Пусть сбудется моя мечта

– Мама, что это?! – вскрикиваю я со слезами, ничего не понимая.

– Олечка, это собака, – мамина наивность иногда моментально выводит меня из себя. – Она хорошая, ласковая, только бездомная…

– Да пусть хоть самая ласковая, здесь-то она откуда?! – не выдерживаю я. – Нам-то она зачем? И так в квартире разгром, в гости девчонок пригласить стыдно, а тут еще эта лохматюга!

– Оля, ну как ты можешь?.. – мама чуть не плачет. – Разве она виновата, что простая дворняга? И, в конце концов, она у нас временно: это передержка.

– Пере… что?.. – со злостью отмахиваюсь я от непрошенной уличной гостьи. – Это что еще за новости – передержка?

– Дочь! Ты же современный человек! – мама наконец-то догадывается оттащить от меня псину. – Это нормально и правильно – помогать тем, кто нуждается.

– Что же нам-то с тобой никто не помогает, а мама? – продолжаю я дуться. – Вот почему даже собаке бездомной надо помогать, а меня – хоть я и человек! – лишний раз никто о делах не спросит! Даже не поинтересуется, выздоравливаю ли или уже умираю!

Мама расстроенно машет рукой, забирает собаку и уходит, плотно закрыв дверь в мою комнату. Я сажусь на кровати, завернувшись в одеяло, подтянув ноги к груди. Утыкаюсь лбом в колени, и слезы опять начинают превращать действительность в мерцающие нечеткие линии и пятна. Шмыгаю носом: ну, почему, почему все так?! Хоть бы какая-то радость за день. Вытираю потекший нос, и из-под одеяла выпадывает телефон. Онемевший в беззвучном режиме экран семафорит светом и подмигивает: новое сообщение. Открываю и…

Александр:

«Привет, Оля! Говорят, ты заболела? Поправляйся!»

Как же иногда мало надо для счастья… Сижу, как дурочка, глядя в по-прежнему мокрое окно, и улыбаюсь сама себе. Значит, он думал обо мне, думал…

Снежные танцы

Моя жизнь превратилась в ад. Мама, что и говорить, молодец такая: собачку бездомную взяла. А вот почему я ее выгуливать должна – не уточнила. И теперь утро для меня – самое настоящее мучение. Эта зверюга с гавканьем и подскуливанием выносится на улицу и таскает меня на поводке по полчаса и больше! Ни выспаться, ни поесть нормально, ни в школу толком собраться не успеваю. Брожу по дальним улицам, даже в сквер стараюсь заходить только с краю: кому в таком заспанном виде покажешься? Да еще с этим рыже-черным чудовищем, у которого шерсть торчит во все стороны.

– Какая хорошенькая! – слышится где-то за спиной женский голос.

– Да, красивая девочка. – отвечает мужчина. – И поступь такая легкая, балетная.

Автоматически оборачиваюсь и вижу пожилую пару, которая неспешно прогуливается по аллее и смотрит на меня. На меня?! Я – красивая, с балетной поступью?! Мужчина с женщиной медленно удаляются вглубь сквера, а я стою обалдевшая и счастливая – даже жар в щеки ударил. С удовольствием выпрямляю спину и… время! Разворачиваюсь и тяну за поводок упирающуюся псину: уже 7-35, через 10 минут надо выходить в школу, а еще ведь надо самой одеться. Ага, еще ведь и лапы этой собаке мыть!.. Ну, мамочка, если я теперь буду постоянно опаздывать, скажи спасибо себе самой. Дети бегут в сторону школы, а я несусь к дому. Стремглав залетаю в квартиру, наспех вытираю собаку мокрым полотенцем, переодеваюсь в первое, что выпадает из шкафа, и вылетаю на улицу. На ходу достаю из кармана нервно вибрирующий телефон.

