Оппозиционер в театре абсурда

– Мне было хорошо! Очень хорошо!

– А с каждым разом будет все приятнее.

– А будут еще разы? Ты еще позовешь меня?

– Обязательно!

– Даже если не позовешь, я все испытала… я теперь знаю, что такое любовь… Если теперь умереть – я готова.

– Теперь – жить!

Он бережно одел ее. Усадил на коляску.

– Можно тебя попросить? – робко спросила она.

– О чем хочешь!

– Картину. Седьмое небо. Подари.

– Вот, держи.

Отправив гостью домой и при этом с удовлетворением убедившись, что бабушка не заподозрила ничего, что Надин естественна и весела, Денис вернулся к себе. Поскольку он продолжал находиться под впечатлением происшедшего, то решил выплеснуть свои эмоции на бумагу: достал краски, вставил лист формата А4 в деревянную рамку мольберта и принялся творить… Под легкими прикосновениями кисточки на листе появлялось акварельное, чуть размытое изображение лица в ореоле светло-золотистых, словно пронизанных солнцем волос, неестественно огромные небесно-голубые глаза, больше похожие на два озера…

Творческий процесс был прерван появлением Павла.

– О! Да ты творишь!

– Как видишь.

– Какое интересное лицо… Постой, кажется, где-то я его видел… А! Ты будешь смеяться, но мне показалось, что она похожа на… Надьку. Так, кажется, зовут эту калеку, соседскую девчонку?

– Да, это она. Ты угадал.

– На рисунке она гораздо интереснее, чем на самом деле.

– А я вижу ее такой.

– Да?

– Да…

– Ну, видишь – так видишь, все вы, художники, – мечтатели.

– По-моему, она прекрасна! А главное – она настоящая муза, она смогла бы вдохновить меня. Слушай, я, пожалуй, готов жениться.

– Да ты с ума сошел?! – Павел расхохотался. – На калеке?

– А что? Я выше всех этих предрассудков. Сегодня же поговорю с папиком.

– Ну ты приколист!

– Не смейся, пожалуйста. В жизни должно быть место благородству.

– Поговори, поговори с папиком. Но чтобы я тоже тут был – хочу увидеть это шоу!

– И поговорю! Сегодня же!

Действие 16

Плотный брюнет, с бархатными глазами и лицом холеным и красивым, вошел в холл экспериментального театра «Подмостки». Взгляд его, внимательный и тяжелый, сразу наткнулся на афишу, которая представляла собой черный плакат, как черный квадрат Малевича. На плакате, также в стиле авангардистов начала ХХ века, белыми неровными буквами было написано:

Экспериментальный театр «Подмостки»

Представляет

Метафизическую трагедию «Бытие»

Автор и режиссер-постановщик Иван Злобин

Холл оказался настолько тесным, что зрители, пришедшие на спектакль, буквально наступали друг другу на ноги. Брюнет внимательно осмотрел картины художников-сюрреалистов, развешанные на стенах. Почти все они были выполнены в стиле минимализма и кубизма. Затем, с сожалением взглянув на свой лакированный ботинок, на котором чей-то башмак оставил пыльный след, он взглянул на часы «Бригет» и решил пройти в зрительный зал. Зал тоже оказался камерным, ряды кресел располагались в нем амфитеатром. Брюнет занял место в первом ряду и вытянул ноги так, что они оказались на краю сцены. Занавеса не было. Сцена представала перед зрителями голой, вызывающе щерясь широкими щелями между досками. Когда свет в зале медленно погас, также медленно осветилось и сценическое пространство. Оказалось, что на заднем плане есть некое подобие декораций – белый экран во всю стену, на который тут же стали проецироваться черно-белые кадры документального фильма. Перед зрительным залом разыгрывался захват Белого Дома в октябре 1993 г. Зал замер, но тут же вздрогнул от воя сирены и оглушительных хлопков выстрелов. А на подмостках появился высокий, худой, сутуловатый человек с лысым черепом и очень подвижным выразительным лицом. Его сухую фигуру плотно облегал узкий черный костюм. При появлении актера зал взорвался аплодисментами, а он с благодарной улыбкой поклонился почтенной публике и слегка кивнул головой, затем во взгляде его появилось что-то отрешенное, а в лице – демоническое, и сильным, хорошо поставленным голосом он заговорил, при этом кривляясь так, что почти перегибался пополам:

– Я приглашаю вас посмотреть со стороны на наше Бытие! Что это? Всегда ли так было? Или после того, как?.. – он сделал широкий жест на экран с почерневшими стенами Белого Дома.

