одно-единственное знание: как ходить по тоннелям. Люди забыли о том, что вокруг свободное пространство, что они свободны и могут создать тут всё, что пожелают, в этом свободном пространстве. Но люди продолжают строить в тоннелях, и хоть там места мало и света мало, но они всё строят и строят там, тратя жизни многих поколений только на то, чтобы пробить в этом тоннеле пару стен. А ведь всё, что нужно было бы сделать, – это понять, что никакого тоннеля нет. Есть узловые точки, есть события, от которых тянется нить, и людям надо просто поймать эту нить, а не перематываться ею с головы до ног, утрачивая способность ходить. Броны же строят изначально в свободном пространстве, они не задавлены нитками событий, но при этом всегда имеют представление о том, что в каждом из катушей. Так рождается чистая история.

– Чистая история?

– Это Фе. Что такое обычная история? Можно сравнить её со вкусом корневина: нельзя всеобщему объяснить этот вкус, все будут его по-разному воспринимать, так и история – всегда будет через пальцы жизни сыпаться. Это не то, что Фе. Фе – это чистые мысли изначально, ни через что не пропущенные, оригинал. Мы не объясняем Фе, но броны сами её чувствуют.

– А вы не пытались что-то для людей придумать?

– Мы хотели создать такое пространство, где историю можно было бы в существа встраивать искусственным путём, но это оказалось невозможно. Тогда мы изменили направление мыслей и открыли конус события, в нём история мгновенна. Вы попадаете в конус события, и для вас это чистая история, пока вы в нём.

– Как это можно понять, что вы в конусе события?

– Когда вы видите целиком всю картинку – пропитое, будущее и настоящее. Только так можно понимать историю, а не через дырявые лупы, приставленные к глазам режима, как у людей заведено. Какой-то человек садится за стол и начинает воевать, межевать государства, уточнять границы, развивать и рушить экономики – это он так историю пишет, но он не историю пишет, а отображает удобный ему набор информации. В итоге получается смоделированная историческая реальность, пространство с антропоморфным поведением, которое почти бесполезно для всех…

– Но всё-таки людям как попасть в конус?

– Пока мы не открыли такого человеческого состояния. Есть кое-что напоминающее вход в конус события – любовь… когда человек любит, он чувствует, что как будто понял весь мир…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.