«Ты где?! Забыла, что собрание перед уроками?» – возмущается Ленка и шлет мне сообщения каждую минуту. Я-то не забыла, да как объяснить это необразованной псине!

Врываюсь в класс, на ходу расстегиваю сумку.

– Оля, да что же это ты, – мягко журит меня наша классная, Сима Петровна, прозванная за преподавание математики и склонность все преувеличивать Максимой. – У нас такая важная тема: участие в математической олимпиаде, а ты пришла, когда уже все обсудили. Но, может быть, ты хотя бы в этом году захочешь принять участие?

От неожиданности я остановилась, не дойдя до своей парты. Я – олимпиаду по алгебре?! А смысл, если и так всем ясно, что последнее место – мое персональное. Априори, как говорит моя мама.

– Воронцова – математик года! – заржал как спятивший конь Свиридов, подтверждая вслух и без того известную истину.

– Павел, не будь таким пессимистом, – покачала головой Максима и, поправив очки, повернулась к доске. – Я уверена, если бы Оля захотела, она вполне бы могла одолеть и алгебру, и геометрию. Хотя бы на уровне школьной программы… Ну что же, раз вопрос с олимпиадой перестал быть актуальным, вернемся к не менее интересной теме сегодняшнего урока и обратимся к квадратному корню из степени…

До самого звонка я пребывала в полусонном состоянии: сложно оставаться бодрой и адекватной, когда разбирают такую скуку. Зато Полыгалова успела нашептать мне, что перед майскими праздниками в школе устроят грандиозный праздник. Оказывается, в этом году у нашей школы юбилей, так как Григорий Иванович, работавший в давние-давние времена учителем в нашей школе, лично заложил первый кирпич в основание фундамента первого мая. И на тридцатое апреля уже назначен юбилей.

Григорий Иванович Уткин – это легендарная личность нашей школы. Он никогда не был директором и даже завучем. Но его знают все в нашей школе: портрет его висит в холле и встречает приветливой улыбкой и заядлых двоечников, и категорических отличников. Какой бы ни была погода за окнами – слякоть ли, пасмурное ли утро или солнечный полдень, но улыбка этого пожилого мужчины – худощавого, одетого в потертый коричневый пиджак – с таким теплом и одобрением поддерживает каждого, кто зашел в школу, что настроение обязательно – хотя бы на чуть-чуть! – становится лучше.

Вообще мы – все, кто учится в школе, даже в одиннадцатом классе, никогда не видели Уткина в жизни. Он был учителем задолго до того, как мы родились. И умер еще до нашего рождения. Но его история рассказывается учителями каждому первому классу. Когда-то, еще после революции одна тысяча семнадцатого года, когда Григорий Иванович был еще Гришей, а кругом в стране были неграмотные люди (как странно сейчас это представить!), он решил стать учителем. Правда, Гриша и сам тогда был неграмотным мальчиком, поэтому он сначала учил урок, а потом преподавал его другим. Так он проводил «ликбез» (ликвидацию безграмотности), а затем сам выучился на педагога и тысячи людей научил читать, писать и даже подготовил к техникумам и институтам.

Наша директриса – Людмила Ивановна – когда-то была его ученицей. И говорит, что Григорий Иванович мог провести любой урок в любом классе – от первого до девятого. И ему никогда не надо было готовиться заранее: он знал всю программу наизусть. А на уроках учил не только знаниям, но и доброте. Каждый раз, когда Людмила Ивановна вспоминает про старенького учителя Уткина, она начинает улыбаться сама. И может простить невыученное домашнее задание. И даже отвлечься от темы урока и рассказать что-нибудь забавное из истории нашей школы и своего детства. Поэтому мы все не только знаем, но и любим Григория Ивановича, хотя никогда не общались с ним лично. Но скажу вам честно, когда я захожу в школу и не забываю поздороваться с ним и попросить мне помочь сегодня, на уроках часто бывает легче. И даже на контрольных. Хотите верьте, хотите нет!