Тут взгляды всех приковались к полуголой размалеванной девице, появившейся на сцене.

– Ты кто?

– Я Родина.

– Родина? А говорят, что ты уродина. А ты красавица.

– Тебе все во мне нравится?

– Все. Ведь ты же Родина моя.

– Давай мне бабки – и я твоя.

– Бабки? Но ты же Родина моя!

– Без бабок я не твоя!

– Какой бред, – с брезгливой улыбкой прошептал брюнет.

…В том же духе действо продолжалось два часа. В нем было все – буйство актеров, их истошные крики, выпрыгивание в зал, черно-белые, все быстрее мелькавшие кадры на экране, резкое, переходящее в визг, музыкальное сопровождение.

– Да это же психоделия какая-то! – вполголоса воскликнул сосед брюнета.

После спектакля оглушенные и ослепленные зрители, пошатываясь, вышли в холл, где уже стоял длинный стол с самоварами и канапе. Во главе стола крутился на правах хозяина давешний главный актер, он же режиссер, он же идеолог и автор всего этого действа – сам Иван Злобин. Он очаровательно улыбался, широким жестом приглашая зрителей к столу.

– Пожалуйста, дорогие мои! Угощайтесь! Пусть это будет моей благодарностью за то, что вы выдержали два часа моей мистерии!

Зрители, сначала смущенно, затем все более уверенно, подходили к столу, наливали и передавали друг другу чашки с чаем, брали канапе.

– Дорогие мои! – вещал Иван. – Я понимаю, что выдержать два часа моей мистерии – это не просто. Потому что это не развлекательный спектакль, не сладкозвучное шоу, это – моя боль за судьбу страны, выплескиваемая с подмостков, это – мои раздумья о том, куда мы идем, и что будет с нами, с нашей родиной. Этот спектакль – для таких же, как я, для людей, близких мне по духу, для избранных! Да, я не побоюсь этого слова – для избранных, ибо сейчас толпа живет только интересами своего мирка, ее волнует только, как бабла заработать побольше да брюхо набить поплотнее. Искусство, духовность, судьбы родины – не для них! Они – свиньи, перед которыми такие, как я, мечут бисер, но они не понимают наши призывы, им это не дано…

Иван Злобин еще долго вещал в том же духе, всплескивая руками и театрально повышая голос в некоторых местах своей речи. Казалось, он и здесь, за столом, играет некую роль. Брюнет с тонкой улыбкой слушал его, не забывая прислушиваться к тому, о чем говорят обменивающиеся впечатлениями зрители.

– Я прямо как в церкви побывал, – шептал мужчина средних лет провинциального вида своей спутнице, – ну прямо храм, а Иван Валерьяныч в нем – как священник! Он священнодействует, он – проповедь говорит, ты послушай! Ну просто пророк нашего времени… – Пророк? – Брюнет поднял брови и удовлетворенно усмехнулся.

– Да, – вторила ему женщина, – ради такого стоило всю ночь в поезде трястись…

– В этой зажравшейся Москве он – наш человек, такой родной…

Брюнет передвинулся к двум дамам интеллигентного вида.

– Я не поняла, о чем спектакль, но я шла сюда, зная, что увижу что-то необычное, что потрясет меня. Этот спектакль – это такое мощное воздействие на психику… – Брюнет вновь удовлетворенно кивнул головой. – Единственное, что я вынесла, это то, что добро – лучше зла… Да-да, именно так – лучше зла! все гениальное просто.

– И это неудивительно, что ты не поняла, о чем спектакль. Я на этом спектакле восьмой раз и до сих пор не понимаю, о чем он. Но каждый раз я открываю для себя что-то новое и важное.

– Когда завыла эта сирена, – эмоционально шептала молоденькая девушка своей подруге, – я испытала и шок, и недоумение, и страх! И потом все, что происходило, и пугало, и притягивало меня…

– Да, – вторила ее подруга, сделав большие глаза, – у меня даже было ощущение, что мы попали в какую-то секту…

– Кадры растерзанных фашистами людей, наших солдат-победителей с их торжественными лицами, и, с другой стороны, пошлые шоу с шутками ниже пояса, с ржущими физиономиями наших современников – это сильно. Сразу подумалось – вот ради этих рож наши деды погибали… А мы, эх, прос…ли все! – это говорил молодой человек, с грозно сжатыми кулаками. Брюнет эти кулаки отметил тоже.

– …А мне кажется, что мистерия не окончилась, мистерия – продолжается! Мистерия – продолжается!

Примерно через полчаса, когда канапе были съедены, самовар опустел, зрители стали неохотно расходиться, а хозяин зрелища, извинившись, удалился, брюнет проследовал в его гримерную в сопровождении контролерши.

– Иван Валерьянович, тут к вам…

– Да-да!

Когда брюнет вошел в гримерную и запер за собой дверь, Иван Злобин вгляделся в посетителя, на миг смешался, но тут же, справившись со своим удивлением, вскочил:

– Владислав Альбертович, я не ошибся?

– Не ошиблись, Иван Валерьянович, здравствуйте, дорогой, рад видеть вас!

– А уж как я-то рад – все-таки одно из первых лиц государства!

Хозяин театра и могущественный посетитель долго трясли друг другу руки:

– Восхищаюсь вашим искусством, Иван Валерьянович, вы у нас – один из главных режиссеров современного театра!

– А вы у нас – главный кукловод в политическом театре, – не лез за словом в карман Иван.

– Вы мне льстите.

– Однако присаживайтесь… Чай? Кофе?

– Вообще-то я уже попробовал вашего чайка из самовара… А вот от кофе не откажусь, поскольку являюсь заядлым кофеманом.

Иван вышел. Через несколько минут он вернулся, неся поднос с двумя чашечками кофе.

– Отличный кофе! Ради одного этого удовольствия уже не напрасно зашел к вам, – рассеянно заметил, прихлебывая ароматный напиток, Владислав.

Иван прощупывал гостя цепким взглядом.

– Я надеюсь, что не напрасно зашли и по другим вопросам. В общем, чему обязан? – Иван отставил пустую чашечку и изобразил внимание.

– По другим вопросам тоже не напрасно зашел. Например, посмотрел вашу знаменитую мистерию. Получил несказанное удовольствие.

– Ох, что ж не предупредили?! А я-то как не заметил?!

– Ничего-ничего, мне хотелось побывать в положении простого зрителя, поэтому я, откровенно говоря, нарочно старался быть незамеченным. И, как и все ваши зрители, остался доволен.

– Спасибо. Мне, как автору, приятно слышать. Особенно трогательно, что почтили нас, так сказать… в нашем скромном обиталище искусства.

– Вы – талантливый и разносторонний человек, Иван Валерьянович. Я интересовался вашей биографией, да, впрочем, она не секрет ни для кого и у всех на слуху… Два высших – в физике и режиссуре, ученая степень физика и профессиональное увлечение театром, преподавание и научная деятельность в университете, осведомленность в политике – я имею в виду то, что вы были одно время депутатом и даже планировали создать свою партию…

– Планировал. Было дело. Да нельзя же объять необъятное.

– Так вот… У меня к вам есть деловое предложение.

– Весь внимание.

– Я знаю, что вы сожалеете о распаде Союза, как, впрочем, и все мы, но что вы, отмечая завоевания социализма, тем не менее с сочувствием относитесь к деятельности нашего президента…

– Народ устал от революций и потрясений, главное сейчас – это стабильность и эволюционное развитие нашего общества. Я – социал-демократ европейского типа.

– Я знаю.

– Я за демократию и свободу… Свободу во всем – в искусстве, творчестве, бизнесе! Это главное! Никаких запретов! Никаких рамок и занавесов – железных там или символических, все равно. Но при этом я – против анархии. Я – за сильную власть, за сильную державу. Поэтому мне близка по духу личность Сталина – державника, при котором наша страна вырвалась в ряд сильнейших мировых держав. Поэтому мне близка личность нашего президента – чувствуется сильная рука, да и Россия при нем оправилась, теперь уже есть, чем гордиться. И на мировом уровне неплохо выглядим.

– Да-да-да, я солидарен с вами. Сталин – это государственный ум, гений в своем роде… И политика нашего президента мне по-человечески импонирует… Итак, мое предложение… Но сначала я хочу, чтобы вы поняли, чем оно вызвано. Вызвано оно моим беспокойством настроениями народа… Я могу быть с вами откровенен?

– Разумеется.

– Возможно, вы не примите мое предложение, но, во всяком случае, я прошу вас сохранить конфиденциальность. Никто не должен знать о нашем разговоре.