И вот теперь, по случаю круглой даты, юбилей планируется сделать грандиозным. От спонсоров школы уже выделили деньги на праздничный стол, а от каждого класса нужно представить по номеру. Что будет делать наш класс, пока еще совсем неясно. Перед уроками, как раз до обсуждения участия в олимпиаде по математике, это рассказала Максима. И просила всех подумать и предложить свои варианты.

Когда прозвенел звонок на перемену, и наше школьное стадо рвануло в коридор, я продолжала сидеть как оглушенная. Номер от класса! Как бы я хотела, чтобы это был танец! Я бы могла поставить его сама. Вот только, кто будет танцевать?.. У нас девчонки – как на подбор – спортсменки или зубрилки. Двигаются, как дубовые ветки, закостеневшие раньше, чем выросли. Впрочем, это же тоже можно использовать как стилистический элемент и поставить, например, в стиле popping… А что, очень может быть, что получится неплохо! Так, кого из девчонок можно уговорить… Ладно, это потом, а сейчас надо идти – уже мелкашня заваливается в кабинет, того гляди, начнется следующий урок, а химия у нас на другом этаже.

Втыкаю наушники, включаю музыку и начинаю выбирать подходящую для танца. Школа преображается, движения идущих, бегущих и даже стоящих обретают смысл. Дохожу до кабинета, все уже сидят на местах. Как жалко, что надо отрываться от любимого занятия на скучные, никому не нужные уроки!.. По крайней мере, мне ни химия, ни физика никак не пригодятся в жизни. Разве что география – когда я стану выступать с гастролями и ездить по миру. Это будет, я точно знаю, будет!..

Полыгалова дергает меня за рукав:

– Олька! Ты опять в своем мире зависла! Химичка уже новую тему диктует, очнись.

– Лен, я придумала, – шепчу в ответ. – Это будет круто!

– Что будет?.. Разве что двойка за контрольную, – удрученно вздыхает Ленка, ненавидящая всякие точные науки.

– Номер наш будет, от класса, – подмигиваю ей. – Я придумала танец – ни у кого такого не будет, мы поставим popping.

– Куда поставим? – не понимает Полыгалова, закисшая в мире книжных вальсов девятнадцатого века. – Это танец, что ли? Я же не смогу.

– Сможешь, сможешь, я поставлю так, что все получится. И нам надо еще хотя бы двоих человек

Остаток дня мы с Ленкой выбирали, с кем лучше поставить танец, и обсуждали костюмы. Увлеклись так, что Наталья Васильевна на русском Ленке чуть пару не вкатила за болтовню и невнимательность. Это, конечно, неправильно. Но зато Полыгалова хоть на пару часов перестала быть зубрилой!

А после русского смотрю – ко мне плывут наши Рыбки – это мы так Настю Карпову и Машу Окуневу называем за то, что они обе с «рыбьими» фамилиями и при этом так дружат, что ни речной, ни океанской водой не разольешь.

– Оля, мы случайно услышали, – покраснела с первого слова Машка, – в столовой за вами стояли, а вы про танец говорили. Возьмешь нас, а?.. Так хочется танцевать! Мы будем очень стараться.

– Хм… Вот как, подслушивали, значит… – строго прищуриваю глаза. – А вы понимаете, что придется очень много репетировать? Тут ведь без отработки движений никак.

– Оля, да мы хоть всё свободное время готовы! – машет руками Карпова. – И дома у меня можно хоть парад устраивать.

Это точно – Настасья живет в частном доме, родители постоянно в отъезде, а бабушка с дедушкой только рады, когда к внучке гости приходят. Так что можно обустроиться и очень серезно заниматься: этаж-то первый, хоть заскочись!

– Ладно, сегодня с хореографией разберусь, а завтра встретимся и все обсудим уже у тебя дома, – чуть помедлив, соглашаюсь я. – Только сразу предупреждаю: гонять буду всех по-взрослому!