– Можете положиться на меня.

– Так вот. На сегодняшний день у нас есть одна по-настоящему сильная оппозиционная партия. В меру критикуя правительство, она, в то же время, сдерживает народное недовольство. Ее лидер прямо говорит, что он оберегает страну от революции, являясь, так сказать, выхлопом пара, потому что, по его словам, лимит на революции у нас исчерпан. И упаси нас Бог от народного бунта, слепого и беспощадного.

– Ну-ну, есть у нас такая партия, – усмехнулся Иван.

– Да. Однако народ – не дурак. В последнее время появилось много критики в адрес оппозиции. Дескать, оппозиция карманная. Оппозиция только имитирует протест, а на самом деле она – левая нога режима. Лидер ее – не бедный, респектабельный человек, которому есть что терять…Ну, и так далее. Одним словом, его авторитет падает… И у людей недовольных возникает естественная мысль найти или создать некую третью силу, которая бы уже по-настоящему угрожала власти. Понимаете? Стала по-настоящему опасна для власти!

– Но у нас же есть еще правые, западники.

– Я вас умоляю! Они непопулярны в народе. Их идея провалилась уже с десяток лет тому назад… Вот поэтому есть опасность появления некой третьей силы, которую ждут недовольные слои населения, чтобы с радостью к этой силе примкнуть. А мы категорически не можем допустить, чтобы усиливались неподконтрольные нам силы. В связи с этим назрела необходимость появления нового оппозиционного лидера и новой, как бы оппозиционной силы.

– У меня другое предложение – разрешить создание новых партий. Пусть даже кучка из ста человек имеет возможность назвать себя партией. Таким образом протестный электорат растащат многочисленные карликовые партии, которые будут все силы направлять не на борьбу с властью, а на борьбу друг с другом, выясняя, кто из них более революционен. Зато тем самым власть покажет себя по-настоящему демократичной.

– Хм… Отличная мысль! Однако это процесс не быстрый. В перспективе – возможно. А прямо сейчас необходимо появление нового лидера.

– И какую роль вы хотите отвести мне?

– Роль этого самого лидера.

– Польщен. Но каким образом?..

– Я все продумал. Схема выстроена. Осталось получить ваше согласие. Тогда я обрисую вам стратегию и то вознаграждение, которое вас ждет.

– Президент, разумеется, в курсе?

– Разумеется.

– В таком случае идти против течения мне не пристало. Огорчать таких людей, как президент… Неразумно. Поэтому в принципе я согласен. И идею о новом лидере считаю очень удачной, ловкой и своевременной. Хотя, конечно, удивлен, что выбор пал именно на мою скромную особу… Но окончательное решение я все-таки выскажу, когда выслушаю ваш план.

– Извольте…

Действие 17

Артем пришел на работу ровно в десять. Девушка на ресепшене окликнула его:

– Добрый день! Вы к кому?

– Добрый день! Я на работу. Я ваш новый директор по маркетингу.

– Очень приятно! Сейчас я вызову Нину Ивановну – она проводит вас.

Через минуту в конце коридора показалась полноватая фигура начальницы по персоналу. Она любезно поздоровалась с Артемом и вызвалась проводить на его рабочее место. По дороге она перечислила документы, которые он должен принести, на что Артем ответил, что у него все с собой.

Его кабинет оказался очень даже уютный – светлый, с кожаной мебелью цвета кофе с молоком, массивным письменным столом, компьютером с большим плазменным экраном. За чуть более скромным столом уже сидел молодой человек, ждал, когда загрузится компьютер.

– Вот, Кирилл, познакомьтесь – ваш непосредственный начальник Артем Вениаминович.

– А! Рад приветствовать! Значит, новый директор по маркетингу?

Артем протянул Кириллу руку, крепко пожал:

– Надеюсь, сработаемся.

Кривая улыбка нового подчиненного не осталась незамеченной. «Видно, сам метил на мое место…». Пока Артем обустраивал рабочий стол, Кирилл разговорился:

– Так вы, значит, из провинции?

– Да.

– Хм… А у вас, извините, есть образование в маркетинге?

– У меня есть бесценный опыт, который оценил ваш руководитель.

– Ну, опыт – тоже неплохо… Хотя и образование не помешало бы. Вот у меня, например, МВА.

– Поздравляю.

– Как вам наш шеф?

– На первый взгляд – профессионал и энтузиаст своего дела.