– Да-да, конечно, – радостно согласились Рыбки и, счастливо помахивая хвостиками, уплыли куда-то дальше по школьному течению.

– Но только, чур, я первая у тебя! – ревниво прищурилась Полыгалова.

– Лена, ты о чем, ну, конечно, мы же подруги, – заверила я внезапно влюбившуюся в танцы отличницу.

Ленка с довольным видом ушагала вслед за Рыбками. Похоже, пошла делиться новостью: секреты в Полыгаловой держатся не дольше двух минут. Потом наступает прорыв, когда все узнают про всех.

Черт, кажется, я становлюсь популярной! Эта мысль осенила меня так внезапно, что я запнулась и чуть не свалила с ног Симу Петровну, нагруженную выше головы какими-то плакатами и учебниками. Максима начала судорожно подхватывать полетевшие во все стороны рулоны, с бумажным звоном заскакавшие по бетонному полу. Я механически, даже не осознавая, что делаю, помогла литераторше собрать печатные знания и молча, не извинившись, растворилась в ученической гуще, покидающей после уроков школу.

Неужели я смогу себя наконец-то проявить и перестану быть туповатой Воронцовой, которая никто и ничто? Неужели я смогу поставить танец САМА, как я это вижу? Мысли захлестывали меня вместе с весенним ветром, закручивая и сбивая с дороги, но это была такая ерунда по сравнению с радостью от предстоящих событий. Обдумывая танец, я добрела до дому и повела на дневную прогулку Мурку – кажется, я забыла сказать, что благодаря «добренькой» тете Тамаре бродяжка-дворняга обрела глупое кошачье имя только потому, что собака, когда ее чешут, трется об тебя и урчит так, что почти мурлычет. Лучше бы тетя Тамара денег дала на корм!

Мурка шлепала по лужам, залезала во все закутки сквера, зарывалась носом в остатки потемневшего от старости снега и, довольно улыбаясь, косилась на меня большими черными глазами.

– Гуляй-гуляй! – благосклонно кивнула я псине и стала кидать в нее серыми, как мыши, снежками. Мурка обрадовалась и начала ловить мерзлых «мышек», с аппетитом надкусывая их хрустящую корочку.

Я опять достала наушники и включила музыку, обдумывая и пробуя «на ощупь» будущий номер. Так мы и танцевали: собака в лужах и островках снега и я – в разработке хореографии. А весеннее, еще не до конца проснувшееся после зимы небо, посмотрело на нас и вдруг присоединилось хороводом юрких снежинок. Белые крохотные плясуньи кружились вокруг нас, косовато-застывших деревьев, запорошенных кустов, обледеневших скамеек и вечно надменных фонарей, заглядывая им в пожелтевшие от ночной работы лица.

Физика и лирика

– Настя, ну как ты руки ставишь! – к концу второго часа мои педагогические нервы совсем сдают. – Я же объясняла тебе: фиксируй, фиксируй движение.

– Оля, я стараюсь, делаю, как могу! – Настька злится и чуть не плачет.

А я тоже злюсь не меньше. Устала как старый черт сегодня, а еще уроки делать. Последнее время я просто на разрыв. Школа, танцы, собака, в свободное время – репетиции с девчонками. Любимое занятие – да, и это отлично. Но если бы еще не учиться в школе! Все эти самостоятельные, рефераты, контрольные, коллоквиумы только отвлекают от жизни. И мешают двигаться в нужную тебе сторону.

– Ладно, не обижайся, – снова включаю запись. – Давайте последний раз, и по домам.

Встаю в первую линию, рядом с Ленкой, «рыбки» позади, по сторонам от нас: выстраиваем форму трапеции. Это моя особая задумка: танец с орнаментальным рисунком – эффект именно от расстановки и перемещения людей на сцене. За счет этого мы снизим нагрузку на чистоту движений и выиграем именно благодаря коллективному танцу.