– Это точно… Хорошо, что вы пришли, а то дело стоит после ухода предыдущего директора по маркетингу. Мои предложения не принимаются. Шеф говорит – когда придет новый директор, пусть тогда он сначала их и оценивает.

– А почему ушел мой предшественник?

– Да как сказать… Ушли его. Человек он старой закалки. Никакого креатива.

– Со мной креатива будет предостаточно… Когда вы сможете представить отчет по работе отдела за… допустим, последние полгода?

– Ну, завтра постараюсь.

– Нет. Сегодня к пятнадцати часам. Прошу отразить в нем концепции позиционирования, если таковые имели место, маркетинговые мероприятия и финансовый отчет, чтобы проследить взаимосвязь.

– Боюсь, что за каких-то три-четыре часа сделать это невозможно.

– А вы тезисно. Детали обсудим позже.

– И потом, я не владею финансовой отчетностью.

– Как же без нее?

– Ну, во-первых, мы никогда не запрашивали у финансового отдела отчетность, а сами не занимались этим, и без того дел полно…

– Вы правы, дел полно. А посему финансовой отчетностью мы заниматься не будем, а будем работать в тесном взаимодействии с финансовым отделом… А во-вторых?

– Во-вторых, я считаю, что это дело бесполезное, не отражающее результатов работы.

– Как это?

– Ну, а как вы оцените имиджевые мероприятия, тот же пиар, где нет мгновенного результата, где отдача может произойти через несколько месяцев?

– Хм… Это вы нашему хозяину расскажите – про отдачу через несколько месяцев. Посмотрим, что он вам на это скажет… Итак, в пятнадцать ноль-ноль вы мне предоставляете отчет.

Кирилл надул губы и приступил к работе.

Примерно через час деловую атмосферу кабинета нарушил его возглас:

– Во дают!

– Что такое?

– Политикой интересуетесь?

– Более менее…

– Да тут меня информация привлекла… Неизвестные провели флэш-моб на Красной площади. Слышали?

– Что-то такое слышал… Этой информации уже несколько дней.

– Грамотно сработано! «Путин, революция уже скоро…» Что-то в этом роде. Вот как работать надо! Это нам, пиарщикам, урок.

Артем улыбнулся. В его глазах мелькнули озорные искорки. Однако вслух сказал:

– Хорошо, что вы человек разносторонний, но я бы посоветовал вам не отвлекаться на изучение новостных лент, а также на зависание в социальных сетях. Займитесь отчетом.

Кирилл вспыхнул, но промолчал. В районе обеда нового начальника по маркетингу пригласил генеральный директор. В кабинете, к удивлению Артема, был полумрак. Впрочем, через минуту он понял, чем это вызвано, – на лице руководителя, несмотря на слой грима, явственно виднелись следы побоев. «А это еще что? Бандитские разборки? Я думал, они остались в лихих 90-х…»

– Здравствуйте, Игорь Геннадьевич!

– Здравствуйте, Артем Вениаминович. Ну, как, осмотрелись?

– Да, вполне. Сегодня Кирилл предоставит мне отчет работы отдела за последние полгода. Проанализируем, подумаем, и в ближайшее время уже вынесем на ваш суд конкретные предложения.

– Да, не затягивайте с конкретными предложениями. От работы отдела маркетинга я жду грамотного и современного позиционирования нашей сети. И, конечно, увеличения прибыли. Не скрою, в последнее время я недоволен. Вот и разберитесь, в чем дело. Как доктор – разберитесь и вылечите!

– Да, конечно. Не волнуйтесь, Игорь Геннадьевич, вылечим.

– Ваш настрой мне нравится. Кирилл поможет вам. Толковый парень, но прожектер.

– Это от молодости.

– Работайте, Артем Вениаминович, я надеюсь на вас.

– Игорь Геннадьевич, я прошу вашего разрешения работать в связке с финансовым отделом, чтобы своевременно реагировать на финансовые колебания.

– Да, конечно! Одновременно с вами я принял на работу талантливого финансиста. Вы его видели – Александр Юрьевич, он мой давний знакомый.

В 15–00 Кирилл отправил Артему по электронной почте отчет. Остаток дня новый маркетолог провел, делая пометки и комментарии.