Раз, два, три, начали! Контролирую девчонок через зеркало: хорошо, что у Насти такой огромный шкаф-купе с зеркальными дверками. Получается, почти как в балетном классе.

– Маша, не филонь! Лена, в полную силу! – покрикиваю я, стараясь их направлять.

Девчонки устали. У меня у самой пот течет со лба так, что челка налипла до самых глаз. Но хореограф всегда должен работать больше танцоров. Тем более, если сам еще и танцует.

Все, «конец балета!», пора и по домам. Вялые, сонные, машем друг другу на прощание и расходимся. По счастью, мама вывела Мурку, поэтому делаю уроки в состоянии непонимания (сколько раз уже такое было!), падаю под почти невесомое одеяло и мягко улетаю от неповоротливых людей куда-то во вселенную безмятежных танцев и музыки…

…

Будильник – вот самое подлое существо на свете! Где бы он ни поселился – в часах, телефоне, телевизоре – всегда отвратителен в своих мечтах испортить утро человеку. Наш живет в старых советских ходиках, потому что так противно дребезжать сейчас не умеет ни один механизм. Я валю будильник рукой на кровать и душу его подушкой. Но Мурка уже услышала сигнал и принимает эстафету у настойчиво позвякивающих часов. Мурка умнее – она же собака. Она не лает, нет. Она подкрадывается ко мне и начинает лизать – руки, ноги, лицо. Я прячусь от нее, закутываюсь в одеяло. Тогда она хватает одеяло зубами и начинает его потихоньку стягивать. Так хочется дать ей за это тапкой по попе! Вскакиваю и… все, я уже стою. Приходится идти умываться, чистить зубы и тащиться на улицу.

Что там у нас сегодня за окном?.. О-о-о-о, судя по океанам на асфальте, всю ночь шел дождь. Самое то промочить с утра ноги и вообще привести перед школой свою внешность в полную негодность. Лениво гуляю до сквера: выспавшаяся, в отличие от меня, собака весьма довольна жизнью и мокрой прогулкой. Пытаюсь подремать стоя, но в мою руку тут же подсовывается палочка: «кидай, кидай!».

– Мурка, отстань, а?.. – зеваю, закрывая рот рукой, из которой торчит старая ободранная ветка. – Совести у тебя нет, каждый день меня будишь.

Довольная беседой псина («Ура, со мной разговаривают!») скачет как толстоногий слон и, конечно же, пачкает мне джинсы и куртку.

– Муркаааа! – чуть не реву я. – Ну, еще мне одежду теперь стирать не хватало…

Картинка, конечно, прямо для гламурных журналов: старая шапка набекрень, светло-голубая куртка с хаотичной мозаикой собачьих следов и старые джинсы, на которых эти самые «дизайнерские» следы продолжаются. Да ладно, думаю я, сейчас до дому дойду, и закину в стиральную машину.

– Оля, – раздалось за спиной, и я застыла, пытаясь понять, чей это голос. – Привет, Оля. Это твоя собака?

Оборачиваюсь и щеки становятся пунцовыми: Рябинин. Откуда он взялся здесь, он же живет в другой стороне района! Пытаюсь найти слова, чтобы держаться уверенно, а Саша уже треплет Мурку, которая не против и на нем оставить пару-тройку декоративных узоров в виде собачьих лап.

– Привет, – говорю по возможности небрежно, судорожно пытаясь представить себя со стороны. – Да, гуляю, но это не моя собака…

– Чья же? – удивленно поднимает на меня глаза Саша. – Первый раз вижу, чтобы в полвосьмого утра кто-то расхаживал с чужой собакой.

Рябинин смеется, а я готова зареветь. Надо же было мне сегодня надеть эту шапку!.. И куртку светлую, на которой любая грязь видна.

– Да так, просто собака, – пожимаю плечами и стараюсь сделать вид, что мне это все равно. – Бездомная. Мама решила взять ее временно на передержку, до пристройства. Ну, пока на нее желающие не найдутся. А потом мы сразу ее отдадим.

– А зря, – неожиданно для меня восклицает Саша. – Смотри, какая она умная!

И собака действительно вдруг начинает садиться и вставать по движению руки Рябинина. Молчу, потому что не знаю, что сказать. Саша забирает у меня поводок, и начинает ходить с собакой по аллее: туда и обратно, туда и обратно. Сначала Мурка тянет, как обычно, а потом начинает идти спокойно, рядом. Надо же! Оказывается эта четырехлапая умеет ходить как дисциплинированная овчарка. И, кстати, со стороны смотрится очень даже симпатичной. Или это потому что рядом с Сашей?..

– Оля, ты в школу не опоздаешь? – говорит Рябинин, возвращаясь ко мне. – Уже семь-сорок.

– Ой! – хватаю поводок и бегу домой.

– Пока! – кричит вслед Саша. Но мы с Муркой уже совсем далеко.

…

На химии я вдруг заметила, что Рябинин смотрит на меня. Вроде, ничего такого, но сердце почему-то сразу забилось, а мир вокруг стал расплывчатым и нечетким. Опускаю глаза, пока румянец не захватил лицо целиком, записываю новую тему. Химичка диктует быстро, на доске почти не пишет. Пытаюсь понять формулу и решить задачу, но в голове все сбивается.

– Воронцова скажет нам ответ? – словно специально химичке приспичило спрашивать именно меня. – Воронцова, встань.

Встаю, отрицательно мотаю головой, падаю обратно на стул.

– Ты что, вообще уже, что ли?! – возмущенно шипит Полыгалова. – Тут же легкотня!

Химичка вызывает к доске Свиридова и тот с привычной ему самоуверенностью стучит мелом по доске.

Тихо вибрирует телефон, тайком достаю его и открываю сообщение.

Александр:

«Пойдем гулять с собакой после школы?»

Изумленно смотрю на Рябинина: может быть, он шутит?! Саша улыбается и кивает мне головой.

«Хорошо. В три часа, в сквере», – пишу в ответ и, почти не дыша, нажимаю «отправить».

– Ты чего там? – пытается засунуть нос в мой телефон любопытная Ленка. – Машка пишет? Или Настя?

– Нет, это не они, – скорее выключаю экран.

– А кто? – изумляется Полыгалова и настойчиво ждет, что я скажу.

– Да это… Это тетя моя спрашивает про выходные, приду в гости или нет, – мямлю первую пришедшую в голову глупость.

– Ты же говорила, что вы давно поссорились? – упрямо не желает остановить допрос Полыгалова.

– Вот она и хочет помириться, – отмахиваюсь раздраженно.

Ленка недоверчиво хмыкает, щурит глаза. Ну и чутье у нее! С такими способностями ей надо прямо в полицию идти работать. На мою радость звонок пробивает полную подозрений тишину, и я спасаюсь малодушным бегством.

Осталось два урока: физика и геометрия. Два урока, и можно бежать домой за Муркой!

– Деточки, достаньте тетрадочки, – шепелявит старый физик Гордей Николаевич, которому, наверное, уже за сто лет. – Сегодня мы с вами составим очень интересные таблицы по параллельному и последовательному соединению проводников. Мне кажется, вы плохо усвоили эти темы, сейчас мы их разберем и полюбим.

Открываю тетрадь и украдкой кошусь на Сашу. Он ловит мой взгляд и улыбается.

– Кто расскажет схему последовательного соединения? – физик обводит взглядом молчащий класс. – Да, деточки, физика – это вам не лирика.