Ровно в 19–00 Артем выключил рабочий компьютер, накинул пальто и, зажав под мышкой папку с бумагами, пошел к выходу из офиса. Он шел по длинному коридору, высоко держа голову. Сотрудницы бросали на него любопытные взгляды. Подойдя к расположенному у входа ресепшену, он приветливо кивнул офис-менеджеру Ксении:

– До завтра!

– До свидания, Артем Вениаминович, всего доброго!

Первая половина жизни Артема под названием «Будни менеджера» уступила место второй половине – «Тайная жизнь оппозиционера». Артем вышел из офиса вальяжной походкой, но, по мере того, как он отдалялся от места своей работы, движения его становились более стремительными и резкими.

Он нырнул в метро, а спустя десять минут уже выходил на Черной речке. То, что помещение для собраний первичной организации коммунистической партии находилось в трех шагах от его съемной квартиры, порадовало. Сверился с адресом в блокноте – да, вот тот самый дом, массивный, сталинской постройки. Где-то здесь, во дворе, одна из парадных должна быть открыта. Ага, очевидно, вот эта – из которой в темноту двора падает полоска желтого света. Ну просто свет в конце туннеля!

Легко сбежав по ступенькам вниз и очутившись в полумраке подвала, Артем улыбнулся – его привлекала атмосфера заговоров и тайн. Толкнув дверь, за которой слышались голоса, он вошел в низкую комнату, осмотрелся. Первое, что бросилось в глаза, – огромный портрет вождя мирового пролетариата, очевидно, после перестройки перекочевавший сюда из кабинета какого-нибудь партийного босса. «Здравствуйте, Владимир Ильич, давно не виделись!» – поприветствовал его Артем, словно хорошего знакомого. Второе, на что он обратил внимание, – полное собрание сочинений Маркса, Энгельса, Ленина в старинных стеллажах. И это правильно – надо, надо хранить наследие классиков революции, да и молодежь просвещать надо. Бюст Ленина, возвышавшийся около трибуны, покрытой красным сукном, словно бы ободряюще ему улыбнулся. За столом, стоявшим около трибуны, сидели – интеллигентный мужчина лет шестидесяти и худенькая миловидная девушка с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. И это тоже понравилось Артему. «Девушка, чувствуется, деловая. И правильно. Наши женщины – не кокетки!» Конечно, вновь прибывший не мог не заметить, что с потолка капает, что стены облупились, а стулья сильно обшарпаны, но и это не смутило его: «Мы, коммунисты, аскеты… Ничего, не во дворцах революции делаются». Затем его внимание обратилось на присутствующих. На первом ряду стульев сидели старички. Один – с тросточкой. Одетые более чем скромно, но опрятно. И старички тоже понравились Артему. «Вот они – наши ветераны! Старые бойцы…» Поймав выжидательный взгляд присутствующих, Артем звонко представился:

– Товарищи, здравствуйте! Я – Артем Скорохватов, приехал в город трех революций из провинции, чтобы здесь жить и работать… и приближать революцию! Как же я рад, что я снова среди своих!

Он стремительно пожал старичкам руки, кинулся к девушке и тоже с силой пожал ее узкую ручку. Затем долго и обстоятельно тряс руку мужчине лет шестидесяти.

– Вы – наш секретарь?

– Да, товарищ Артем! Значит, это вы… Мы рады приветствовать вас в нашей первичке!

– Я вижу, вы принимали взносы от товарищей. Я тоже готов, за три месяца… Уже три месяца, как с учета у себя снялся. Истосковался по большому делу. Малые-то дела делаю – комментарии пишу, борюсь с режимом, так сказать, в виртуальном пространстве.

Артем с гордостью выложил перед секретарем свой партбилет. Пока тот открывал его на нужной странице, достал крупную купюру. Увидев купюру, секретарь уточнил:

– Вы сколько хотите внести? То есть, какую сдачу вам?

– Вот все и хочу внести. Сдачи не надо.

– Но вам самому деньги нужны. Вы же только приехали…

– Ничего-ничего! Я нашел работу, вот, сегодня первый день вышел, и готов…

Секретарь принял деньги. «Любопытный экземпляр», – подумала Ася, пронаблюдав эту сцену. – «А миловидный-то какой…»

…Игорь ехал на собрание первичной организации номер пять на метро. Он уже и не помнил, когда последний раз спускался в «подземку». Его раздражало, что его толкают, что к нему прикасаются мокрые куртки и пуховики (на улице лил дождь). Однако поехать на машине не решился – вдруг за ним «хвост». Не дай Бог Глазурьев узнает его планы!