Что тут сказать: не поспоришь…

Печенье для Зиба

А у вас такое бывает?! На кровати валяется уже почти весь гардероб: три любимые кофты, белые джинсы, синяя юбка, синее платье, красная юбка, серые брюки – а что надеть – не решила! В отчаянии смотрю на часы: без пятнадцати три. Уже надо не выходить, а бежать, сломя голову! Всё, терпение кончилось, время тоже. Решительно беру мамино черное пальто – изысканное, длинное, самое то! Главное, не запачкать. Впрочем, кажется, за день на улице подсохло…

Как мы ни торопились, Рябинин уже нас ждал. Поэтому романтичной встречи: «Ах, а мы тебя не заметили!» не получилось. Мурка издалека узнала Сашу, запрыгала от радости и потащила меня к нему совсем неромантично и неизящно.

– Привет! – сказал Рябинин то ли мне, то ли собаке.

– Она же сейчас тебя лапами тебя перепачкает, – немного злюсь, что с псиной Саша общается больше, чем со мной.

– Так это «собачья» одежда, – беспечно улыбается Рябинин. – Я ее всегда на прогулки надевал, когда с Джессикой шел.

– Это… кто? Собака твоя? – я почему-то даже представить не могла, что у Саши может быть четвероногий питомец.

– Это была наша старая-старая колли, – в голосе Рябинина появилась печаль. – Рыжая, как лесной костер! Крупная, выше стандарта. Но лаяла так пискляво и громко, что нас узнавали издалека… Ее теперь нет, а прогулочная одежда осталась.

– Она что… умерла?.. – мне вдруг стало так грустно, что я чуть не заревела.

– Умерла, – отвернулся Рябинин и стал гладить Мурку, счастливо заглядывающую ему в глаза.

– Пойдем! Что тут стоять, – потянул Саша Мурку за поводок, и мы все вместе пошлепали по изрезанному лужами скверу. Саша дрессировал Мурку и грозился научить ее мурлыкать, если она не будет правильно ходить рядом, как служебная собака. Мурка делала такую умильную морду и такие искренне-наивные глаза, что я хохотала и совсем забыла о страхах и комплексах. Мы дурили, кидали палку, потом вспомнили Мурку из «Простоквашино» и мычали собаке как корове. Уже два круга прошли по скверу, а гулять хотелось еще больше!..

Саша кинул палку и чуть не угодил в старичка, неожиданно оказавшегося за елями, посаженными с краю сквера.

– Извините! – Крикнул Рябинин и побежал за палкой.

Он обогнул старичка, поднял измочаленную собакой палку и… остановился. Мурка, обрадовавшись удаче, подскочила к Саше и выхватила палку, но он даже не обратил внимания. Догоняю их и… это же наш физик!

– Здравствуйте! – автоматически сказала я.

А физик посмотрел на меня каким-то удивительно отрешенным взглядом и пошел по кругу, огибая полянку вокруг елей. Дошел до нас вновь, потоптался на месте и растерянно пошел по кругу в обратную сторону.

Мы с Сашей переглянулись: с физиком явно было что-то не то.

– Гордей Николаевич! – окликнул его Рябинин. – Вам чем-то помочь?

Учитель посмотрел на нас внимательным и в то же время непонимающим взглядом. На минуту мне показалось, что я елка, которая вдруг вообразила себя девочкой и вздумала разговаривать.

– Деточки, – мягко прошамкал физик. – Деточки, вы не знаете, где выход из этого леса?

Мы обомлели. Сквер, конечно, немаленький. Но принять его за лес?! Я уже хотела напомнить физику, что это всего лишь небольшой участок в городе, но Саша опередил меня.

– Конечно, мы знаем. И выведем вас на дорогу, – буднично сказал Саша.

Я открыла рот, чтобы спросить, куда это Рябинин собрался направиться, но Саша жестом остановил меня.

– Пойдемте, пойдемте, здесь недалеко, – успокаивающе заверил он учителя. – А вы живете где-то рядом?

Рябинин взял под руку физика и пошел с ним так привычно и уверенно, словно мы, и правда, были в лесу, откуда Саша уже не первый раз выводил людей.